Джей принимал его в любом виде, любом месте и в любое время. Сонхун рвал его одежду, а потом эти же тряпки выкидывал из окна с истошными воплями ненависти. Тогда казалось - они были слишком разными, теперь же любому идиоту из них двоих ясно - это был эгоизм и застывшая в коже неопределённость.

– Тебе так нравится видеть во мне монстра? – безнадежно усмехается Пак, направляя нежный взгляд к чужому напряжённому лицу, и вновь обхватывает голень руками, осторожно водя по ней пальцами, – Но на самом деле, я так боюсь сделать тебе больно. Боюсь разбить тебе сердце. – Но ты уже разбил его. – Значит, я должен отдать своё. – Молчи. – рычит Чонвон, грубо пиная Джея в плечо, от чего тот заваливается на пол, к которому Ян злостно придавливает его подошвой, лёгшей на грудь.

Хисын губами считает родинки на Сонхуновском теле и находит в каждом его миллиметре замену гнилой реальности. Пак - его сверхценная идея.

Рядом с Джеем, Чонвон готов и глупо ворошится в сугробах, и делить одну сигарету на двоих, и кричать из окна гонящего на всей скорости автомобиля каждому прохожему, и крыть всех им непригодных трёхэтажным матом, и толкать машину по безлюдной, мертвой от застоявшейся тишины улице. Ведь их притяжение - космическое, что даже тусклые звёзды в мутном небе ещё миллиарды лет назад сыпятся от зависти.

– Хуесосишь меня, целуешь, потом опять отталкиваешь, а теперь кладешь свои охуенные ноги на меня. – слишком честно отвечает Хисын, чувствуя, как постепенно плавится, растворяясь в бездне собственных чувств и чужих глаз. – Ты делаешь тоже самое. - нервно, прикрываясь равнодушием посмеивается Пак. – Но я в любой момент могу прекратить весь этот цирк и сказать, что ты мне нравишься. – взгляд Хисына вдруг становится твердым, давит на тело и заставляет его пылать, едва ли не источая пар. – А ты?