*Ты не уйдешь. (Агнес неверно построила вопрос, поэтому звучит данное выражение на японском как утверждение)
Чувствуя взгляд Сещемару, смутилась, боясь поднять голову. Может, сказала что-то не так? Или, меняя слова в предложении, напрочь изменила его смысл? — учитывая то, что японский весьма мудреный язык — исключать подобную возможность нельзя. Не могла же она сказать что-то вроде: «Убью тебя?» — очень бы не хотелось своим глупым рвением высказаться показаться дурочкой. Однако мужчина, подтянув повыше, коснулся губами ее лба, словно успокаивая, и почти прошептал: — Watashi wa soko o hanarenai*.*Я не уйду.
Узнав знакомую фразу, которой обучал ее Джакен, еле сдержалась от того, чтобы не заплакать. Сещемару понял. Этого было достаточно, чтобы облегченно вздохнуть и прогнать из головы мысли, что из-за той демоницы Агнес решили выбросить где-нибудь в чаще леса. Конечно, глупо думать о таком, когда ей дарят столько внимания и заботы, но не накручивать себя не получалось. Слова, все-таки, очень важная составляющая в отношениях между людьми. Или не совсем людьми, как в случае между ними. Некоторые вещи всегда лучше стоит обсуждать, чтобы исключить недопонимания — и как же сложно сейчас общаться и делиться мыслями; спрашивать о том, что гложет сердце и режет душу. Зная даже немного слов, не могла полностью ими насытиться — их не хватало. И тяжело вздохнула, убеждая себя, что все будет запоминаться постепенно. Невозможно сразу научиться за один миг чему-то новому — простому человеку такого не дано. Нельзя так просто взять и стать мастером в сфере, в который раньше был не умнее дуба. Сейчас она поняла, что мужчина сказал, и это уже являлось прорывом по сравнению с тем, что несколько дней назад вовсе глупо кивала на каждое предложение, не представляя, с чем соглашается и уместно ли это вообще. Все хорошо, — и твердила себе. Пока не заметила знакомую деревню, к которой быстро подходили. Освещенные восходящим солнцем многочисленные дома, окруженные реками поля и изогнутая поляна, по которой они уже ходили, когда шли за той странной парой: Кагоме и ушастым парнем. Это было точно то место, а не какое-то другое — подозрительно похожее. Зачем они вновь вернулись сюда? Для чего? Что происходит? Сещемару сказал, что не уйдет — и Агнес верила ему, ни капли не сомневаясь. Плохое предчувствие сковало душу, как и дурные мысли, атаковавшие мозг. Терзающие голову вопросы и тревожащие сердце предположения не давали нормально дышать; от них становилось страшно, жутко, не по себе. Будто та демоница сказала нечто действительно ужасное, из-за чего им пришлось вернуться снова сюда, но для чего? Агнес не знала. И замерла, когда они остановились рядом с тем самым домом, в котором жила Кагоме, благородно отдавшая в пользование свой старый словарь. Маловероятно, что пришли в гости — точно. Сещемару никак не пояснял их нахождение здесь, но даже если бы и разложил все по полочкам — едва ли бы стало хоть что-то понятно. Вопросов копилось больше, а ответов все меньше. И вздрогнула, когда их застал врасплох незнакомый голос: — Ohisashiburidesu, Sesshōmaru-san*.*Давно не виделись, Сещемару.
Обернувшись, увидела старушку, подозрительно прищурившуюся одним глазом, второй — был скрыт за пиратской повязкой, которую Агнес не рискнула бы назвать «окклюдером*»; ее грязноватое бело-красное кимоно развевалось от поднявшегося ветра, как и седые длинные волосы, завязанные в одну крепкую косу. Закаленные тяжелым трудом руки упирались в бока, будто показывая, кто здесь главный — весь ее воинственный вид говорил о том, что гостям вовсе не рада в своей деревне.*специальные пластыри, которые активизируют косящий глаз. Они накладываются на здоровый глаз или на одну из линз очков, тем самым «заставляют» косящий глаз трудиться во всю силу.
Почувствовав себя неуютно, Агнес поджала под себя плечи. Эта женщина ничуть не была похожа на Сорано — добрую и нежную бабушку — скорее на злобную каргу, готовую в любую секунду погнать их прочь дворовой метлой. Мужчина, ощущая ее напряжение и страх, прикрыл своим мехом, пряча от чужого взгляда. — Miko-san ga hitsuyōna ndesu*, — и твердо произнес, игнорируя чужое недовольство.*Мне нужна жрица.
Ткнувшись носом в широкую грудь, нервно выдохнула, — весьма неуютно от внимания старушки. В том, что та пронзает ее своим взглядом, Агнес была уверена, отчего душа находилась не на своем месте: внутри все скручивалось, сжималось, царапалось. Хотелось просто убежать, трусливо поджав хвост, но могла только нервно перебирать в пальцах ткань рубахи и стараться стать незаметней и меньше, чем есть на самом деле. — Kagome to InuYasha wa chikaku no mura de oni taiji o shite ita. Chūshoku no tame ni modotte kuru hazudesu*, — твердо сказала та в ответ, а затем вздохнула, добавив более спокойно и добро — Kitara ie ni ikimashou**.*Кагоме с Инуяшей демона истребляют в соседней деревне. Вернуться должны только к обеду. **Коли пришли — идемте в дом.
Старушка развернулась, кивая головой куда-то в сторону — очевидно, намекая, чтобы они шли за ней. Сещемару еще пару секунд постоял на одном месте, а затем, сжав своей рукой ладошку Агнес, двинулся следом. Значит, их выгонять не собираются, верно же? Пусть боевая женщина и казалась грозной, но последнюю фразу сказала не так холодно и строго, отчего надежда поселилась в сердце. Еще в словах старухи прозвучало имя той девушки — Кагоме. Значит, они действительно пришли к ней в гости? Но почему отдаляются от нужного дома? «Знать бы только, зачем мы вообще сюда прилетели», — и грустно подумала, закусывая нижнюю губу. Это все было действительно странным и подозрительным: не будь в ней уверенности, что Сещемару ее не бросит, точно бы подумала, что тут их пути разойдутся, но он четко и ровно сказал: «я не уйду». Причина была не в этом. Тогда в чем? И удивленно выглянула из своего укрытия, когда они вошли в чужой дом. Старушка провела в одну из комнат — похожую на все те, в которых они были до этого — и снова что-то сказала, но, занимаясь изучением нового места, Агнес ничего не разобрала, пока не дернулась от звука задвинувшейся двери. Сещемару тоже оглянулся, на секунду задержавшись взглядом на закрытом окне, подошел к стене, сразу же усаживаясь рядом с ней и снимая с пояса мечи — впервые обратила внимание, что откуда-то у него появился еще один — и положил их рядом, чтобы не мешали. Аккуратно подтянул ее чуть повыше, удобно умещая на своих коленях, и оперся лбом о ее макушку, шумно вздыхая. Вероятно, сильно устал в дороге. Он ведь летел всю ночь, не передохнув ни разу. Агнес коснулась рукой его длинных волос, зарываясь пальцами глубже, и нежно погладила кожу головы. «Отдохни», — пыталась безмолвно ему сказать. Нежась, словно котенок, мужчина расслабился, позволяя делать все, что угодно, и прикрыл глаза, выдыхая горячий воздух, касающийся ее лица. Улыбнувшись, хотела было потянуться, чтобы сжать в объятиях, как двери снова открылись, перебивая, — и Агнес оглянулась. Старушка принесла таз воды, полотенце, корень и сменную одежду, явно намекая, что пора умыться. Обрадовавшись возможности, подскочила с места, когда бабушка поставила все необходимое на пол. В порыве эмоций не сразу услышала, что та начала что-то говорить Сещемару, получая в ответ сплошное игнорирование, и после заругалась не хуже Джакена, пытаясь вывести мужчину из комнаты. Выглядело очень странно, отчего Агнес сначала застыла на месте, наблюдая со стороны — и тихо хихикнула. Старушка действительно впечатляла своим бойким нравом и воинственным характером; с такой ни за что нельзя ссориться. Несмотря на громкую ругань, мужчине удалось выйти победителем: он сначала пошел следом за женщиной, делая послушный вид, чтобы потом закрыть дверь сразу у той перед носом. Агнес, не удержавшись, засмеялась. Этот бой был самым интересным и забавным из всех, где ей удалось побывать свидетелем. И неловко поджала губы, когда взгляд золотых глаз упал на нее, заставив смущенно отвернуться и опустить ладонь в прохладную воду. Под громкие стуки ее сердца Сещемару приблизился почти вплотную, остановился позади и присел, мимолетом поцеловав в открытую шею, где виднелась причудливая метка. Смутившись, нерешительно повернула голову вбок, сразу сталкиваясь с его взглядом — и была готова к поцелую, как мужчина, щелкнув ее по носу, отвернулся спиной, загораживая собой окно. Вспомнился случай в прошлой деревне, отчего холодок пробежался по коже. Агнес вздрогнула, стараясь выкинуть неприятные образы из головы: тот мерзкий взгляд, интерес и пристальное внимание, которыми незнакомец одарял, бесстыдно пялясь на ее обнаженное тело. Пусть лучше Сещемару сидит здесь, — и заключила, чувствуя себя спокойней рядом с ним, чем если бы осталась в одиночестве. Мужчине она доверяла беспрекословно. Если он отвернулся, значит можно быть уверенной, что ни за что не обернется по своей воле, — и Агнес может не переживать, купаясь столько, сколько того позволяет время. Поэтому, тихо прошептав себе под нос заветное «Аригато» — даже не уверена, что ее услышали — принялась раздеваться, аккуратно стягивая с себя выпачканную одежду и складывая ее сбоку. Вода в Японии на удивление не была жесткой, отчего кожа не сушилась, как дома, наоборот — стала чуть светлей, мягче и исчезли акне, которых и до этого было немного. Правильное питание — вещь весьма сильная. Бесспорно. Но даже если так: фаст-фуда все равно не хватает. Сейчас бы наггетсов покушать, картошки фри или луковых колец. Один раз в две недели можно позволить себе расслабиться — и Агнес баловала себя вредностями, чтобы потом снова кушать блюда на пару, утешая желудок после своего срыва. И вздохнула, принявшись для начала умываться. Вода не была теплой, из-за чего мурашки бегали по всей коже. Решив для себя, что нужно закончить со всем быстро, чтобы окончательно не замерзнуть, намылила волосы и тело, забывчиво снимая промокшие очки и откладывая их на пол рядом с тазом, и принялась смывать пену. Справившись за короткое время и стуча зубами, Агнес, не в силах сдержать дрожь, нащупала полотенце, неподалеку оставленное бабушкой, и укуталась в него, молниеносно выскакивая из холодной воды. Промокшие доски под ней стали скользкими — и босая нога, юркнув вперед, заставила вскрикнуть. Неловко взмахнув руками, готовилась встретиться носом с твердым полом, как горячие ладони перехватили за талию, не позволяя упасть. Агнес прижали к теплому телу, отчего, уткнувшись куда-то — без очков все было размазанным и неразличимым — сначала облегченно вздохнула, радуясь, что все обошлось без травм, а после смутилась, вмиг осознавая ситуацию. Глупо. После всего, что между ними произошло — очень глупо. Не было смысла ни краснеть, ни прятаться — Сещемару видел ее нагой, переодевал и много раз оставался рядом, когда Агнес мылась, но чертова природа все равно взяла свое: щеки залились жаром, и она сжалась. Теплые руки поглаживали кожу на спине, вызывая приятные мурашки, и аккуратно поднимались то к лопаткам, то опускались почти до самой поясницы, из-за чего ноги подкашивались, казались какими-то чужими, бессильными, неустойчивыми. Полностью перенеся весь свой вес на мужчину, зажмурилась и вздрогнула, когда горячая ладонь скользнула по бедрам вниз, почти обжигая, а после, подхватив под коленями, ее подняли и прижали к себе, отрывая от пола. Рвано выдохнув, Агнес вцепилась пальцами в широкие плечи, нервно сжимая, и замерла, когда Сещемару наклонился, подбирая что-то второй рукой. Через пару секунд на переносицу ровно легли очки, возвращая зрение обратно. Лучше не стало. От стыда хотелось провалиться под землю. — Anata wa utsukushīdesu*, — прошептал Сещемару почти на ухо, нежно убирая волосы вбок, поцеловал в шею, проведя губами по коже вниз и касаясь впадинки ключиц, острых плеч, обдал горячим дыханием, вызывая крупную дрожь, и прижал к себе так близко, что между ними не осталось ничего, кроме его одежды.*Ты прекрасна.
Мужчина очень близко. Слишком близко. Агнес чувствовала своей грудью биение его сердца, дыхание, прикосновение пальцев к коже, даже его мышцы, напрягающиеся иногда так сильно, что походили на камень. Для него это тоже волнительно, — вмиг осознала, делая рваные вздохи, от которых начинала кружиться голова. И вздрогнула, когда Сещемару, зашевелившись, накинул на ее плечи полотенце, чуть помедлил, — и принялся вытирать оголенные участки от влаги, нежно проводя тканью по коже, словно боялся как-то навредить. Его руки удивительно заботливые, ласковые, осторожные. Агнес могла возразить в любой момент — ее бы послушали тут же, без сомнений, но не решалась: ни сил, ни желания, ни чего-то еще не имелось. Прямо сейчас она была готова пойти на все, чего бы только мужчина ни сделал. Его приятные пальцы были везде и одновременно нигде: мужчина на жаль старался много не трогать. Обходя все интимные участки, прикасался только в тех местах, куда позволяли рамки приличия — Агнес хотелось послать их к черту и стянуть мешающую одежду, отделяющую от его тела, чтобы почувствовать больше, прямо как тогда на холодном источнике. Не ведая, что творит, бессознательно провела по широкой груди, задевая края рубахи, и отодвинула в сторону, обнажая бледную кожу, покрытую шрамами. На миг застыв, неуверенно коснулась их пальцами, проведя ладонью чуть ниже — до торса — и заглянула в блестящие золотом глаза. Сещемару смотрел на нее странно, слишком ярко и необычно хищно, словно следил за добычей; его руки не пытались помешать, не отстраняли и не блуждали лихорадочно по всему телу, не зная, за что схватиться, а просто нежно поглаживали по спине, согревая, побуждая хотеть больше и раздразнивая своей неспешностью и скоромностью. Не разрывая между ними зрительного контакта, Агнес пальцем спустилась ниже, мешкотно выводя отчетливые кубики пресса, сдвинула рубаху сильнее, расслабив сложный узел на штанах, обнажила широкие плечи, и, не в состоянии больше оставаться такой спокойной, прильнула к нему, распахнув полотенце, чтобы между их телами не было ничего. Сердце стучало прямо в ушах то учащаясь, то замедляясь от испытываемых эмоций. Мужчина шумно выдохнул, проведя ладонью вдоль спины вверх, остановившись ровно на лопатках, и прижал ближе, отчего мурашки пробежались по коже. Агнес задрожала, почти не дыша и утопая в этих приятных ощущениях, и судорожно всхлипнула, когда горячая пясть поднялась выше, провела по шее, нежно погладив возле корней волос, и потянула за них в сторону, вынудив ненамного отстраниться. Золотые глаза отражали желание, дикую жадность и буквально пронзали насквозь своей уверенностью — и Агнес пискнула, когда его губы накрыли ее, заставив взволнованно и чувствительно вздрогнуть. Проведя пальцами по оголенной коже его плеч, порывисто глотнула воздух, ловя ртом горячее дыхание, и тонула, не справляясь с нахлынувшими ощущениями. Сещемару целовал сначала осторожно, будто смаковал, пробовал, неспеша терзая ее губы и вызывая трепет, и с каждым мгновением увеличивал напор. Широкая грудь поднималась и опускалась; она чувствовала биение его сердца и наслаждалась обжигающим теплом. Агнес не могла насытиться губами, нетерпеливо покусывая, пока — в один момент — неосознанно не углубила поцелуй, касаясь его языка своим. Мужчина принял ее порыв, горячо выдохнув прямо в рот, провел ладонью вниз, нежно обводя пальцами позвонки, и коснулся поясницы, остановившись ровно на том месте, где начинались ягодицы. Так хотелось сказать, что он может трогать ее везде, но, скованная языковым барьером, только всхлипнула, зарываясь в мягкие и длинные волосы. Еще. Больше. Ближе. Глубже. «Пожалуйста», — и мысленно молила, сама не до конца понимая, о чем. Сещемару целовал страстно, почти жадно. От его напора становилось жарко, мокро, по телу пробегали нетерпеливые мурашки; внизу живота скручивало, жгло, кололо, заставляя ерзать на его коленях. Агнес хотелось, чтобы он коснулся ее там. Ниже. Чтобы опустил ладонь на ее ягодицы, сжал кожу почти до синяков, ненасытно прижал еще ближе — хотя между ними и так не было ни крохи свободного пространства — и сделал своей. Полностью. Без остатка. Не оставляя ни кусочка. Сгорая внутри от собственных желаний, пыталась передать их через поцелуй: порывисто сплеталась языком с его, сжимала пальцами пряди волос, протяжно стонала, ртом ловя каждый выдох, и всхлипывала, ощущая их слюну, из-за которой стали мокрыми губы и подбородок. И почти заплакала, когда мужчина отстранился — и прильнула навстречу, чтобы продолжить, но в ответ получила только короткий поцелуй сначала в нос, затем в горящие от жара щеки. Почему? — Sore wa kinshi sa rete imasu*, — в ответ почти прошептал Сещемару, понимая ее вопрос по жалобному взгляду, — Mōsugu obāsan to miko-san ga kimasu**.*Нельзя. **Скоро придут старуха и жрица.
И снова поцеловал. Слегка поерзав, Агнес всхлипнула, все еще не понимая — и вмиг покраснела, внезапно ощутив чужое желание, упершееся чуть ниже живота. Мужчина, опасно сверкнув глазами, на мгновение прижал ближе, позволяя ощутить его в полную силу, чтобы после, не позволяя отстраниться, коротко поцеловать в лоб. Боже. Боже. Боже. Боже. Сещемару, посидев так еще немного, неожиданно встал, подхватывая под коленями, и прошел вперед, останавливаясь у сложенной чистой одежды. Поставил Агнес на пол, придерживая за талию, будто боялся, что она могла навернуться — это было недалеко от правды — после слегка наклонился, подбирая сложенную одежду, и накинул на плечи рубаху. Послушно просунув руки в рукава, замерла. Мужчина впервые на нее смотрел. Его взгляд коснулся сначала шеи, обвел полную грудь, на секунду задержавшись на стоящих от холода и возбуждения сосках, и опустился ниже. Мурашки пробежались по коже, а сердце забилось чаще, но она не позволила себе прикрыться, давая возможность рассмотреть свое тело. И нервно выдохнула, когда Сещемару наклонился, подбирая штаны. Агнес, опершись руками о его плечи, переступила через края одежды, подрагивая. Горячие ладони на ее ногах будоражили, лишали устойчивости, волновали, заставляя перенести весь вес на мужчину. Он видит Агнес всю, но его взгляд не был жадным или пожирающим, скорее — мягким, нежным, не вызывающим желание спрятаться. Ей хотелось, чтобы он смотрел так всегда, никогда не отводил и не прятал глаза; хотелось, чтобы в его жизни всегда существовала только она, и никто больше. Его руки коснулись внешней стороны бедер. Сещемару наклонился, запечатав поцелуй внизу живота — на лобке — вызывая приступ крупной дрожи и слабость в мышцах; Агнес тихо проскулила, даже не простонала, когда он снова коснулся губами нежной кожи, приятно задев клитор, и натянул штаны окончательно, аккуратно вправляя в них рубаху, и поправил воротник, почти не ощутимо касаясь груди. Его пальцы аккуратно затянули пояс на талии, а после, обхватив ладонями ее бедра, мужчина поднялся, сразу прижав к своей все еще оголенной груди. — Anata wa utsukushīdesu*, — и прошептал почти на ухо знакомую фразу, — anata no subete ga hoshī**.*Ты прекрасна. **Я хочу тебя всю.
Задрожав, Агнес будто понимала его — и при этом совсем не знала, что он говорит. Пусть так. Она хотела согласиться со всем, что бы он сейчас ни сказал. Его голос звучал бархатно и уверенно, будто бы что-то предвкушал, обещал или ставил перед фактом; будто ясно давал понять, что он никогда не бросит, заберет с собой куда угодно и никому не позволит обидеть. Веря собственному сердцу, отзывчиво трепещущемуся от его тона, тянулась всем своим существом к горячему телу. «Забери меня», — и внутренне кричала, цепляясь пальцами за широкие плечи. Сещемару глубоко вздохнул, ладонями поглаживая тонкую спину, и отстранился, принявшись приводить свою рубаху в порядок. Запахнул полы, пряча от ее глаз светлую кожу, и перевязал пояс; захотелось ему помешать: вредно расслабить узел, развести ворот в разные стороны, чтобы снова обнажить широкую грудь, играючи поцеловав кожу у ключиц. И подавила в себе все эти желания — в коридоре послышались шаги. Через пару мгновений двери раздвинулись в разные стороны, показывая старушку на пороге. Та что-то начала говорить, недовольно стреляя глазами в мужчину, но Агнес не могла сосредоточиться, все еще находясь в прострации от произошедшего. Осознала все только тогда, когда они перешли к трапезе. Неловко пытаясь справиться с палочками и рисом, никак не могла прогнать смущение, жаром опустившееся на щеки, искала удобное положение, стараясь игнорировать боль в ногах от того, что пришлось сесть на пятки, и бросала короткие взгляды на мужчину, пряча глаза тут же, как только сталкивалась с его. Время пролетело в одно мгновение. Заметив, что ей неудобно, Сещемару под тихое ворчание бабушки усадил к себе на одно колено, и терпеливо ожидал, когда Агнес справится с рисом. Старушка пыталась что-то спросить и недовольствовалась от игнорирования, которое получила в ответ от мужчины. Он отвечал изредка и совсем коротко, вероятно, совсем не внося никакую ясность. Почему они были здесь, кого или что ждут — вовсе не было понятно. Скованная в своих не слишком больших знаниях, смогла только поблагодарить женщину за еду, когда, наконец, справилась со своей порцией. Узнала, что ту зовут Каэде и представилась сама, неловко ерзая на твердом колене и перебирая в своих руках длинные когтистые пальцы мужчины. И облегченно вздохнула, когда в дом вошли Кагоме и ушастый паренек, удивленно сталкиваясь с ними взглядами. После их прихода все напряжение как рукой сняло, даже дышать стало легче. Девушка обняла Агнес, приветствуя на английском — и только тогда Сещемару наконец заговорил, отчего лица у всех тут же стали напряженными, слишком серьезными, приведя в недоумение и принеся в сердце беспокойство. С каждым произнесенным словом становилось не по себе, в душе царапались кошки, а внутри все металось от волнения. Его руки сжали ее, словно утешая, но твердый и глубокий голос только сильнее пугал. Что-то случилось. Агнес была права, когда думала, что произошло нечто плохое после встречи с той демоницей; когда ощущала плохое предчувствие с утра еще на подходе к деревне. Вопрос был только в том, насколько все серьезно и как это связано с ней. И с этой странной парой. Ответ нашелся быстро. — Агнес, — вдруг заговорила Кагоме, когда комната погрузилась в молчание после слов Сещемару. Сердце простило удар, — я тебе помогу. Не совсем понимая, с чем и для чего, судорожно выдохнула, когда мужчина ее поднял. Дальше все происходило словно в тумане: старушка что-то объясняла, ушастый парень постоянно ругался, фыркая, но нежно сжимал руку девушки, будто переживал за нее, и это волнение передавалось Агнес. Сещемару обнимал, гладил по спине, но это ни капли не помогало. Все стало еще страшней, когда они пришли в темную комнату. Агнес уложили на матрас, не позволяя встать. Паника охватила все ее тело; Сещемару сел рядом, переплел их пальцы вместе, крепко сжимая, и оставил поцелуй на лбу. Что происходит? — Не бойся, — снова подала голос Кагоме, беря в свою руку ее вторую ладонь, — ты потеряла. Душа. Я помогу найти. Душа? Они про ту девочку? Она потерялась? Но откуда Сещемару об этом узнал? От той демоницы? Еще вчера? Поэтому так волновался о ней? — вопросы сыпались градом, озадачивая. Агнес нервничала, чувствуя себя беззащитной в таком положении. — Что происходит? — и, почти плача, спросила, посмотрев сначала на мужчину, а затем на девушку, лицо которой было одновременно и решительным, и взволнованным. — Твоя душа, — коротко ответила ей Кагоме, — ты потеряла часть. Ее нужно найти. Я помогу. Осознание обрушилось, словно камнями сверху, придавливая к матрасу. Она потеряла часть своей души? — и нервно подумала, поджимая губы. Но как тогда вообще живет? Разве это возможно? Дрожь прошлась по всему телу. Агнес, напуганная ответом и жестокой правдой, сжалась. Боже. Тогда они пришли сюда, чтобы ей помогли найти потерянную душу? Как она вообще могла потеряться? При второй встрече с той девочкой? И что это вообще могло значить? Агнес могла от этого умереть? — страх сковал все конечности, стало невозможно дышать. Ей хотелось заплакать, сжаться в комок и спрятаться от всего мира, но не могла пошевелиться. Кагоме принялась что-то говорить на японском. Из-за того, что Агнес не могла понять ни слова, тихо всхлипнула, огорошенная ситуацией. Почему Сещемару ей не сообщил? — и печально вздохнула, кусая себя за щеку. И как бы он это сделал? Жестами? Через словарь? Если бы он сказал об этом коротко, ничего не объяснив, то этим напугал бы сильнее. Разумней всего было оставить ее в неведении. Вдруг все не так ужасно, как Агнес это восприняла сейчас? К тому же, они обратились за помощью. После введения в курс дела ей сразу же помогут, не оставляя времени на отчаяние и собственные домыслы, которыми бы накручивала себя все это время, узнай об этом раньше. Это было правильным решением. Правильным же? — Сейчас ты уснешь, — вдруг сказала Кагоме, обратив на себя внимание, — я буду с тобой. И, положив руку ей на глаза, что-то начала шептать. Агнес не успела ответить — вокруг все закружилось, дыхание будто выбило из груди, мышцы ослабели. Пытаясь зацепиться за руку Сещемару, с ужасом осознавала, что не может — ее тело будто всасывало в бездну, а сознание постепенно меркло, унося прочь из реального мира. Не в силах сопротивляться, позволила себе тонуть, уступая место тьме — и буквально вынырнула на поверхность, когда ее вытолкнуло куда-то. Рвано выдохнув, нелепо взмахнула руками, словно пытаясь за что-то зацепиться, и вмиг осознала, что стоит на месте. Недоуменно посмотрев на полупрозрачные руки, оглянулась, замечая только темноту, в которой не было ничего и никого, кроме нее самой. Что? Где она? «Я буду с тобой», — сказала Кагоме, но ее нигде не было. Что ей делать? Запаниковав, Агнес заметалась на одном месте, не понимая, что происходит. Вокруг не было ничего: ни комнаты, в которой уснула, ни Сещемару, ни остальных, и зажмурилась, сжавшись в комок. Страшно. Где она оказалась? Почему? Что случилось? Нервная дрожь пробежалась по всему телу, ей хотелось обратно, это место пугало. Темно. До ужаса. И вздрогнула. — Я с тобой, — из пустоты раздался голос Кагоме, — смотри вперед. Искать. Фразы доносились обрывками. Они звучали одновременно нигде и повсюду; будто в голове, а не в том месте, где находилась. Агнес, не в силах побороть саму себя, сжалась сильнее: из чужих уст всё складывалось так просто, но что делать, если на подобное не хватало смелости? Как найти душу в этой тьме? Куда идти? Есть ли вообще хоть что-то впереди? Она не знала. Ничего. Почему вообще ее душа потерялась? Каким образом? Для чего? Как такое вообще могло произойти? Ей страшно. Тьма пугала, давила, наводила панику. — Агнес, — снова проговорила Кагоме из пустоты, — не бойся. Тебе нужно идти. Пожалуйста. Теплые слова ни капли не могли разрушить страх, от которого внутри все цепенело. «Не бойся», но как? Агнес обычная девушка, ее пугает даже собственная тень; она не умеет ни сражаться, ни защищаться — ничего. Перед лицом опасности каменеет, теряется и может только плакать, отчаянно молясь всем сердцем о спасении. Побороть свой страх тяжело, почти невозможно в одиночестве — вокруг нет ничего, что могло стать якорем. Сещемару всегда прятал ее в своих объятиях, защищал — привыкнув к этому, она просто не знала, что делать сейчас. Теплые руки успокаивающе не гладили, не придавали уверенности; грудь, в которую она утыкалась носом, находилась где-то в другом месте, за пределами этой тьмы. Агнес беспомощна, уязвима. Одна. — Ты не одна, — вдруг ответила Кагоме, словно услышала ее мысли, — Сещемару держит тебя за руку. Он рядом. Удивленно выдохнув, неуверенно выставила перед собой ладонь. Прозрачная, кажущаяся слишком яркой в темноте, выглядела странно. Нереально. И вздрогнула, неожиданно ощутив слабое поглаживание на запястье. Агнес не видела никого, кроме себя, но сердце забилось чаще — не одна. Цепляясь за собственные чувства и постепенно набираясь по крохам смелости, неуверенно открыла глаза. Все еще темно. Где здесь найти свою душу? И вздрогнула, увидев полупрозрачную нить — она выходила из ее груди, направляясь куда-то вдаль. Во тьму. Нервно распахнув полы рубахи, заметила слабое свечение возле своего сердца. Что это? Связь с собственной душой? — и сглотнула, обняв себя за плечи. Неуверенно поднявшись, снова оглянулась, подрагивая от испуга, и нерешительно сделала несколько шагов вперед — в ту сторону, куда вела нить из ее груди. Темнота вокруг не рассеивалась, окружая и поглощая все пространство без остатка; было страшно в ней потеряться, заблудиться, но Агнес погнала все мысли прочь, не давая себе и шанса думать о чем-то плохом. Все хорошо. Сещемару рядом, держит за руку. Ничего не случится. Все в порядке. «Я не одна», — и повторила себе, двигаясь дальше. Тьма не рассеивалась. Агнес не видела ничего впереди — нить, пусть и отдавала слабым свечением, только показывала направление. Ее ладонь ощущала слабые поглаживания, и они не давали впасть в отчаяние и снова начать паниковать — сосредоточившись на этом, медленно шагала, давя в себе порыв постоянно осматриваться. «Если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя», — говорил Ницше. Раньше выражение не воспринималось так буквально, сейчас — верила в него всем сердцем. Думать о том, что этой тьме кто-то есть, совершенно не хотелось, но не могла слепо игнорировать возможную опасность. И шла. Шла так долго и много, что, кажется, прошло несколько часов, пока впереди не увидела просвет. Слабый. Если бы вокруг не было так темно, то заметить его вовсе не смогла бы, а посему, ощущая биение сердца в висках, ускорилась. Свечение становилось отчетливее. Различимей. На нем и заканчивалась ее нить. — Нашла! — и почти закричала, срываясь с места. — Молодец, — сразу же отозвалась Кагоме, — взять. С собой. Кивнув, словно бы ее могли увидеть, Агнес счастливо подбиралась к собственной душе, но чем ближе подходила, тем беспокойней становилось. Шаг замедлялся, страх наплывал с новой силой, а сердце выпрыгивало из груди — и она остановилась, не имея смелости подойти ближе. — Nanite kotoda*, — с ужасом проговорила Кагоме.*О Господи.
Агнес видела саму себя. Свою душу. У нее не было лица, конечностей, одежды — ничего. На шее висела цепь, уходящая во тьму, а волосы веревками свисали вниз; по ним стекала темная, почти черная кровь. Тошнота подкатила к горлу. Этого не может быть. Зажав ладонью рот, Агнес отшатнулась, не в силах поверить в то, что видела. Внутри все задрожало, а ноги подкосились, отчего больше не смогла удерживаться навесу, падая назад. Это неправда. Такого не бывает. Душа, словно чувствуя другую свою часть, завозилась на месте, пыталась подползти, но из-за отсутствия конечностей было способно только дергаться, отчего цепь громко звенела, почти оглушая. Агнес не могла пошевелиться, с ужасом наблюдая за собственным изувеченным телом. Никто не говорил, что это будет вот так. Слово «потерялась» не было правильным, ее будто… … сбоку послышался шорох. — Беги! — отдаленно закричала Кагоме. К собственному ужасу, Агнес не могла пошевелить и мизинцем. Тело будто пригвоздило на месте: ноги не слушались, сердце сходило с ума. Слезы хлынули по щекам, а крик шипами застрял в горле где-то глубоко — не понимая, что происходит, пыталась найти источник звука, но не могла ничего рассмотреть кроме кромешной тьмы вокруг. Нет. Нет. Нет. Нет. Пожалуйста, пусть она проснется в комнате. Пожалуйста, пусть это все будет только сном. Пожалуйста, пусть все будет неправдой, — и молилась, всеми силами пытаясь совладать с собой. Страшно. До ужаса. Мурашек. Паники. Страшно. «Спасите», — зажмурилась Агнес, — «Сещемару». Лицо обдало ледяным воздухом. Боже. Кто-нибудь. В ответ над ней кто-то засмеялся. Противно. Голос звучал скрипуче, мерзко, слишком грубо для человека. Внутри все затряслось. Агнес всхлипнула, беспомощно заплакав. Почему никто не приходит? Почему она здесь осталась одна? Откуда здесь взялось существо? И закричала, когда ее откинуло назад. Больно ударившись обо что-то твердое, открыла глаза, оказываясь рядом с собой лицом к лицу, и снова закричала, когда душа начала засасывать ее в себя. Пытаясь вырваться, не могла отползти в сторону. Тело не слушалось, руки пытались зацепиться хоть за что-нибудь, но все оказывалось без толку, пока в один момент тьма полностью не опустилась на них, лишая зрения. Вокруг затихло. Душа исчезла, словно ее никогда и не существовало вовсе. Сердце быстро стучало в ушах. Что? В панике оглянувшись, Агнес не увидела ничего, кроме собственных рук. Метясь из стороны в сторону, вмиг поняла, что на шее, тяжело склоняя голову вниз, висела цепь. Нет. Пожалуйста. Нет. Пытаясь освободиться, с ужасом царапала собственную кожу ногтями. Боли не было. Ничего не было. С ней остался только страх, от которого мозг сходил с ума. Голос Кагоме больше не говорил с ней. Ощущения теплой руки на ладони пропали, будто их никогда и не было. Будто все это время она так и сидела на цепи, придумывая себе людей, демонов, этот мир. Будто… … холодный воздух вновь коснулся лица. Подняв голову вверх, Агнес столкнулась с красными глазами, светящимися из темноты. Взгляд был жутким, холодным. От него все внутри дрожало, морозило, почти лишало рассудка. Заметавшись с новой силой, начала отползать назад, делая отчаянные попытки сорвать с себя цепь. «Пожалуйста». «Кто-нибудь». «Сещемару». Слезы катились по щекам. Ее никто не слышал. Цепь натянулась — в ту сторону, где светились алым нечеловеческие глаза — и Агнес потащило следом. Упираясь всем телом, не могла ничего сделать. Внутри все билось от ужаса, кожа царапалась обо что-то острое, оставляя длинные кровавые полосы на руках и ногах, а пальцы до крови цеплялись за цепи в надежде ее порвать. Половина ногтей сломалась до мяса. Ошейник тяжело давил, лишая кислорода. Упорно борясь со своей участью, ранила саму себя, плакала, кричала. Билась в панике. Ей хотелось жить, хотелось оказаться вновь в тепле и защите. Хотелось убежать обратно. Хотелось. «Сещемару», — и отчаянно звала. Кажется, даже вслух, но по-прежнему оставалась неуслышанной. Обреченной. Не нужной. Мерзкий смех снова раздался в пустоте, оглушая. Ее никто не отпустит. Бесполезно. Силы покинули в один миг. «Нет смысла», — обреченно промелькнуло в голове. Руки ослабли, повиснув вдоль туловища. Сдавшись, Агнес ощутила пустоту, поглощающую без остатка и выбивающую всякую надежду или веру на то, что все обойдется. Смирение — это ведь так называется? Только бы не было больно. Пусть это будет быстро. «Это конец», — прошептало сердце, почти не стуча. И закрыла глаза. Неожиданная вспышка заставила дернуться. Цепь звякнула, разбиваясь на две части, ошейник слетел, а ее тело вмиг вспорхнуло вверх. Стало тепло. Сквозь полуоткрытые веки она увидела Сещемару, оказавшегося здесь так внезапно и неожиданно, что Агнес не успела ничего понять — его клинок сверкнул в этой тьме, а лицо, искаженное от злости, было направлено в сторону сверкающих глаз. Сил не осталось ни на что. — Ты пришел, — и слабо прошептала, вымученно улыбнувшись. Теперь все будет хорошо. В ней не было ни радости, ни облегчения, ни страха, ни волнения — ничего. Хотелось погрузиться во тьму. Раствориться в ней. Исчезнуть. Перед глазами все размылось. Агнес сделала последний вздох.