*Неторопливо.
Тьма казалось жидкой, обволакивающей все тело; густой, давящей со всех сторон, и непреодолимой, будто никогда не сможет из нее выбраться. Она сгущалась все плотнее, а свет, исходящий откуда-то сверху, не спеша отдалялся и постепенно мерк, смешиваясь с пустотой, царившей вокруг. Медленно наступило смирение, почти отчаянное, и бороться, кажется, уже не имело смысла. Агнес прикрыла глаза, ощущая, как темнота довольно принимает ее, затягивая глубже, и вовсе перестала делать попытки пошевелиться. Сколько так пробыла — не знала. Время шло то ли быстро, то ли медленно — не понять, но в один момент начали просачиваться звуки, доносившиеся откуда-то снаружи. Слабые, почти неуловимые, не различить, кто и что ей говорил, но с каждым мгновением они становились сильнее. Отчетливее. Ярче. Пока резкий рывок не выкинул наружу, заставляя судорожно сделать глоток воздуха, ожившими руками цепляясь за что-то, что не позволило бы утонуть в этой тьме снова. Ни за что. Агнес не хотела оказаться в ней еще раз. И тяжело открыла глаза, не понимая, где находится. Все казалось каким-то нереальным. Будто она проснулась, но все еще спала; сознание возвращалось лениво, не спеша, отчего потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя и замучено оглянуться, смаргивая с себя остатки этого разбитого состояния. Точнее, пытаясь. Вокруг стоял сумрак, утренний: солнце еще не показалось из-за горизонта, но небо местами посветлело; медленно плывущие облака окрасились в нежно-розовый цвет, отдающий золотым свечением от отчетливо виднеющихся рассветных лучей, а ближе к земле стоял густой туман, разгоняемый ветром, отчего тот клубился, словно дым, — и задрожала от внезапно пронзившего холода, сковавшего все тело. Слишком резкого. Совсем неправильного. Что? Почему она замерзла? Сжимая что-то твердое в ладонях, более осознанно оглянулась. Сещемару держал ее на сгибе локтя за талию, наклонившись очень близко; второй рукой стирал влагу с лица, нежно проводя пальцами по щекам и под глазами, приподнимая очки. Только сейчас смогла ощутить его прикосновения, казавшиеся слишком горячими. Агнес лежала на поверхности ледяной воды: рубаха намокла, развеваясь от небольших волн, как и волосы, неприятно прилипшие к шее возле подбородка. И заметила взволнованный взгляд, отдающий золотым свечением, — мужчина смотрел буквально в душу. Его верхняя одежда отсутствовала. Горячая кожа в некоторых местах соприкасалась с ее телом, вызывая контраст из-за температур, и Агнес, вцепившись ладонями в его локти, попыталась податься навстречу — и ее сразу же прижали к себе. Что происходит? Почему Сещемару держит ее на поверхности воды? Для чего? Агнес обвила его шею руками, морщась от того, насколько неприятно одежда прилипла к коже, и старалась притиснуться сильнее, силясь согреться хоть немного. Плечи охватила крупная дрожь, зубы бесконтрольно стучали, выбивая чечетку, а мышцы начало сводить судорогой, отчего пришлось с болезненным стоном вытягивать конечности. Ей хотелось куда-нибудь спрятаться от пронизывающего до костей холода, а идея прыгнуть в костер вовсе не казалась бредовой и глупой. Мученически отстранившись, вытащила из штанов рубаху, откинув ее куда-то в сторону — сейчас это было неважным — и прижалась вновь, перестав ощущать дискомфорт от мокрой ткани и пронизывающего ветра, холодящего саму душу. Душа. Точно. Та девочка насильно вытащила ее в странное место, остановив время, и говорила что-то. Большая часть слов остались размытыми, но Агнес помнила суть их разговора, отчего поджала ледяные губы, не в силах поверить, что связана с Сещемару нитью судьбы. Ради нее она здесь. Ради него. Не потому, что ей уготована великая честь спасти мир; не потому, что у нее есть огромная и значимая цель, особенность или предназначение, — все для того, чтобы попытаться обрести свою любовь. Какая удивительная наивность и простота. Как в сказках или романах; как мультиках или аниме. Так просто и незамысловато, что хотелось рассмеяться — и как же только Агнес угораздило? Ей удалось выжить после встречи с чудовищами, уцелеть, провалившись в пещеру, встретить мужчину и чудом его спасти, привязав к себе. Это было стечение обстоятельств, удачное, можно сказать, но благодаря этому все сложилось так, как оно есть сейчас. И выдохнула, зарываясь мокрыми пальцами в белые волосы, нежась в горячих объятиях. Что еще говорила Душа? — Агнес не могла вспомнить: образы и слова были смазанными, слишком тусклыми, чтобы их воспроизвести. Кажется, в конце девочка сказала что-то важное. Но что? Что та пыталась донести? — Anata wa nagaiai ishiki o ushinatte ita*, — почти прошептал на ухо Сещемару, проведя ладонями по спине и растирая замерзшую кожу.*Ты была без сознания очень долго.
Агнес хотела бы слегка отстраниться, чтобы заглянуть в золотые глаза, но не могла, скованная холодом в собственном теле. Казалось, если она едва расслабит руки — окоченеет вовсе, превратившись в ледышку, поэтому всхлипнула, сжимаясь и утыкаясь носом в ключицу. Неужели мужчине нисколько не зябко? Почему он сюда ее привел? Пытался привести в чувства? Судя по тому, что сейчас утро — наверняка. Агнес потеряла сознание вчера примерно в середине дня и не просыпалась до сих пор. Насколько же сильно заставила его волноваться? Сещемару определенно испугался, когда она — ни с того, ни с сего — отключилась, ничего не объясняя. Было ли это последствием от разговора с Душой? Вздох. — Ты меня не поймешь, но… — и прошептала, касаясь губами его горячей кожи, —… спасибо. Я узнала то, что хотела. То, о чем постоянно спрашивала себя, не зная ответа. Ее сжали сильнее, будто понимали. — Watashi wa anata o tebanashimasen*, — служило ответом, — anata ga doko kara kita to shite mo, anata no basho wa watashi no soba ni arimasu**.*Я тебя не отпущу. **Откуда бы ты ни пришла — твое место рядом со мной.
Агнес не знала, что он говорит, но звучало очень обнадеживающе. Твердо. Будто его слова нельзя оспорить или предать сомнению — и верила им. Верила, что мужчина будет ее защищать до конца. Знала, что не оставит одну, даже если она вот такая неспособная и беспомощная. Понимала, что ни за что не покинет и не бросит его сама, нуждаясь в нем не потому, что Сещемару единственный в этом мире, с кем она может быть — он делает счастливой своей заботой и вниманием, поступками и теплом, не требуя ничего взамен; он стал ее всем. Даже если бы и была возможность вернуться, Агнес не знала, смогла ли бы так эгоистично уйти; и если бы ушла — смогла ли жить дальше? Нет. Однозначно. Не смогла. Более чем уверена: хотела бы снова оказаться в горячих объятиях, сильных руках. Ощущать его волнение, поцелуи, наслаждаться их временем вместе, чувствовать поддержку и собственную значимость для кого-то, кто не ищет в ней выгоды. Агнес не смогла бы ходить на работу, зная, что ее ждет одинокая и пустая квартира; не смогла бы радоваться и вот так просто не быть защищенной от всех бед; не смогла бы спокойно реагировать на ругающегося начальника или пациента, понимая, что Сещемару — будь он рядом — не позволил бы им унижать ее достоинство и оскорблять. — Я не уйду, — и вдруг сказала, всхлипывая, — без тебя никуда не уйду, даже если бы могла. Мужчина провел руками по оголенной спине, отчего на коже выступили мурашки, заставляя подрагивать и жаться сильнее, а после поднял на руки, выходя из воды. Берег был близко — почти рядом — и он сел на землю, подцепив пальцами край ее тяжелых и мокрых штанов, развязал узел, отчего пояс ослаб, и стянул с нее одежду полностью, оставляя обнаженной. Агнес никак не удавалось насытиться его теплом, из-за чего старалась сжаться сильнее, поджимая колени, и теснилась к оголенному торсу, цеплялась руками за широкие плечи; уткнулась лицом в изгиб шеи и ни на секунду не раздумывалась о том, правильно это все или нет. Поверх спины легла теплая рубаха — большая и сухая — укутывая и пряча от всего мира. Сещемару заботливо укрыл своей одеждой, будто одеялом, отчего та слегка намокла от влаги, стекающей по ее коже; полностью сжал в объятиях, ладонью грея ледяные ступни ног, и зарылся носом в ее волосы, не позволяя отстраниться. Агнес и не хотела. Несмотря на то, что Душа не причинила никакой боли и не желала зла — хотя в этом нельзя быть точно уверенной — от осознания встречи с кем-то таким могущественным, незримым, почти неощутимым, бросало в дрожь. Кто же эта девочка? Откуда она? Почему умеет делать все эти странные вещи? Для чего хотела помочь Сещемару обрести судьбу? Как она с ним связана? — только сейчас эти вопросы всплыли в голове. Будь сообразительней и находчивей, то спросила бы еще вчера, но сейчас было уже поздно. Возможно, когда-нибудь они снова встретятся. Возможно — нет. Однако, что же были за слова, после которых Агнес затянуло в собственное тело? Почему воспоминания так размыты? Она даже не запомнила, как выглядит Душа, в какой была одежде или как звучал ее голос. Пустота вместо этого. Темная, поглощающая, нагоняющая еще больше вопросов. Были ли последние слова Души чем-то важным? И вздохнула, когда неприятный холод начал отпускать. Тело теплело, конечности перестали казаться чужими и неподвижными — и в один момент Агнес подняла взгляд, заглядывая в золотые глаза, смотрящие на нее заботливо, нежно и очень мягко. Улыбнулась, стараясь этим сказать, что все хорошо; покраснела, неожиданно осознав, в каком положении находится, неловко пытаясь укутаться в полы широкой рубахи сильнее, закрывая грудь и оголенные ноги, и замерла, боясь пошевелиться. — Mitenai*, — прошептали ей почти на ухо, обдавая горячим дыханием.*Я не смотрю.
«Все хорошо?», — попыталась перевести Агнес, смущаясь сильнее. Как-то у них все неправильно развивается. Непоследовательно. Словно они плавно обошли отношения обычной пары и сразу перешли к этапу «в браке». По-другому никак не могла объяснить происходящее. Не могла понять, что между ними витало, побуждая сломя голову бежать навстречу друг к другу. Та самая нить? Судьба? Чувства? Желание не отпускать? Что? — Мы связаны, — и вдруг сказала, не решаясь поднять взгляд, — из-за тебя я оказалась тут. Ради тебя. Спасибо, что ты есть. И закрыла глаза, окунаясь в тепло полностью. Несмотря на то, что Агнес пробыла без сознания долго, спать хотелось невыносимо сильно — будто до этого бодрствовала — а посему, не в силах сопротивляться собственным желаниям, медленно начинала погружаться в Царство Морфея*, расслабляясь и совсем обмякая в горячих объятиях.*Это царство снов, то есть человек, уснув, оказывается в мире, где правит добродушный бог Морфей, это его вотчина, и он там главный.
Она не уснула, скорее — дремала, словно сквозь пелену слыша приятный голос, исходящий из широкой груди. Чувствовала, как ее подняли вверх, куда-то унося; ощущала его руки, которые сильнее укутали в рубаху и накрыли сверху мехом, не позволяя ветру коснуться кожи. Кажется, мельком где-то разговаривал лягушонок, постоянно то плача, то что-то кряхтя. Сещемару не отпускал ни на мгновение, словно Агнес могла куда-то уйти. И проснулась, когда тепло неожиданно исчезло. Свет ударил в глаза, заставляя на мгновение зажмуриться, чтобы привыкнуть — солнце уже ярко светило на небосводе — и обнаружила себя на чужих коленях. Сещемару, успев укрыть торс нижней рубахой, — о боже — одевал Агнес — его руки аккуратно прикасались к ее коже, но не позволяли лишнего: он не лапал, не пытался дотронуться до интимных мест, не делал ничего навязчиво, натягивая сначала верхнюю одежду, а затем штаны, завязывая их на талии. Удивившись, не успела пискнуть от того, насколько это было постыдным и загонявшим в смущение. Боже. Мужчина действительно готов делать что-то вот такое. Заметив, что она проснулась, нежно поцеловал в лоб, проведя пальцами по щеке, зарылся в волосы, успевшие высохнуть после пребывания в ледяной воде, и собрал наверху ее челку, закрепляя подаренной заколкой. Как можно быть таким заботливым? — промелькнула в голове мысль и тут же исчезла, когда Сещемару, снова подтянув ближе к себе, проговорил, почти касаясь губами ее уха, отчего мурашки пробежались по всему телу: — Iyashinoizumi de kibun mo yoku narimashita*, — и отстранился, внимательно смотря прямо в глаза, — dō shita no?***Тебе стало лучше в целебном источнике. **Что произошло?
Нахмурившись, Агнес старалась сообразить, что от нее хотят. Мужчина впервые что-то спросил — значит, нужно ответить. Но как, если она не поняла ни слова? — и выдохнула, обреченно пожимая плечами. Когда же язык перестанет быть таким проблемным? Почему в ее голове никак не могли уложиться новые — японские — слова? Кажется, она даже забыла то, что пыталась учить вчера. Очень проблематично. Некомфортно. Нужно определенно стараться сильнее. Сещемару, подозвав к себе Джакена, взял заветный словарь. Листал очень долго, но терпеливо, внимательно изучая каждую страницу, и только после этого протянул ей обратно, указав на одно слово. «Jiko — Происшествие». Сообразив, Агнес мысленно ударила себя по голове. Конечно, что же еще он мог спросить? Особенно после того, как она так неожиданно испугалась, а после — отключилась? Это можно было понять логически, сопоставив все факты, но даже так — не смогла. Ощущая себя глупо из-за своей недогадливости, принялась искать нужный перевод. Слова, как назло, не подходили — и поиск занял больше времени, чем у Сещемару. Хотелось донести до него; рассказать в красках, что увидела и кого встретила, но, скованная языковым барьером, могла только урывками рассказать, что случилось. «Mītingu — Встреча». «Tamashī — Душа». «Gen'in — Причина». «Shuppatsu — Отправление». «Sekai — Мир». Этого было достаточно, чтобы Агнес вмиг притянули к себе — яростно и крепко, не давая рассказать до конца. Мужчина буквально вжимал в себя, не позволяя двинуться. Книга выпала из рук, падая на траву, а сердце забилось чаще. Неужели он так боялся, что она уйдет? — пронзила голову догадка. Улыбнувшись, обняла его в ответ, обвивая руками шею и утыкаясь носом в ворот рубахи. «Не отпустит», — поняла она. Даже если бы существовал путь обратно домой, то он ни за что бы ее не отпустил. Похлопала по широким плечам, утешая и безмолвно говоря, что останется рядом. Не бросит. Будет с ним столько, сколько ей позволят. До конца. — Я тебя не оставлю, — и прошептала, нежась в крепких объятиях. — Anata wa watashi kara hanarenaideshou*, — твердо ответили ей, утверждая, ставя перед фактом.*Ты никуда от меня не уйдешь.
В этот раз она сразу поняла, что он сказал. Не нужно было искать перевод: мужчина останется рядом. Он говорил это не только словами, но и действиями, глазами, даже руками, которыми сжимал ее так крепко, что нельзя было пошевелиться. Его взгляд блестел ярко, строго, непоколебимо, даже несколько жадно, будто Сещемару не готов ею делиться с остальными. Не готов был позволить ей умереть или исчезнуть. Отстранившись — с усилием, опираясь о его плечи — Агнес коснулась его губ своими, накрывая ладонями горячие щеки. «Все хорошо», — хотелось сказать. «Я тебе верю», — вторило сердце. И слегка наклонилась, чтобы припасть своим лбом к его, всем своим существом крича, что никуда не денется. Ради Сещемару она здесь. Потому что подходила. Потому что наверняка могла дать то, чего раньше у него не было. Кажется, ее поняли. Вот так просто. И в следующее мгновение утянули в поцелуй: мягкий, легкий, почти неощутимый. «Ты тут. Ты здесь», — говорили его глаза. «Я тут. Я здесь», — отвечало ему ее сердце. Губы касались нежно, будто боялись причинить боль. Сильные руки проводили по ее телу, оглаживая бедра, талию, ноги — все, до чего могли дотянуться. Агнес хотелось раствориться в этом тепле; хотелось показать, что она готова на что-то большее, смелое, страстное, но не спешила, понимая: пока рано. Не время. Не место. Пусть все идет и дальше вот так вот медленно, постепенно, осторожно. Джакен, вышедший из кустов, прервал — он что-то начал говорить, неся в руках две миски супа — и Сещемару одарил его раздраженным, недовольным взглядом, всем своим видом говоря, как тот не вовремя пришел. На секунду показалось, что, не держи мужчина ее в своих руках, то тут же бы отправил в полет лягушонка туда, откуда тот пришел. Усмехнувшись, провела пальцами по теплой коже его щеки, безмолвно говоря, что не нужно злиться — и ее тут же послушали, будто прочитали мысли. Завтрак дался легко — все-таки, хлебать суп из миски было легче, чем вытаскивать палочками рис по зернышку — внутри живота разлилось тепло. Только сейчас Агнес ощутила, насколько сильно была голодна. Впервые за все дни, проведенные в этом мире, поэтому кушала с удовольствием, а не потому, чтобы организм хоть немного получил питательных веществ. После чего, чувствуя себя наевшейся, принялась за изучение языка с энтузиазмом, повторяя то, что учила вчера и по чуть-чуть пытаясь запомнить новое. Сначала было трудно, мозг не хотел работать, и настроение падало со скоростью геометрической прогрессии — ровно до тех пор, пока Агнес, пересилив себя, не начала спрашивать верную транскрипцию. Отвечал ей то Сещемару, повторяя слово по несколько раз, то Джакен, показывая, как правильно строить предложение и задавать вопросы. Обучение пошло намного быстрее, из-за чего они — как поняла Агнес — задержались на этом месте, но это того стоило, ведь ближе к середине дня уже могла сказать по-японски: «Все хорошо», «Я не понимаю», «Красивая природа» или «Я не уйду»; и спросить: «Как дела?», «Что случилось?», «Куда мы идем?» и «Как прошел день?». Конечно, Агнес часто путалась с окончаниями, могла неправильно произнести слово или вовсе его забыть, из-за чего приходилось провести несколько минут в раздумьях, но даже так — это был хороший результат. И шаг вперед. Только после этого они двинулись дальше. На этот раз не пешком — Сещемару, подхватив на руки, взлетел. Джакен вцепился в его мех, болтаясь сзади — и так смело держался, что ей показалось, будто передвигался лягушонок подобным образом на постоянной основе. Даже до появления Агнес в их жизнях, и мысленно поблагодарила всех богов, — и демонов тоже — что мужчина держал ее крепко, прижимал к своей груди, ясно давая понять, что упасть ей не светит. От этого было спокойно. Пусть она все еще боялась смотреть вниз, но не чувствовала ужаса, что могла свалиться и разбиться о землю в любую секунду, поэтому реагировала на полет спокойно, спрятавшись от мира в теплых руках. Переживать и тревожиться в крепких объятиях куда проще, чем без них. Куда именно они держали курс в этот раз — Агнес не имела ни малейшего представления. Попыталась бы спросить, однако все равно не поймет, а заставлять постоянно пользоваться словарем мужчину не хотела, к тому же, это ничего не изменит; ей лучше вовсе не знать, какое чудище ожидает их в этот раз. И ожидает ли вообще. Не имея никакого желания высовывать нос за пределы широкого плеча, спокойно слушала биение чужого сердца, мгновениями погружаясь в сон и так же быстро просыпаясь, лениво открывая глаза. Лучшим решением было бы повторять слова, которые успела выучить, но мозг категорически отказывался напрягаться, отчего Агнес просто думала обо всем и сразу, когда не засыпала; размышляла о будущем, пыталась предположить, как все будет дальше, вспоминала прошлое, родителей, работу, анализировала когда-то совершенные поступки, понимая, что сейчас бы поступила иначе, и взвешивала все плохое и хорошее. Пусть Агнес не желала никому зла, это не исключало того, что когда-то сделала неверный выбор, допускала ошибки, заблуждалась и вела себя неправильно в силу возраста и маленького опыта. Повернуть время вспять никому не подвластно, поэтому сейчас ни за что не может изменить то, что когда-то было — и люди, пострадавшие от таких детских суждений, никогда не посмотрят на нее по-другому. Добро для других иногда хуже зла, этот урок усвоен на всю оставшуюся жизнь. Разочарование в своих идеалах, последствия от, казалось, правильных действий и чужое мнение, сталкивающееся с ее — противоположным — повлияли на формирование восприятия этого мира. С годами появилось понимание, что люди действительно разные, что даже желание кому-то помочь может вызвать столько негатива, что в нем можно утонуть; что порой игнорирование является лучшим способом, чем попытки сделать хоть что-то; что чаще всего лучше вовсе не совать свой нос в посторонние проблемы, потому что хотя бы так никто не сделает ее крайней, сваливая всю вину и перекладывая ответственность. Взросление, ошибки и наблюдения привели к такому мнению. Агнес обрела понимание, что правильнее не лезть; наиболее верным решением стала обычная поддержка и утешение, когда видела, что человек готов принять только их. Ни поступки, ни слова, ни мнение, ни желание протянуть руку так сильно не помогают, как обычная, пусть и сомнительная, опора, от которой можно встать, поблагодарить и забыть, пошагав дальше навстречу трудностям. Сказал бы Агнес кто-то об этом раньше — не пришлось бы столкнуться с осознанием своей бесполезной для других помощи; вредящей — вернее. Вздохнула, проведя носом по коже на шее, и зарылась им под ворот рубахи, уткнувшись в горячие ключицы. Что для Сещемару будет правильным? Как много в его жизни было ошибок? Как часто он сталкивался с несправедливостью других людей? — наверняка постоянно. Люди выкинули из деревни буквально ни за что, поменяв мнение и отношение в один миг; без сомнений, они не такие глупые, как Агнес, зная изначально, кем именно является мужчина, осуждая и боясь его, не узнав лучше. И, вооружившись этим знанием, погнали прочь. Ярлыки, этикетки, неверные выводы легко сделать, зная чужую родословную. Это как навесить шаблон на ребенка, родители которого наркоманы и алкоголики — и поставить на нем крест, сразу решив, что тот пойдет по их стопам. Здесь сработало то же самое. Демон — даже Агнес, если бы тогда сразу узнала, кто он, вероятно, испугалась бы, делая неверные выводы и опираясь на свои знания, которые получила в своем мире. Сещемару не был той нечистью из ужастиков, просмотренных на ночь; не был всемогущим злом, которое склоняло людей к страшным поступкам, искушало и заманивало в Ад, чтобы поглотить душу. Сначала узнать, потом — судить. Это мудрое решение для любого, но часто забываемое, не принятое всерьез, игнорируемое под влиянием социума. И судорожно вздохнула. Как бы ей сейчас хотелось сказать мужчине, чтобы тот не воспринимал чужие поступки близко к сердцу; чтобы не ломался под этим давлением; чтобы не возненавидел людей за их непонимание и страх. Агнес могла только нежно обнимать, всем сердцем показывая, что она не боится, не вешает ярлыки, не воспринимает так, как другие, и ни за что не отвернется, даже будь Сещемару не демоном, а таким же, как те чудовища. Постепенно ветер начал утихать, как и шорох одежд; чувство полета прекратилось, перестав щекотать сердце, а мягкое, почти неощутимое приземление, заставило слегка дернуться, открывая глаза, чтобы посмотреть на место, в котором они оказались. Первым, что она увидела — горы вдалеке, макушками касающиеся самого неба и окруженные деревьями, словно одеялом. Засмотревшись, только спустя время заметила текущую рядом узкую реку, над которой склонялись березы, липы и клены. Зеленые листья иногда срывались под напором ветра, опадая на траву и водяную гладь, принося в душу спокойствие. Красиво. То место с цветущей вишней было тоже восхитительно. Каждый край, в котором они побывали, особенен по-своему — и Агнес в который раз признавалась себе, что природа действительно прекрасна. Безмятежна и свободна от рук людей, которые в ее мире не ценили подобное, уничтожали, пытались построить все больше домов из-за увеличения популяции. И, озираясь по сторонам, встала на ноги, когда Сещемару ее отпустил. Заметив чудной цветок — странно-салатового цвета — хотела было к нему подойди, стараясь разглядеть получше, но запнулась о спрятавшийся в траве камень, вскрикнув от неожиданности и нелепо взмахнув руками. Сильные ладони тут же подхватили за талию, не позволяя упасть — и Агнес смутилась от своей неуклюжести, из-за которой чуть не прополола носом землю. Тихо поблагодарив, ровно встав на ноги, вдруг замерла. Что-то не так. В стопе ощущался странный дискомфорт. Очень знакомый, вызывающий грусть и осознание, что на этом приходит конец. Обуви. Неуверенно взглянула на кроссовки и огорченно вздохнула — подошва оторвалась. Вот так просто и быстро. Неудивительно, ведь приходилось ходить в паршивой местности: по грязи, воде, влаге, цепляться и спотыкаться о ветки и корни. Опираясь на теплую руку, принялась разуваться, наступая носками на пятки. После вздрогнула, когда коснулась голыми ступнями прохладной травы. — Что же все так против меня? — и тихо проговорила, сокрушаясь на судьбу и собственную неудачу. Словно поняв ее, Сещемару присел, внимательно изучая порванные кроссовки, а затем, притянув к себе, усаживая на колени, взял ее ногу в свою руку — стопа была чуть меньше его широкой ладони — и кивнул, будто бы что-то про себя утвердив. Затем поднялся, аккуратно усаживая Агнес на изгиб локтя — ей пришлось ухватиться руками за его шею, пытаясь принять более удобное положение, и смущенно отвести взгляд, повернувшись в сторону гор, — и они направились именно к ним. Кажется, теперь придется мучиться из-за того, что кроссовки, пришедшие в негодное состояние, были единственными, которые хоть как-то помогали комфортно перемещаться. В этом мире она не видела удобной обуви: жители носили или деревянные шлепки, на вид жутко неудобные, или странные сапожки из ткани, которые сейчас и были на мужчине. Агнес не знала, могли ли быть те практичными, чувствовались ли подошвой все выступы и камни — и затосковала по своим умершим кроссовкам. Они шли быстро. Джакен постоянно отставал, разговаривая сам с собой, но упорно старался идти за спиной мужчины, не обгоняя, но и не выравниваясь шаг в шаг. Спустя какое-то время они вышли к пещере — темной и жуткой, вселяющей странный и необъяснимый страх перед тем, что могло быть внутри — Агнес поджала под себя плечи, неуверенно переведя взгляд на Сещемару и дрожащими пальцами почти впиваясь в его твердые мышцы на руках, и прикусила губу, искренне не желая идти внутрь. — Osorenaide kudasai*, — спокойно сказал Сещемару, наверняка чувствуя ее бешено стучащее о грудь сердце и подрагивающее тело.*Не бойся.
Прижал чуть ближе, укрывая ее плечи своим мехом; поцеловал в лоб, будто успокаивая и говоря, что все будет хорошо и сделал шаг вперед, ступая во тьму. Сжавшись, Агнес закрыла глаза, спрятавшись от всей этой пугающей атмосферы, и мысленно просила, чтобы ничего страшного не случилось. Раз мужчина так уверенно идет вперед, значит, он знает, что делает. Знает, что опасность внутри не так сильно преувеличена, как ей думается. Но… Черт. Вздрогнув от холодка, прошедшего по босым ступням, подтянула ноги выше, стараясь укутаться в мех полностью. Помимо звука шагов и беззаботной болтовни Джакена, Агнес слышала, как где-то рядом капает вода; как громко дует ветер, будто завывая от отчаяния; как изредка трещали камни, словно их кто-то пытался сдвинуть с места; и видела, как мрак поглощает все пространство, вытесняя свет, оставленный снаружи жуткой пещеры. Как Сещемару видит, куда идти? На его месте она бы уже несколько раз успела споткнуться, врезаться в стену и встретиться с землей. Одна из особенностей демона? Наверняка: шел мужчина убедительно, твердо ступая. Словно или знал это место, или действительно прекрасно видел в темноте. Стараясь не прислушиваться к посторонним окружающим звукам, Агнес концентрировала внимание только на его сердце, спокойно бившемся в груди. «Все будет хорошо», — и твердила себе. Пока они неожиданно не остановились. Выдохнув, попыталась оглянуться, но, кроме кромешной тьмы, не видела ничего — и слепо ткнулась носом куда-то в район шеи. — Detekuru*, — приказал кому-то Сещемару. Его плечи были напряжены, словно он готовился напасть, и Агнес зажмурилась, искренне желая просто уйти отсюда.*Выходи.
Сначала ничего не происходило. Даже сама пещера, казавшаяся до этого живой, затихла. Агнес не успела обрадоваться, что тут никого нет — в следующее мгновение откуда-то послышалось копошение, будто кто-то пытался выбраться из горы камней. Сердце забилось чаще от страха, и она сжалась так сильно, что, кажется, вовсе могла слиться с мехом, укрывающим сверху. Звуки становились все громче, пока — вдруг — не стихли, а свет не ударил прямо в глаза, заставляя вжаться в чужую грудь в разы сильнее. Агнес боялась шевелиться, не могла нормально дышать, а тело подрагивало от ужаса, проникшего прямо под кожу. Не в силах себя контролировать, тихо всхлипнула, не пытаясь и мельком посмотреть, что же все-таки происходит. И задержала дыхание, когда раздался женский голос, разносившийся эхом по всей пещере: — Ohisashiburidesu, Sesshōmaru-san*.*Давно не виделись, Сещемару.
Что происходит? — дрожала Агнес. Ответ нашелся сам собой. Следом за голосом последовал стук, — будто от каблуков — почти неслышный, еле различимый шорох одежд и игривый смех, словно та, кого они потревожили, забавлялась над незваными гостями. Плечи Сещемару не расслаблялись, он по-прежнему готовился в любую секунду достать из ножен меч — и из-за этого Агнес не могла успокоиться, нервничая и совсем не понимая, что они тут забыли. И кому принадлежит женский голос. Стук от каблуков стих; незнакомка — это же не чудовище? — остановилась где-то рядом. Она не подходила близко, по крайней мере, так казалось, но все равно делала нависшую между ними атмосферу еще более напряженной. — Kanojo no tamashī o shibaru*, — снова заговорил мужчина.*Привяжи ее душу.
Его голос звучал строго, твердо, не принимающим никаких возражений. Такой тон был незнакомым — от него пробежались мурашки, задрожали конечности и плечи; как же хорошо, что Сещемару с Агнес никогда так не разговаривал. В ином случае — испугалась бы, а учитывая, что вовсе не знает язык, еще бы и разнервничалась от своего непонимания того, чего от нее хотят. — Kono chīsana hiyoko?* — с интересом ответила незнакомка, усмехнувшись, — Daiyōkai wa tsuini ai o shitta no ka?***Этому маленькому птенчику? **Великий демон, наконец, познал, что такое любовь?
Сещемару раздраженно фыркнул, сжимая крепче Агнес, словно стараясь спрятать от чужих глаз. — Kotoba o herasu*, — и твердо сказал, — Suru**.*Меньше слов. **Делай.
Судорожно выдохнув, Агнес решилась приоткрыть глаза. Раз битвы до сих пор не началось, значит, они сюда пришли не за этим? Тогда зачем? Кто может жить в таком жутком и страшном месте? Явно не человек — давно бы загнулся от тьмы, мрака и сырости — и неуверенно посмотрела вперед, сталкиваясь с фиолетовыми глазами женщины, стоящей совсем неподалеку. И засмотрелась: длинные иссиня-черные волосы, заплетенные в причудливую косу, лежали аккуратно на плече; заостренные уши украшали серьги-кольца, дотягивающиеся почти до тонких плеч; на скуле изображена причудливая татуировка в виде расцветшей лилии с красиво изогнутыми лепестками, а ее кимоно — традиционное, с толстым поясом — расшито странными узорами, увешено многочисленными тонкими цепочками, драгоценными камнями и прозрачной шалью, словно блестящей от розоватого света, освещающего пещеру. На ее ногах, скрытых за белыми носочками, красиво сверкали деревянные шлепки, на подошве которых располагались два выступа, из-за чего ее шаги и были такими стучащими. Незнакомка завораживала, впечатляла. На нее хотелось смотреть и смотреть — таких женщин Агнес даже у себя в мире не встречала. Кто же она такая? Тоже демон? — очень красивая, надо заметить. Сещемару тоже на вид не был уродом — его внешность поразила ее еще при первой их встрече — неужели все демоны в этом мире такие идеальные? — Gaichū*, — рассмеялась женщина, — Tetsudaimasu**.*Вредина. **Я помогу.
И, обратив внимание на Агнес, улыбнулась, подходя ближе. Ее шаги эхом отражались от стен пещеры практически заставляя впасть в ступор, а затем остановилась очень близко. На таком расстоянии удалось заметить в фиолетовых глазах узкий — нечеловеческий — зрачок. Точно демон. Только что им нужно было здесь сделать? Пришли погостить? — нервно подумалось в ответ. Женщина, не меняя своего выражения лица, аккуратно положила ладонь на лоб Агнес, и провела пальцем к волосам. Буквально в тот же миг по телу пробежал неприятный холодок, а воздуха начало не хватать. Сжав в руках одежду на широких плечах Сещемару, со страхом осознавала, что не может даже нормально пошевелиться. Мужчина напрягся сильнее, вдруг перехватив чужое тонкое запястье — и отвел в сторону, угрожающе прорычав: — Kizutsuketara koroshimasu*.*Причинишь боль — убью.
Женщина на эти снова рассмеялась, и Агнес хотела было подумать, что характер той очень мягок и беззаботен, как фиолетовые глаза засветились пугающим светом, взгляд похолодел, становясь надменным и высокомерным, а губы искривились в зловещей ухмылке. — Watashi o odoshitaidesu ka?* — ледяным тоном процедила та, показывая свою истинную природу «демона», и — что за черт творится? — вдруг снова смягчилась, надев маску добродушия: — Shakkin wa kaeshitemasu yo, Sesshōmaru. Soshite anata no tori o tasuketara, — ji ni atta toki wa kanarazu anata o koroshimasu**.*Угрожать мне вздумал? **Я возвращаю свои долги, Сещемару. И как только помогу твоей птичке — в следующую нашу встречу непременно убью тебя.
Мужчина смотрел на нее так же ярко, холодно, ничуть не уступая в этой борьбе взглядами. Сощурился, будто не доверяя этим мягким словам, и отпустил чужое запястье. Агнес растерялась. От незнания того, что происходит, было страшно. Хотелось убежать, спрятаться от всего, но, скованная в собственном теле, могла лишь судорожно хватать ртом воздух, пытаясь хоть как-то прийти в себя. «Сещемару не сделает больно», — твердила она себе. И верила ему. Но не могла доверять этой странной женщине, за секунду меняющей свои эмоции. Ее палец вновь коснулся лба. Холодок прошелся по всему телу, вызывая мурашки и сильную дрожь. Мужчина обнял крепче, беря в свою ладонь ее, цепляющуюся за его плечо, и всеми силами старался показать, что рядом. Нужно ведь пережить, верно? Раз они пришли сюда — им требовалось это. Только вот что за «это»? Для чего женщина-демон трогает Агнес? И резко выдохнула, когда все внезапно закончилось. Холод отступил, конечности медленно начали ощущаться — не помня себя, вцепилась в Сещемару как обезумевшая, стараясь спрятаться от фиолетовых глаз. — Nante omoshiroi*, — заинтересовано протянула та, вызывая новую порцию дрожи.*Как интересно.
— Okorimashita?* — резко спросил Сещемару, накрывая спину Агнес своим мехом снова, позволяя прятаться дальше.*Получилось?
Его горячая ладонь легла на макушку, зарывшись в короткие волосы, и прижала к себе ближе, отчего она уткнулась в изгиб теплой шеи. — Īe*, — легко ответила женщина, — kanojo no tamashī no ichibu wa ushinawa remashita**.*Нет. **Часть ее души потерялась.
И услышала, как сердце Сещемару пропустило удар. — Doko?* — голос звучал растеряно.*Где?
Ответ женщины его взволновал, выбил из равновесия, и Агнес чувствовала исходящую тревогу, от которой хотелось поддержать, обнять, защитить. Однако, сильные руки прижали к себе крепче, почти лишая кислорода. — Сещемару? — и почти пискнула, стараясь посмотреть в родные глаза, но ей не позволили отстраниться ни на дюйм. — Wakarimasen*, — выдохнула женщина, посмеиваясь, — osoraku, miko wa ushinawa reta tamashī no ichibu o mitsukeru koto ga dekirudeshou**.*Не знаю. **Возможно, жрица сможет найти ее потерявшуюся часть души.
Кажется, это было последней каплей для мужчины — злорадный смех незнакомки заполнил все пространство, отчего уши заложило, а собственное сердце заледенело от страха; рывок, который последовал после, заставил зажмуриться, мысленно умоляя всех на свете, чтобы все закончилось хорошо. Ее не слышали, не слушали — и клинки звонко встретились друг с другом. Все вокруг кружилось, камни падали вниз, громко встречаясь с землей. Агнес боялась двигаться, задержав дыхание — голос той женщины изменился, загрубев, и пугающе искажался. Она что-то кричала — слова превратились в сплошную кашу, доносясь до ушей шипящим радио: вроде, что-то говорили, а что — даже бы на родном языке не разобрала. Сещемару уворачивался, быстро передвигаясь, и моментами нападал. Его меч оглушительно разрезал воздух вместе с камнями. Как он умудрялся при этом держать ее одной рукой — не могла представить — но всеми силами старалась не мешаться и не отвлекать. Сколько это продолжалось, не знала, но было ощущение, что время тянулось целую вечность, поэтому, когда мужчина ровно встал, убирая меч в ножны, все еще не могла поверить в то, что бой закончился. Открыла глаза только тогда, когда они — наконец — вышли наружу. Солнце уже садилось, отчего сумерки медленно расползались по всей земле, и рвано выдохнула, увидев Сещемару немного потрепанным: на его щеке осталась царапина, одежда запачкалась и в некоторых местах порвалась. На миг забыв обо всем, тут же потянулась к его лицу, пальцами проводя по коже, не задевая полученное ранение. — Сильно болит? — и выдохнула, взволнованно смотря в золотые глаза. Мужчина посмотрел не читаемо. Странно. Грустно. Накрыл ее ладонь своей, и поцеловал во внутреннюю часть, тяжело вздыхая. Что же там произошло? Почему они пришли к той женщине-демону? Отчего та смеялась так звонко и злорадно? Что увидела, когда коснулась лба Агнес? И для чего потом они вступили в бой? — ей так хотелось спросить, что от своего незнания языка всхлипнула, совсем ничего не понимая. То, что сказала женщина — почти последняя ее фраза — выбило Сещемару из равновесия. Разозлило. Это явно не было оскорблением или попыткой вывести из себя, скорее констатацией факта, с которым мужчина определенно был не согласен. Вероятно, он не достиг консенсуса, за котором они пришли. Что же сейчас будет? И почему его взгляд такой грустный? Наклонившись, Сещемару нежно оставил поцелуй на ее губах. — Anata no tamashī no ichibu o kaeshimasu*, — и уверенно произнес.*Я верну часть твоей души.
Агнес кивнула, будто понимала. Эти слова были очень важны для него, поэтому, потянувшись, чтобы нежно обнять, рвано выдохнула, когда ее сжали в ответ. Сильно. Словно боялись куда-то отпустить; словно обещали сделать все, что угодно. И пусть она будет самым глупым человеком не только в этом, но и своем мире — беспрекословно верила этому чудесному и милому демону. Верила так сильно, что могла бы принять любое его слово или действие. После этого они вновь двинулись куда-то. Вылезший из-за камней Джакен воинственно что-то кричал — видно, до этого просто спрятался, чтобы не попасть под раздачу — и снова зацепился за мех, когда они взлетели. Разморенная и обессиленная от произошедшего, уснула на время всего их полета. Вероятно, недолгого. Когда они приземлились, вечер вступил в полную силу, но до ночи все еще было далеко. Лягушонок приготовил покушать рис, отчего Агнес опять мучилась с палочками, и постоянно ловила на себе странный взгляд мужчины. Раньше он был просто теплым и нежным, сейчас отражал больше тревоги, чем другие чувства. Агнес, пусть Сещемару и пытался сопротивляться, все равно обработала его царапину — точнее, место, где она была, удивленно отмечая, что все уже зажило — а после рискнула спросить, что случилось, но ей не ответили — только снова сгребли в объятия, не позволяя вырваться, и мягко поцеловали. Ожидая, что они лягут спать, устроилась поудобнее в его теплых руках, но в ответ ее подняли вверх, укутывая не только в мех, но и в верхнюю рубаху, — и они снова взлетели. Куда, зачем и почему, не представляла. В голове не было ни мыслей, ни предположений — ничего — совсем уставшая, она просто уснула, погружаясь во тьму. Агнес представить не могла, что же все-таки сказала та женщина-демон. И в каком месте проснется.