***
Нити натягивались. Это напоминало давящее ощущение света, которое растворялось, пока фаэн опускалась за горизонт, чтобы уступить дорогу восходящим лунам. Холодное чувство соскользнувшего с плеч плаща. — Каково это, чувствовать себя узником этих стен? — голос казался шелестом ветра и сыпучей колкостью снега. Он возникал, кружился рядом и исчезал раньше, чем становилось возможным поймать его. Проходил белой лунной дорожкой сквозь пальцы. Неуловимой, если не всматриваться в оплетающий его желтоватый свет совсем другой луны. — Мне нет необходимости покидать их. Снаружи достаточно глаз, — безучастно откликнулась Фейрадхаан, перекатывая в пальцах продолговатый черный камушек. Пульсация энергии в нем приятной дрожью отдавалась в костях, дразнила обманчивой послушностью. Черные камни удрин являлись природными источниками энергии, их добывали далеко на востоке, в землях Феримед, которые весьма ревностно оберегали тайну местонахождения своих шахт. Фейрадхаан могла с точностью до градуса указать, где именно они должны находиться. Энергия в камнях изначально была нейтральна, но носитель всегда мог окрасить ее в свой цвет. Ценный и опасный подарок. Тот, что она держала в руках, казался нейтральным, но Фейрадхаан не была бы собой, если не сумела отыскать в нем едва уловимую нотку чужой силы. Такой знакомой, почти привычной, что можно и не заметить, если не всматриваться слишком уж пристально. Она сжала камень в кулаке, будто хотела раскрошить в пыль, но вместо этого лишь убрала в соответствующий паз в широком браслете. — Поэтому ты сидишь здесь и слушаешь эхо, — голос раздался совсем близко. Открой она глаза и подними голову — смогла бы заглянуть в глаза Исилару Альяд. Когда-то давно говорили, что этого достаточно, чтобы заблудиться в собственном разуме. Альяд в совершенстве путали дороги, но на тропах разума она оказалась сильнее. — Почему ты вернулся? — Фейрадхаан спрашивала об этом не впервые: пусть рассчитывать на ответ смысла не было, но она не могла отказать себе в удовольствие ощущения натягивавшихся цепей, поднимавшегося из глубины другого существа холодного бешенства и осознания бессилия перед ее волей. Своего ящера каждый дейм приручал сам и собственными методами, но для каждого из этих гордых существ наступал момент осознания, что подняться в небо или остаться на земле — больше не в их власти. Вся их жизнь — в распоряжении создания, которое можно снести одним ударом крыла. Но каждый ящер бился до последнего, бессильно натягивая сдерживавшие его цепи и раня клювом собственную грудь, пытаясь сорвать ненавистный ошейник. Исилар ничуть не походил на дикого ящера и еще меньше — на прирученного, но это лишь делало игру интереснее. Фейрадхаан чувствовала, как все ее существо предвкушающе напрягается, ловя малейшие оттенки эмоций, едва заметных изменений чужой силы. Сверкающее зеркало снегов осталось показательно равнодушным. Лишь стало более зримым и осязаемым, напоминая, что мощь трех даже спящих Источников несоизмеримо больше, чем те отголоски лунного света, что составляли ее суть. Все, что было в ее руках — лишь тень от Источника Кэль, да и она сама оставалась не более, чем Тенью. Вот только цепь все еще в ее руках. — Север — это не только снег и Источники, — это напоминало каскад: жар, холод, все ощущения перемешивались, терялось чувство ориентации, будто все пространство вокруг обратилось в разрозненные куски мозаики. Вот только каждый из них обладал своими собственными зубами и когтями, которые вцепились в нее, рвали в стороны, дарили силу и одновременно забирали жизнь. Самое простое — раствориться в мельтешении фрагментов, отдаться потоку, окончательно заблудившись в нитях его силы. За высокими шпилями, прямо в ледяную гладь озера опускалась фаэн, затягивала в глубину гипнотическим светом, впивалась костяными когтями в лицо там, где его еще касалась серебряная маска. Мозаика все также кружилась рядом, но оставалась не более чем досадной соринкой за уголком глаза. Истина неизменна. — У нас будет возможность взглянуть, осталось ли от него еще что-нибудь, — Фейрадхаан медленно обошла Исилара и остановилась, всматриваясь в узкое окно. Вытягиваясь всем существом сквозь едва заметные щели в защите, вдыхая витавший в воздухе аромат: город пах настороженностью и предвкушением. Гроза надвигалась. — Ты позволишь им подойти настолько близко? — снежное зеркало не пошатнулось, но на какое-то мгновение кристаллики льда словно стали ближе друг к другу. — В руках В’’эе’л’’я’эее’миэр’рэ было семнадцать Источников и... — Фейрадхаан понизила голос до едва слышного шепота, но последнее слово так и осталось непроизнесенным, повисло в воздухе дыханием древней силы и золотым отблеском драконьей чешуи, — они забыли об этом. Я слышу, о чем они говорят. Но… Завесу не восстановить, — сила вновь пошла рябью, растеклась вокруг, давая ей возможность ощутить намного больше, чем хотелось. Тысячи огоньков по всему городу. Ярких, тусклых, пульсирующих, болезненно-острых, чужих. Проклинающих. Широкий поток всего, что кто-то не посчитал нужным скрыть. Сладкая червоточина чужого безумия и обжигающая, затягивающая в себя ненависть. Если этот безумец хотел скрыться от ее взора, ему следовало лучше заботиться о контроле. — Мне хватило трех, чтобы взять Север. Фейрадхаан могла почувствовать почти каждого в городе, заглянуть за щиты всех, кто сейчас находился во дворце, но снежное зеркало все также надежно прятало свои глубины. — И поэтому ты стоишь здесь? — она позволила злой улыбке исказить лицо, ощущая, как резко и болезненно натягиваются нити. Литая вязь слов и ритуала, клеймом отпечатавшаяся на самой сущности. Фейрадхаан шагнула вперед, сокращая расстояние между ними. Она не давила, лишь позволяла своей силе обвиваться вокруг, отыскивать малейшие лазейки в чужих щитах. Недопустимо близко, на самой грани касания. — Я удержу Империю. Пока она будет нужна.***
Посол обязан сопровождать двор на всех официальных выездах. Эта строчка инструкций не давала Далливану покоя все то время, как он прислушивался к разносившейся над столицей песней рогов и наблюдал за тем, как на башнях приспускаются личные флаги Императора. Приглашения для выезда не было, чему Таю весьма обрадовался: покидать город сейчас он не планировал, но… Кортеж отправлялся на восток. Иерархия дорого дала бы за карту дальних земель. Должен он был хотя бы попытаться? — Но приглашения-то не пришло, — последнюю фразу посол сам не заметил, как произнес вслух. — А разве клан Кэль заключал с людьми подобное соглашение? — голос Каммэ донесся откуда-то сверху. Далливан вздрогнул и выглянул в открытое окно. Ему пришлось изрядно вывернуть шею, прежде чем он разглядел расположившегося на карнизе резидента. — Не хотите зайти? — Ну, если вы не хотите ко мне подняться… — Каммэ тихо фыркнул и соскользнул вниз настолько грациозно и быстро, что Далливан едва успел отпрянуть в сторону, чтобы его не задели. Считалось, что Каммэ работает на Иерархию, но чем дальше, тем более Энрах Таю сомневался в том, что это существо поддерживает хоть чей-то интерес, кроме собственного. Ему казалось, что Каммэ следует своему удовольствию и ничему больше, а значит не упустит ни одной возможности из тех, что ему представятся. — Так на восток отправляется не Император, а Раэхнарр Кэль? — Далливан слегка улыбнулся, отходя подальше от окна. Где-то за самым уголком глаза ему почудился металлический блеск. Посол приостановился, а потом аккуратно закрыл ставни, постаравшись не попасть в освещенный лампами квадрат. — А Длани? — Именно, — Каммэ одобрительно склонил голову, бесцеремонно устраиваясь на краю заваленного бумагами стола. Далливан уже не раз подмечал эту привычку выбрать точку повыше. Было это связано с какими-то особенностями зрения или снова ритуал, о котором он понятия не имел? — Что же касается Дланей… то кто-то должен будет ратифицировать договор от имени Императора. Правда, в этот раз Владыка забрал с собой почти всех. Говорят, он оставил столицу Тени. — Вероятно, для нашего… предприятия это хороший знак? — Далливан бездумно схватил с камина одну из статуэток и теперь вертел ее в руках. Он не знал, откуда тут взялась целая коллекция странных животных из фарфора, но подозревал в них наследство одного из предыдущих послов. Мало кто из покидавших Империю заботился о таких мелочах. Иногда Таю казалось, что послы уезжали в том, что на них было надето в момент передачи грамот, совершенно не заботясь о судьбе остального имущества. Иначе откуда в шкафах взяться целой коллекции камзолов, которые выглядели так, словно сошли с парадного портрета чьего-то прадеда? — Как сказать, — Каммэ мотнул головой, будто отгонял наваждение, а Далливан заметил, что взгляд резидента снова прикован к гравюре. — Это показатель доверия. Видите ли, в таком контексте наше… предприятие будет выглядеть большим покушением на власть, чем это хотят выставить те, кто поддерживает нашего общего друга. И… что-то здесь не так. Таю, все это время неотрывно следивший за Каммэ, заметил, как тот словно сжался, пытаясь отгородиться от чего-то. Тревога? Давящее ощущение распространилось по комнате, Далливан невольно забормотал слова благословения. На мгновения ему почудилось, что на него устремлен чей-то пристальный взгляд. Отследить направление никак не получалось, словно смотревший находился… внутри его головы? — Что… это? — он не знал, сколько прошло времени, прежде чем неприятное чувство пропало, но ясно ощущал: под камзолом он взмок, словно мышь. — Взгляд имперской Тени снова простерт над столицей, — Каммэ нервно улыбнулся, — она смотрит. И смотрит пристально. Вы не думаете, что дворец напоминает приглашающе распахнутую ловушку? — резидент все также улыбался, но Далливану эта улыбка больше не казалась тревожной, он видел лишь хищное, голодное предвкушение. На мгновение посол практически наяву ощутил запах крови. — Ларсен… отступит? — Таю пришлось приложить усилие, чтобы в голосе не прозвучало такой отчаянной надежды. — Нет, для него уже слишком поздно пытаться сыграть в другую игру, — Каммэ отрицательно покачал головой и чуть подался вперед, пристально вглядываясь в глаза Далливана: — А вы? — Я обещал, — Энрах Таю сжал руку в кулак. На мгновение он снова почувствовал обжигающее рукопожатие Ларсена.***
На этот раз в путешествие к подземным уровням Далливан отправился один. После памятного разговора Каммэ и вовсе пропал, а записку с коротким «Все готово. Приходите» посол обнаружил прямиком у себя на подушке. На прикосновение она откликнулась уже знакомым ему покалыванием. Стараясь не слишком задумываться о том, кто и как проник в его спальню, Далливан набросил на плечи широкий плащ и скрыл лицо куском ткани. Не то чтобы он находил это хорошей маскировкой — любой дейм с полувзгляда узнает человека, но так было намного меньше шансов наглотаться пыли, которой с каждым днем становилось все больше и больше. Далливан подозревал, что совсем скоро просто не сможет выйти из дома, пока пылевые бури не успокоятся. Как он помнил из записок Самместа, сообщение между Империей и Иерархией прекращалось на весь долгий месяц вихрей, да и внутри самой Империи жизнь в это время переходила в какую-то совершенно иную форму. Далливан подозревал, что не последнюю роль в этом играли те самые подземные уровни, на которые он сейчас спускался. Главное, не ошибиться с поворотом. К счастью, долго плутать Далливану не пришлось: Ларсен встретил его практически у самого входа, а дальше нужно было только не отставать, что, впрочем, оказалось намного более сложной задачей, чем могло показаться на первый взгляд. В отличие от Каммэ, Ларсен не считал необходимым подстраиваться под человека. Или просто не знал, что это стоит сделать. Таю едва подавил облегченный вздох, когда они наконец свернули в знакомый узкий проход. — Смотрите, — Ларсен откинул в сторону тонкую белую ткань, и Далливан увидел два длинных кинжала без ножен. Оружие выглядело совсем просто: ни украшений, ни вычурных рукоятей, ни гравировок на лезвиях. Далливан протянул руку вперед, но так и не коснулся искрившейся в свете лампы серебристой стали. — Они не… — Таю облизнул губы, разом вспоминая и кучу сказок о проклятом оружии, и предупреждения Самместа. — Сталь чистая. Их не чаровали ни при ковке, ни потом. Железо — то, что мы продаем вам. Оно примет ваше… благословение, — верно истолковал его затруднение Ларсен. Далливан глубоко вздохнул, на мгновение прикрыв глаза. Ему ни разу не доводилось благословлять предметы. Он достаточно читал об этом, но практика оставалась только в мечтах. Вероятно, следовало потренироваться перед приходом сюда. Но здравая мысль закралась в его голову слишком поздно. — Мне понадобится вода. Чистая. И какая-нибудь емкость, — в противовес скачущим галопом мыслям, голос прозвучал неожиданно твердо. Далливан приободрился, расправляя плечи. Главное — не сомневаться. То, что он делает, несомненно, будет делом, угодным Тану. Лучшим, чем все, что он делал до того. Нужно только верить и не сомневаться. Как Сиррат. Теперь-то Таю не сомневался в том, что благословение Тана оставалось с гранд-рыцарем до самого конца, иначе никак не объяснить то, что творилось с его собственной головой на помосте. Далливан вылил воду в какую-то продолговатую чашу и зашептал славу Тана. Привычные слова молитвы легко срывались с губ, но была ли в них необходимая сила? В этом Энрах Таю уверенности не испытывал. Молиться в Империи вообще оказалось не в пример сложнее, чем дома, словно какая-то тяжесть постоянно давила на виски и не давала вздохнуть, но сейчас, с отъездом Императора, стало чуточку легче. Далливан мог только надеяться, что этого окажется достаточно. Он шептал и шептал, не обращая внимание на то, как Ларсен отошел подальше от чаши, интуитивно выбрав угол потемнее, как свет лампы будто стал ярче, а над поверхностью воды появилось едва различимое свечение. Таю покачнулся: ему казалось, что нечто вычерпывало его изнутри огромной ложкой. Он торопливо переложил оба кинжала в воду, пытаясь представить, как она пропитывает их изнутри и наполняет. Перед глазами покачивалась дымка, Далливан не сразу понял, что она поднималась от воды, которая с шипением испарялась, будто и впрямь впитывалась в опущенную в нее сталь. Кончики пальцев, которыми он касался поверхности воды, онемели, а холод от них распространялся по всему телу. Еще не все. Далливан отчаянно вцепился в кинжалы, будто хотел насильно что-то затолкать в них, впечатать нечто, что с боем вырывал из самых потаенных глубин своей души. Благословляя на месть, боль и возмездие. На мгновение перед глазами мелькнул сиреневый щит, перечеркнутый красным, а потом сознание заволокло темнотой. Реальность возвращалась медленно. Далливан с трудом приоткрыл один глаз и тут же скорее почувствовал, чем услышал, какое-то движение рядом. — Вы очнулись, — голос Ларсена казался лишенным всяческих интонаций, а Далливан внезапно ощутил расползавшийся в груди панический холод: дело сделано, что мешало дейм просто избавиться от него сейчас? Как от лишнего свидетеля и просто как от человека. Впрочем, у Ларсена уже было для этого достаточно времени. Зачем ждать, когда посол очнется? — Это было бы просто, — теперь Далливану чудилась насмешка, — но Литте сказал, что не задал вам какой-то вопрос, а оставить его без ответа… было бы слишком опрометчиво с моей стороны. Вам дважды повезло сегодня, надейтесь, что повезет в третий и вы сумеете найти дорогу. Ощущение чужого присутствия пропало, хотя Далливан по-прежнему не слышал ни звука, но он теперь был уверен, что остался один. Таю шумно выдохнул и только в эту секунду понял, что все это время боялся даже вздохнуть. Он облегченно прикрыл глаза, но тут же заставил себя открыть их. Следовало выбираться. И побыстрее. — Надеюсь, вам тоже повезет, Ларсен. И все это будет не зря.