Злодей, который влюбился

*** - Матушка, Вы выглядите намного лучше! Как Вы себя чувствуете? - выкрикнул Тони, едва только выскочив из камина и увидев свою мать. В этом году они с Абраксасом добирались от вокзала до поместья Малфоев исключительно в компании друг друга. Но они ведь уже не маленькие! Родители Аби оказались слишком завалены делами и проблемами, включая все те, что породил безобразный инцидент на летнем балу. Миссис Долохова же снова не пришла встретить сына. И теперь - увидев мать не в постели, а в гостиной - Тони просто не смог удержаться от радостного восклицания. Он невероятно переживал за свою сильную духом, но такую хрупкую телом матушку, женщина, год от года, чахла и увядала. Но сейчас она явно ждала их и выглядела при этом в разы лучше, чем - помнилось Тони - последние лет эдак… пять. - Превосходно! - с неменьшей радостью ответила сыну Виктория, стискивая его в столь крепких объятьях, что, если судить по их силе, то никто бы и не догадался, что еще совсем недавно эта женщина была весьма больна. - Я здорова, сынок! Действительно, здорова! Представляешь?! Я не чувствовала себя так хорошо уже лет семь, если не все десять! - Да, я вижу, Вы заметно окрепли, - уточнил Антонин, и не думая вырываться из нежного, но цепкого захвата тонких рук миниатюрной «душительницы». - Хи-хи, не хотелось бы на радостях сломать тебе ребра, - пошутила Виктория. От ничем не замутненной радости Тони всё никак не мог перестать улыбаться. Он уже даже ощущал легкую боль в мышцах щек. - Но как это произошло? Что смогло так улучшить Ваше состояние? - Не знаю, - Виктория пожала плечами и все же выпустила сына из объятий. - Просто уже примерно с августа я начала понимать, что мне становится лучше. Появилось такое ощущение, будто то гадкое нечто, что медленно высасывало из меня жизненные силы, подтачивая каждый день, исчезло. Я не говорила тебе, поскольку боялась, что это временно. Ты же помнишь, такое уже бывало раньше. Мне не хотелось, чтобы ты расстраивался, если бы вдруг все стало по-прежнему. Но, похоже, я зря волновалась! И пусть временами мне еще бывает немного дурно, и иногда посещают недомогания, но это и близко не сравнится с тем, как я чувствовала себя раньше. Теперь, вместо ожидания наступления неотвратимого конца… Да-да, и не надо на меня так смотреть! Мы оба знаем, что я умирала. Это просто факт! Но теперь я будто бы снова могу дышать полной грудью. И, Тони, с каждым днем мне становится все лучше! Я все меньше утомляюсь, я могу больше не проводить по двадцать часов в сутки в постели. Я не расстраиваюсь из-за нелепых мелочей и не плачу по любому, самому ничтожному, поводу. Не только здоровье, но и мои нервы стали крепче! Я чувствую, что я снова могу жить! Тони смотрел на свою цветущую мать и понимал, что сейчас расплачется. Как же давно он не видел ее настолько энергичной! Как давно… А сейчас она даже не запыхалась, несмотря на всю экспрессивность своего рассказа! - Ну что ты, дорогой? Зачем плакать? - Виктория попыталась утереть все же выступившие в уголках глаз Тони слезинки, но, не успев и пикнуть, была стиснута в просто-таки медвежьих ответных объятиях сына. Мерлин! Он чувствовал, как размеренно бьется ее сердце, и как глубоко она дышит, без хрипов или тяжелого кашля. Его мать даже прибавила в весе, избавившись наконец от чрезмерной костлявости. Так они и сидели… Виктория молча улыбалась, поглаживая Тони по спине, ощущая, как на ее плечо, одна за другой, падают теплые капли. Но женщина едва ли могла бы упрекнуть сына за это, ведь сама была недалека от того, чтобы разрыдаться с ним за компанию. Они оба испытывали просто неимоверное облегчение. Наконец-то в жизни их маленькой семьи завиднелась белая полоса. - Пожалуй… это самый лучший подарок, который только мог получить Тони на этот Йоль, - очень тихо пробормотал Абраксас, отступая к порогу. Здесь он был явно лишним. Но, закрывая за собой дверь, он тоже не удержался от радостной улыбки, особенно когда до него донеслись тихие благодарности друга к Магии. *** Стоя перед общественным камином на вокзале Кингс-Кросс, Вальбурга еле заметно кривилась. Ей совсем не хотелось возвращаться домой и выслушивать тонны упреков от матери или терпеть недовольные взгляды отца. Да и не только отца! Казалось, каждый член Рода горел желанием при первой же возможности выказать ей свое «фи». Но выбора как такового не было. Тони с Аби уже отправились домой, - «А ведь они предлагали погостить у них на этих зимних каникулах, нужно было соглашаться!» - Тома же забрал опекун, и только она до сих пор стояла посреди уже почти пустого перрона. - И почему Вы все еще здесь, юная леди? - послышался тихий немолодой мужской голос. - Полагаю, Вы и сами догадываетесь, - спокойно ответила Вальбурга, поворачиваясь. Владелец голоса был ей вполне знаком. - Дедушка Арктурус, мое почтение, - Вальбурга склонила голову, обозначая уважительный поклон. Сейчас они были вне стен школы, вне отношений ученица/директор, поэтому такое обращение было вполне уместно. Мужчина хмыкнул и слегка кивнул в ответ. - Да, пожалуй, на твоем месте, я бы тоже не горел желанием возвращаться туда. Теперь была очередь Вальбурги хмыкать. Она отвернулась, снова буравя раздраженным взглядом камин. - Но что если я скажу, что у меня есть к тебе предложение? - Арктурус немного помолчал, глядя на физиономию внучки, выражающую один большой вопрос, после чего продолжил, - На эти праздники я приглашаю тебя к себе в гости. Тебе, правда, все же придется показаться дома, таков уж протокол. Но тем не менее до конца зимних каникул мой дом будет в твоем полном распоряжении. Да и Лисандра, думаю, будет рада компании внучки. После того, как все три наших дочери вышли замуж, в доме стало слишком тихо. Он чересчур велик для нас двоих. Поэтому, если, конечно же, ты не против, мы будем ждать тебя сегодня к ужину. Вальбурга уставилась на деда большими глазами, машинально ища в его приглашении подвох. Ну не может быть все так хорошо! Арктурус ей не мешал. Подозрительность его внучатой племянницы была вполне оправдана, особенно учитывая то, как сейчас настроены по отношению к ней большинство членов Рода. Глупцы! Недальновидные идиоты! Да, Вальбурга пошла против воли главы Рода и проигнорировала свои обязанности, но было важно - как именно она это сделала. Ведь это далеко не первый случай, когда представители младшего поколения Рода выказывают протест, не желая подчиняться требованиям Главы или сочетаться браком с навязанным супругом. Но чаще всего такие бунтари выбирали побег, самостоятельный или же в компании «возлюбленного», причем обычно ниже их по социальному статусу. Они плевали на все: связи, клятвы, долги, обязательства… Они просто сбегали ото всех проблем, из-за чего иначе как «предателями крови» их и назвать было нельзя. Но Вальбурга! Вальбурга выбрала другой путь, более рискованный и сложный. То, что она сделала, поражало! И даже больше - восхищало! Ведь будь она хоть чуть слабее, магия Рода попросту раздавила бы девчонку за подобную наглость. Но… Вот она. Стоит прямо перед ним. И не просто живая и здоровая, но полностью свободная ото всех навязанных клятв и прямо-таки пышущая магией. Здесь ошибки быть не может. А это значит только одно - Магия Рода Блэк посчитала ее достойной запрошенного. Она признала ее, Вальбургу Блэк! Эта девушка - Блэк куда больше, чем кто-либо другой из всего их Рода. И презирать ее или смотреть на нее сверху вниз было попросту глупо, с точки зрения Арктуруса. Вальбурга была достойна исключительно восхищения. Он был уверен, что она очень многого добьется! А Поллукс еще будет локти кусать, когда до этого твердолобого идиота все же дойдет, какой самородок он упустил. И похоже, кое-что из мыслей Арктуруса отразилось на его лице, потому как глаза Вальбурги, и без того большие, вдруг стали еще больше, и от девушки прямо-таки шибануло потрясением. Арктурус улыбнулся, осторожно положив руку внучке на плечо. - Не слушай их. Что бы они ни говорили, мы оба знаем, насколько ты сильная. Поэтому нет смысла слушать шавок, не способных разглядеть очевидное. Вальбурга сглотнула появившийся в горле комок и кивнула, пряча глаза. Это был первый раз, когда кто-то из родни сказал ей нечто подобное. Никто раньше не признавал ее силу, за исключением разве что друзей. - Тогда… раз Вы не против… Я буду счастлива принять Ваше предложение. Надеюсь, бабушка Лисандра действительно будет рада меня видеть. Не хотелось бы свалиться ей как снег на голову. - Ооо, не переживай, она, определенно, будет в восторге! Она уже не единожды жаловалась мне на то, насколько ей скучно, и что она, цитирую: «Скоро просто повесится от тоски, в этом обветшалом клоповнике, с его занудными портретами». Вальбурга не смогла сдержать веселый смешок. Она плохо знала супругу своего двоюродного деда, поскольку та невероятно редко появлялась на собраниях Рода и семейных празднествах. А в те разы, что все-таки появлялась, обычно все заканчивалось скандалом. Так что Вальбурга запомнила Лисандру как очень эксцентричную, но интересную женщину, совершенно не терпящую скуку и однообразие. - Ну тогда я буду рада разбавить своим присутствием ее скучные будни. Увидимся вечером… дедушка. - Да, дорогая, увидимся, - Арктурус махнул рукой ей на прощание, когда Вальбурга, поклонившись, шагнула в зеленый огонь. *** Праздничная иллюминация, ярмарки, украшенные площади, у церквей - рождественские песнопения. Всё это Гарри помнил с детства. Увы, не со своего, а с того детства, которое он прожил с Томом. Хотя, конечно, праздники в Хогвартсе были выше всяческих похвал, но это было не празднование в кругу семьи… Правда, последние несколько лет их маленькая семья тоже отмечала конец года исключительно у себя дома, а не как раньше, выбираясь в маггловский город. И все по одной печальной причине. Война еще не закончилась. Так что все британцы праздновали разве что по собственным домам, если вообще праздновали. Уж точно не в Лондоне. Столица еще и близко не была расчищена после бомбардировок, а уж отстраивать город будут никак не меньше пары десятилетий. Но в этом году Гарри захотелось сделать для Тома что-то особенное. И по их старой традиции, он решил снова вытащить Тома на празднование Нового Года в маггловский город. Но так как сделать это на их родине, к сожалению, не представлялось возможным, Гарри, с помощью одного своего знакомого, достал им парочку портключей в Америку, а именно - в Нью-Йорк. Хоть еще и шли дни празднования Йоля, но они могли себе позволить освободить один этот вечер. Ведь главное уже было сделано. Дом украшен особыми свечами и ветвями священных для этого праздника растений. Йольское полено было ритуально сожжено в день зимнего солнцестояния. Йольский венок сплетен. Традиционные блюда - среди которых обязательны: свиная, а лучше - кабанья, ветчина; алкоголь домашнего изготовления; хлебы и фрукты - приносились в благодарность Магии и Смерти ежедневно. Символические дары были подготовлены задолго. Ритуальный костер был разведен, и в этот день его будет поддерживать Мидси, которая и пожертвует огню дары сегодняшнего дня. Их же присутствие изо дня в день не было обязательным. Самыми главными и действительно важными были ритуалы и обрядовые восхваления двух Великих, которые Гарри с Томом проводили в первый и в последний дни празднования. А последний день наступит только завтра. Так что они все успевают. И сегодня они праздновали Новый Год и день рождения Тома в переполненном весельем Нью-Йорке. Люди хотели праздника. Люди хотели жить, а не думать об ужасах далёкой от Америки войны. Поэтому здесь празднование отличалось особой яркостью. Улицы Нью-Йорка светились иллюминацией, пестрели всевозможными гирляндами и венками, а люди с улыбками поздравляли друг друга с наступающим Новым Годом. Подсвеченные снизу до самого верха небоскребы Мидтауна производили небывалое впечатление. Повсюду в кафе были танцы, раздавалась громкая музыка - непривычные джазовые мелодии, - поздравления и веселый звон бокалов. Шел снег, в воздухе пахло свежей новогодней выпечкой и хвоей, а люди ходили по улицам с полными пакетами завернутых в яркую бумагу подарков. Всего этого было более чем достаточно, для создания праздничной атмосферы. И хотя осознание того, что в Англии сейчас все совсем не так, угнетало, но сопротивляться напору чужой яркой радости Гарри с Томом просто не могли. *** Они гуляли по городу, вспоминая свои предыдущие празднования в Лондоне. Слушали рождественские хоралы и легкий перезвон колокольчиков, с интересом послушали незнакомую обоим, явно старинную, сказку, что, на одной из площадей, мужчина в странной зелёной шляпе рассказывал собравшимся вокруг него детям. В общем, просто наслаждались праздником в компании друг друга. Им даже посчастливилось найти прилавок, с которого продавали сладкие крендели. Том обожал их с детства, те всегда ассоциировались у него в первую очередь с Новым Годом, поэтому, даже когда они проводили праздники исключительно дома, то пекли их вместе, на собственной кухне. Они стали своеобразным обязательным элементом их новогоднего стола, без которого просто нельзя было обойтись. Том улыбался так ярко, откусывая кусок за куском от своего кренделя, и осматривался вокруг с такой искрящейся в глазах радостью, что Гарри искренне радовался своему решению посетить эту страну и этот город, хотя и сомневался до последнего. Как все-таки хорошо, что он решился! И еще лучше, что он сообразил поменять волшебные деньги на американские доллары. В последнюю минуту, между прочим! Порой, такие элементарные вещи совсем вылетают из головы. Он ненадолго оставил Тома, с любопытством рассматривающего очередное рождественское украшение со свечами, и прошел чуть ниже по улице, где видел прилавок, с которого продавали глинтвейн. Поскольку сегодня Том становился совершеннолетним, то не будет ничего плохого в том, что они выпьют немного пряного напитка, просто для того, чтобы согреться. Быстро отыскав ранее замеченный прилавок, Гарри расплатился с продавцом и подхватил два приятно горячих бумажных стаканчика. Он развернулся в сторону ожидающего его Тома, и вот тут его ждал неприятный сюрприз… Рядом с Томом стояли две довольно симпатичные молодые девушки, весело о чем-то щебетавшие и явно желавшие познакомиться с привлекательным юношей. Девицы улыбались, смеялись, то и дело указывая пальчиками на различные кафешки и киоски со сладостями и сувенирами, коих на этой улице было более чем достаточно, и очаровательно хлопали ресницами, бросая на Тома вполне заинтересованные взгляды. Настроение Гарри мгновенно испортилось. Захотелось вылить на землю дурацкий глинтвейн - а еще лучше - на головы двух назойливых барышень - и уйти домой. Но естественно, первому порыву он не поддался, тут же отругав себя за импульсивность, а вместе с этим и за то, что явно приревновал воспитанника. Было бы глупо не признать этого. Уж точно не тогда, когда едва получается сдерживать скрип зубов и так и рвущуюся наружу магию. Но даже понимая неправильность своих чувств… - «Нет, тем более понимая неправильность своих чувств!» - Гарри не собирался вмешиваться. Если Том хочет пообщаться с противоположным полом, пусть общается, это нормально для его возраста. Нормально интересоваться девушками или юношами, проводить с ними время или бегать на свидания. Это нормально! Ненормально как раз так долго страдать из-за глупой подростковой влюбленности в своего опекуна. Любовь приходит и уходит, и объекты любви порой сменяются очень быстро… Да. Все верно. Все меняется... Гарри снова развернулся, собираясь немного прогуляться в одиночестве, а позже, так же в одиночестве, отправиться домой, если окажется, что Том все еще занят своим новым знакомством. Пусть развлекается, немаленький уже. Он больше не нуждается в постоянном присмотре своего излишне заботливого опекуна. Но не успел он отойти и на десяток шагов - только собираясь свернуть на дорожку, ведущую к какому-то парку, - как почувствовал крепкую хватку на своем локте. Из-за чего все-таки чуть расплескал содержимое одного из стаканчиков. - Гарри, ты куда? Прямо у него за спиной стоял, чуть запыхавшийся от короткой пробежки, Том. Его лицо раскраснелось от легкого морозца, а шарф немного сбился на бок. - Я… Ну… - Гарри замолчал, сам не зная, что ответить. Он посмотрел в ту сторону, где только что Том общался с двумя магглами. Девушек там уже не было, но он заметил их, идущих чуть дальше по улице, что-то возмущенно обсуждавших. - Я… Ничего… просто задумался, - отвернувшись, ответил Гарри, а после, словно невзначай, спросил. - А что это были за девушки, с которыми ты разговаривал? - Девушки? - Том нахмурился. - А! Те две магглы? Не знаю, - он пожал плечами, отпуская локоть Гарри. - Они что-то спрашивали про телефон и еще, кажется, предлагали прогуляться или посидеть где-нибудь, но я не особо их слушал: во-первых, жуткий американский акцент, да и слова вставить они мне почти не давали. Наш якобы диалог, по сути, был их монологом на два голоса. А во-вторых, я не заметил, как и когда ты отошел, и потерял тебя. А когда наконец смог разглядеть тебя в толпе, то сразу же поспешил навстречу. Так куда ты пропал? Я очень удивился, когда не обнаружил тебя рядом… И что это в стаканах? - Глинтвейн, - с фальшивой улыбкой пояснил Гарри. Эта «улыбка» сразу же насторожила Тома, но Гарри этой перемены его настроения не заметил, смотря в другую сторону. - А почему ты не стал прислушиваться к девушкам? Я уверен, их акцент не настолько уж непонятен. Да и внешне они, кажется, были довольно миленькие. А под «совместной прогулкой», наверняка, подразумевалось возможное свидание с одной из них. Телефон же, пожалуй, был нужен для того, чтобы иметь возможность как-то связаться с тобой позже, если бы сейчас ты вдруг оказался занят. Уверен, вы могли бы весело провести время. Том замер, внимательно посмотрел на Гарри, а потом снова - но теперь куда грубее - схватил его под локоть и повёл вглубь заснеженного парка, в плохо освещенную часть. Чем сильнее они отдалялись от иллюминированных улиц, тем крепче становилась хватка Тома на руке Гарри, тем быстрее он шёл, прямо-таки таща за собой, как на буксире, вяло перебиравшего ногами и не сопротивлявшегося Гарри. Он - краем сознания - отметил, что этот парк очень похож на тот, в котором они с Гарри, в детстве Тома, в его дни рождения, под самый Новый Год, любили погулять. Но сейчас обстоятельства были совсем иными, и желания сыграть в снежки или слепить снеговика у него не было от слова «совсем». Да и уцелел ли в войне тот парк? - Что это значит? - выплюнул Том в лицо своему опекуну, тормозя у ближайшей скамейки и толкая на неё Гарри, становясь прямо перед ним. - Что «что значит»? - Гарри, очевидно, решил притвориться, что не понимает сути адресованных ему претензий. Он поставил каким-то чудом все еще не расплескавшиеся стаканчики с глинтвейном на скамейку, рядом с собой, и принялся стряхивать усыпавшие его одежду снежинки, все также не глядя Тому в глаза. - То «что значит»! То, что ты наговорил о тех магглах! Вот ЭТО, что значит? Гарри, ты не хуже меня знаешь, что я влюблен в тебя, так к чему был тот разговор?! Том был зол. Том был обижен. А за обиды - по крайней мере в обычных обстоятельствах - он привык мстить. Слова Гарри слишком походили на попытку переключить внимание Тома на кого-нибудь другого. При этом как бы намекая, что тому пора бы, наконец, перестать докучать Гарри своими чувствами. И от этого было больно. За то время, что Том ухаживал за Гарри, он невольно стал надеяться. Надеяться, что его старания окупятся. Что он сможет достучаться до опекуна, снискав взаимность, пробудив ответное чувство. Поэтому слова Гарри подействовали на него как пощечина. Гарри промолчал. Он просто промолчал!.. Том ощущал, как на глаза наворачиваются злые слезы, а во рту, да и в душе, разливается горечь… - Тебе настолько неприятны мои чувства? - почти прошипел он в лицо опекуну. И только теперь Гарри, мелко дрожа всем телом, наконец поднял на него взгляд. - Нет!.. Том… Я просто… просто… Зачем я тебе, дорогой? В мире полно других людей… Ты вполне сможешь найти себе кого-нибудь, кто гораздо больше тебе подходит… Того, кого полюбишь. Действительно полюбишь. Том показно рассмеялся. Хрипло. Горько. С болью в голосе. Ну что ж… Возможно, позже он пожалеет о том, что собирается сейчас высказать, но останавливаться он не намерен. - Гарри! Гарри!!! - закричал Том. - Я уже нашел. Нашел! Это ТЫ! Я… я люблю тебя! Безоговорочно и полностью! И сильнее, чем ТЕБЯ, я никого не полюблю! - И излив, казалось, в этом отчаянном крике всю свою ярость, он продолжил уже гораздо тише. - Ты… Гарри, ты прекрасен. Для меня… Все в тебе прекрасно. Я… ты знаешь… я еще с детства был убежден, что ты - лучшее, что случилось в моей жизни. И сейчас ничего не изменилось, - Он тяжело вздохнул и устало вытер рукавом пальто всё-таки потекшие по щекам слезы. - Ты - самое прекрасное и ценное, что только может у меня быть. Я не хочу никого «другого». И этого не будет. Никогда! - с твердостью в голосе закончил свою короткую, но очень эмоциональную речь Том, резко сдувшись, словно лопнувший воздушный шар. Он стоял с идеально ровной спиной, сжав кулаки и глядя на Гарри покрасневшими от слез, но полными уверенности глазами. Гарри замер, не смея даже дышать. Слова Тома задели его. Задели так, что, казалось, весь его организм враз прекратил его слушаться, а мозг закоротило исключительно на этих словах, смешав их в едином водовороте с необузданными эмоциями и чувствами. Они прокручивались у него в голове раз за разом, и эти слова были единственным, о чем Гарри мог сейчас думать. - Гарри? - нерешительно начал Том, не будучи уверенным в том, как именно стоит трактовать странное состояние опекуна. Его монолог был отчаянной попыткой донести до Гарри свои чувства, но… Но что если этой речью Том только ухудшил ситуацию? Что если Гарри решит, что для него подобные сцены выяснения отношений уже слишком? Гарри вздрогнул. Он встряхнулся, приходя в себя, и покраснел. - Нет, ничего. Я… Просто… Никто никогда не говорил мне ничего подобного, и я… - и он спрятал лицо в ладонях. Том присел перед Гарри на корточки, мягко сжал его запястья и развел в стороны… Держа его за руки, с отчаянной надеждой в душе, он заглянул ему в глаза. - Гарри… Я… я готов повторять тебе эти слова каждый день. Я сделаю для тебя все что угодно… Все, что ты попросишь. Все! Я никогда не предам… Я буду верен тебе до последнего вздоха… Но я прошу тебя… Просто… просто, прошу… Гарри, будь моим… - и столько мольбы было в его голосе, что у Гарри сжалось сердце. Том был очень гордым. Даже чрезмерно. Гарри доводилось слышать от него просьбы в единственной ситуации - когда он боялся, что опекун может от него отказаться. Только тогда он действительно просил. И эти случаи можно было перечесть по пальцам одной руки. Только в эти, страшные для него - тогда ещё ребёнка - моменты, Том был готов поступиться собственной гордостью. В эти моменты он был готов практически на все, лишь бы только остаться в их доме, остаться с Гарри. Сейчас же он просил Гарри о любви. Сейчас он просил Гарри отдать ему всего себя. Он просил гораздо большего, чем в детстве… Поэтому сейчас Том был готов не просто просить… Он был готов умолять… Да, ради Гарри… Ради его любви… Том умолял! - Я… - Гарри задохнулся словами. Казалось, он не знал, что сказать… Будто от просьбы Тома последние связные мысли вымело из его головы. - …Я… я подумаю, - это было все, что он мог сейчас ответить. Потому что, очевидно, Гарри еще и сам не знал, как далеко он готов зайти. - Подумаешь? - еле слышно переспросил Том, не веря собственным ушам. Гарри сказал, что он подумает… Он… он подумает! Пусть Том и был искренен в своей просьбе, пусть он, как говорится, шел ва-банк, наступая на горло собственной гордыне, но, говоря откровенно, он ожидал отказа. Мягкого, деликатного, извиняющегося, но отказа. Отказа, разбивающего Тома на мелкие кусочки. А получил… «Подумаю» - хоть и не было согласием, но… Но все же давало ему робкую надежду. - Хорошо. Думай, - Том улыбнулся и, потянувшись к Гарри, нежно его поцеловал. Целомудренно. Всего лишь в самый уголок губ, но так нежно, как мимолетное касание ветерка… И так отчаянно, что Гарри вздрогнул под напором его почти осязаемых чувств. Если раньше он еще пытался убедить себя, что все чувства Тома к нему - это просто подростковая блажь, мимолетное увлечение - хотя и отлично знал, что его малышу подобное не свойственно, - то теперь он не мог и мысли подобной допустить. Во всех действиях Тома - да в одном только взгляде, в одном невинном поцелуе! - было столько искренней, пусть и по-подростковому неуклюжей, но самой настоящей любви, сколько Гарри за обе свои жизни не видел. Встав и отступив на шаг, Том также тихо продолжил. - Я буду ждать. …и исчез, воспользовавшись своим портключом. *** Тома уже не было рядом, а Гарри так и сидел на холодной скамейке, посреди заснеженного парка, рядом с медленно промокающими бумажными стаканчиками остывшего глинтвейна, пытаясь осознать произошедшее и понять собственные слова. Он сказал, что подумает. Это не было ни отказом, ни согласием. И он, и правда, еще и сам не знал, на что был готов. Он… он должен был придерживаться своего решения - игнорировать чувства Тома к нему… Как и свои собственные чувства. Но… То, как Том смотрел на него… То, что он говорил, и как он это говорил… Его слезы… Это все было искренне, Гарри чувствовал!… И именно поэтому у него просто язык не повернулся отвергнуть, оттолкнуть его. Но и принять чувства Тома Гарри не мог… Не должен был. Он не должен!.. Но почему так хочется?.. На глаза навернулись слезы. Он запутался. Он так запутался! Что же ему делать? Что ему теперь делать? То, что должен? Или то, чего хочет? А чего он хочет? Он не понимал, как поступить. Как будет правильнее? ЧТО БУДЕТ ПРАВИЛЬНО?! Слезы одинокими каплями катились по его лицу. А ведь Гарри даже не помнил, когда плакал последний раз. Но сейчас он просто не мог остановиться. Он был счастлив, услышав слова Тома. Да что там счастлив! Гарри казалось, что у него внутри словно взорвался фейерверк! Ему хотелось вскочить со скамейки, шагнуть ближе, обнять и расцеловать своего малыша. Действительно - расцеловать. Благодарить, целуя через слово его щеки, скулы, веки… Прикоснуться к губам… Расцеловать руки… Признаться, как ценит… Как благодарен… Но Гарри НЕ ДОЛЖЕН был делать ничего из этого. И теперь он совсем ничего не понимал… Он рассмеялся сквозь слезы. ЧУШЬ! Какая же чушь! Да, именно, ПОЛНАЯ ЧУШЬ!!! Все он понимает! Он знает! Он любит Тома. И любит не так, как должен. Не так, как должен любить опекун. Он не просто любит его, он хочет его. Хочет, чтобы тот принадлежал ему. Хочет, чтобы тот и дальше смотрел на него так. Он не хочет видеть рядом с Томом никого другого! И это самое неправильное… Но Гарри просто не может ничего с собой поделать… Не может… … Он его любит…