Come Primavera

Я слышу топот каблуков в холле и в испуге распахиваю глаза – кругом темно. Даже ночник, привычно горящий в углу комнаты изо дня в день, мирно спит, не тревожа меня своим тусклым светом. Неужели сейчас повторится то, чего я боюсь с самого рождения? О, нет, мама! Я зажмуриваюсь - стараюсь не слышать её криков, звуков сочных ударов и матерной ругани выпившего отца. Такой сценарий для меня не нов, и я в тайне мечтаю, что каждый раз будет последним. Шум стихает. Кому, как не мне, знать, что это – затишье перед бурей. Дверь в мою спальню с грохотом распахивается, и на пороге возникает папа, щедро пахнущий перегаром. Его лицо, заросшее щетиной, и взгляд, полный злобы и отчаяния, не сулит ничего хорошего. - Ты вновь пел на улице? – громко спрашивает он, и я вжимаюсь в матрац, не в силах что-либо ответить. – Позоришь меня, своего отца! Иди сюда, - как только он произносит эту фразу, свет меркнет, и последним, что я помню, был судорожный вопль матери. *** - Себастьен! Проснись, пожалуйста! – Рене изо всех пыталась разбудить Изамбара, но он не собирался отвечать на её усилия. Организм после долгого перелета требовал отдыха, и с огромным трудом музыканту всё-таки удалось проснуться. - Что случилось? – спросил он, но, почувствовав, что его футболка насквозь промокла от холодного пота, сам понял ответ на собственный вопрос. – Я сильно напугал тебя? Кажется, нужно сменить обстановку. - Нет, это не поможет, - девушка покачала головой. – Себ, Урс только что звонил, хотел переговорить с тобой, но потом связь прервалась, и мне показалось, что его били, - француз резко сел на подушках и случайно задел стакан, стоявший на крае прикроватной тумбочки. Стекло разлетелось вдребезги, и Рене собралась убрать осколки, но Себастьен остановил её, мягко посадив на покрывало. - С чего ты взяла, что Бюлер подвергался насилию в момент разговора, это очень не похоже не правду. Быть может – он пошутил? Чувство юмора у товарища весьма специфичное, как и вкусы на женщин, - Себ прикусил язык. Подобные суждения он никогда не произносил вслух, и сегодняшняя ситуация стала исключением из привычного правила, из-за чего музыкант почувствовал себя не в своей тарелке. - Он шёл по улице. Я точно помню шум проезжавших мимо автомобилей. Урс сказал мне, что поговорил с какой-то девушкой, с которой он виделся во время одного из концертов. Не знаешь, о ком шла речь? - Знаю, - коротко ответил собеседник. Для Изамбара не были секретом те вещи, которые швейцарец тщательно скрывал от других участников коллектива. За время их совместной работы мужчины сдружились настолько, что о каких-либо секретах или ужимках не шло и речи, но о том, что друг собирался поговорить со своей случайной партнершей, Себ не знал. Неужели роковой момент настал? - Он был очень взволнован и рассказал мне, что не может дозвониться до тебя уже несколько часов, - Изамбар вздохнул, бросив взгляд на темный экран телефона. Как же он не вовремя выключил его! – Я хотела разбудить тебя, но в этот момент до меня донесся вскрик Урса и треск. Сложилось ощущение, будто его гаджет переехал мотоцикл – слишком характерный звук работы проносившегося байка. Договорить Рене не успела – она не успела опомниться, как Изамбар, покинув спальню, принялся шнуровать туфли, а затем, набросив на плечи куртку, в спешке спрятал в потайной карман ключи от автомобиля. - Что ты собрался делать? – С беспокойством поинтересовалась она, скрестив руки на груди. Часы, пробившие в столовой, заставили её вздрогнуть, и девушка нервно поправила пояс на кардигане. Себ не собирался отвечать на поставленный вопрос и, не сказав ни слова, покинул квартиру, захлопнув за собой дверь. *** Урс долго прислушивался прежде, чем с трудом разлепить веки. Не было сил пошевелить даже пальцем, и тело жутко ломило от неприятных ощущений. В нос бил отвратительный запах гнилых водорослей, от которого тошнота так и норовила подкатить к горлу, сковывая его железным прутом. От долгого пребывания в одном положении одна половина тела затекла и ничего не чувствовала, из-за чего музыканту на мгновение показалось, что его парализовало. Приложив все усилия, швейцарец приподнял голову и обнаружил, что он лежит на краю палубы высокой яхты. Шум волн заставил его вернуться в прежнее положение. Инстинкт самосохранения впервые за несколько лет дал о себе знать. Всю и без того жуткую ситуацию дополнял тот факт, что мужчина ничего не помнил. Как он здесь оказался? - Кажется, ты вляпался по полной программе, - прошептал Бюлер, почувствовав во рту соленый привкус. Мужчина облизнул губы и поморщился – кожа, покрытая запекшейся кровью, моментально яростно защипала, и Урсу ничего не оставалось, кроме того, что молча терпеть. Длинные распущенные волосы пленника, растрепанные по деревянному настилу, завивались с особым шармом, и незнакомый мужчина, поднявшийся из капитанской каюты на палубу, не несколько секунд замер, переминаясь с ноги на ногу. Его высокие резиновые сапоги цвета тины делали передвижения абсолютно немыми, из-за чего швейцарец даже не догадывался, что происходит за его спиной. Веревки на запястьях и лодыжках с каждой попыткой пошевелиться впивались в кожу с большей силой, и музыкант оставил все попытки освободиться – будет, что будет! Незнакомец подошел вплотную и, ни на секунду не задумываясь, отвесил размашистый пинок – мыс сапога пришелся точно под межреберье, и острая боль заставила Бюлера испустить сдавленный стон – на большее уже не было сил. Когда-то мучившие его почечные колики вновь дали о себе знать, и Урс принялся нашептывать слова молитвы, произнесенные перед патером. Он надеялся, что это хоть как-то поможет ему перенести невыносимые страдания, от которых хотелось кататься по полу, вырывая на себе волосы. - Жаль, что подобная возможность тебе не будет дана, - произнес похититель, разведя руками из стороны в сторону. – Да, ты прав, я умею читать мысли. Догадываешься, почему ты здесь находишься, правда? - На «Вы», пожалуйста, - прошипел Урс, не собиравшийся терять своего достоинства даже в момент, когда от любого необдуманного слова зависела его жизнь. - На «Вы» я бы к тебе обращался, если бы ты держал в брюках свой член, - нарочито ласково произнес собеседник, сплюнув на пленника и, размазав слюну подошвой, со смаком потянулся. – Роксана мне всё рассказала, можешь не утруждать себя лишней болтовнёй. Никогда не покушайся на чужое, а теперь, - неизвестный потер руки, - прощай! Одного толчка хватило, чтобы Бюлер, оказавшись за кормой, грациозно полетел вниз и яростно вскрикнул, почувствовав боль от удара об воду. Перед глазами моментально предстала мутная пелена, запах тины ещё сильнее принялся издеваться над несчастным, и ему на мгновение показалось, что он может дышать даже без доступа кислорода, словно амфибия, но это ощущение было слишком обманчивым. Зеленая жижа тут же проникла в дыхательные пути, и Урс изо всех сил старался избавиться от веревок, не дававших ему возможности спастись. Хватая ртом жидкость, швейцарец чувствовал, как стремительно идет ко дну. Темнота с каждой секундой застилала глаза, и Бюлер мысленно попрощался со всеми, жалея, как никогда, что не отдал Себастьену сборник со стихами, который он так и не решился показать никому из знакомых. Веки охотно сомкнулись, сердце билось так редко, что паузы между ударами превращались в невыносимые временные промежутки отчаяния. - Конец, - пронеслось в голове у музыканта, и он окончательно успокоился. Чьи-то сильные руки с рвением схватили швейцарца за лодыжки и принялись выталкивать на поверхность. Казалось, что спаситель, появившийся так вовремя, делал всё возможное для того, чтобы добиться лишь положительного исхода. Вода постепенно становилась светлее, и свет горевших на яхте огней становился всё ближе. Одно мгновение, и воздух вновь начал поступать в легкие, но Бюлер не мог его почувствовать – жидкость в легких не давала такой возможности, и несчастный вновь принялся задыхаться. - Терпи, чёрт, и молчи! – Прохрипел неизвестный, с каждой секундой приближаясь к берегу, в надежде, что их не заметят. Вот и земля, неужели он сделал это! Перегнув швейцарца через колено, он моментально принялся за реанимационные мероприятия - зловонная жидкость тут же полилась на землю, заставляя Урса морщиться в перерывах между спазмами. Когда несчастный немного пришел в себя и смог рассмотреть лицо спасителя, его удивлению не было предела: - Себ? – Тихо спросил он, не веря своим глазам. - Тихо, ни слова более, - сухо ответил Себастьен. Выглядел он удручающе – с его одежды свисала тина, мокрые волосы прилипли на белоснежный лоб, - ни одного слова, иначе так и будешь здесь лежать, - Изамбар отошел на десяток метров и, распахнув салон автомобиля, перетащил друга на заднее сиденье, закутав его в плед, припасенный для экстренных случаев. – Поедем в больницу. Можешь не рассказывать, каким образом ты здесь оказался, я всё знаю лучше тебя. Учти, что объясняться с врачами придётся именно тебе, я не хочу брать на себя криминальное дело. Урс ничего не отвечал, лишь молча кивая. Его внимание привлекло маленькое пятно на сиденье, и мужчина, сфокусировав на нём взгляд, старался не моргать, чтобы не показать своих слёз. Когда автомобиль тронулся с места, Бюлер собрал волю в кулак и произнес: - Я ухожу, но ты не догадываешься, куда. Всё. С меня хватит.