Come Primavera

Себ долго не мог поверить, что Урс покинул коллектив. Несмотря на то, что с момента происшествия на яхте прошло уже больше десяти лет, в душе француза остался весьма неприятный осадок от поступка товарища. Для Себастьена их группа была настоящей семьей, и после ухода Бюлера он почувствовал, насколько разладилась атмосфера между музыкантами. Дэвид, женившийся на Саре, почти всё время посвящал семье, а Карлос, с головой увлекшийся живописью и коллекционированием, почти не бывал в Лондоне, посещая с Луной знаменитые галереи мира в поисках очередного шедевра. — Откуда только столько денег? — бубнил Изамбар, выслушав в очередной раз хвалебные рассказы Марина. Музыкант не понимал, как можно вкладывать такие суммы в полотна, но никогда не высказывал своего мнения вслух. Швейцарец появлялся в Англии редко и никогда не сталкивался с Себом лично. Большую часть года он проводил вместе со своим наставником в глухой деревушке в Швейцарии. Патер не позволял Урсу покидать территорию селения, из-за чего Бюлер окончательно ушёл в себя. Сколько ни пытался Изамбар посылать ему письма, звонить или, на крайний случай, атаковать мёртвые социальные сети — бесполезно. Бывший друг совершенно не шёл на контакт, оградив себя от окружающего мира. Себ не расценивал это как предательство. Наоборот, он сочувствовал Бюлеру и пытался сделать всё возможное, чтобы уговорить Саймона снова пригласить певца на работу. Продюсер не спустил с рук бывшему подопечному подобную выходку, и ни один мускул на его строгом лице не дрогнул, когда Себастьен завел разговор о возвращении тенора из ссылки. — Он сам это выбрал, — сухо заметил Коуэлл, — пусть теперь пожинает плоды. Урсу нравилась его новая жизнь, в которой не было место ни другим людям, ни развлечениям. День за днём он выполнял поручения настоятеля, а по вечерам, когда спина раскалывалась от тяжелой работы, забирался под одеяло и тайком от патера писал прозу. Маленькие зарисовки постепенно сложились в единый сюжет, но эпилогу не суждено было появиться на свет. Однажды на закате в скромную каморку швейцарца ворвался разгневанный наставник, размахивая заветной тетрадью. — Как ты посмел описывать соитие с женщиной? — вскрикнул он с такой силой, что, казалось, жилы на его шее лопнут от напряжения. — Святой отец, но… — Молчи, сукин сын! — священник был в ярости. Такой наглости он еще не видел. Мало того, что он периодически находил на территории дома спрятанный алкоголь, так теперь ещё и блуд, написанный чёрным по белому. — Скажи, может быть меня обманывают собственные глаза? Если ещё раз такое повторится, то вылетишь отсюда к чёртовой матери! Будешь жить среди обычных людей и рано или поздно свернёшь голову, помяни моё слово, — с этими словами патер швырнул тетрадь в огонь ярко пылавшей печи. Бюлер никогда не жалел себя, но в тот вечер он впервые за десять лет рыдал, растрепав на подушке ставшие седыми, словно снег, волосы. *** «Урс, здравствуй. Я не могу оставить свои попытки поговорить с тобой хотя бы на бумаге. У меня есть пара новостей для тебя — группы больше нет, и мы почти не общаемся. Дэ уехал на родину — они с Сарой решили заниматься сольной карьерой. Карлос в Милане собирает антиквариат и, надо сказать, довольно-таки преуспел — я видел несколько крупных статей, где он выступал в качестве эксперта. Коуэлл до сих пор зол на тебя. Прости, но при всей моей любви к тебе я вынужден согласиться с ним. Ты всех подвёл под монастырь, а не только себя. Подумай об этом, если будет время. Почему-то мне кажется, что этот конверт дойдет до нужного адресата. Вот и всё. Конец весне, конец любви, конец дружбе. С этого дня мир становится совершенно другим - срок давности подошёл к финишу, прощай. Себ». Бюлер молча убрал письмо обратно в конверт, надел изношенное пальто и вышел на улицу. Ноги сами принесли его к лесному массиву, в глубине которого весело пел соловей. Мужчина поднял воротник и сделал свой первый шаг навстречу новой жизни. С тех пор Урса никто никогда не видел.