Странствие

Месяц на небе, Один ты на свете товарищ Бушующей буре. — Нодзава Бонтё (? - 1714)

Беззвучные рыдания Мэзуё глухо разбивались о каменные стены. Поспешно отпустив его руки, Кадзуха провел тыльной стороной ладони по щеке Мэзуё — там кровоточил алый порез — и с горечью подумал, что, видимо, он смог уберечь от бедствия только себя. Взглянув на Люмин, он надеялся получить от нее ответ насчет происходившего, но та сидела, отвернувшись, рядом с потерявшим сознание Фаязом. Так они продолжали безмолвствовать, пока плач совсем не затих. Кадзуха не мог даже предположить, что один человек способен переживать столько чувств. Одно за другим… Неужели за столько лет странствий его душа не истерлась? Кадзуха попробовал найти в себе злость или обиду, которая могла бы вылиться в слезы, но не смог. Скривив губы, он молча поднялся с колен. Ножны звякнули о землю, приводя в чувство остальных. — Нам нужно найти выход. Паймон тут же оживилась и подлетела ближе к Кадзухе. К ним присоединилась и Люмин. Не зная, с чего начать, было принято решение сначала осмотреть стены на наличие скрытых ходов. Молча и неспешно, они в тусклом свете обшаривали пространство. Одного фонаря было мало и продвигались они медленно. Люмин могла справиться и сама, так что, оставив ее одну, Кадзуха подошел к Мэзуё. Тот избегал встречаться с кем-то взглядами, держался поодаль от Фаяза и в целом притворялся безразличным. — Ты можешь помочь с поисками, твоя магия способна создать источник света. Проигнорировав просьбу, Мэзуё пошел прочь. Окончательно теряя терпение, Кадзуха крикнул: — Вообще-то, это твоя вина, что все мы тут оказались! Мэзуё метнул острый взгляд и самодовольно усмехнулся: — Неужели у меня получилось вывести тебя из равновесия? Кадзуха закрыл глаза, не в силах больше слышать и слово от этого невежественного, грубого идиота. Кого он намеревался задеть и для чего ему это? Со всеми ли он себя так ведет? Только что этот человек рыдал на холодном сыром полу, не в силах даже прикрыть слезы рукой, Кадзуха до сих пор в деталях мог рассмотреть порез и размазанную кровь на щеке. Это впечатление не изгладить даже тысячью едких шуток со стороны Мэзуё. Если он хотел вызвать ярость и злость, то теперь эта надежда окончательно разрушилась. Кадзуха в мгновение приблизился к собеседнику, не было видно даже тени, движения, звука, и, остановившись в сантиметре от лица Мэзуё, сказал, ткнув ему в грудь: — Поверь, тебе не хочется видеть меня в гневе, и детские выходки, наподобие твоих, уж точно не могут… Кадзуха осекся, видя как легко покраснели щеки Мэзуё. «Наверно, я перестарался», — смущенно пробежала мысль. Он даже не предполагал, что способен напугать так сильно. — Что с тобой? — вздернул бровь Кадзуха и протянул руку к нему, как к дикому зверьку. — Отойди от меня! — порывисто пятясь назад, Мэзуё скрестил руки на груди и отвернулся. На размышления о странной реакции не осталось времени, почувствовав легкое землетрясение и услышав радостный крик Паймон, Кадзуха бросил последний оценивающий взгляд на Мэзуё и оставил его самого разбираться в себе. Гораздо важнее было выбраться отсюда. — Все в порядке? — пролепетала Паймон. — Мы слышали, будто вы ссорились с Мэзуё. — Ничего особенного… — отмахнулся Кадзуха. — Вы нашли выход? Но он и сам уже видел, что комната, которая открылась благодаря усилиям Люмин, была вовсе не туннелем, ведущим наружу, а всего лишь следующей комнатой. Возможно, именно в ней и был катализатор, что искал Фаяз. Пройдя внутрь, Кадзуха вздрогнул от внезапной вспышки. В полукруглой комнате, один за другим начали зажигаться факелы, висящие на стене. — Да это ведь жилое помещение! — эхом прокатилось наблюдательное замечание Паймон. Просторная жилая комната, судя по всему спальня. От нее веяло тошнотворно-пугающей аурой. Даже хладнокровность Кадзухи быстро испарилась. Краем глаза увидев, как дрожит ладонь на рукоятке меча, он встал вполоборота от остальных, скрывая свою слабость. В остальном, это была обыкновенная комната с кроватью по центру, туалетным столом, на котором раскидали драгоценности, и шкафом. Кадзуха подошел ближе к пыльному зеркалу в полный рост, что висело на стене, удерживаемое крепкой цепью. Проведя ладонью по медной оправе, он слегка качнул его, так что вся скопившаяся земля, упала сверху на волосы. — Здесь я чувствую, будто… наконец обрела покой, — произнесла Люмин севшим голосом. Удивлённо глядя на нее, Кадзуха чуть было не вскрикнул от внезапной вспышки боли. Он не чувствовал ничего, кроме сжираемого его ужаса, злости и… обиды. Резко отдёрнув руку от зеркала, словно оно лизнуло огнём, Кадзуха прижал ладонь к груди. — Я больше не могу так… Я пойду посмотрю, как там справляется Мэзуё… Кадзуха на плетущихся на ногах с трудом вышел из комнаты, не забыв снять со стены факел. Он услышал чей-то сдавленный хрип, как будто кого-то схватили за глотку. Он позвал Мэзуё, но никто не отозвался. Тогда, превозмогая головокружение, Кадзуха побрел вперед нетвердой походкой, пока факел в его руке не осветил фигуру Фаяза, пришедшего в себя. Глаза лекаря были широко раскрыты, Мэзуё тряс его за плечи. — Что здесь происходит? — отталкивал Кадзуха Мэзуё, по-прежнему находясь в полубредовом состоянии, но уже способный соображать. — Я ведь сказал, чтобы ты сидел тихо и не создавал проблем! Ты невыносим!.. Ярость больно кольнула, но позабылась также быстро. Чтобы спрятать ее в сердце, потребовалось неимоверное усилие воли. Скривив губы, Кадзуха отпустил Мэзуё, который, казалось, вообще ничего не слышал. — Пускай для начала сам поучится усмирению духа, прежде чем учить других! Этот псих подскочил и набросился на меня, когда я сказал о найденном проходе. Кадзуха попытался сфокусироваться взглядом на Фаязе, тот уже стоял на ногах, всем видом выражая спокойствие и безмятежность. — Мы не отыскали катализатор, — бросил Кадзуха, отворачиваясь. Он был намерен вернуться в странную комнату, хоть она и причиняла боль и путала мысли. — Вы все… можете пойти со мной. Но будьте бдительны — комната весьма необычная. Сказав это, Кадзуха быстрого зашагал вперед. Беспричинный гнев все также переполнял его и, лучше бы как можно меньше со всеми контактировать, сосредоточившись на цели. Люмин тем временем, как понял Кадзуха, спокойно переносила влияние помещения, даже более того — чувствовала негу, находясь в нем. Мэзуё отметил, что здесь холоднее, но не более того. Все такой же несдержанный, однако теперь добавилась подозрительность. Он держался рядом с Фаязом, который, хоть и ничего не говорил, по наблюдениям Кадзухи, тоже не чувствовал ничего особенного. Самого его охватывала дрожь и стены давили тяжестью. Осмотрев комнату, никто не обнаружил ничего странного, за исключением разбитой детской кроватки, валявшейся в углу. Как будто кто-то оборонялся или в ненависти метал все подряд. Могло ли быть такое, что человека, который жил в этой комнате, держали здесь силой или скрывали его от кого-то? Кадзуха не нашел ни одного дневника или хотя бы письма, объяснявшего всю чертовщину. Фаяз стоял напротив зеркала, в задумчивости. Он вглядывался в собственное отражение, но не мог ничего увидеть, так как оно было запылено. За много лет грязь стала частью стекла. Но все-таки… Кадзуха не мог понять, почему вид лекаря был благоговейным и возвышенным, будто он встретил кого-то далекого и желанного. — Подойди ко мне, — поманил Фаяз Мэзуё, но тот не двинулся с места. — С чего бы вдруг? Слова отрезвили мужчину, он взглянул на ученика. — Разве ты ничего не чувствуешь? — Я чувствую, что ты мудак. Кадзуха стоял поодаль, за спиной Фаяза, и наблюдал за этими двумя. Тогда, что-то заподозрив, он подошел ближе к зеркалу и взглянул. Голову пронзила острая боль, но, не подав виду, Кадзуха все равно прошел мимо Фаяза, все ближе и ближе к зеркалу. Ему пришлось напрячь все свои силы, чтобы качнуть его достаточно, так, чтобы увидеть в стене брешь. Пошарив внутри, рука наткнулась на что-то и обожглась холодом металла. — Здесь что-то есть. Помогите мне, — Люмин подоспела на зов Кадзухи и стала держать зеркало. Тем временем Кадзуха нашел ручку, и вытащил находку. Это оказался ларец среднего размера, причудливая резьба украшала его, драгоценные камни несмотря на многолетнюю пыль, блестели в мерцании факелов. Присев на колени, Кадзуха внимательно осмотрел ларец со всех сторон, он был тяжелым и от него не шло никакой негативной ауры. Открыть сундук было нельзя, Кадзуха показал Фаязу, стоявшему за спиной, замочную скважину. Тот уставился пустым взглядом. — У тебя должен быть ключ, — вздохнул Кадзуха нетерпеливо. Фаяз вдруг вздрогнул, рукой он пошарил по шее и, нащупав шнурок, снял через голову увесистый резной ключ. Мэзуё не сводил с него глаз все время. — Откуда у тебя этот ключ? Ты ведь сказал… — Мэзуё! — прервал его Кадзуха. — Сейчас не время. Давайте скорее покончим с этим. — И ты зовешь безрассудным меня. Да ведь мы даже не знаем, что внутри. У этого ублюдка даже ключ с собой припасен, а говорил, что сам здесь впервые. Взяв ключ в руки и вставив его в ларец, Кадзуха услышал, как щелкнул замок. И, одним рывком подняв крышку, все действительно увидели катализатор. Кадзуха коснулся его, чувствуя, как внутри все стремится к этому блеску. Как будто прикоснувшись, можно подвергнуть всю боль забвению. — Вот видишь, ничего особенного не… Коснувшись оружия, намереваясь достать и показать всем, Кадзуха вдруг замер. Дыхание перехватило, а глаза застлала пелена. Это была переполняющая боль, выжигающая боль, которая своей силой заставляла хвататься за горло. Кадзуха упал на спину и не слышал вокруг себя ничего, ему стал безразличен весь остальной мир, пока собственное сердце целиком изрезала скорбь. Нельзя было сказать даже, где начиналась боль душевная и физическая, они переплетались вместе, Кадзуха не понимал, что случилось. Он провел ладонью по щекам и не ощутил слез, хотя все его существо чувствовало их. Он повернул голову влево и увидел Мэзуё, кричащего что-то Фаязу. Он снова повалил того на землю и наставил клинок на шею, но на этот раз Кадзуха не мог сказать ему остановиться, и поэтому Мэзуё уже успел оставить пару кровоточащих порезов на болезненной коже лекаря. По какой-то причине, в тот момент, когда он посмотрел на Мэзуё, боль и страх сменились яростью и ненавистью. Как будто бы все чувства, что он скрывал и подавлял, вдруг огоглились и увеличились во много раз. Поняв, что лучше чувствовать боль, чем ненависть, Кадзуха заставил себя отвернуться. Повернув голову направо, он увидел лицо Люмин, она рылась в сумке в поисках лекарства. — Не нужно, — сказал Кадзуха, но не знал, услышали ли его. Эта боль была его собственная и он не хотел, чтобы она заканчивалась.

***

Белокурые волосы рассыпались по плечам. Они были чуть влажные, капли воды стекали на кимоно, которое Кадзуха накинул, выходя из хозяйской купальни. Никогда еще он не чувствовал себя настолько разбитым. Босиком вышагивая по затихшему, тёмному дому, Кадзуха подошёл к лестнице, ведущей на второй этаж. Стояла глубокая ночь. Тёплая и мирная, она манила своей дружелюбностью, Кадзуха был наедине с ней и, почувствовав минутную слабость в теле, на подкосившихся ногах по стене скатился вниз. Сквозняк. Кадзуха подогнул под себя ступни и натянул на них полы одежды. Руки дрожали — он чувствовал, но эта ночь… она могла скрыть дрожь и скрывала ее искусно, можно было представить, будто ее совсем не было. Заозиравшись по сторонам, Кадзуха вопрошал про себя, куда ему направится теперь… Обняв колени, долго сидел он в одной позе, думал о том, как на рассвете покинет Сумеру и вернётся в Инадзуму ни с чем… Полнейший провал и все это из-за кабукимоно! — Нет, Мэзуё не виноват, — шёпотом сказал Кадзуха, стукаясь лбом о стену. После того, как Кадзуха потерял сознание, очнулся он уже на закате. Таинственной пещеры больше не было, а Люмин с Паймон ушли. Поодаль на траве лежал Мэзуё и ждал пробуждения ронина. А как увидел, что Кадзуха очнулся, бросил пару слов о том, как Люмин увела потерявшего сознание Фаяза, а ему приказала проследить за Кадзухой. Затем поднялся с земли и сделав пару шагов — оглянулся. — Если ты не пойдешь со мной, тебе придется искать самому дорогу к городу. Так что поднимайся, — сказал Мэзуё и Кадзухе не оставалось ничего, кроме как последовать за своим спутником. Весь путь они прошли спокойно. Мэзуё, странно притихший, смотрел под ноги и говорил быть аккуратней. Кадзуха шел медленно, так что Мэзуё, который шагал далеко вперед, приходилось ждать его, но никаких замечаний тот не отпускал. Когда дошли до города, Кадзуха и не надеялся встретиться с человеком, ради которого и приехал в Сумеру — солнце давно село. Теперь, сидя на этих ступеньках, Кадзуха мыслями возвращался в пещеру. По привычке рука сама тянулась к волосам. Перебирая их без конца, Кадзуха неосознанно крутил пряди до тех пор, пока они не спутаются так сильно, что придётся только отрезать. Он почувствовал узел почти у самого кончика и с силой потянул: услышав треск — поморщился. Это не было больно. Кадзуха сжал в руках спутанную прядь и только тогда встал со ступени. Полы кимоно зашуршали, волосы упали на лицо. Правая рука, которую Кадзуха еще не успел перебинтовать, схватилась за поручень. Нужно поскорее вернуться в комнату. Ступая в темноту коридора на втором этаже и не различая силуэты ваз, что стояли у входа в каждую комнату, Кадзуха чуть не уронил одну из них. Потянув за дверную ручку, глядя в пол, он подошёл к столу. Сквозь приоткрытое окно лился чистый лунный свет и прохладный ночной воздух приносил с улицы запах цветов. Подойдя к столу, принялся подвязывать лентой волосы, но ничего не получалось. В первый раз — слишком туго. Во второй чересчур высоко. Лента выскальзывала из рук, Кадзуха цокнул и с отчаянием хлопнул по столу. — Я могу помочь. Вздёрнув голову, Кадзуха взглянул на своё отражение в зеркале — позади него кто-то был. Взгляд зацепился за детское девичье лицо. Обернувшись, Кадзуха открыл рот в немом вопросе, глаза тем временем начали шарить по комнате в поиске хаори, так как в догонку подоспела мысль, что сейчас он в одном домашнем кимоно. В таком виде не подобает беседовать с людьми. Прямо напротив него на стуле сидела девочка в изумрудном одеянии и с любопытствам смотрела на суетящегося ронина. Ей, судя по всему, был безразличен его внешний вид. — Прости за такое вмешательство. Выражение лица переменилось, Кадзуха снова вернул себе безмятежную улыбку и непринуждённый тон: — Пустяки. В глубине души он знал, что сегодняшний день припас для него еще кое-что и просто так он не уйдёт. Он знал это и поэтому не решался вернуться к себе в комнату: нечто определённо поджидало его совсем рядом. Тут он заметил, что незнакомка спрыгнула со своего места и похлопала по сиденью. — Позволь мне, — она указала на ленту в руке ронина, тот опустил голову и, не переча, побрел туда, куда указала девочка. Она взяла гребень и принялась расчёсывать вьющиеся волосы Кадзухи, затем, алой лентой, перевязала их, некогда спутанные. — Кадзуха из клана Каэдэхара, ты знаешь, кто я? — Нет. — Я — архонт мудрости, Малая властительница Кусанали, ты можешь звать меня Нахида. Руки устало лежали на коленях, в полутьме все было не по-настоящему. «Все это было не по-настоящему», — твердил себе Кадзуха. Ночью все — иллюзорно, а значит вся его грусть забудется. Он молча посмотрел на Нахиду: — Ты ведь пришла не просто так, верно? И, замерев, Кадзуха ждал заветные слова. Он их ждал. Ночной ветер подхватил его кимоно, настежь открыл окно, и распахнул дверь. — Ты ищешь дневник Томо, я права? С минуту оба молчали, Кадзуха почувствовал внезапный приступ тошноты, но никак этого не выказал. — Откуда тебе это известно? — Ты удивительно хладнокровен для человека, чей маленький секрет раскрылся. Но дай угадаю, ты не знаешь где находится этот дневник? Кадзуха тихо прикрыл дверь. Он знал к чему клонит Нахида и куда ведет этот допрос. Да, это была чистейшая правда. То, ради чего он приехал в Сумеру, был просто-напросто дневник, который Томо вел в своих странствиях здесь, несколько лет тому назад. Но так получилось, что единственный человек, тот самый спутник, который сопровождал Томо в его путешествии, назначил встречу именно на закате сегодняшнего дня и теперь, стало быть, находился уже далеко отсюда. — Я могу дать тебе подсказку, куда мог отправиться нужный тебе информатор. — Но что я должен дать взамен? — Ты уже знаешь, — усмехнулась Нахида. — Почему я? — Мэзуё тебя на дух не переносит. «И это точно взаимно», — подумал Кадзуха. Он беззвучно прошел к столу, вытянул из кармана хаори давно уже умершие цветы, что сорвал сегодня в реке и кинул их на стол. Нахида взглянула на них и покачала головой: — Если увидеть лотос, фортуна станет сопутствовать до следующего восхода луны. — Ничего не выйдет, он должен сам понять свое бедственное положение, — не обратил внимания Кадзуха на последние слова. — Так помоги ему его осознать. С секунду промолчав, Нахида добавила: — Знаешь, как он тебя сегодня назвал? Кадзуха стал любопытен этот осторожный разговор и мотивы Нахиды. Как его называл Мэзуё после всех сегодняшних событий в целом не имело значения — примерное представление имелось. Что он скрывает в своей мелкой душонке? Это просто смешно! — Я достаточно услышал от него сегодня. И ты предлагаешь мне взять Мэзуё с собой, чтобы слышать его проклятья каждый день, — Кадзуха не мог сдержать улыбку, вспоминая, как наставил на него свой меч сегодня, это был настолько бессмысленный и ребяческий всплеск эмоций, что стало стыдно. — Он послушается тебя. Если у Нахиды действительно есть информация, где может быть нужный человек, значит Мэзуё может послужить проводником, все-таки он пробыл в этой местности продолжительное время. Небольшие изменения в плане не важны, если цель будет достигнута. Приструнить Мэзуё ничего не стоит, он неприятный человек и его компания не симпатизировала, но ведь небольшое путешествие еще никому не навредило… Кадзуха с прищуром наблюдал за Нахидой, та была занята тем, что читала хокку из сборника, что лежал на подоконнике. — Я согласен. Оторвавшись от чтения, Нахида внимательно следила за собеседником. Кадзуха раздумывал над чем-то, конечно, его интересовала причина, по которой Нахида так заботится о Мэзуё, но сейчас не время это выяснять. — Я согласен, но… — со скепсисом Кадзуха продолжил, — Он не пойдет просто так. — У тебя есть план? — спросила Нахида. Кадзуха задумался. Примерно понимая, что из себя представляет Мэзуё, Кадзуха мог догадаться о его слабых местах, но для осуществления задумки не хватало некоторых сведений. — В каком сейчас состоянии Фаяз? — Хм… в весьма критичном. Мэзуё избил его до полусмерти, по всему телу ссадины, порезы и гематомы. Странствующий лекарь и так не отличался крепким здоровьем, а после пыток и вовсе на последнем издыхании. Спасти его было той еще задачкой, учитывая то, как много крови он потерял. Не зная, как реагировать, Кадзуха нервно усмехнулся. В любой другой ситуации он бы почувствовал отвращение к человеку, совершившему такое жестокое насилие. Но, возможно от усталости или длительного воздействия на него той пещеры, сейчас было не до морали. Главное, что наконец-то безрассудный поступок Мэзуё мог сыграть всем на пользу. — Тогда необходимо объявить во всеуслышанье, что Фаяз мертв. — И изгнать Мэзуё? — Не совсем… Чего больше всего боится потерять Мэзуё? — риторический вопрос, адресованный самому себе, Кадзуха испробовал на вкус. — Свою силу. Все его поведение, высокомерное и напыщенное, кричало о том, как сильно он боится остаться ни с чем. Этими едкими шутками, игнорированием и усмешками Мэзуё прикрывал страх лишиться силы по собственной глупости. Кажется, что своим безразличием он заставит других смириться с его поведением, но Кадзуха оставит его одного, без чьей-либо помощи и поддержки. Он посмотрел на Нахиду, что слушала внимательно все его доводы и сказал: — И единственным человеком, который сможет его спасти, окажусь я. Нахида улыбнулась, склонив голову. Она поняла суть и не могла не восхититься проницательностью этого ронина. — Я поняла к чему ты клонишь… Может ли божество, даровавшее некогда свою силу, посчитать амбиции человека разрушительными? — И отнять эту силу. Нахида подошла ближе к Кадзухе и взяла того за руку. — То, что случилось в той пещере сегодня, на самом деле… — Постой… Нас подслушивают, — Кадзуха прошел, резко дернул дверь и замер — в дверях стоял Мансур, молчаливый сын Джохара, который сейчас глядел испуганно на двоих гостей. — Что ты делаешь в гостевом крыле? — спросил Кадзуха, приседая на корточки, дружелюбностью светилось его лицо. «Интересно, сколько он услышал?..» — подумал мельком Кадзуха, виня себя за неосмотрительность. Скорее всего, немного, судя по растерянному выражению лица Мансура. — Я не нарочно! Простите! Не говорите отцу, я… — Постой-постой, я ничего не собираюсь говорить твоему отцу, я просто хочу знать причину твоего поступка. Мансур склонил голову и только тогда Кадзуха заметил, что тот крутил какую-то вещицу у себя в руках. — Вас не было до поздней ночи. Вы ведь уходите на рассвете и все, что я хотел — это… Мальчик протянул неуклюжую деревянную статуэтку, в ней угадывалась мужская фигура в развивающихся одеждах и с мечом в руке. Несмотря на то, что вещь была сделана довольно грубо и неумело, по деталям было видно — создатель старался. — Я хотел отдать вам ее сам, без помощи отца, но не успел бы на рассвете, потому что уже через пару часов иду с матерью собирать лотосы, что цветут только ночью. В полутьме Кадзуха держал статуэтку, удивлённо и смущенно, в этой вещице он узнал себя. Он обернулся, ища взглядом Нахиду, но нигде ее не увидел. Она исчезала, оставив только открытое окно. Сборник хокку, что та крутила в руках, остался лежать на столе. Взглянув на Мансура, Кадзуха снова укорил себя в такой слабости, уже два человека видели его таким — рассеянным и опустошенным. Поэтому, тихо рассмеявшись, Кадзуха легонько потрепал мальчика по волосам, а затем, взял кинжал, чья искусная резьба и переливы серебра приманивали взгляды. Кадзуха протянул его Мансуру. — Надеюсь, ты найдешь ему правильное применение. Не веря своим глазам, Мансур не сразу взял кинжал в руки, он робко прошептал слова благодарности и склонил голову. Ронин, что так благороден днем, сейчас выглядел уставшим, Мансур понял, что стал свидетелем некой тайны. Осторожно взяв кинжал, он еще раз бросил беглый взгляд на фигуру Кадзухи и скрылся в темноте коридора. Удивительно, как за одну встречу Мансур смог детально запомнить и воссоздать образ ронина, к тому же за короткий промежуток времени. Оставшись один, Кадзуха попятился назад, Нахида ушла, но на оконной раме висел сложенный лист бумаги. Развернув его, Кадзухе стало понятно, что это написанный от руки хокку:

Жизнь свою обвил Вкруг висячего моста Этот дикий плющ

Кадзуха смял записку, кинув ее раздраженно на стол. День тянулся, тянулся… Откуда в нем столько часов и минут? Интересно, какими словами крыл его сегодня Мэзуё? А какие слова хотели сорваться с языка у него самого? Удивительно, что после того, как он побывал в пещере, вся злость, мучившая его, испарилась. Попробовав найти хоть одно едкое, гадкое слово, Кадзуха оставил эти попытки. Он не чувствовал сейчас ничего. Развязный, бездарный, неотесанный… Какая разница? Если просто сосредоточиться на конечной цели, все это не стоит и минуты размышлений. Взглянув в зеркало, Кадзуха стянул с волос ленту, что повязала ему Нахида. — Если увидеть лотос, фортуна станет сопутствовать до следующего восхода луны. На рассвете он отправится в странствие с Мэзуё и если это называется фортуной, то как тогда для него выглядела неудача?