Come Primavera

Wise men say only fools rush in, But i can't help falling in love with you.1 Спустя неделю после событий с Карлосом, группа впервые собралась в одной из студий Лондона для совместной репетиции. Участники выглядели отдохнувшими и старались не вспоминать, насколько сильным был их испуг, когда Коуэлл оповестил их о том, что испанец госпитализирован. Дэвид, прибывший первым на место происшествия, не на шутку испугался и отчитал Марина за его безалаберность — почему он раньше не сообщил никому из друзей о том, что порой испытывает серьезные проблемы? Миллер был убежден, что такими вещами нельзя пренебрегать, и остался доволен, когда заметил на лице вернувшегося в строй баритона сожаление и стыд. «Вероятно, теперь будет думать над тем, стоит ли стесняться набрать мой телефонный номер», — решил Дэйв и окончательно успокоился. В ту ночь он, проснувшись от дурного предчувствия, моментально привёл себя в порядок и, вызвав такси, поехал к Марину. Дэвид не знал, почему он выбрал именно такой маршрут, но внутри его не осталось ни капли сомнений. Прибыв на место событий и, увидев возле дома несколько пожарных машин, Миллер понял, что не прогадал. Страх за коллегу был настолько силен, что музыкант проигнорировал предупреждения о том, что в парадную входить небезопасно. Каково было удивление, когда рядом с Карлосом он заметил незнакомую девушку, с рвением пытавшуюся транспортировать мужчину на первый этаж. Ранее Дэйв считал баритона одиночкой, и не понимал, почему он придерживается такого образа жизни, но вслух никогда не высказывал свою точку зрения. Познакомившись с Луной, Миллер понял — новая эра в жизни Карлоса начнется совсем скоро, и он будет полным идиотом, если сумеет упустить нужный момент. Себастьен, Урс, Дэвид и Карлос бурно обсуждали концепцию первого альбома в ожидании звукорежиссера. У каждого из участников сформировалось свое мнение, которое хотелось высказать, как можно быстрее. — На мой взгляд, делать пластинку, полностью посвященную лирике — неправильное решение, — произнес Себ, отпивая из фарфоровой чашки свежеприготовленный кофе, — подобное клише слишком сильно привязывается к исполнителю, и потом бывает слишком сложно доказать, что ты умеешь работать и в других направлениях. Музыкальная индустрия — слишком кровожадная и жестокая вещь, несмотря на так называемую «популярность» подобных текстов. — Себ, ты же сам начинал с лирики, — не удержался Урс, откинувшись на спинку дивана, — Саймон говорил нам, что те композиции, что будут отобраны для нас, не имеют никакого отношения к дешевой бессмыслице. Подумай сам — не тот уровень, чтобы пробовать протолкнуть в массы очередную дешевку, разве я не прав? Карлос, всё это время игравший на рояле, поднял взгляд на швейцарца и неуверенно произнес: — Думаю, что прав, — Дэвид с удивлением посмотрел на Марина и, едва заметно улыбнувшись, спросил: — Амиго, у тебя всё в порядке? Наша помощь точно не нужна? Прекращай стесняться, мы не для этого будем работать вместе, чтобы ограждать себя друг от друга, — испанец облокотился о крышку инструмента, и, устало ухмыльнувшись, ответил: — Дэвид, я в полном порядке, не переживай. Иногда случаются в жизни моменты, когда нужно побыть наедине с собой, всему своё время. Даю слово — при малейшем недомогании я не буду скрываться в четырех стенах. — Я все понимаю, но будь аккуратнее, Карлос, — осторожно добавил Миллер, чем вызвал одобрение со стороны Себа и Урса. — Закроем эту тему, и подумаем о том, как распределить партии, — воскликнул Себастьен, поднявшись на ноги. Он посмотрел на часы и недовольно покачал головой: — Интересно, зачем нужно было приезжать к десяти утра, если спустя час никто из персонала студии не приехал, кроме секретаря? — француз выглядел раздосадованным. — Ты куда-то торопишься? — поинтересовался Урс, переписывая статью из спортивного журнала в ежедневник. Редко швейцарец выглядел настолько сосредоточенным, и у присутствующих одновременно возникло желание рассекретить музыканта. — Нет, — коротко ответил Изамбар, поправив идеально завязанный галстук, — чем ты таким увлекательным занят, Урс? — задал вопрос француз, чем вызвал одобрительные взгляды со стороны коллег. — Выбираю себе нового «зверя», — ухмыльнулся Бюлер, развернув журнал, — мотоциклы — это моя стихия, чувствую себя в ней, как рыба в воде. К сожалению, в последнее время не удается выбраться на фестивали, но я это наверстаю. — Весьма неожиданно, — произнес Дэвид, но, вспомнив, насколько раскрепощено и открыто вёл себя Бюлер во время их совместного отдыха, понял, что ничего странного в этом хобби нет. — Ты бывший хэви-металлист, тягу к подобным вещам можно понять, — Миллер улыбнулся, но Урс отреагировал довольно холодно. — Бывших рок-музыкантов не бывает, Дэвид, — осторожно сказал швейцарец и, заметив на лице американца растерянность, тут же извинился, — иногда я сначала говорю, а потом думаю, — с горечью прошептал Бюлер. — Не хотел тебя задеть, извини, получается на автоматизме порой, ничего не могу с собой поделать. — Пустяки, даже не думай обращать внимания на это! — Заверил Миллер и, заметив шаги в холле, предположил: — Быть может, это по нашу душу, как считаете? — музыканты пожали плечами, и Себ снова впал в отчаяние. Он настолько хотел включиться в работу, что каждая минута простоя, казалось, буквально убивала его самооценку. Похлопав Себастьена по плечу, Марин вернулся за рояль и, решив не терять драгоценного времени, принялся распеваться — бархатные переливы голоса разносились по комнате, и остальные участники, недолго думая, присоединились. Дверь в репетиционную открылась, и в помещение вошла молодая девушка, прижимая к груди объемную папку с партитурами. Она не хотела отрывать музыкантов от важного занятия, но была вынуждена дать о себе знать. — Доброе утро, — поздоровалась она, и музыканты заметили на жакете гостьи бейдж. — Меня зовут Рене, я буду ассистировать вам во время репетиций. Сэр Коуэлл сообщил мне, что звукорежиссер на месте, пройдемте со мной, — Рене развернулась и уверенным шагом проследовала по холлу. Музыканты переглянулись между собой и, одобрительно кивнув, вышли из помещения, аккуратно притворив за собой дверь. Себ, Урс, Дэвид и Карлос отличались от многих коллег по цеху тем, что никогда не обращали внимания на пол людей, с которыми приходилось работать. Карлос, несмотря на огромную любовь к женскому полу, не позволял отпускать себе шутки на эту тему и очень строго объяснял это тем, кто не мог удержать язык за зубами. Коуэлл не прогадал, собрав их вместе — он почувствовал не только бешеную энергетику, скрытую под разницей менталитетов и темпераментов, но и угадал жизненные принципы участников, которые во многих вещах, к удивлению, совпадали. Саймон знал гораздо больше, чем предполагали музыканты, и продюсер радовался, как ребенок, когда наблюдал очередное подтверждение своих догадок. Рене представила участникам коллектива сэра Арно, которого знала на протяжении нескольких лет, со времен учебы в консерватории — девушка выбрала специальность дирижера и, несмотря на косые взгляды со стороны студентов с других факультетов, уверенно шла к своей цели. За время обучения она услышала множество нелицеприятных вещей в свой адрес, и связано это было всего лишь с тем, что Рене родилась девушкой. «Особам женского пола не место в подобной профессии», — произнесла на одном из экзаменов куратор группы, и Рене хотелось кричать от отчаяния — в чем она виновата? Что за глупые предрассудки? После этого случая преподаватели словно взбесились, не давая студентке перевестись на заключительный курс. Если бы не визит Коуэлла в один из рождественских вечеров, Рене бы пришлось самой забрать документы, наступив на горло собственной песне. Саймон не только положительно отозвался о её профессионализме, но и предложил девушке работать у него. Конечно, Рене не раздумывала слишком долго, и с огромным удовольствием приняла приглашение. С того вечера отношение педагогов резко изменилось — презрение ушло в прошлое, и на его место пришла грубая, неправдоподобная лесть. Однокурсники смотрели с завистью, но у девушки хватило ума, чтобы ни в чем не изменить своего поведения — несмотря на хорошо оплачиваемую должность, она не стала вести себя так, словно находится на голову выше таких же студентов, как она сама. Получив несколько экзаменов автоматом, Рене вышла на летнюю сессию, и, успешно защитив диплом, навсегда покинула стены консерватории. — Себастьен, Вы сегодня с нами? — шутливо спросил сэр Арно, хлопнув в ладоши. Изамбар поднял взгляд на друзей и понял, что в очередной раз пропустил такт, в котором ему нужно было вступать. — Прошу прощения, — извинился Себ, почувствовав, как бурно кровь приливает к щекам. — Давайте ещё раз, если существует такая возможность. — Безусловно, — улыбнулся звукорежиссер и, дотронувшись до пульта волшебными пальцами, снова заставил изысканную музыкальную мелодию зазвучать в наушниках у француза. Рене в это время заполняла бумаги за стеклом, отгораживающим команду от Арно, и Изамбару показалось, что именно сейчас, за работой, она выглядит, как никогда прекрасно. — Shall i stay Would it be a sin, If i can't help falling in love with you? 2 — пропел Себастьен, и Арно почувствовал, как по позвоночнику стремительно пробежала дрожь. «Себ, это потрясающе, черт возьми!», — хотел воскликнуть режиссер, но, вовремя опомнившись, решил высказать своё восхищение позже. Рене, заметив, изменения на лице коллеги, подошла к пульту и, надев вторую пару наушников, закрыла глаза. Take my hand, take my whole life too, For i can't help falling in love with you, For i can't help falling in love with you. 3 — Кажется, эта песня создана для француза, — произнесла девушка, наклонившись к Арно. Режиссер с улыбкой посмотрел на молодую подопечную и, проведя ладонью по белоснежной бороде, спросил: — Не знаешь, почему он на сто процентов прочувствовал эту песню? — вопрос прозвучал настолько неожиданно, что Рене слишком явно растерялась, выдав свои мысли с головой. — Сэр, — тихо произнесла она, постаравшись не показывать своего смущения, — неужели Вы думаете, что… — Думаю, — перебил Арно, остановив звуковую дорожку. Включив микрофон, он объявил: — Запись первого дубля закончена, перерыв десять минут, приведите в порядок связки, скоро продолжим, — подождав, когда музыканты покинут соседнюю комнату, мужчина посмотрел на девушку и добавил: — Кажется, я нарушил твой душевный покой своими словами, верно? В доказательство Рене лишь кивнула, не в силах произнести ничего вслух.  — Не забывай, что мы находимся на работе, хорошо?  Попросил Арно, в душе радуясь тому, что впервые за полгода работы с Рене заметил изменения, происходившие с девушкой — раньше ничем, кроме должностных обязанностей, её было невозможно заинтересовать. — Он очень воспитан, — протянула собеседница, не отрывая взгляда от партитур, лежавших на столе. — Не могу не согласиться с тобой, — кивнул режиссер, протирая очки, – я, конечно, могу поделиться с тобой моими соображениями, но не буду делать этого сейчас — слишком рано. — Арно, — разочарованно протянула помощница, — так нечестно. Заинтриговали меня и оставили в неведении — разве это не противозаконно? — Всему свое время, дорогая, послушай старика. Арно глупостей не скажет, поверь — уж опыта и житейской мудрости у меня хоть отбавляй, — мужчина улыбнулся и, вновь поприветствовав музыкантов, вернувшихся на рабочее место, попросил Рене: — Заполни ведомость на новые инструменты для оркестра, бланки найдешь у меня в кабинете. — девушка не собиралась спорить и послушно удалилась. Поздно вечером, когда репетиция была окончена, Себастьен попросил Урса остаться немного дольше, нежели остальные. Бюлер догадывался, чем вызвана просьба Себа и не стал отказывать — сейчас он мог понять француза, как никто. — Я чувствую себя слишком странно, Урс, — протянул Изамбар, застегивая пальто, — не люблю ощущать себя не в своей тарелке. — Быть может, я покажусь тебе сейчас занудой и ханжой, но такие вещи не происходят в мгновение ока, — прошептал Бюлер, надеясь, что их разговор не будет подпиткой для чужих ушей. — Как ты мог заметить — я до сих пор один, и дело не в том, что я предпочитаю одиночество. Ты должен быть уверен в человеке, с которым захочешь отношений. Да, что я тебе об этом рассказываю, сам всё знаешь, мы с тобой уже далеко не юны, — Урс открыл дверь и, придержав её, помог Себу оказаться на улице, — тебя подвезти? — спросил швейцарец, кивая в сторону такси, остановившегося у главного входа. — Нет, спасибо, я, пожалуй, пройдусь пешком, не вижу смысла в том, чтобы нагружать тебя и водителя из-за нескольких остановок на метро. Я ещё не до такой степени одичал, — Себ засмеялся и, тепло попрощавшись с Урсом, скрылся в оживленной предновогодней толпе. Бюлер, назвав водителю адрес, захлопнул дверь и понял, что через несколько минут он вновь окажется в четырех стенах наедине с собой. Он понимал Себа, и даже немного ему по-доброму завидовал — музыкант давно не испытывал ничего даже издали напоминающего влюбленность, и он решил, что во что бы то ни стало поможет французу обрести своё счастье. — Сэр, боюсь, что мы попадем в пробку, — с грустью произнес таксист, обратив взгляд к навигатору. — Я заплачу за время простоя, — коротко ответил Бюлер, обрадовавшись, что он сможет обдумать ситуацию не в пустой квартире, а находясь среди спокойного потока людей.