На двоих одни грехи

Его душа чернее ночи, А локоны по плечи то темней. Он лис, хитёр он очень. Боец рязанских тех степей. В глазах парит туман озорства, В глазах увидишь тень небес. Не заводи с ним речь, его ты бойся. В нём то дьявол и воскрес. Но есть в нём нечто божье- Танцев знает он игру. За ним все люди в ритм ходят, В нём сам Царь узнал искру.

***

Шелест деревьев и журчание реки может быть и могут прервать поток нескончаемых мыслей, но лишь на короткий срок. Мысли эти крушат стену сопротивления в щепки, заставляют подчиняться им. Басманов порой хочет вонзить в своё тело лезвие, лишь бы эта слабость, что присуще только человеку, отпустила его. На дворе уже май, а Фёдор всё играет в тяни-толкай с государем. То ему дают на исполнение службу важную, то Царь отнекивается, и Басманову остаётся лишь скитаться по русским землям, не видя конца и края. «…Лошадь с вихрем влетела в ворота конюшни и всадник лихо спрыгнул с неё. Начало мая всегда было тёплым. Солнце оставляло свои поцелуи на коже, на тканях одежды, особенно оно прилипало к макушке. Волосы у лица цвета сущей сажи прилипали к мокрому лбу. Басманову бы хотелось сейчас пойти, да на лошади промчаться сквозь леса и поля, и чувствовать как ветер крепко обнимает и прижимает, и как жара сама бросается прочь. Но служба есть служба, ради Царя он от родного отца откажется. Служивый человек при Царском дворе кланяется и озвучивает прибывшему, что Царь уже ожидает в своих покоях. Басманов отправляется в опочивальню владыки земли русской. Стража у дверей расступается, двери открываются, и Фёдор уже предстаёт перед Государем. Даже в мае здесь ужасно холодно и по-адски жарко одновременно. Фёдор появляется перед Царём весь в своей дьявольской красе-с лукавым взглядом и ухмылкой, что красуется на бледном лице. С золотом в ушах и камнями на руках, и былыми нечитаемыми словами в глазах. Царь надеется, что когда-нибудь бог удачу ему дарует, и поймёт он что же во взгляде его опричника таится. В одном Иоанн уверен-не злоба это, и не зависть. Так предатели не смотрят. Но в голове всплывает взгляд верного друга Андрея. Сердце горько стучит, и боль проносится до затылка. Фёдор склоняется и заглядывает прямиком в тёмные очи Царя. В них кроется что-то уж слишком открытое и доступное. Как говорят: сложнее всего найти вещь, что у тебя перед носом лежит. Вот и Фёдор не знает как толковать этот взгляд. - Дело есть у меня к тебе одно. Знаешь ты, нет у меня никого не свете, кому доверять мог бы я. Вы с отцом твоим, да и только. Вот тебе и дарую я волю свою-накажи изменника, боярина Берестова. Предал он меня, извести душу Царскую хочет. А ты, Федя, знаешь, лишь тебе могу жизнь доверить, из твоих рук и чашу приму, и испить сумею. А ты, Федора, сумеешь? Царь со звериным оскалом пробежался по лицу юноши. Фёдор был в замешательстве, но уже знал ответ на свой вопрос. Всегда знал, наверное даже когда только на свет появился. Когда маленьким бегал в лес. Когда первый раз в руки саблю взял. Когда отец повёл его к Царю. Когда он в женской одеждой перед царём плясал. Особенно в своём ответе он уверен, когда он чувствует, как его сам Царь за руку берёт. - Я вам, Государь, уже несколько лет, и верой и правдой, и всем чем могу-служу. Я бы ваше решение любое поддержал, казнить меня бы отправили во вашей воле-клялся бы за здоровье ваше. Ведь только ваша воля самая правдивая и честная, не видать мне Царя перед собой иного, чем вас. - Не сомневался я в тебе, Федора. Сам бог мне указы даёт, о том что находиться ты со мной должен по правую руку. Поэтому, в конце недели чин будет дам тебе новый. Ну а пока ступай себе, исполни волю Царскую. Фёдор поцеловал руку Государя, поклонился и попятился к дверям. Внутри осело неприятное чувство, в горле подступила горечь. И надо бы радоваться новомосковском заслугам перед Царём, но перед глазами только чёрная мгла и несчастье. И так каждый раз, когда он отдаляется от Государя. Он будто падает жестокой смертью или дрожит как осиновый лист. И отцу не скажешь, стыда не хочешь. А царю уж тем более. У Басманова связаны руки тугим узлом, и развязать их может только Государь. Но он никогда так не делает, он лишь ослабляет верёвку, чтобы опричник его мог указы выполнять. Фёдор выбрался из Александровой Слободы и поскакал долг выполнять. Приехал в Поместье Берестовых, да и свершил там суд над Василием Берестовым-саблей своей тело насквозь пронзил…» Да вот только и конец на этом. Не приходилось Фёдору на крыльях ночи и ветра бежать к Царю, не просил он его ни о чём больше, лишь воскресенья дождаться, а там и чин будет новый. Но Фёдор задаётся вопросом, а будет ли? Или закончится доверие Царя опричнику своему? И его что, отпустят? Хочет ли он свободы? Юноша уже и сам не ведает. С одной стороны, он станет подвластен лишь себе, его пылкая душа огнём опасным скакала бы по степям зелёным и бескрайным, один царь был бы у него-сам бог. Но с другой стороны, и такого никогда не будет, сам опричник знает, что без царя он и вдоху не сделает и шага не ступит. Царь для него как сабля, без неё-никуда. Царь для него как сабля, неосторожен будешь с ней-поранишься. Басманов-человек, как говорят все, странный, а по большей степени отчаянный. Ему не страшно голову лентой перевязать и станцевать тоже, в отличии от всех других опричников. И его это нисколько не смущает, хоть он часто получает неодобрительные взгляды в свою сторону. И вспомнил он одну вещь, чтобы не мучиться от ожиданий, вызванных Царём Русским. Когда Фёдор был ещё совсем ребёнком, поместье Басмановых-Плещеевых находилось рядом с поместьями ещё нескольких семей, и на территории также жили крестьяне. Федора до сих пор помнит, как пробирался он вечером на большое поле, небо было тёмным, а весь мир казался ему уж слишком большим, где он маленькая букашка, которую смахнуть ничего не стоит. Там росли цветы: и белые, и красные, и вообще всякие разные. Помнит он как крестьянские девочки срывали по одному цветочку, и начинали отрывать с цветка лепестки, да приговаривать: любит, не любит. Девочки обычно эти, на младшего Басманова и гадали. Вот и сейчас, бесстрашный воин Фёдор чувствует себя ненужным жуком, которого Царь может раздавить лишь своим взглядом. И он решается. Басманов заприметил ромашку, сорвал, и начал лепестки с неё снимать. Его и так люди при дворе нарекали его Иудой, и еретиком окаянным, на что Фёдор обычно улыбался. Его место при Царе уже никому не занять, хотя, сейчас он мало в этом уверен. - Басманов! Басманов! Царь зовёт! - Иду я, иду. Фёдор идёт к опричнику и лошадям, в то время как на земле валяется ромашка с одним лепестком, а из уст юноши должно было прозвучать «любит».