***
Мир напоминал натянутое до предела полотно. Исилар кожей ощущал отдаленный звон лопающихся нитей и ждал, ждал пока эхо дотянется до него, сомнет и исказит реальность вокруг. Мир скоро изменится. Впрочем, об этом знал не только он. Перед глазами медленно вращалась доска для ло’дас, она тоже казалась перетянутой невидимыми нитями, осыпалась то с одного, то с другого края и медленно перестраивалась, повинуясь едва заметному движению пальцев. Следить за чужой игрой занятие малоинтересное, но других все равно не было. Он слишком давно оставался лишь наблюдателем. Исилар помнил завораживающе медленное движение фигур, клетки, сбрасывающие свой цвет, как надоевшие маски, ощущение смутного торжества и предвкушение следующего витка. Три хода преимущества, которые слишком затянулись. Пришло ли время для поворота доски? — Начинается, — лица Фейрадхаан Исилар не видел, но его болезненное, хищно-нетерпеливое выражение будто отпечаталось в голове, пробуждая к жизни воспоминания, которые он сам предпочел бы считать иллюзией и ничем иным. Пространство над доской подернулось легкой дымкой, которая тут же превратилась в карту столицы — густое переплетение разноцветных линий, отражающее малейшие изменения пространства, пульсацию энергий и движение пустот. Город напоминал разворошенный улей. Один из сегментов тревожно подрагивал, передавая неровную, искаженную пульсацию: всего пару тактов назад там прогремел взрыв, и сейчас Исилар следил за быстрым перемещением огоньков к его эпицентру — со’баст покинули дворец. Очевидная ловушка для отвлечения внимания. Карта сжалась, отражая только окрестности дворца, но теперь на ней заметны были и самые незначительные всполохи энергии. Существовала ли она уже тогда? Оплетала ли столицу иллюзорная паутина, когда он сам прокладывал тропы сквозь пространство? Исилар снова посмотрел на доску, где золотистая фигурка Крадущей неустойчиво замерла между двумя серебряными клетками. Она знала. И снова выжидала, будто проверяла пределы натяжения цепей. Точно так же, как два круга назад. — У стен Чи видели ледяных призраков, — тонкая фигурка воина скользит между пальцев. По мечу медленно стекает капелька крови — игрушки или нет, но оружие в маленьких руках заточено как следует. Исилар не отвечает, только следит за тем, как рубиновая капля срывается вниз, растекается по серебристой клетке, проникает в незаметные щели сегментов доски. — Не хочешь… прогуляться? — фигурка исчезает в кулаке, и он почти слышит хруст крошащейся кости. Он не смог отказаться тогда. До самого последнего мига подозревал и ждал подвох, но опасность на этот раз притаилась не в иллюзиях: реальность оказалась намного коварнее. Во время Северной войны гарнизон Чи выдержал тяжелейшую осаду: на него обрушилась вся мощь Глассиар-арон. До сих пор крепость окружали провалы и каверны, которые ее обитатели превратили в еще одну линию обороны. Возвращаться в Чи... было странно. На какой-то такт Исилару показалось, что все эти годы – лишь сон и иллюзия, замкнутая петля времени Элехе, которая сжалась до предела и теперь возвращала его назад. Туда, откуда король Севера Исилар отправился в свой последний рейд, оставив осаду на Ледяную Фею Глассиар. Исилар перевел взгляд на карту, где у самой границы, очертанной алой пунктирной линией, возникла серебристая точка. А теперь, спустя почти двести кругов, внук Ледяной Феи пытался взять штурмом дворец. — Вы не разрушили тропу, — оставили яркий кусок нитки торчать из клубка и дразнить всех, кто пройдет мимо. — Лучшие дыры в защите — те, о которых знаешь. Не дают повода наделать новых, — Фейрадхаан потянулась вперед и поменяла местами два сегмента карты, активируя одну из заготовленных ловушек. — Мир — не доска в ло’дас, — серебряная точка будто померкла, практически пропала, но потом снова возникла уже в другом месте. — О да, фигурки намного предсказуемей. Скучнее. — И они не могут добраться до игрока. Без Исилара небольшой отряд, высланный из Чи, не добрался бы и до П”ета. Снега и остатков старых заклинаний было достаточно, чтобы стереть в пыль тех смертников, что кар’ан¹ Чи рискнул отпустить с ним через границу. Они кутались в широкие плащи и, казалось, позабыли даже о гордости, не говоря уже о контроле. Родной холод вместе с кровью бежал по жилам, вымораживал до стекла, возвращал полузабытое ощущение хрупкости. Тающего мира под ногами. Север всегда оставался снегом и ветром, зыбким нереальным пространством, которое можно развернуть как пожелается. Достаточно лишь поймать ветер, который теперь гнал поземку с далеких гор, закручивал снежную круговерть, стелился бесконечными тропами под ноги. Пространство играло, шло рябью и менялось каждое мгновение. Скрывало перемены за белой пеленой. Текло сквозь Исилара длинной вибрирующей песней, сливая воедино переплетения дорог, искрящиеся льдом каверны и фигурные снежинки. Дороги пели, и с каждым тактом их зов звучал отчетливее. Тогда он не собирался возвращаться. Серебристая точка кружила по переплетениям коридоров, иллюзии уводили ее в стороны, но она не унималась — раз за разом возвращалась на правильный путь, будто ведомая каким-то инстинктом. Близко. Словно эхо из сна, что Исилар видел давным-давно. Оно тянулось к нему острыми ледяными сколами, царапало звучанием подледных рек. — Кто показал начало тропы? — это казалось важным, неизмеримо важнее всего остального, будто последний ключик в начавшей складываться на глазах головоломке. Он клялся, что не коснется доски. А теперь вдруг застыл на самом краю клетки. — Шангард, — Фейрадхаан ответила не сразу. Бесконечно долгую паузу она будто прислушивалась к чему-то, смаковала мгновение. Исилар чувствовал едва заметное, дразнящее скольжение ее силы. Призрачные цепи и призрачные крылья, паутина, неотвратимо стягивающаяся на горле. — Со’баст сейчас гоняют их кровь по городу. Шангард умели расставлять ловушки и мастерски их обходить, умели прятать и искать. Но Шангард не стали бы действовать в одиночку. Тропы вились вокруг, складываясь в единственно возможный узор, а клетки тревожно мерцали на доске, пока серебристая фигурка всадника летела вперед так, будто преград для нее не существовало. Так… знакомо. Север пел, отзывался разными голосами, жадно вгрызался в кожу, будто негодуя за годы одиночества, тащил за собой, набрасываясь сворой голодных химер… Исилар пропустил тот момент, когда вместо того, чтобы принимать и пропускать силу, оказался вынужден с ней сражаться. Три Источника рвали его на части, выплескивали накопленную мощь, ворочались в своем сне, будто древние драконы, пронзенные отравленными сонными копьями — чувствующие боль, но не способные отыскать ее источник. Ближе всех к П”ету располагался Призрачный Источник Рагальд, и его сон казался наименее крепким из всех. Когда-то давно Рагальд ловили в пространственные ловушки кусочки сущностей из других реальностей, одевали ледяной плотью и отправляли к своим врагам. Теперешние химеры Империи казались лишь жалким подобием ледяных призраков Рагальд. Абсолютное послушание и неутолимый голод. И ничего опаснее оставшейся без сворки стаи. Под тремя лунами больше не было ни одного Рагальд, чтобы подчинить призраков. Но Призрачный Источник все еще бился за спиной Исилара. Песнь звучала, сплетались дороги, и каждая — будто орошенная кровью и нитями жил. Стеклянные осколки еще висели в воздухе. Пространство сжалось, вытянулось, мгновенно разряжаясь до звенящей пустоты. Четыре шага до цели. Призрачные тропы расцветали под ногами Исилара, летели вперед, обращая мир сияющей нереальностью, наполняя раскаленный воздух столицей звенящей песней зимнего ветра. Пространство исказилось, привычно подсовывая в руку витую рукоять старого клинка. Три шага до цели. Сталь лунным лучом описала полукруг. Из Фейрадхаан так и не получилось истинной гайтари. — Почему ты вернулся? Голодное любопытство вьется вокруг паучьей сетью, оплетает дымкой высокий столик с доской для ло’дас и кресло. — Ты знала. Низкие потолки давят после бесконечного неба над головой, а двадцать шагов до барьера — ничто по сравнению с беспредельностью пустоши. — Пахнешь снегом. Сила отступает, клубком сворачивается вокруг кресла и доски, оставляя горьковатый привкус понимания — тогда еще нет. Истина вернулась вместе с ним. С осознанием того, что в одиночку Север не усмирить. Не сейчас, когда сила пространств рвется сквозь малейшие щели, грозя утянуть за собой половину мира. Двадцать шагов до барьера. Стоили ли они этой истины? — Три хода — это не так уж много. Сила растворяется летящей дымкой, возникает и пронизывает собой все вокруг, а золотые цепи переплетаются с серебряными так, что уже неясно, какая фигура ведет в бесконечном счете. Для Ларсена и самого Исилара мир казался застывшим. Око бури. Затишье, за которым яростная снежная круговерть. Замкнутая тропа и остановившийся мир. Высшая сила Альяд. Клинок замкнул полукруг, легко отсекая державшую меч руку, рассек плотную кожаную маску и замер у горла, ювелирно распоров кожу. — И кто же сейчас отдает приказы Глассиар? Исилар чувствовал: пространство вокруг дрожало, чужая сила билась, будто сердце в ладонях, но здесь и сейчас нет ни одной прорехи, в которую можно ускользнуть. Он медленно шагнул ближе, понимая, что вряд ли дождется неожиданного удара. Не здесь и не сегодня, когда чужая сила так льнет к ладоням, рассыпается вокруг искрящимися льдинками и ломкими сосновыми иглами. — Никто, о’хаэ, — голос Ларсена звучал ровно, но спрятать собственную силу он сейчас не смог. Или не захотел, позволяя виться вокруг, цепляться поземкой за полы плаща. Серебристый клинок скользнул вдоль горла, надавил на плечо, заставляя склониться ниже, а ладонь на рукояти также расслабленно неподвижна, лишь сильнее и сильнее вращалось пространство вокруг, яростней выла пурга, а мягкий снег обзавелся острой режущей кромкой. — Правда? Тогда кто проложил тебе дорогу сюда? Скрыл и направил? Тени Шангард? — метель танцевала вокруг, очерчивала символы и силуэты, расступалась сотней дорог, намечая едва видимые тропки: прошлое, будущее, настоящее, все сплеталось бесконечной вязью дорог. Нити. Обрыв. — Тебе никогда не взять сердце Глассиар, — Исилар говорил тихо, — оно не пойдет за тем, кто танцует под мелодию юга. И тому, кто не чувствует бездну под ногами, тоже служить не будет. Ледяная Фея уже растворилась бы поземкой из пальцев, а она никогда не считалась сильной манш’рин. — Хотя у тебя не будет и шанса попробовать. Видишь ли, югу совсем не нужны северные даэ. Им слишком тесно в песках. Пока он жив — северные Источники не покорятся никому. Но взять у Фейрадхаан то, что она не собиралась отдавать — практически невозможно, в этом Исилар убедился на собственном опыте, поэтому никто и не пытался добраться до него во дворце. Но рука Тени с некоторых пор не слишком далеко простиралась за его пределы. Насколько соблазнительна возможность повернуть доску? Два круга назад все было бы по-другому. Полшага вперед. Замах. Метель, обратившаяся легчайшей поземкой и распадающееся око бури. Исилар всегда следовал своим собственным клеткам. В тот миг, когда клинок опускался вниз, довершая удар, он вдруг вспомнил, что мечей у Ларсена было два. Не успеть.***
— Опять развлекаешься? — Горциар бесшумно выступил из теней колонн, чувствуя, как под пальцами рассыпается в пыль теневой амулет, до поры надежно скрывавший его от лишних глаз. Шагнул вперед, медленно обходя игральный стол и поднимая с пола короткий прямой меч. Рукоять обжигала ладони даже сквозь кожу перчаток. Он сосредоточился на этом ощущении, не позволяя ни единой мысли скользнуть поверх. — Ты пропустил самое интересное, — Фейрадхаан все еще стояла у доски, вертя в пальцах продолговатый черный камушек. Ровная пульсация крови. Спокойное течение силы. — О нет, я как раз успел к кульминации, — собственный пульс Горциара тоже не дрогнул, когда благословенный клинок нашел свои ножны в чужой спине. Мигнуло.