На двоих одни грехи

Что может быть лучше майского жаркого дня, когда сам Бог сулит тебе забраться на лошадь, да ускакать в далёкие земли с попутным ветром?  Басманов-любитель быстрых прогулок на своём верном жеребце, тем не менее ответит, что есть. Есть. Самое лучшее что может быть на этом дивном белом свете-приказ самого Царя Русского. С дрожью в теле и в голосе, с неприятным покалыванием в груди, но исполнять, и обязательно с честью и верой. Басманов вскакивает на свою чёрную как смоль лошадь, одаривает презрительным взглядом пару опричников, что приехали ему передать весть, и трогается с места. Все мысли, что таились в голове, падают на землю и с треском разбиваются. Сейчас Фёдор смеет думать только об указах царя, о воле Царской. Никаких переживаний о возможной опале, никаких гаданий на цветках, только ясное небо и глаза Государя. Впрочем, всегда его голова наполняется теплом, голубым небом, великим и грозным голосом. Ветер-самый верный товарищ, всегда спутником явится когда опричник на своём коне куда-то скачет. И сейчас, он умело играет с тёмными волосами, бросая их из стороны в сторону. Только вот не подвластен ему венок на макушке-сколько бы не пытался содрать, всё держится.  Сколько бы враги не пытались оттолкнуть Басманова от Государя, а он всё держится.              *** Лошадь преодолевает уже полпути, и пейзажи бездушных, свободных полян сменяются на картины маленьких, никчёмных домиков. Жизнь людей в них кипит и идёт своим чередом. Но каждый из них с замиранием сердца прислушивается к шуму на улице-каждый из них боится верных псов царя. Боится как огня. Царь для них главное спасение, так и главный страх. Никто не может быть спасён от Царского гнева. Даже те, кто по правую руку от него находятся. Наоборот, приближенные к царю пойдут на дно раньше, чем кто либо другой. Они за это каждый день богу молятся. Вскоре Басманов попадает уже в родные земли. Они стали ему таковыми, после всего того, что он здесь пережил. Находится здесь бывает опаснее чем на поле битвы. Монголы и то, товарищами кажутся, на равне с теми, кто здесь сидит на пирах. Каждый опричник другому горло перегрызёт, все бьются за место под солнцем. Но кто-то в этой битве кровь проливает свою, а кто-то чужую. Перед Басмановым красуется белая усадьба, в которой он не раз выслушивал прихоти Царя. Они словно капли дождя. Получил одну-жди и другую. Что же будет на этот раз?  Фёдор, предварительно сняв с головы венок, проходит через двери и попадает внутрь самого здания. Здесь как всегда тишина. Здесь как всегда по углам сидит эхо криков и слёз. Если прислушаться, можно услышать как ужас воплощается в реальность, и съедает тебя целиком. Здесь не место тем, кто от страха съёживается, кто дрожит как осиновый лист. Здесь не место тем, у кого корни идут далеко, в Москву. К земщине. Юноша проходит уже по знакомому пути, останавливается перед дверьми, ведущие в покои самого Государя, и, дождавшись ответа, входит внутрь.  А здесь всё как обычно. Обычная темнота. Ведь Фёдору никогда не разглядеть, что находится в покоях Царя. Он здесь часто бывает, чаще чем в родном поместье. Но всегда его окутывает пелена страха и неизвестности. Словно паутина обвивает его голову, спасая взгляд голубых глаз. От кого? От темноты грехов Царя, что покоятся с ним здесь. Фёдор всегда устремляет взгляд лишь на Царя, остальное не имеет значения. Царь и только он. И всегда вместе с ним тревога и некое чувство, которое сидит глубоко внутри.  Иван lV устремил всё своё внимание на юношу. Фёдор поклонился, и заглянул в глаза царя. Они были всё так же бездонны, глубоки и загадочны. В них всё так же хотелось утонуть. В них всё так же хотелось почувствовать доверие и теплоту. Но чистому льду не суждено согревать.  - Знаешь, вот смотрю каждый раз на тебя,  Царь встал с лавки и медленными, громкими шагами направился к своему опричнику. Его лицо было нечитаемо, нельзя было понять с какими намерениями государь обращается к юноше. Хотя Царь и был этим прославлен. Хладнокровный. Сугробы зимой на Руси-его вина. - Напоминаешь мне ты сильно.  - Кого?  - Её.  Фёдору не нужно было даже спрашивать. Царь всегда говорил лишь о единственной девушке. Анастасии. Не было никого другого. Она навсегда останется в его сердце. Лишь она и только она была способна на то, что холодный Иван даровал тепло. Фёдор слышал от отца, что после смерти Анастасии, Царь больше не испытывал счастья. Чистая, яркая и бескорыстная улыбка больше не озаряла лицо Государя. Лишь скользкая и мерзкая ухмылка появлялась на кровожадных пирах, появлялась в дань всем, кто рад от руки Царя. Возможно, это был первый раз, когда Фёдор совершенно не знал как себя вести. Он застыл как глыба. Казалось, пожар, что бушевал внутри него, сейчас согреет его насквозь, и ледяная глыба растает. И тогда останется от Федора лишь вода, все его пролитые слёзы за Царя. Юноша всегда был тем, кто, всегда умел выбрать время чтобы вставить свои пять копеек. Он умел себя вести рядом с Царём. Он был тем, кто способен выдержать и гнев царев, и печаль прискорбную, и душу его грешную на пирах. Но сейчас, сейчас даже вздохнуть было чем то неверным, опасным. За что потом душу продать-мало будет. У Царя тысячи таких душ, одной не насытишься. Иван подошёл в плотную к юноше, и тыльной стороной ладони провёл по щеке. Слишком знакомый жест. Родной. Он смотрел не на Фёдора. Не в его глаза. Он смотрел в её глаза, и взгляд его уходил куда-то глубже.  - У тебя её глаза. Береги их. В таких глазах, как у неё, как у тебя, и таится тайна этого мира, ключ ко всем победам.  Фёдор кратко кивнул головой, боясь сделать лишнее движение. Боясь спугнуть. Внутри разгоралось пламя. Не должен такое опричник чувствовать, не должен. Но Фёдор обжигается этим пламенем, и пламя это согревает его.  Иван, оторвавшись от щеки, медленно проводит ниже, по груди юноши. Так плавно, словно отдавая всю свою душу через это прикосновение. Но у Царя нет души, и опричник это знает. Есть десятки других, но своей нет. Но Фёдор колотится из стороны в сторону, чувствует, что внутри него кости скрипят по швам, а сердце вот вот выпрыгнет из груди, и ускачет далеко-далеко, на встречу солнцу и ветру. А пламя внутри Басманова, теперь точно ничем не потушить. Неужели молодой, хитрый и кровожадный опричник сейчас упадёт к ногам Царя без малейшего стеснения? Неужели он готов смотреть в эти глаза часами? Да. Басманов готов биться до последнего вздоха за это место. И пусть он одержит победу, последний вздох заберёт с собой Государь в этих покоях. - Я тебе в жёны свою племянницу отдаю. С этими словами он вернулся на свою княжескую лавку. И тут кажется Басманова обливают  холодной водой. И пламя в миг тушится. Тело больше не трещит, будто в него снова вставили стержень. Сердце затихает и больно обжигает в последний раз, перед тем как потухнуть. Почему он чувствует холод? Это что, Обида? - На тебя лица нет. Что, тебя такого юного и пылкого уже другая забрала?  Ответа не последовало. Фёдор уже сам не понимает, другая или другой? Его душа видимо навсегда останется здесь, в этих покоях, в которых он всегда на грани своей гибели. В которых он всегда в смятении, а внутри что-то болит и горит. Эти покои ему роднее матери с отцом. Но эти же покои для Басманова такие же чужаки, каких он на рязанских полях резал, да улыбался.  - Чего же ты так? Как у нас заведено, сейчас пойдёшь, у батюшки своего благословения попросишь, пир устроим, а там и не приезжай к ней больше. Понимаешь, больно там одни еретики барские к ней тянутся, не хочу чтобы она во вражеские руки досталась. Пусть за моего человека сватается, мне так спокойнее будет.  Вот именно, моего человека.  Басманов сейчас уже потерял всю свою пылкость. То ему говорят «иди, в жёны возьми», то сам Царь велит к ней после празднества не подходить даже. Замешательство в голове да и только. А сам Фёдор хочет этот союз? Басманов знает, что нет. Он за свою волю отвечает. А воля его-исполнять царские указы, ничего более. А значится, в семье этой любовь будет к царской воле, а не к Катьке. Вроде так племянницу царскую зовут.  Басманов даже мысль допустить не может. Он и какая-то девица. Он может быть лишь с попутным ветром, храбростью, и взглядом Царя.  Но Царь решает всё. Кто будет под голубым небом покоится, а кто взлетит высоко и оставит небо за собой. И сейчас, он решил это по щелчку пальцев. И Басманов готов бросить свою саблю в реку, но только пусть не такова будет Царская воля. Он готов оберегать сон Царя в этих незнакомых покоях, но не оберегать душу его племянницы. Пусть это сделает другой. Судьба Фёдора уже расписана- Царь, никого больше не надо. - Я тебя к себе приблизил. Сделал тебя роднёй Царя. Ты цени это, Федюш. Счастлив ты?  И что нужно ответь? Солгать? Царь чувствует ложь, его за нос не провести. Но не проломит ли правда лёд под Басмановым? Тот самый тонкий лёд, что хрустит под ногами каждый раз, когда опричник вступает в покои.  - Счастлив исполнять волю вашу. Но вот о женитьбе, честно не переполняет мою душу весть такая.  Царь изумленно взглянул на Басманова. Брови поднялись наверх, а в глазах Фёдор мог увидеть своё отражение. Государь подозвал своего опричника к себе, грозно стукнув посохом. Фёдор подошёл к лавке Царя и встал на колени. Вдруг Царь обернулся хищником, и глаза его вновь обрели ту загадку, вновь были нечитаемы. Он крепко схватил подбородок опричника и придвинул его к себе.  И кажется Фёдор отошёл в мир иной. Фёдор продался бесам с потрохами. Фёдор окунулся в чан с кипятком.  Царь наклонился к уху Басманова и кратко прошептал:  - Кто же твою юную душу забрал, Федюш?  Басманов тяжело вздохнул. По спине вереницей пробежали мурашки, а земля из под ног ушла, оставляя Фёдора одного в этом ужасном мире, одного перед самым кровожадным хищником. Басманов лишь его очередная жертва.  Но не та, что на кол полезет, а та что сгорит в этих покоях дотла.  И он осознает это слишком чётко, когда вторая рука Царя начинает ласково гладить его шею, плечи и грудь. Кажется, на месте прикосновений Царя уже поселились либо шрамы, либо ожоги. Такое без следов остаться просто не может. Тогда бы Басманов не чувствовал бы это так ясно. Так больно. - Можешь молчать как рыба на суше, но знай,  Басманов клянётся, в эту минуту он точно стал грешником. Никакой бог ему не помог, его единственный бог сейчас перед ним. Близко. Непозволительно, ничтожно близко.  - От меня ты ничего не скроешь. Я вижу тебя насквозь, будто гляжу на водную гладь. Но вместо отражения, вижу всё, что у тебя внутри.  Фёдор никогда не испытывал то, что испытал сейчас. В нём ярким пламенем горит бушующий пожар, ни земли, ни себя он не чувствует, и кажется ощущает неприятное чувство влаги. Везде. Его словно ведром с водой окатили. Это так ли люди свою гибель ощущают? Потому что опричник уверен, он погиб. Быть может воскрес, ведь сам Царь до него дотронулся. Но та пелена ужаса и страха из покоев царя не ушла, она уже давно осела на плечи юноши, забирая его в свои крепкие и холодные объятья. Слова Царя до его ушей добирались через непроглядную заснеженную дорогу, ведь Фёдор толком ничего не разобрал. Но ясно уловил одно-Царь что-то понял про его душу и волю и убедил в том, что от него ничего не скрыть. То есть, все его испытанные чувства добрались до Царя? И он что-то понял? То, что не может разобрать сам опричник?  Басманов просто узник своего собственного кошмара, подпитываемого Царём и его тёмными покоями.         *** Конец мая, что медленно переходит в жаркое лето всегда сопровождается ярким солнцем, лёгким ветерком и порой даже грозой с десятком туч. Но гроза на руси совершенно обычное явление, у них такая на троне сидит и царствует.  Алексей Басманов скитался по родному поместью в ожидании сына. После того, как сын повзрослел, и заступил на службу царскую, они реже видятся стали. Не то чтобы Алексей горевал сильно и слёзы крокодильи лил, он то прекрасно понимает как хочется юному бойцу везде успеть, да всё сделать. Он гордится сыном. Но с другой стороны, каждый раз, когда Федя исполняет эту службу, душу страх берёт, да так сильно, что потом без мёда и пива не отпустит. Но он знает, если юноша вдруг погибнет на войне, то это будет лишь вина Алексея. Он привёл его туда. Он позволил, он приблизил. Своими же руками отправил сына на неминуемую гибель. Она ведь когда-то придёт, от рук самого Царя. Надо лишь дождаться.  Алексея, погрузившегося в свои мысли, отвлекло ржание лошади. Теперь в голове было только одно-приехал сын.  Алексей направился по направлению к дверям и вышел на улицу. Перед ним красовался родной юноша, что сейчас отдавал свою лошадь холопу.  - Вот смотрю на тебя. Вырос ты совсем. Уже совсем возмужал. Не пора ли тебе о семье думать?    Басманов лишь тихонько посмеялся. Они что, сговорились все здесь? Басманову союзник его сабля, да конь. И покровитель Царь. Не нужен ему никто больше. - Я к тебе и приехал-то из-за этого.  Алексей ухмыльнулся, и уже было обрадовался тем, что сейчас скажет его сын, ведь уже был уверен:  - Что, приехал за помощью в выборе невесты?  Фёдор задумчиво почесал голову и громко произнёс.  - Да невеста то уже есть, нужно лишь твоё благословение.  Алексей разинул от удивления рот, и поспешил прикрыть его ладонью. Глаза полезли на макушку, а ноги кажется его ели держали. Чтобы сын, его сын, уже без согласия на то отца нашёл невесту? Да быть такого не может? И что, небось крестьянка какая красно-девица ему приглянулась, а парень юный же, вот и не совладал и побежал жениться! Что же будет с честью рода Басмановых?  - Что? Да как же так! Как ты, не поговорив с отцом, смог такое решить?  Басманов улыбнулся. Слухи здесь разлетаются быстро. Придёт заслуга Басмановым, сразу о ней Малюта Скуратов узнаёт. До отца, это новость не долетела видимо ещё.  - Успокойся, батюшка. Не я выбирал, не я решал. Царева воля эта. Вот и исполняю. Слыхал ты о племяннице его? Вроде моей женой зваться будет.  Тут боль Басманова будто рукой сняло. Стал он сразу и весел и здоров. А вот сын его не был так же счастлив. - Слыхал. Красавица говорят, та ещё. Неужто, мы с Царским родом породнимся? А ну, запрягаете коней! К царю поедем!  У Отца уже вовсю пир был. Пир, на котором вместо лебедя зажаренного вынесут Фёдора. Ведь Федя вообще не желает семью заводить. В мыслях его не это. В мыслях ветер, кровь и прикосновения Государая.  Ведь Басманов понимает, что он не будет приезжать к поместью своей жены.  Он будет на войне. На лошади. И будет скакать далеко-далеко. И приезжать сюда лишь в покои Государя, где тишина и страх поглощает его полностью, но Фёдор согласен на всё.  На всё.  Лишь бы только быть у Царя в ногах.