Сопровождая Цесаревича

Наутро на берегу поднялось большое беспокойство, а все потому, что престолонаследника в избушке не обнаружили. Князь Барятинский распорядился поднять охрану и послать за обер-полицмейстером. Супругам оставалось наслаждаться объятиями лишь несколько минут. Штольман уже не спал. Осторожно целуя обнаженное плечико, он настойчиво будил жену. Однако все его деликатные попытки разбудить Анну потерпели поражение. Она сонно улыбалась и прятала лицо в подушку. После бессонной ночи ей хотелось спрятаться от темперамента мужа, завернувшись поплотнее в одеяло. Не тут-то было! — Анечка! — шептал на ушко ненасытный мужчина. - Заинька моя! Он сдерживался, но не очень прилежно. Энергии было хоть отбавляй и ужасно хотелось поделиться радостью с той, что рядом. — Яков, я сплю! - сказала Анна, не открывая глаз. — Спи! — с улыбкой согласился муж и теплой ладонью начал поглаживать ее по спине, ягодицам, ногам. Шелковая кожа тут же покрылась мурашками, а сама драгоценная изогнулась довольной кошечкой. Аня оказалась замечательной любовницей, трепетной и искренней. Он с ума сходил от ее ласкового, податливого, упругого тела. Аня была очень отзывчивой, но в то же время доверчивой и скромной. Это сочетание добродетели юности и чувственной открытости только ему одному будоражило Штольмана с первых дней их знакомства. Нет, конечно, ничего такого он тогда специально не думал, но и как здоровый страстный мужчина не думать не мог… Почти сразу Яков с удовольствием отметил под ладонью некоторый трепет, а спящая красавица прогнулась в пояснице, приподымая бедра и давая доступ к таинственному углублению между ними. — Все еще спишь? — улыбнулся Яков, ни на секунду не останавливая ласки. — Сплю. Восхитительный сон… - прошептала Анна и накрыла его руку своей. Яков потянулся губами к ее шее. — Ваше Высокоблагородие! Господин обер-полицмейстер! — сильно постучали в дверь каюты. Штольман вздохнул. Анна со стоном обреченно уронила голову в подушку. — Да кто там? — Охрана Его Высочества. — Секунду. Оставив растерянную Анну лежать в постели, он наспех оделся и вышел за дверь. — Ваше Высокоблагородие, охрана поднята в ружье, Его Высочество пропали! — Как пропали? - изумился Штольман. — Вероятно убежали, камердинер Радцинг в курсе, но молчит, покрывает престолонаследника. Там уже депутации собрались, все растеряны, ждут Его Высочество. Сам камердинер бегает, встревожен. — Такое раньше бывало? — Никак нет, Николай Александрович обычно очень пунктуальны. — Сейчас приду. — ответил Штольман. Он не думал, что Цесаревич сбежал. Яков Платонович скорее склонялся к мысли, что имеет место быть какое-то недоразумение. Он вернулся в комнату. Супруга уже успела надеть на сорочку домашний халат и теперь сидела у зеркала, расчесывая волосы. Ночью кудрявым локонам досталось. Супруги переворошили всю постель. Яков вспомнил, как они с Аней безудержно кувыркались и, несмотря на волнение и спешку, улыбнулся. Вчера он дорвался до жены, и, подтверждая свое право обладать этой красавицей, не давал ей спать всю ночь. Было просто восхитительно. Очевидно, Аня думала о том же, потому как мечтательно смотрела в зеркало и улыбалась. Он поцеловал ее в макушку. — Аня, мне нужно идти, наш Августейший пропал. Начальник охраны беспокоится. Она хихикнула. — Цесаревич с барышней. Скоро прибудут обратно. Конечно, идите встречайте. У Якова отлегло от сердца. Он улыбнулся и поцеловал пушистый затылок еще раз, уже не торопясь. — А куда идти? — весело спросил он. Раз наследник с дамой, значит ничего экстраординарного не произошло... — К реке, — охотно пояснила Анна. — Вот как ты это видишь? — покачал головой Штольман. — Ничего от тебя не скроется. Опасный человек. Он осторожно поцеловал опасного человека прямо в ушко, чтобы не надумала себе лишнего. — Сейчас я вижу так: прикрываю веки и словно смотрю глазами Его Высочества. Они с барышней видят реку. Спутница Цесаревича поет, а сам он смеется. Оставив Анну с горничной, Яков сошел с парохода на берег, где сновала возбужденная охрана. Предложив казакам пока дожидаться Цесаревича на берегу, Штольман прошел к временному жилищу Его Высочества. В домике, где ночевал Августейший путешественник, не было ничего необычного. Сруб состоял из четырех комнат, в которых кроме престолонаследника ночевали еще князь Барятинский и барон фон Кейзерлинг. Остальные гости провели ночь на пароходе или в палатках. Слуги торопливо собирали вещи. Не найдя ничего необычного в доме, Штольман прошелся по палаткам гостей, нашел слугу прелестной барышни Татьяны и бегло опросил его. Тот озвучил любопытные подробности из обстоятельств пропажи Цесаревича. На лужайке перед домом уже стояли столы и для присутствующих был накрыт превосходный завтрак. Чувствовалось большое всеобщее беспокойство и растерянность: еда на столе, депутации ждут, а Его Высочества все нет. К Штольману подошел князь Барятинский. - Что будем делать, господин обер-полицмейстер? - Сейчас поговорим с камердинером еще раз. Думаю, скоро все разрешится. Они вместе подошли к царскому няньке. Старик Радцинг трусовато сновал по берегу речки взад-вперед. Увидев Штольмана и Барятинского, бедняга приготовился к словесному поединку. - Господин Радцинг, Вы под суд захотели? - кипятился князь. - Я не сделал ничего плохого! - Вы покрываете отлучку престолонаследника. А если на него нападут, а Цесаревич без охраны? - Лучше рассказывайте, как есть. - улыбнулся Штольман. - Вас видели утром у палатки одной барышни, ее слуга доложил. - Ладно. Мой господин проснулся еще до рассвета и велел идти к палатке барышни Татьяны Дмитриевны, разбудить ее, пожелать от имени Его Высочества доброго утра и пригласить покататься на лодке! - И Вы согласились? Государев человек и Вас легко подбить на такие глупости! - кипятился Барятинский. - Никакие увещевания не помогли, я пытался! Цесаревич пригрозил, что сам разбудит барышню, если этого не сделаю я. Старик обиженно замолчал. - Дальше, пожалуйста! - попросил Штольман. - Дальше Татьяна Дмитриевна сразу же вышла, словно они с вечера сговорились. Барышня села с престолонаследником в лодку, и они поплыли по реке. Тем временем на берег пришла веселая, цветущая Анна Викторовна. Она явно не разделяла всеобщего беспокойства. Ночью к пароходу приехали супруги Лебедевы, и теперь Анна оживленно общалась с родственниками, рассказывая последние новости. Яков издали кивнул жене. Пока старик камердинер исповедовался Штольману и князю Барятинскому, из-за деревьев на крутом повороте реки появилась лодка с Цесаревичем и барышней. Яков и все присутствующие услыхали последние слова песни, которую молодые люди, весьма громко, пели. Сперва закричала: "Прощай, мать, отец!" Второй раз вскричала: "Прощай, белый свет!" И в третий вскричала: "Прощай, милый мой! Наверно, наверно, Не жить нам с тобой!" Престолонаследника и его спутницу весьма позабавил вид взволнованных чиновников и опекунов, суетящихся на берегу. Николай, смеясь, помахал рукой и тотчас снова повернулся к своей счастливой разрумянившейся спутнице, сидевшей у руля. - Вот и нашлась, пропажа! - резюмировал курьез Алексей Юрьевич, приобняв за плечи жену. - А ты, Аня, о чем задумалась? - спросила Арина. Анна, проводив глазами мужа, улыбнулась: - О том, что утро просто чудесное. И так красиво - двое радостных молодых людей в лодке, первозданная природа. - Романтика! - засмеялся Алексей Юрьевич, укутав жену посильнее в шаль. Яков завтракать не стал. Они вместе капитаном парохода и князем Барятинским отошли обсудить детали предстоявшей поездки. Престолонаследник не преминул лично проводить свою даму из лодки прямиком за стол и усадил ее рядом с собой. Во время трапезы вид у обоих был несколько мечтательный. Аня знала, что вскоре молодым людям предстоит прощаться и немного сочувствовала им. Вскоре все засобирались на пароход. Согласно сибирскому обычаю, барышня Татьяна поднесла Цесаревичу "на посошок" бокал шампанского. - Пейте первая, Татьяна Дмитриевна! - улыбнулся Николай. Барышня пригубила напиток. После этого престолонаследник осушил бокал, и лихо разбил его. Барышня потупила глаза и приготовилась уходить, однако престолонаследник опять всех удивил. Он порывисто обнял девушку и троекратно, по русскому обычаю, с бОльшим, чем позволяли приличия усердием, расцеловал ее в алые щечки и в губы. Затем Цесаревич на глазах у всех снял с пальца дорогой перстень с рубином и подарил Татьяне Дмитриевне на память. - Как мило! - прокомментировала шепотом Арина, поглаживая живот. - Мне кажется, будь его воля, он бы скорее предпочел остаться в этом теремке и принимать почести, полагающиеся наследнику престола, от этой одной подданной, нежели от всех нас, да и вообще всего населения Сибири. - Арина, ты не едешь с нами? - спросила Анна. - Едет Алексей, мы с родителями сразу уезжаем к инородцам, готовить вечернюю встречу. Аня, ты присмотри за ним, Алексей больно веселый. Эта жена англичанина смотрит на него с большим интересом... Да и Алексей на нее тоже. Неспокойно мне. - Арина, Алексей Юрьевич не такой! - Такой, такой. Они все такие! - недовольно дернула плечом девушка. Анна осторожно обернулась и увидела, как племянник горделиво расправил плечи и охотно объяснялся с бывшей фрейлиной. *** Издав несколько горделивых гудков, пароход с августейшим гостем наконец отчалил от берега. - Река сложная, Ваше Высокоблагородие! В обычное время не судоходная. Угораздило же Его Высочество затеять поездку, - объяснялся капитан. - Как бы совсем на мель не сесть. - На мель нам никак нельзя, братец. Позора не оберемся! - похлопал его по плечу Штольман. - Так еще лучших людей из команды велели убрать! - хмурился капитан. - Иначе нельзя было. - Течение очень слабое, а бесконечные поворотные маневры будут отнимать массу времени. Однако я сделаю все, что от меня зависит, господин начальник каторги! К капитану и Якову Платоновичу присоединился камердинер наследника. Он задумчиво бродил по палубе. Вид у старика был опечаленный. - Что-то случилось, господин Радцинг? - внимательно посмотрел на него Штольман. - Случилось! Виданное ли дело! Николай отцовский перстень барышне подарил! Да подарку цены нет! Государь обязательно поинтересуется судьбой перстня! - Так престолонаследник сам и объяснится. Не все же его за ручку водить, да перед венценосным батюшкой прикрывать. - усмехнулся Штольман. - Есть большие пробелы в воспитании наследника. Цесаревичу катастрофически не достает опыта. С карманными деньгами все обстоит плачевно. Моему подопечному всю жизнь не дозволялось иметь в кармане более двадцати рублей, а их не хватало даже на чаевые. Николаю Александровичу приходится, выезжая куда-либо, очень много денег раздавать. Положено так. - Вы пытались как-то повлиять на ситуацию? - поинтересовался Штольман. - Кто я такой, спорить с царем! Только зря гневить государя! Единственное, что я мог - иногда сунуть Цесаревичу в карман пятьдесят рублей от себя. - Печально. В результате престолонаследник совершенно не представляет себе, что такое деньги, - с пониманием кивнул Яков Платонович. - Если бы Его Величество давали сыну не двадцать рублей, а две тысячи, то наследник теперь знал бы цену деньгам. А так происходят вот такие казусы. Фамильный перстень снять с руки и барышне подарить! - всплеснул руками Радцинг. К полудню пароход причалил к концентрационному лагерю (такой термин дает источник, он явно не носил негативной окраски в то время - прим.авт.) на Ононе, куда недавно увезли особо опасных заключенных. Штольман с усмешкой посмотрел на английских журналистов, толпившихся на палубе. Они явно ждали сенсации и лишь сам Яков Платонович знал наверняка, что никаких сенсаций сегодня не будет. Лагерь, куда отправили заключенных, располагался вдали от всякого жилья. Вокруг была бескрайняя степь, населенная кочевниками-бурятами степи. Далее начинались окраины пустыни Гоби. По самому Онону пароходы в регулярные рейсы не ходили. Периодически река мелела настолько, что добраться по воде до этих мест можно было лишь на лодках-плоскодонках с малой осадкой. Заключенных высадили на безлюдный берег и позволили свободно передвигаться. Яков Платонович разрешил всем по мере возможностей гулять и развлекаться. Хорошее питание каторжанам тоже обеспечили, но трижды в день всем надлежало являться на поверку и ночь проводить под конвоем в палатках. Это время - около недели - стало для них этаким путешествием, длительной вылазкой на природу, нежели суровым наказанием. Так что предъявить господам журналистам начальнику каторги было решительно нечего. Цесаревичу было рекомендовано с борта судна не сходить, что он и сделал. Конвоиры выстроили каторжан и приготовились к смотру. Журналисты бодро строчили свои впечатления о диком Забайкалье и страшной царской каторге в блокноты. Барон фон Кейзерлинг достал списки интернированных и лично производил поверку. - А как Вы объяснили заключенным это неожиданное путешествие по диким степям, господин Штольман? - спросил Цесаревич. - Никак не объяснили, Ваше Высочество. По истечении срока Вашего визита их предполагалось отвезти обратно и, ни слова не говоря, распустить по домам. Среди интернированных есть не только каторжане, но и ссыльнопоселенцы под строгим надзором. Они бы так и не узнали, по какой причине мы с генерал-губернатором устроили им это дополнительное развлечение! - доложил Штольман. Сэр Николас решил, что настало время устроить господину Штольману эдакую подножку. - Ваше Высочество! В распоряжении наших журналистов оказался черновик одного документа господина начальника каторги, - начал высокопоставленный дипломат, - в нем указаны списки лиц, подлежащих бессрочному заключению в карцер, а также списки лиц, умерших в следствии истощения и переохлаждения. Подошедшая Нина Аркадьевна притворно охнула. - Какое варварство! Несчастные люди, замученные на каторге. Это скандал! Тем более есть поименные списки. - Что скажите на это обвинение, господин начальник каторги? Этот документ действительно написан Вашей рукой? - изумленно спросил Цесаревич. - Да, это мой черновик. Хочу только спросить, читал ли подробно сэр Николас этот документ? - спросил с предвкушением Штольман. - Читал! - гордо ответил дипломат. У Нины от предчувствия самого нехорошего толка сильно стучало сердце. Она знала этот ироничный и самодовольный тон "своего" несносного немца. Он появлялся у Штольмана только тогда, когда он чувствовал, что на несколько ходов опережает соперника. - Сэр Николас, будьте так любезны, озвучьте Его Высочеству список фамилий из приложения, может это прояснит ситуацию! - не моргнув глазом попросил генерал-губернатор. - Ну что же, если Вы так хотите... Заключенные: Фон Котце Фридрих (блевать - нем.яз.) Флейшхауэр Отто (мясорубка - нем. яз.)... Выслушав десяток фамилий, Цесаревич не смог сдержать изумленный смешок, хотя попытался сохранить невозмутимый вид. - Зай-цев Герасим Иванович Убей-волк Иван Дмитриевич До-бро-баба Нина Евгеньевна Дли-нно-носая Вар-вара ... - довольно нескладно читал сэр Николас, продираясь через дебри уже русских фамилий. - Полноте, господа. Это шутка? Не очень-то смешная. Тем более, из Ваших уст, сэр Николас. Очевидно, что над Вами кто-то вдоволь подурачился. Не Вы ли это были, господин Штольман? - прервал поток нелепых фамилий Цесаревич. Яков Платонович поклонился. Барон фон Кейзерлинг вмешался в разговор. - Ваше Высочество, этот трюк стар, как сам мир. Мы используем подложные листы корреспонденции с очевидной дезинформацией. Делается это для того, чтобы выявить возможную утечку документов. Иностранцу сложно разобраться в иронии русских фамилий, отличить настоящий текст от подложного. Документы царской каторги носят исключительно секретный характер, а вот такие намеренные утечки мы иногда осуществляем. - Откуда у Вас, сэр Николас, этот, с позволения сказать, документ? - недовольно спросил Цесаревич. - Из..из надежного источника! - смущенно сказал дипломат, негодующе глядя на супругу. Нина сделала вид, что любуется девственным пейзажем реки. - Вот все и выяснилось. Господа английские журналисты убедились, что мы тут не звери, а заключенные, интернированные на реку Онон, содержатся во вполне приемлемых условиях! Сведения ваши не подтвердились. В будущем я прошу вас более придирчиво относиться к собственным источникам. Наши чиновники не лыком шиты и ценными бумагами не разбрасываются! - миролюбиво заметил престолонаследник. - Однако, господа, теперь вы лишены возможности посещать со мной режимные объекты. Я отказываю вам в этой привилегии. Англичане растерянно переглянулись. Цесаревич спокойно продолжил: - Теперь я хотел бы удалиться на отдых. Через несколько часов нас всех ждет знаменитая буддистская мистерия. Советую и вам всем отдохнуть. *** Нина Аркадьевна была огорошена. Первый раз она получила от мужа подобие взбучки. Ее будущий посол совсем отбился от рук. Нет, так дело не пойдет. Соотношение сил в семье всегда должно быть на ее стороне. Николас рвал и метал, а все из-за своего унижения перед будущим царем и отлучением своих журналистов от самых интересных, с точки зрения шпионов, объектов. - Нина, не предательница ли ты? Расчет господина Штольмана был на то, что англичане в полной мере не владеют немецким и русским языком, но ты то владеешь! Ты позволила мне опозориться! Нина пожала плечами. - Я и не читала бумагу подробно. Только бегло первую страницу посмотрела. Документ лежал так, словно выпал случайно! Кто знал, что это проделано нарочно! Я предупреждала тебя, Николас, что русские коварны! Я в бумагах разбираться не обязана. Моя задача была документ забрать из номера Штольмана, пока он отсутствует. Что будет с бумагами далее - не моя забота. Мой дорогой, ты забыл, что Штольман - опытный фараон. Если у тебя не хватает компетенции проверить данные, отдай их на экспертизу сведущим людям. Нина отвернулась и задрожала в притворном плаче. В ее словах был свой резон. Николас затравленно глянул на жену. Худые плечики Нины тряслись, очевидно, от горьких слез раскаяния. Надолго выдержки англичанина не хватило. В тот момент, когда она в очередной раз горестно всхлипнула и потянулась за платочком, он дернулся к супруге и примиряюще погладил ее по спине. - Ладно, Нина, я признаю свою ошибку. Если уж мои соотечественники - профессиональные журналисты не разобрали подлог, то утонченная леди и подавно не обязана разбираться в документах. Нина, только не обижайся на меня... Николас с ужасом услышал, как его нежная супруга заплакала еще горше. - Что я могу сделать, чтобы загладить свою вину? - Пока ты провожаешь господ журналистов, я хочу остаться с Его Высочеством на мистерию. - Одна? С этими дикарями? А если украдут мою прекрасную Нину? - Я буду в свите Его Высочества! Ничего со мной не случится! - капризно надула губы супруга дипломата. Николас вздохнул. - Оставляю тебя с тяжелым сердцем! Ты слишком привлекательна, чтобы оставлять тебя без защиты. Я попрошу господина Лебедева присмотреть за тобой. - Этого мужлана? - фыркнула Нина. - Он мне показался славным малым. Нас прекрасно приняли в его доме! Нина неопределенно пожала плечами, стараясь не выдать своего ликования. *** Штольман нашел Анну в каюте. Горничная как раз заканчивала плести ей сложную ажурную косу и укладывала ее на затылке. Яков присел рядом и начал наблюдать за процессом. Дамские сборы, пусть даже в походных условиях - особый ритуал, а Аннушка очень женственна. Смотреть на нее было интересно. Яков, как человек любящий и внимательный, ловил каждую мелочь. К примеру, как часто она проводит щеткой по волосам, с какой скоростью и настроением. Как иногда щиплет щеки для румянца, но не любит пользоваться румянами, как, впрочем, и помадой. Иногда Анна расчесывала волосы быстро, раздраженно, и совершенно не щадя пряди. В такие моменты он отбирал у нее щетку и аккуратно расчесывал ее сам, пока супруга сопела и успокаивалась. В его уверенных руках это происходило быстрее, и дорогие его сердцу локоны оставались целыми и невредимыми. Яков встретился глазами с Аннушкиным отражением в зеркале и улыбнулся ему. Отражение нахмурило брови, а потом и вовсе зажмурилось. Очевидно, шпильки сильно тянули волосы. - Потерпите, барыня! Зато все держаться будет! - настаивала неумолимая горничная. - Да терплю я, терплю! - вздохнула Анна. Получив необходимый опыт службы в дворянском доме, Татьяна стала довольно расторопной. Горничную было не провести зажмуренными глазами. Сейчас она барыню пожалеет, а потом у нее прическа развалится! Наконец, Татьяна закончила пытки и ушла к себе. Аня встала, поправляя плетенки волос по-своему и повторно подкалывая шпильки. Она немного потрясла волосами, проверяя надежность прически. - Новый шедевр? По какому поводу? - кивнул на прическу Яков. - В степи дуют сильные ветра, стоит убрать от лица все пряди, чтобы волосы не лезли в лицо. - Ясно. Выглядит очень изящно. Аня взяла со стола гребешок и подошла к мужу. Не говоря ни слова, она погладила его по макушке и начала расчесывать ему волосы. Яков улыбнулся. Это было приятно. Одной рукой Аннушка гладила его лоб, скулы и подбородок, а второй - причесывала. - Ты устал? - спросила Анна, внимательно вглядываясь мужу в лицо. Она положила руки ему на плечи. - От чего уставать? От одного юного Цесаревича и кучки брехливых журналистов? Нет, не устал. Я знал, что все пройдет нормально. - Просто у тебя так много забот... А зачем ты просил меня остаться и не ходить с тобой? - Разговор мог выйти напряженным. Не хотелось бы, чтобы ты слушала это... Он с удовольствием оглядел жену. - Тебе очень идет прическа и платье. Словно мы на бал собрались, а не в шатер посреди степи. В самом деле, на Анне было лиловое шелковое платье с яркой вышивкой. - Там будут и другие дамы, и все одеты по последней моде, скоро сам все увидишь! - Знаешь, я никогда не устану любоваться тобой. Мне очень повезло, что ты такая необыкновенная. Сколь сильно тобой восхищаюсь, столь сильно и ревную, - вздохнул Штольман. Аня обняла мужа за шею и нежно поцеловала. Он тут же притянул ее к себе на колени. - Это все для тебя, Яша. Знаешь, до знакомства с тобой, и я и не наряжалась особенно. Мама сокрушалась, что я на барышню не всегда похожа, все больше на сорванца. А для тебя всегда хочется быть красивой. - Для меня, - усмехнулся и кивнул Штольман. Он невольно вспомнил всех ее почитателей, особенно настойчивого Ухтомского и покачал головой. Он грустно и немного недоверчиво смотрел на сияющую жену. - Ну конечно! - изумилась Аннушка и потянулась губами к его виску. - Была бы моя воля, я бы тебя дома спрятал от чужих глаз. И только сам смотрел! - улыбаясь, сказал Штольман. Услышав про дом, Анна вздохнула и огонь в ее глазах вдруг потух. - Скорей бы домой, да? Я очень соскучилась по нашему Саше. Я бы с удовольствием дома осталась, если бы не приглашение Его Высочества. Стараюсь об этом не думать, а то сразу глаза на мокром месте. - Ого! И правда, - оценил Штольман затуманенный взгляд и с готовностью сцеловал все слезинки жены. - Скоро, моя радость, мы будем дома. Заберем сына на ночь в родительскую постель. Аня спрятала лицо у него на плече. - Не плачь. Положим Сашеньку между нами и будем всю ночь с ним обниматься. Ты будешь целовать в одну щечку, а я во вторую... Аня рассмеялась и вытерла слезы. -Да, пожалуй, так будет хорошо. Яков не сдержался и, пользуясь близостью жены, начал быстро целовать длинную шейку, украшенную элегантным чокером. *** Подобно всем ламаистским храмам Востока Агинский дацан был построен на высоком холме и выглядел очень живописно. Гости с восторгом смотрели на массивную постройку с большой открытой лестницей и высокими колоннами, несущими пестро раскрашенную, изогнутую крышу. Аня взяла мужа под руку. Сегодня дацан казался ей торжественным, но немного пугающим, словно все духи и божества спустились на землю, чтобы лично поучаствовать в мистерии Цам. Внутри храма колонны образовывали эффектный коридор, ведущий к возвышению, где восседал большой позолоченный Будда, окруженный множеством богов поменьше. У дацана цесаревича ожидала большая толпа инородцев, бурятов. Впереди стояли представители четырех бурятских дум и высокопоставленное ламаистское духовенство в красных одеяниях во главе с бандидо-хамбо-ламой. - Господин Штольман, похоже для буддистов сам Цесаревич словно божество! - изумился Ухтомский. Князь нагнал супругов. Эспер Эсперович успевал делать несколько дел одновременно: вести путевые заметки, восхищаться свежей, как маргаритка, госпожой Штольман, и поддерживать разговор с ее супругом. - Так и есть, Ваша Светлость. Престолонаследнику инородцы воздают божественные почести в храме как потомку матери Будды, почему, не знаю, - попробовал объясниться Штольман. Для Цесаревича подле главной статуи Будды установили высокий, искусно отлитый трон из массивного серебра. Трон этот был подарком от всего инородческого населения и был выкован лучшими ремесленниками в Тибете. Он был украшен священными буддистскими письменами и аллегорическими фигурками божеств. Нина Аркадьевна с господином Лебедевым стояли в стороне и смотрели, как Цесаревича ведут к этому седалищу. - Какая варварская роскошь! Азиатское безумие! - по-своему восхитилась бывшая фрейлина. - Да, масштабы впечатляют, - согласился Лебедев, с удовольствием вдыхая аромат ее духов. - Как считаете, сколько он может стоить? - Весит трон пудов 20-25. Значит, стоит не менее 50 тысяч рублей, - посчитал Алексей Юрьевич. - Деньгами подарить было бы практичнее! - Зато не так внушительно, Нина Аркадьевна, инородцы любят эффектные подарки. С большой торжественностью Цесаревича провели по храму и посадили на трон. По обе стороны Николая Александровича сидели ламы с непостижимыми музыкальными инструментами. Это были длинные, до нескольких метров, изогнутые трубы, издававшие один-единственный тон. Другие монахи дули в подобие больших морских раковин. На серебряном троне Цесаревича горкой возвышались семь желтых златотканых шелковых подушек, отличавшихся особенной святостью. На этих подушках и поместился престолонаследник, после чего у своих ног он пригласил присесть Анну Викторовну и князя Ухтомского. Госпожу Штольман престолонаследник просил комментировать происходящее, а Эспера Эсперовича записывать самые яркие моменты мистерии. Как и перед большим Буддой, перед цесаревичем были расставлены семь чашечек, наполненных различными жертвенными дарами. - И что же это за сокровища, госпожа Штольман? - спросил Николай. - Это символические подношения божеству. Их ставят каждый раз, когда сооружают алтарь. От маленького домашнего алтаря до главного подношения в храме. Вот смотрите, Ваше Высочество, чаши не должны касаться друг друга. Все подношения - это определенные субстанции. Вода для питья, вода для омовения стоп, гирлянды цветов, горящие благовония, золотинки, молоко и крупы. Знакомый Анне хамбо-лама Жимба подмигнул ей и начал молитвенную церемонию. Цесаревич немало удивился, когда перед ним и статуей Будды поставили большое зеркало. - Что происходит? - прошептал престолонаследник. - Меня сейчас не утянет в зазеркалье? - Сейчас монахи будут омывать божество. Трогать статую Будды во время церемонии нельзя, божество архисвященно, поэтому мыть будут лишь отражение в зеркале. - Что за странный запах? На благовония не похоже? - задумался Ухтомский. - Это полынь, но она немного отличается от той, что растет в центральной части империи, - пояснила Анна. Жимба вдруг приложил палец к губам, призывая всех участников церемонии к молчанию. Захотелось на воздух. Но как сбежишь с молитвы, когда ты находишься по середине действа? Анна встретилась глазами с мужем. Яков ей послал теплую, успокаивающую улыбку. Он не сводил с нее глаз. Между тем, наконец, настало время выходить на улицу. Анна хотела улизнуть, но Цесаревич подал ей руку, приглашая следовать за ним. Выйдя во двор, гости ахнули. Аня, конечно, видела репетицию, но такого и предположить не могла. На большой открытой площадке перед храмом образовался широкий круг из огромного количества монахов в разнообразных устрашающих кровавых масках и роскошных фантастических костюмах. - Рассказывайте, Анна Викторовна, что это за страшилища! - попросил престолонаследник. - Сейчас разберемся, Ваше Высочество! - улыбнулась Анна. В руках у госпожи Штольман была бумага с описанием мистерии, которую сунул ей в руки Жимба. Многие из монахов держали в руках соответствующие кровавым маскам атрибуты, например, трезубец, жезлы с резными золочеными фигурами животных и растений, шелковые шарфы, музыкальные инструменты и флаги. Маски представляли собой огромные, уродливые человеческие лица и звериные морды. - Страшно только поначалу. На деле диковинные маски - это просто воплощение людских пороков и страстей. Видите, на другой стороне круга - приятные лица? Это просветленные лики Будды, символизируют благие качества. Вся мистерия Цам - это костюмированное представление о борьбе добра и зла, Ваше Высочество! - доложил Ухтомский. В священном танце Аня увидела все силы природы, воду, землю, огонь, воздух, луну и звезды, солнце, самого Будду и властителя подземного мира. В представлении были заняты несколько сотен исполнителей, танцевавших основной танец. Вдобавок по периметру мистерии сидело множество лам с огромными трубами, раковинами и колокольчиками - традиционными музыкальными инструментами. Цесаревича на серебряном троне монахи подхватили и поставили на верхней ступени открытой лестницы, чтобы он смотрел на мистерию с самой выгодной точки, еще больше возвышаясь над остальными гостями. - Ваше Высочество, разрешите, я пойду к супругу? Мне нехорошо. - попросила Анна. Цесаревич кивнул. Его окружили монахи со священными свитками, хором распевающие совершенно непонятные напевы. Верховный священнослужитель, привычно скрестив ноги, сел на пяти подушках у ног Цесаревича, и с божественно безмятежным, как у Будды, лицом начал читать священный текст мистерии. Князь Ухтомский, будучи востоковедом, взял труд давать престолонаследнику пояснения по ходу священного танца-пантомимы. Анна подбежала к мужу и спряталась за его спину. Помимо живых людей она видела над шатром множество древних духов, которых привлекла мистерия. Было немного страшно. Она хорошо понимала смысл танца, поэтому шепотом поясняла его Якову. Муж взял ее за руку и прижал к себе. Он точно никаких духов не боялся, страшных раскрашенных морд, тем более. Цесаревич с любопытством смотрел представление о борьбе Будды с желаниями и страстями. Большой круг танцоров непрестанно двигался, словно в трансе. Все новые и новые группы или отдельные фигуры выходили в центр представления, исполняя пантомиму. Бывшая фрейлина вздыхала. - Вам скучно, Нина Аркадьевна? - участливо спросил Алексей Юрьевич. - Мило. Но странно. Я утомилась. Господин Лебедев, я бы уже хотела присесть. Неважно, где. Возможно, в шатре! - попросила она. - По-моему, Аня, зреет скандал. - шепотом сказал Штольман, наблюдая не только за мистерией, но и за всем сразу - зрителями церемонии, участниками, слугами, охраной. - Почему? - изумилась она. - Посмотри на нашего православного митрополита и его свиту. Вон он, среди гостей. Старик сейчас в обморок упадет от возмущения и будет, по-своему, прав. Официально, император - глава православной церкви. А тут цесаревич, будущий самодержец участвует в такой церемонии, с точки зрения христианства в истинно языческом действе, и молится с ламаистами на глазах митрополита. Придется принимать меры, выручать нашего августейшего гостя из щекотливой ситуации. Нужно потолковать с князем Барятинским... Я отведу тебя к столам. - Сама дойду! - заверила его Анна. - Найду наших, дядю, Арину, других Хорошкиных. - Я найду тебя позже. - пожал ей пальчики Штольман. Аня еще раз взглянула на мистерию. День стоял лучезарный, а перед ними разворачивалось грандиозное зрелище, неповторимое в своей яркой самобытности. Внизу продолжался живописный танец, рисуя мистерию Цам в самых ярких красках, поражая воображение зрителей. Вокруг представления, куда ни глянь, простиралась бескрайняя холмистая изумрудная степь. Трава была усеяна верховыми и пешими людьми, пестрыми праздничными палатками, стадами коров, овец и верблюдов, огромными табунами лошадей. Это тоже была Россия, но такой России она не видела ни в книгах, ни на уроках и никогда не слышала о таком неповторимом действе. Это была совершенно особая страна, дикая, азиатская. Аня спустилась с холма к длинным шатрам с гостеприимно накрытыми столами. Есть хотелось ужасно. Она с любопытством смотрела по сторонам. На длинных низких столах для гостей принимающая сторона выставила десятки жаренных на вертеле баранов, рис, чай, наливки и шампанское, сладкие конфеты и сладости. Все блюда стояли вперемешку, безо всякой логики. Казалось, все было задумано таким образом, чтобы гость, щедро положив себе баранины, тут же потянулся за конфетой и запил угощение шампанским. - Дядя! - она, наконец, увидела Миронова. Дядя угощался нехитрыми мясными закусками. - Аннет! Как тебе праздник? Наверно, так выглядело становище Чингисхана, когда он сидел здесь, на моем месте. - Праздник чудесный. Ты же не будешь пить много шампанского? Жара ужасная. - Я уже свое выпил. Разве что чуть-чуть. Дорогая моя, я вовсе не дитя малое, так обо мне печься. Кстати, у меня наводил справки о тебе князь Барятинский. Он хочет перевезти вашу семью в столицу... Разумеется, куда ты, туда и я. - Ты ему что сказал?! - Я?! Что ты в обмороки падаешь, если тебе что привидится. Старался изворачиваться, как мог. Но я не так хитер, как твой Штольман. Зря рассказал Его Светлости подробности о твоем даре? - Не знаю! - нахмурилась Аня. - Да, кстати, я видел твою подругу, супругу Алексея Юрьевича. Мимо меня пробежала в слезах, летела, не разбирая дороги. Мне кажется, в ее положении вредно так бегать. - Что же ты сразу не сказал! - легонько стукнула его по плечу племянница. - Мужчины, что с вас взять! Арина нашлась на задворках празднества. Она хорошо спряталась за розвальнями с припасами и свежим сеном, приложив, очевидно, все усилия, чтобы ее не нашли. - Арина, ну что случилось? - Я хочу уйти от мужа, - всхлипнула девушка, - а батюшка меня назад гонит, говорит, чтобы не выдумывала, и никто меня в родительском доме не примет. Я тогда здесь останусь, с коровами жить, а к нему не вернусь! - Алексей Юрьевич что, обидел тебя? - Обидел... Меня не обижал. Но он в шатре с этой англичанкой обжимается. Я зашла, а в углу копошение. Они и не заметили меня! Она смеется, обнимает его, а он ей под юбки лезет. Я тихонько вышла и бросилась бежать. - Она... с ним? Но... зачем? - Анна растерялась и прижала к себе рыдающую подругу. - Она красивая и умеет завлечь мужчину. Алеша слишком любит женщин, вот он и не пропустил такую даму. - Нет, Арина, он не такой. Алексей Юрьевич очень хороший и любит тебя. Нина Аркадьевна специально. Это из-за нас с Яковом Платоновичем. У нее к нам счеты. У Нины Аркадьевны не получилось добраться до моего мужа, и она решила нам сделать больно таким образом. Я уверена, что Алексей Юрьевич на самом деле не хотел так поступить и будет очень раскаиваться. - Из-за вас все? Ты подруга или змея подколодная? Почему ты меня не предупредила? Почему молчала? Это он то хороший? Я просила тебя присмотреть за ним! - завопила Арина. Ее накрыл неконтролируемый гнев. - Да если бы я знала, что Нина Аркадьевна способна на такое! - Знала ты все, знала и молчала. Не к себе ее подселила в дом, а к нам! С твоей подачи! Еще и Алешу хорошим называешь! Я знаю, слухи ходили, что ты околдовала его, и всех мужчин околдовываешь! Ведьма! - закричала Арина и бросила в подругу сеном. - Ведьма проклятая, все знают, что ты ведьма! - Арина... - Пошла отсюда, змея подколодная! Девушка горько завыла. Никто и никогда не разговаривал с Аней в подобном тоне. Ей стало дурно. От Арины шел поток черной, неконтролируемой ненависти, словно в нее бес вселился. Аня медленно пошла обратно, постепенно ускоряя шаг. Она не видела ничего вокруг. Просто шла, шла, не разбирая дороги и доверившись интуиции. Зрение сузилось до подобия коридора. Вокруг себя она видела духов, злых божеств, почувствовавших добычу. Им нравился ее страх и растерянность. Аня остановилась и покачнулась. - Тетушка! - легонько потряс ее Алексей Юрьевич. - Тетушка! Что с Вами? - Алексей Юрьевич, как Вы могли? - Как я мог что? - широко улыбнулся племянник. - Арина видела Вас и ... там, в шатре. Племянник побледнел. - Нина Аркадьевна поехала собирать вещи! - он попробовал глупо улыбнуться. - Арина обозналась. Но Анна знала, что это не так. Она молчала, негодующе глядя на племянника. - Или Вам духи подсказали? - глупо улыбнулся Алексей. - Они и наврать могли. Лебедев попытался поправить ее локон, выбившийся из прически. Выглядел племянник не очень адекватно, словно пьяный. Рука Ани сама нанесла удар наотмашь. Она не поняла, как ударила его по лицу. - Анна! - к жене подбежал сердитый Штольман. - Я тебя везде ищу, что происходит? Что ты делаешь? Лебедев покачнулся и молча пошел в другую сторону. - Зачем ты трогала его? - затряс ее Яков. - Не смей к нему подходить! Никогда больше так не делай! - Что? - очнулась и возмутилась Анна. - Ты к нему неравнодушна. Я - твой муж, и я запрещаю тебе к нему подходить. - сердито объявил Яков. - Нет, постой. Не так все. Давай, хотя бы мы успокоимся... Аня с ужасом смотрела на духи божеств, по-прежнему черными тенями парившими над поляной. - Я встретила Арину. Она плакала и рассказала мне о том, что видела твоего племянника и Нину Аркадьевну в недвусмысленном виде. Они особо и не прятались. Я пыталась утешить ее, но вышло только хуже. Она... она...Она меня ведьмой обозвала и сказала, что это я во всем виновата. Я не должна была бить Алексея Юрьевича, это вышло случайно! Прости меня за эту сцену. Яков изменился в лице, гнев сразу прошел. Он с силой прижал Аню к себе и погладил по спине. Она всхлипнула. - Все, все, я успокоился, Аня. Теперь и ты успокойся. После мистерии мы все находимся немного в измененном состоянии духа... Пойдем. - Но Арина! Она прячется, и никто, кроме меня, не знает, где она. - Ладно, расскажешь, где искать, я скажу Хорошкиным, они заберут дочь. Аня не лезь в это больше. Разберемся с этим всем позже. - Хорошо. После очередного парадного застолья престолонаследник принимал несчетные депутации народностей, проживающих в Забайкалье - орочонов и тунгусов, кочевников-монголов и бурят. Все они преподнесли Цесаревичу ценные подарки, получив взамен еще более ценные дары. Орочоны, те самые индейцы Российской Империи преподнесли пять собольих шкурок редкой красоты. - Никогда не видел ничего подобного! - воскликнул князь Ухтомский, не забывая все подробно записывать в свой путевой блокнот. Яков покосился на князя, опять получалось, что Его Светлость сидит рядом с ним и Анной. Орочоны прошли вдоль столов, показывая необычный мех. Аня ахнула. В Сибири она видела много интересного, много красивого меха, но такого.... Шкурки были угольно-черные, с вкраплением серебристо-белых волосков. Они сверкали дивным блеском. - Погладьте, госпожа! - попросил орочон Анну. Она послушалась и погладила мех. Он был такой длинный и очень мягкий, что его можно было разгладить в любую сторону. - Это шкурки короля соболей и его придворных. Они дали себя поймать лишь потому, что мы им сказали: ваши шкурки нужны для Цесаревича! Штольман улыбнулся. Таких занятных историй он еще не слышал. Индеец же рассказывал все это совершенно серьезно. Престолонаследник, в свою очередь, подарил охотникам много подарков, которые, по их реакции, были для них бесценны. Перед прощанием Цесаревича с забайкальскими народами, он пригласил в свой шатер супругов Штольман. - Ну пойдем, Анечка, выслушаем царскую волю, далее ясно будет. - Яша, они уже все решили за нас. Давай не пойдем? - Мы ничего плохого не сделали и ни от кого бегать не будем. Выслушаем, а после решим. Когда супруги вошли в шатер, Аня увидела небольшое собрание. Рядом с Цесаревичем сидел весь его ближний круг, а также генерал-губернатор фон Кейзерлинг. Все ждали их. Слово взял Цесаревич: - Господин Штольман! Князем Барятинским подготовлена бумага, согласно которой Вы переназначаетесь в службу охраны государя и оставляете пост обер-полицмейстера. Вместе с супругой вы немедленно возвращаетесь в Петербург. - Но позвольте, почему такая срочность? - опешил Штольман. - А зачем ждать? Кроме того, князем Барятинским выссказаны соображения, что вы можете уехать за границу, воспротивившись нашему намерению привлечь к службе Вашу супругу. - Разумеется, я бы не хотел подвергать Анну Викторовну опасности... - Опасности никакой нет и быть не может! - отрезал генерал. - Следующее мое назначение полковник Варфоломеев планировал только через три года. Я бы хотел планово закончить службу, подготовить преемника. - И Вы не будете предпринимать меры, чтобы скрыть местонахождение своей супруги? - Нет, мы не будем прятаться! - вмешалась Анна. Все мужчины, включая ее мужа, покосились на нее. - В таком случае, вы можете получить небольшую отсрочку! - кивнул Цесаревич. - Господин Штольман, я намерен взять с Вас письменные обязательства о возвращении в Петербург по истечении срока службы в Забайкалье, - настаивал Барятинский. В разговор вмешался генерал-губернатор фон Кейзерлинг - Ваше Высочество! Через два года я еду в Петербург на большой отчет перед Его Императорским Величеством. Со мной едет вся моя свита. Я обязуюсь взять с собой семью Штольман и доставить их столицу. - Под Вашу ответственность, барон фон Кейзерлинг. И расписку, господин надворный советник, я с Вас возьму, - настаивал князь Барятинский. - Так и решим. Я надеюсь на Ваше благоразумие, господин Штольман. Через несколько дней я даю большой бал в столице области, жду Вас вместе с супругой. За отличную службу в Забайкалье Вы будете представлены к награде. Цесаревич подал надворному советнику руку и тепло попрощался. Прощание престолонаследника с забайкальскими народами вылилось в редкую благоговейно-восторженную церемонию. Путь Цесаревича от палатки до экипажа устлали драгоценными шелковыми ритуальными шарфами - хадаками, а сам экипаж и даже лошади тоже были снизу доверху обвешаны шелковыми тканями. Когда престолонаследник сел в экипаж, весь народ с ликующими криками пал ниц. Экипажи тронулись. Женщины махали вслед Августейшему путешественнику, а толпы бурятских мужчин сопровождали экипаж верхом на лошадях. Анна с Яковом молча смотрели вслед уезжающей толпе. Их ждали дома. Сейчас они поедут к своему сыну. - Знаешь, Яша... Я не видела сына два дня, а кажется, что целую вечность. - Уже скоро вернемся домой. Уехали родители в ссоре и порознь, возвратились в мире, но с обязательствами поехать всей семьей в Петербург. - Мы же теперь должны? Они взяли с нас письменные обязательства? - Должны, но за два года может многое измениться. Приглашение могут отозвать, если при дворе вдруг решат, что на Дальнем Востоке мы принесем больше пользы. Изменения могут коснуться самой императорской семьи. Цесаревич холост. Придет время ему жениться, и соотношение сил при дворе может сильно измениться. Никто и не вспомнит про сыщика и медиума. *** Встречать хозяев на крыльцо высыпала вся прислуга. У супругов забрали вещи, плащи. Аня побежала умыться и переодеться, чтобы, наконец-то, взять Сашеньку. Когда Аня покормила сына, они вместе с Яковом легли втроем на кровать. Саша лежал животом на груди своего папы. Сын азартно жевал отцовскую сорочку, пробуя на вкус тонкий хлопок, кряхтел, возился, поднимая тяжелую головушку. Он встречался взглядом с родителями и улыбался. Наконец, Саша уснул. Яков не решался переложить его, опасаясь разбудить, поэтому просто ласково гладил сына по спинке, попе, ножкам. Отец чувствовал животом волнительную тяжесть расслабленного младенческого тельца. Аня лежала рядом очень довольная и ласкала сразу двоих любимых мужчин. Ее порывистые поцелуи доставались то мужу, то сыну. Яков радостно улыбался. Было так хорошо лежать вместе, и хотя бы в этот момент ни о чем не думать. Ночью Сашеньке стало жарко с родителями. Они, соскучившись, нещадно нагрели объятиями его плотное младенческое тело с двух сторон. Сын немного вспотел. Яков вздохнул и решил переложить Сашу досыпать в колыбельку. Прежде чем вернуться в постель, он аккуратно прикрыл сына одеялом. Аня проснулась и тихонько встала рядом с мужем, чтобы полюбоваться спящим малышом. - Так, спать, принцесса, немедленно спать. А если наш мальчик проснется, я положу его к нам обратно, кормиться. Не нужно стоять над Сашенькой всю ночь. И ему, и нам нужен отдых. Аня посмотрела на мужа и улыбнулась. Яков взял ее за руку. - Я сегодня очень разозлился, когда увидел, как ты бьешь Алексея. У меня аж в глазах потемнело от возмущения. - Яша, он мне как брат, причем младший. Он же наш. Я отношусь к нему точно также, как ты. Мне стыдно за свой поступок. - Я знаю, - миролюбиво вздохнул Штольман, - но больше так не делай. Ты знаешь мой характер. Чужих мужчин бить нельзя. Если уж потребуется, лучше меня бей. - Не буду я никого бить, а тем более тебя! Он схватил ее за талию. - Не будешь, значит. - Нет! - Хм... пока поверю на слово! - сказал Яков. Глаза его потемнели, а дыхание стало глубоким. Он встал за ее спиной, развязывая ленточку по краю ворота сорочки, и уткнулся носом в локоны. - Знаешь, иногда твоя ярость бывает очень приятной! - сказал Яков, смело задирая край сорочки жены. Гладкая кожа любимой на ощупь была просто восхитительна. Аня вспыхнула от догадки. Все эти ее пощечины, кулачки на его груди. Игра такая чувственная? Она с недоверием посмотрела на свои пальцы. - Да, ты все поняла правильно, - усмехнулся он, перецеловав каждый пальчик. Он подхватил Анну на руки и усадил на край кровати. Яков просто поместил ее туда, где хотел женой овладеть. Край кровати с его точки зрения был отличным местом для супружеской любви. Он опустился на колени и поднял край сорочки, чтобы поцеловать сначала одну коленку, а затем и вторую. Анна раскраснелась от удовольствия. Ей приятно было чувствовать себя столь желанной. Ночная рубашка из тончайшей хлопчатобумажной ткани, отделанная кружевом, не скрывала изгибов тела. С непостижимым терпением Яков расстегнул одну за другой крошечные пуговки, потом склонил голову и прикоснулся губами к ее шелковым бедрам. Он смотрел на жену снизу вверх, на ее распущенные волосы, разметавшиеся по груди, и ее тело, пылающее от желания. Как красиво! Его губы ласкали ноги Ани до самых бедер, а затем поднялись до ее груди. Он трогал соски, нежно целуя розовые вершины до тех пор, пока ее бедра не начали приподниматься с кровати, в поисках тела любимого. - Яша, пожалуйста! - попросила она и тут же почувствовала, как кровать прогнулась под его телом. Открыв глаза, Аня увидела мускулистое тело мужа над собой. В его глазах горело возбуждение. Она потянулась к его губам, глубоко вдыхая. Яков охотно прижался к губам жены и лег между ее бедер. Стон сорвался с Аниных губ, когда его грудь потерлась о ее ноющую грудь. Она подняла бедра, пытаясь найти его, любую его часть, о которую можно потереться. Прикоснувшись к его члену, она остановилась. Имя мужа шепотом сорвалось с ее губ. - Яшенька. Аня закрыла глаза, почувствовав, как он заполнил ее. Ее тело откликалось на каждый его вздох и каждый стук сердца. Прижавшись к нему, она дарила мужу всю себя без остатка и всю свою страсть. Они шептали друг другу слова любви и благодарности. Аня обхватила ногами его за талию. Яков посмотрел на нее, их взгляды встретились. Ее лоно сжалось вокруг него, призывая к освобождению. Яков стал входить сильнее и быстрее, застыв над ней с последним толчком. Он запрокинул голову, мускулы на его шее напряглись. Аня обняла его, когда он изливал в нее свое семя. Тело у обоих супругов дрожало. Удовольствие окутало их и не отпускало. Вернувшись на подушки, Яков крепко сжал жену в объятиях и тут же уснул. Сказалась усталость. День был длинным и насыщенным на события. Аня извернулась, нащупала одеяло и укрыла их обоих поплотнее. Она поцеловала чуть влажную от пота макушку мужа, прижалась к нему и прикрыла глаза.