Сопровождая Цесаревича

За несколько дней до приезда цесаревича в доме начальника нерчинской каторги все было благополучно. Что же и в какой момент пошло не так? Долгожданное прибавление в семействе приносило лишь приятные эмоции. Яков так долго ждал этого ребенка и вот он, свой, родной, теплый на руках у своего отца. Можно прижаться к малышу щекой и прикрыть глаза от нежности. Это днем господин Штольман будет хмурить брови и напряженно трудиться, принимая подчас самые непростые решения, а сейчас раннее утро, и это время для сына. Сегодня перед отъездом на службу Яков уютно расположил Сашу на своих руках и смотрел вместе с ним в окно. Сын понемногу начал держать голову, и Штольман охотно показывал ему виды, комментируя все, что Саша мог заприметить на улице. - Вот смотри, это наша лохматая собака Лапка. Почему такое имя - я не знаю. Это мама придумывала. Лапка большая и добрая, она охраняет наш двор от незванных гостей. Хотя, как по мне, она занята больше ожиданием вкусностей, чем охраной... Это идет наш караульный, Ефим Денисович. Он казак и много лет несет военную службу. Видишь, сын? У него особая темно-зеленая форма и желтые лампасы. Яков аккуратно целовал ребенка. Более нежного отца нельзя было и желать. От вида голубоглазой сонной жены по утрам у Штольмана захватывало дух. Полтора года как они женаты, у них подрастает такой замечательный мальчик. Яков очень прикипел к жене и не представлял жизни без нее. Каждый день Аннушка была разной. Вчера утром она долго спала, трогательно прижав сына к груди и отказываясь вставать, а сегодня соскочила чуть свет, жарко расцеловала обоих и, полная сил, убежала распоряжаться по хозяйству. После родов талия у драгоценной стала еще уже, а грудь, наоборот, слегка прибавила и стала похожа на наливное яблочко, безумно привлекательное. Раз в несколько часов грудь наливалась по- настоящему, Аня ойкала и начинала судорожно искать сына. Якова соблазнительная фигура жены сводила с ума, и он всегда ревностно беспокоился, не поглядывает ли кто-нибудь на его Анну Викторовну с неуместным вожделением. Смертников не находилось. Анна, к ее чести, всегда очень сдержанно одевалась, мамина выучка и благоразумная благородная скромность давали о себе знать. Яков всегда считал себя сильным одиноким волком, но от улыбки и радости в глазах одной единственной женщины стал очень зависеть. Неважно, кому Анна улыбалась, сыну ли, ему самому или другим домашним. Жена любила жизнь во всех ее проявлениях. Все, к чему она прикасалась своим теплом и заботой, наполнялось гармонией. Она раскрасила и его жизнь яркими красками. Теперь у него появился еще один повод для беспокойства. Генерал-губернатор в приватной беседе сообщил, что князь Барятинский уполномочен сделать Анне предложение, войти в число консультантов охраны царской семьи. В самый ближний круг людей, обслуживающих интересы монарших особ. В случае согласия, их семью тут же переведут в Петербург. Яков не хотел переезжать в столицу сейчас, он чувствовал себя на своем месте. Тем более он не хотел, чтобы Анна соприкасалась с жизнью императорского двора. Слишком добрая, искренняя и чистая девушка. Слишком импульсивная. Ее просто сломают в высшем свете, как ломают других. Этого нельзя было допустить. Дар Анны был совсем не для ежедневной рутинной работы. Проявления ее способностей были подобны ярким вспышкам и могли сменяться неделями затишья. Только он знал, как бледнеет любимая после встречи с духами и как неожиданно она может остаться вдруг совершенно без сил на фоне еще недавнего благополучия. Он не говорил с ней об этом приглашении, откладывая разговор на потом. Мысль о том, что все может очень быстро измениться, беспокоила Якова. Он видел Петербург, бывал в свете, даже приобрел благодаря этому некоторую черствость и защитную иронию, но Анна, выросшая в Затонске и не привыкшая давать отпор мелким и крупным акулам, была совершенно неискушенной и от этого беззащитной. *** Яков брился у зеркала в умывальне, быстро и аккуратно проводя помазком по коже лица. Опять он делает это утром, царапая ее ночью... Но Анна всегда говорит, что ей нравятся его колючие поцелуи. Яков слушал тихий мелодичный голос жены за стенкой. Она разговаривала с кухаркой, мягко выговаривая ей за что-то: - Катерина, почему ты не подмела пол на кухне? Я вчера тебя просила. - Так я веник не отыскала, барыня! - тут же нашлась кухарка. - У меня бы спросила или у Татьяны. Сегодня, пожалуйста, подмети. Штольман усмехнулся наивности жены. Если бы кухарка спросила, где веник, ей тотчас пришлось бы подметать. А так - нет веника, нет лишней работы. - И, пожалуйста, прекрати водить своего жениха к нам на кухню. Вчера захожу распорядиться насчет ужина и что я вижу? Посторонний человек уплетает блины за кухонным столом. - наседала на служанку Анна. Штольман покачал головой и усмехнулся. Не везло им на кухарок. Женщин, умеющих не просто готовить, а готовить вкусно и изысканно, соблюдать порядок на кухне и вести отчет по тратам, было немного. На это была способна далеко не каждая. В доме проживает девять человек, не считая тех, кто служит во дворе и живет во флигеле. Анне приходилось много крутиться, смотреть за порядком, чтобы вовремя отдавать распоряжения по хозяйству. На непритязательный взгляд Штольмана, справлялась она хорошо, но вот кухарку он со временем сменит. Не хватало еще, чтобы Аня просила нахалку по нескольку раз сделать элементарное. Он просто откажет от места нерадивой служанке, как только найдет новую. Когда одетый с иголочки, гладко выбритый Яков вышел к завтраку, за столом уже пил свой утренний кофе Александр Францевич. Доктор в последнее время помолодел и приосанился. - Касательно Вашей просьбы, Яков Платонович, я осмотрел вместе с доктором Лобасом заключенную. Выраженная истерия, но психического расстройства мною не обнаружено. Думаю, смирительную рубашку можно будет снять... Яков поджал губы, кинув предостерегающий взгляд на доктора. В комнату заходила улыбающаяся Анна, осторожно держа в руках горячий кофейник. За ней суетливо шла Татьяна с подносом разной снеди. Штольман вовсе не хотел, чтобы жена стала свидетелем их с доктором разговора. История с польской политической заключенной была скверной. Хотя, дело времени, пока до его деятельной Анны дойдут нелепые слухи... Дело обстояло так. Около трех месяцев назад генерал-губернатор фон Кейзерлинг отправился с регулярной инспекцией к политическим заключенным в новую Акатуйскую тюрьму. Здесь, в присутствии Штольмана, произошел инцидент, возмутивший пожилого женатого барона до глубины души. Вместо того чтобы встретить генерал- губернатора стоя, будучи прилично одетой, чинно поздороваться, как и была до этого проинструктирована женщина, узница разделась почти донага. Она встала на четвереньки посреди камеры спиной к двери. Эта картина открылась не только барону фон Кейзерлингу, но и всей его свите. Штольман скорее предпочел бы забыть об инциденте, но генерал-губернатор был человеком более реакционным. В отличие от начальника, Штольман был в курсе, до какой степени долгие годы систематических несправедливостей и смертной тоски могли расшатать нервы несчастной заключенной. Смотреть сквозь пальцы на такое поведение арестантки барон не стал. Столь явное неуважение к представителю императора в его картине мира не могло остаться безнаказанным. Барон фон Кейзерлинг с кажущимся спокойствием приказал запереть камеру и особо распорядился, чтобы жандармерия никаких наказаний не назначала. Затем генерал-губернатор вызвал к себе тюремного врача, и тот доложил ему о состоянии здоровья заключенной. После этого барон приказал упаковать все ее вещи. Ключ от камеры генерал-губернатор передал врачу с указанием держать наготове смирительную рубашку. Ночью в лазарет пришел конвой и предъявил доктору приказ надеть на провинившуюся узницу верхнюю одежду и передать им, не привлекая жандармов. В Акатуе охране лишь выдали расписку о передаче арестантки, не сообщая, каковы намерения генерал-губернатора относительно "№ 12" , как ее именовали отныне. По мнению фон Кейзерлинга, это исчезновение должно было послужить хорошим уроком арестантам. Яков так не считал, надеясь позже ходатайствовать об изменении условий содержания заключенной. В закрытой карете конвой доставил женщину в новую тюрьму Усть-Кары под надзор начальника тюрьмы Львова. Заключенную было велено посадить в отдельную камеру и не допускать ее контактов с другими арестантами. Между тем исчезновение № 12 из Акатуя вызвало среди каторжан огромные волнения, поползли жуткие, нелепейшие слухи. Иные арестанты даже твердили, будто ее в смирительной рубашке просто-напросто утопили. По причине неизвестности беспокойство в и без того нервозном арестантском обществе, понятно, быстро дошло до предела, тем более что охрана даже не пыталась успокоить арестантов, а лишь нагнетала тревогу, подкидывая все новые слухи. Меньше всего Якову хотелось увидеть глубокое сострадание к узнице в ясных чистых глазах жены. Это еще до Анны депутация от политических узниц не добралась. Как оградить ее от всего этого, он не знал. Сегодня на супруге было надето белое муслиновое платье, волосы аккуратно перетянуты голубой лентой. Это вызывало у него в голове мучительный диссонанс между ее хрустальной чистотой, невинностью и суровой ежедневной реальностью, и даже грязью подобных инцидентов. - Яков Платонович, - улыбнулась Анна, не подозревая о его мыслях, - Ваш парадный мундир для торжественной встречи цесаревича в Сретенске уже подготовили. Честно говоря, мне не терпится Вас в нем увидеть. Будете самым красивым и респектабельным из всей многотысячной толпы подданых. - Я себя чувствую в нем слишком официально. - криво улыбнулся Штольман жене. - Папа тоже никогда не любил носить мундир. - с ласковым пониманием кивнула Анна. - Мне еще публичный доклад держать перед наследником о состоянии дел в районе, а Вам дарить цесаревичу цветы. Как считаете, справимся? - Ну разумеется! - кивнула Анна. Приезд монаршей особы не особо вдохновлял ее. Слишком много суеты, шума и трат. Она чувствовала смутную тревогу перед предстоящими событиями. - Анна Викторовна, голубушка, если государственный муж может ограничиться мундиром, то его супруге положено менять наряды. Посмею спросить, Вы хорошо подготовились? - спросил доктор Милц. - Дядя с мамой опять подготовились за меня, - рассмеялась Анна, - спасибо им большое! Читавший газету Петр Иванович оживился. - Более чем, Мария Тимофеевна бдит за всеми модными новинками и зорко следит за модой. Слухи о приезде Цесаревича так взволновали ее, что в нашу глушь был переправлен не один рулон превосходных тканей. Благо, лето, грузы доставляются пароходами так быстро… Яков Платонович дал нам полный карт-бланш на срочный пошив нескольких платьев. На мой вкус весьма и весьма недурных... - последние слова дядюшка словно промурлыкал. Штольман подумал, что в глазах Мироновых его Анна так и осталась любимым балованным ребенком и куколкой, которую всем родственникам хотелось приодеть и гордиться, что это восхитительное дитя выросло в их дружном семействе. Он был вовсе не против. - По роду службы мне положено сопровождать наследника. Анне Викторовне отправлено отдельное приглашение. Цесаревич пишет, что хотел бы видеть госпожу Штольман в своей свите. - поделился Штольман. - Не хочется оставлять Сашеньку. - вздохнула Анна и откинула от лица круто вьющуюся прядь. - И не нужно. Будем брать с собой, где-то приезжать с Сашей домой. Если и расставаться с сыном, то ненадолго. Паулина Ильинична нам поможет. Он поцеловал огорченной жене руки. Яков умело увел беседу от опасных тем, и завтрак прошел мирно. У него же самого голова гудела от того количества дел, которые ему предстояло сделать в ближайшие несколько дней перед приездом монаршей особы. "Блистательная" идея генерал-губернатора состояла в том, чтобы привлечь к защите особы цесаревича самих политических арестантов. По желанию барона фон Кейзерлинга Штольман должен был обсудить кое с кем из политических, знакомых ему, могут ли они на определенных условиях дать гарантии безопасного проезда престолонаследника через территорию Забайкалья. В противном случае генерал-губернатору придется вновь обратиться к жандармам и тайной полиции, которых он с таким трудом выдворил из Приамурья, и возложить обеспечение безопасности на них. Полковник Варфоломеев оптимизма генерал-губернатора не разделял и направил в Сибирь своих людей. Весь путь по Забайкалью от Сретенска до озера Байкал составлял около 2500 километров. Это расстояние цесаревичу предстояло проехать в экипаже. На этом участке пути защита монаршей особы осложнялась, так как городов и поселков там было больше, а население гуще и намного разнообразнее по своему составу. Особую головную боль Штольману доставляли ссыльнопоселенцы. Большой тракт вел через узкие, изрезанные распадки, через малые и большие реки, через тайгу и непроходимые дебри. Гарантировать безопасность престолонаследника, защиту от покушений, выставив на этом долгом пути армейские и полицейские кордоны, невозможно. Защитить Цесаревича могло только само местное население. Штольман склонялся к тому, что, возможно, барон фон Кейзерлинг, совершенно правильно оценил ситуацию и сумел убедительно доказать это и императору, и князю Барятинскому. Политическая полиция была страшно далека от народа и регулярно пропускала покушения на высших лиц государства. Так важнейшей задачей для начальника нерчинского каторжного района стало получить гарантии безопасности цесаревича от политических преступников. Часть из этих людей были достаточно вменяемыми и надежными, их слову можно было доверять. В Акатуйской тюрьме Штольман сразу же столкнулся со сложностями. Часть политических заключенных отказывалась давать гарантии цесаревичу до тех пор, пока не будет прояснена судьба заключенной №12. Рассказывать об этой арестантке начальник каторги не спешил, он был связан прямым приказом генерал-губернатора. *** Дома Аня воспользовалась часом отдыха и играла с сыном в незатейливую игру. Она давала младенцу свой пальчик, а Саша заливисто смеялся и этот пальчик у мамы хватал, пытаясь затащить в рот. Аня подумала, что у них с Яковом такой замечательный малыш, здоровый и красивый, с хорошим некапризным характером. Саша с удовольствием откликался на игры и терпеливо переносил массаж, закаливание и другие процедуры. Видение о скрывающейся в лесу плохо одетой женщине, истерично рыдающей, ворвалось в ее сознание неожиданно. Аня вздрогнула, переменилась в лице, а Саша, чутко считав настроение матери залился сердитым криком. Следующим видением был покосившийся старый домик. Местность была Анне знакома. Она узнала деревеньку старого недействующего прииска, где была прошлой весной. В видении женщина обшаривала остатки разбитого шкафчика и, так ничего и не обнаружив, ложилась спать голодной, свернувшись, словно эмбрион, на куче старой соломы. Аня сердито потерла переносицу. Она успокаивающе качала возмущенного переменой маминого настроения Сашу. Ну почему со всеми несправедливостями мира к ней и к Якову? Сколько она там еще просидит, эта женщина, босая и без пищи? Места вокруг совершенно дикие. Зеленая труднопроходимая тайга была словно бушующий океан, красивой, но могучей и беспощадной к одиноким смельчакам. *** - Варвара Васильевна, позвольте поинтересоваться, а умеете ли Вы рыбу удить? - добродушно поинтересовался доктор Милц у девочки. - Отчего же не уметь. - степенно ответила Варя, скрывая радость. - Стало быть, и с удочкой справитесь? - Справлюсь. - с готовностью кивнула девочка. - Варя, где шляпка? - внимательно оглядывая воспитанницу спросила Павлуша. - Я косынку надену! - Нос сгорит в косынке, барышня! - воскликнула няня и с чувством водрузила на девочку соломенную шляпку. - Паулина Ильинична, Вы разве не с нами? - удивленно спросил Александр Францевич. - Мы с Сашенькой чуть позже придем. - улыбнулась няня. - Ну что ж, тогда Варвара Васильевна, берите сумку с прикормкой и в путь. Нужно торопиться, а то к обеду спать уйдет вся наша рыба! Паулина, задумавшись, смотрела, как доктор с Варей, ведя оживленную беседу, пошли по тропинке. Девочка размахивала руками, а Александр Францевич смеялся. Никто никогда не обращал внимания на дочку Вагнеров, а чужой доктор взялся опекать. Какой добрый и благородный человек! Варя тянулась к нечаянному вниманию как росточек к свету. Встревоженная Анна вышла к няне. Она отдала ребенка и, потерев виски, взялась за чашку с чаем. - Павлуша, ты не слышала, вроде как ищут кого-то? - И Вы слышали? Казачки наши по секрету сказали, что жутко важная сиделица сбежала. Из-за нее караул в ружье подняли и ищут у местных по избам, да по подпольям. Людей не хватает. - А что натворила она, не знаешь? - Никто не знает, Анна Викторовна, как пить дать, убила кого. - Ладно, я у Якова Платоновича спрошу. - сказала Анна и принялась собираться в тюремное управление. Надворный советник Штольман в это время опрашивал начальника Карской тюрьмы Львова, своего подчиненного и человека, которого Яков Платонович предполагал оставить вместо себя, когда придет время выйти в отставку. - Ваше Высокоблагородие, к Вам госпожа Штольман! Яков понимал, по какому делу явилась благоверная, но разговоры были не для ее нежных ушек. - Анна Викторовна, я сейчас занят. Может быть, Вы дождетесь меня у себя в кабинете или приемной? - супруг вышел к ней из кабинета. - Хорошо, Яков Платонович, я здесь подожду. - согласилась Анна. Львов продолжал объяснение. - ... начальником ее был офицер Уров, который пользовался моим полным доверием, тактичный и всегда в точности исполнявший инструкции. А указания он получил следующие: поместить №12 в самом дальнем крыле тюрьмы, не в камере, а в моей пустующей квартире. Урову было велено обращаться с арестанткой как с больной и по возможности обеспечить ей все удобства, книги без цензуры, хорошее питание. Штольман не сдержался: - Не складывается Ваш рассказ, господин Львов, в стройную благостную картину. Строжайшим образом Урову было велено соблюдать только одно условие: № 12 не должна ни вступать в разговоры, ни вообще контактировать ни с кем, кроме начальника тюрьмы. Просто так женщина решиться на побег не могла и сбежать у нее не получилось бы. Было проведено расследование? Где сам офицер? - Офицер утром отметился на проходной. После того, как выяснилось, что арестантка исчезла, он сгинул. Ищем. - Ищите лучше. Не ровен час, как другие политические прознают и назреет бунт. Будете отвечать за свою нерадивость и запущение дел. После того как бледный начальник Карской тюрьмы ушел, Яков завел Анну в кабинет и усадил на диван, сев с ней рядом. - Яша, что случилось? Я видела женщину в бегах. Она в очень плохом состоянии, без верхнего платья. - Пропала политическая заключенная, Эмилия Викентьевна Теляковская. Она содержалась в Каре на особых условиях по распоряжению генерал-губернатора. - Террористка? - Это же поляки, Аня. Они целыми семьями участвуют в освободительном движении против власти русского императора. Конкретно Эмилия Викентьевна осуждена за шпионаж в пользу Австро-Венгрии. - Мне ужасно жаль ее. Она мечется по тайге, словно раненое животное. - Она грубо нарушила режим, оскорбила барона фон Кейзерлинга и поэтому проживала отдельно от остальных заключенных. Обстоятельства побега выясняются. - Человек, что начальствовал над ней, совершил насилие. Ты знаешь, Яков, она вся избита. - Ты знаешь, где она? - Нет... - помедлила Анна с ответом, - видела смутно. Штольман встал. Он нервно прошелся по кабинету. - Аня, милая, я не могу с тобой обсуждать эти вопросы. У меня волосы дыбом встают от направления нашей беседы. Это не женское дело. Иди, пожалуйста, домой. Хочешь, тебя проводят? - А что с ней будет? - С Теляковской? Как найдут, посадят под арест повторно. Проведут тщательное расследование. Если будет выяснено, что Уров превысил полномочия, его накажут. - И арестантке ничем не помогут? - Ее подлечат, если будет нужно, но, в целом, она на особом режиме. Нет, для нее ничего изменить нельзя до распоряжения фон Кейзерлинга. Наоборот, опасаюсь, если происшествие не удастся скрыть, срок для Теляковской будет пересмотрен в сторону увеличения. Аня прижала пылающие ладони к щекам. - Яша, я видела столько несправедливости! Нельзя так обращаться с человеком, с женщиной. Ты знал, что она сидела в смирительной рубашке долгие дни? - Она не просто так в ней сидела. Значит, было за что и почему. После осмотра доктора рубашку было велено снять. Очень важно заключенную найти. Ее судьбой могут заинтересоваться в любую минуту. После удаления жандармерии с меня теперь спрос за каждого арестанта. Это уголовные бегут сотнями, а политические все на особом счету. - Но генерал-губернатор ненавидит ее! Она сгинет в одиночной камере! Яков терял терпение. - Так, Анна, немедленно домой, к ребенку. Это дело даже не в моей компетенции, а уж тем более не в компетенции юной трепетной госпожи Штольман. Эта женщина была осуждена по приговору суда. Как только найдем ее, я сделаю для улучшения условий ее заключения что смогу. Я всегда стараюсь поступать по совести. Домой! Ты меня поняла, милая? Яков пытливо заглянул жене в глаза. Подкралось беспокойство. Виски сдавило головной болью. - Я поняла тебя, Яша. - Аня отвела взгляд и кивнула. - Хорошо. - сказал Штольман. Аня отказалась от провожатого. Она медленно шла по улице, стараясь сдержать тошноту. Дух застрелившегося офицера, тюремщика, явился к ней, когда она проходила по мосту через небольшую речушку. - Зачем Вы убили себя? - спросила Анна. - Чтобы избежать позора, - равнодушно ответил призрак, - женщина беременна. Мне бы не удалось скрыть этот факт от начальства. Он злорадно показал ей картины насилия. Аня задохнулась. Она остановилась, пытаясь проморгать слезы. Решение пришло быстро. Она поможет этой несчастной, даст ей денег и подскажет, как лучше добраться до пароходной пристани. Если ей есть, куда бежать...В хорошей одежде никто не заподозрит в женщине беглянку. Ни один человек не заслуживает такого наказания, которому была подвергнута Теляковская, чтобы она там не натворила. Аня примерно поняла, где искать беглянку. Она ворвалась домой и, воспользовавшись отсутствием доброй части домашних, сговорилась с горничной. - Не нравится мне это, барыня! - всплеснула руками Татьяна. - Опять что-то удумали. Они вместе сложили в узел пару крепких ботинок, простое теплое платье, денег и еды. - Танечка, молчи, пожалуйста. Если меня хватятся, скажи, что я к дяде ушла. Мы с Вацлавом за пару часов обернемся. - Я не за себя и даже не за Вацика переживаю, Анечка Викторовна. Вы мужняя жена, Вам дома положено сидеть, а не это вот все. А ну как барин рассердится? Аня поцеловала в щеку расстроенную горничную. - Не могу я, понимаешь, Таня? Я потом спать не буду, если буду знать, что в моих силах было помочь, а я не помогла. Не спрашивай, пожалуйста, ничего. Бог даст, все закончится благополучно. Добирались до заброшенной деревеньки недолго. Она была небольшой, всего несколько старых, покосившихся домиков и пронзительная тишина. Люди ушли отсюда давно. Окна избушек были частично выбиты, заборы рухнули или вовсе отсутствовали. Оставив Вацлава караулить лошадок, Анна уверенно толкнула дверь нужной избы. Она сразу услышала шорох. - Эмилия Викентьевна! Не бойтесь! Я пришла Вам помочь! - крикнула Анна. Из темного угла на нее выбежала безумная и повалила ее на пол. Аня закричала, отбиваясь. Руки каторжанки сжались на ее шее. Аня пыталась отбиться, но у нее ничего не выходило. Спас Вацлав, скинув Теляковскую с хозяйки. - Ты что удумала, рвань каторжная! - возмутился привратник и дал женщине хорошую оплеуху. Женщина заскулила. - Не бей ее, Вацлав. Я поговорю с ней, и мы сейчас же уйдем. Вацлав покачал головой, поднял рывком госпожу Штольман, отряхнул и вышел в сени. Аня с сочувствием смотрела на затравленную полубезумную женщину. - Я принесла Вам вещи и еды. В узелке немного денег. - Кто Вы?- прошептала Теляковская. - Я живу здесь, недалеко, в поселке. Хотела Вам помочь. - Вы от Владимира? Он ждет меня в Харбине. Если бы мне удалось добраться до Китая, я была бы спасена. - Владимир - это Ваш брат? Нет, я не от него. Вам нужен отдых. Река, что поблизости, впадает в Шилку. По Шилке регулярно ходят пароходы. Но идти одной опасно. В тайге много диких зверей, бродяг. Послушайте меня, одной нельзя. -Так ведь и люди как дикие звери. - заплакала женщина. - Я знаю. - расстроилась Анна. Она поддалась порыву и обняла несчастную. Эмилия сначала отпряла, но потом сдалась и обессиленно прижалась к ее груди. Анна погладила женщину по голове. - Эмилия Викентьевна, может, Вы вернетесь? Я помогу Вам во всем разобраться, мы составим прошение об улучшении условий содержания. Разберемся во всем. - Нет. Ничего не выйдет. За прошение и за сотрудничество с администрацией меня свои же и прибьют. Не получится ничего. А я... я уже беременна. Сгину, ребенка в приют. Никто не даст мне его воспитывать. Беглая арестантка мелко затряслась. Нервы ее были расстроены, не выдержав напряжения и кошмара бессонных ночей. - Через пару часов здесь будет конная охрана. Вас ищут. Мне нужно идти. Если потребуется помощь, меня зовут Анна Викторовна, найдите меня, я заступлюсь за Вас. - Главное, чтобы Бог заступился. - пробормотала женщина и, даже не сказав спасибо, бездумно схватилась за еду. Анна выбежала из избушки в самых расстроенных чувствах. Хотелось рыдать. Она растерянно смотрела по сторонам. - Ну-ка, барыня. Ножку в стремена ставьте и на жеребца, - схватил ее за руку Вацлав, - домой Вам нужно. *** - Ваше Высокоблагородие! Беглянку видели в районе взорванных Сухарских приисков! Там маленькое заброшенное поселение, вполне может в избах прятаться. - доложил Штольману казак. - Едем. Лебедеву тоже скажите свернуть поиски в других местах и ехать с нами. - Дядя, вряд ли арестантка нас тут будет сидеть и дожидаться. Надо осматривать тропы. - заявил Лебедев. - Недавно был дождь, Теляковская вполне могла пережидать непогоду. Они осматривали дом за домом, не видя ничего необычного, пока в одной из избушек не обнаружили следы чьего-то недавнего присутствия. - Смотрите внимательно! - велел Штольман. - Нет здесь ничего! - пробурчал Лебедев, а потом вдруг нагнулся и поднял с пола маленькое украшение. Это была бриллиантовая сережка, которую и Алексей Юрьевич, и сам Штольман знали как облупленную. Это были любимые серьги Анны Викторовны, которые она носила практически не снимая. Яков молча забрал украшение и положил в карман. Анна была здесь совсем недавно. В груди заболело. - Чертовщина какая-то, баба словно заговоренная, - пробурчал казак, - печь недавно топленная, а ведь ушла, словно знала, что найдем. - Это не чертовщина, а наша с Вами безалаберность и медлительность. - строго сказал Штольман. Отправив Лебедева с частью людей вести поиск по дорогам, расходящимся от прииска, Яков Платонович поехал обратно в Кару, домой. *** Аня не могла найти себе места от беспокойства. Она пошла против слова мужа и, если все выяснится, будет скандал. Нет, Аня не жалела о том, что сделала, но ее не отпускала мысль, что она поступила плохо. Аня взяла у Паулины Сашу и сославшись на головную боль, уединилась с сыном в комнате. Она дрожала, ей было не по себе от своего поступка. Вроде бы и помогла, но какой ценой... Ценой обмана собственного мужа. Добротно обихоженный няней сын лениво сосал предложенную грудь, пока сыто не откинулся. В спальню постучалась Татьяна. - Барыня, Вас господин Штольман требуют в кабинет. Я отнесу Павлуше Сашеньку. Анна запахнулась, поправила волосы и пошла к мужу. Ее не отпускала тревога. Яков стоял у окна. - Яша... - тихо сказала Анна. - Я нашел Вашу сережку в заброшенном доме. - тихо сказал Штольман. Потом он повернулся к ней, угрюмый и неумолимый, с потемневшими от затаенной обиды глазами. - Объяснитесь, сударыня. Зачем Вы туда ездили? Приключений опять захотелось? - Яша, прости меня, пожалуйста. Я не хотела идти против тебя... Эта женщина, ей было очень больно и плохо. Я дала ей одежды и продуктов. - Денег. - качнул головой Штольман. - Денег. - опустила голову жена. - У Вас кровоизлияния на шее. - рассердился Яков. Аня растерянно пощупала горло. - Так давайте, Анна Викторовна, послушаем Ваше доброе сердечко и всех отпустим. Зачем нам суд и система уголовного наказания, если у нас есть милосердная госпожа Штольман. Среди политических бунт, слухи ходят, что Теляковскую убили и прикопали в шахте. Чего Вы добились своей помощью? Что несчастная еще пару суток побегает по тайге, пока ее не найдут казаки или не съест медведь? Вы невозможно упрямая и своенравная женщина. Вы ни во что не ставите меня, своего мужа. Аня от ужаса закрыла лицо руками. Он во всем был прав. - Так больше продолжаться не может. Я выселяюсь из нашей с Вами спальни. Спите теперь одна. Общаться с Вами буду сугубо в деловом ключе. Вы меня ужасно разочаровали. - Яша, я не хотела... Аня попыталась прижаться к мужу, но он быстро отстранил ее. - Еще как хотели. Я не могу Вам доверять. Вы все равно поступаете как считаете нужным. Для окружающих все будет, как раньше. Ссору с Вами я афишировать не буду, прошу и Вас не устраивать прилюдных сцен. Аня заплакала. В ее душу закрался леденящий страх, что Яков никогда не будет любить ее так, как раньше. Может, это началось уже давно? Может быть, это случилось еще и потому, что после рождения ребенка она уделяла слишком много внимания младенцу в ущерб своим супружеским обязанностям? - Оставьте меня. - сказал Яков. - Впредь я буду общаться с Вами только по делу. Он аккуратно положил на стол злосчастную серьгу. Анне ничего не оставалось как взять украшение, развернуться и выйти из комнаты. Было полное ощущение, что на нее вылили ведро ледяной воды. Сердце гулко стучало. Штольман отвернулся к окну. Нужно было думать, как теперь быть дальше. Расстроенная Аня забрала сына на ночь к себе в пустую постель. - Барыня, приучите Сашу спать с Вами, потом криком изойдет, отучать тяжело будет! - Паулина, только сегодня. Завтра я Сашу верну в колыбель. Она прижала сына к груди и ушла с ним в спальню. Саша безмятежно спал. Утром Яков еще затемно собрался в поездку. Пока не проснулся весь дом, он тихо велел кухарке подать ему кофе и распорядился заложить экипаж. Яков уехал в Сретенск на двое суток ранее, чем планировал. До приезда цесаревича оставалось три дня.