Стадии (не)принятия

В день, когда Рауте Раббану исполнилось одиннадцать лет, его скинули в яму, полную генетических уродов. Перед тем, как столкнуть вниз, ему дали только небольшой нож. На мальчике была лишь набедренная повязка, положенная низшим, отправленным на Арену в качестве аперитива к основному празднеству. Побочным продуктам генетических опытов несколько дней подряд не давали пищи от чего те совсем озверели. Появление в их маленьком, усеянном останками более слабых сородичей, мирке свежего мяса они восприняли восторженным воем и клёкотом. Обдирая бока о неровные, каменистые края, Раута скатился на дно. Он мог бы переломать себе ноги и руки, но клинок, для которого не было ножен, затормозил падение, ибо, извернувшись неведомым образом, мальчик успел воткнуть его в стену и прорезая глинисто-каменистую породу, почти без повреждений упасть вниз, в зловонную лужу из испражнений, натёкших сточных вод с серным душком. Разминая щиколотку, на которую пришёлся основной, невеликий вес, Раута Раббан, прислонив ладонь к глазам, посмотрел на верх. — Переживёшь ночь — станешь моим наследником, племянник, — огромная туша барона затмевает собой выживающий всё свет коллапсирующей звезды. Пока его тень закрывала собой яму, твари, многорукие, безрукие, склизкие и усеянные шипами, тянулись к Рауте, желая откусить кусок посочней. Левую и́кру лизнул шершавый длинный язык, оставляя быстро набухающие кровью царапины. Стоило барону уйти и белый свет хлынул в яму, заставляя выродков испуганно шипеть и визжать, забиваясь в наиболее тёмные уголки. Так Раута понял, что они боятся света. Но солнце скоро зайдёт и Гьеди-Прайм, такая горячая в лучах своей звезды, с наступлением ночи начнёт стремительно остывать. Мальчик сел посреди пятна света, крепко сжимая в ладони рукоять клинка. Макушку припекало. Он провёл рукой по волосам. В пальцах остались угольно-чёрные пряди. Совсем скоро он станет таким же, как и местные жители. Если выживет. Из тени на него зашипели. Раута не остался в долгу и на слух швырнул небольшой, подвернувшийся под руку странный, рогатый череп с отсутствующей нижней челюстью. Оттуда завыли и захрустели. Мальчика передёрнуло от звука перемалываемых костей. Ему нужна тактика, иначе он умрёт в первые же минуты сумерек. Он должен выжить и стать на-бароном. За пять лет жизни на Гьеди-Прайм Раута Раббан уяснил: есть всесильные и бессильные. Бессильный — мёртвый. Сон — удел слабых, особенно когда вокруг сплошь враги. Фейд-Раута вновь чувствует себя мальчишкой, просыпаясь среди ночи от перестука тяжёлых капель. Он ненавидит звук падающей воды с неба. Вода с неба — плохо, значит, сдохли генераторы силовых полей. Над замком Атрейдесов не было никакого намёка на защиту от осадков. На-барон знал, что подавляющее число планет Империума славятся хорошей экологической ситуацией. Та же столичная планета Кайтан — ультрафиолетовый индекс в пределах нормы, уровень тяжёлых металлов в воздухе стремится к нулю. Планета-рай, потому что всё тяжёлое производство вынесено на именно на Гьеди-Прайм. Расхаживая от стены к стене, юноша наконец низко зарычал и присев на пятки, зажал уши ладонями. Невыносимый шум! Наверное, он задремал, потому что когда открыл глаза, то его окружала благостная тишина, но такая… мёртвая. Гьеди-Прайм никогда не спит, жизнь его жителей не зависит от фаз небесных светил, подчинённая рабочим сменам на производствах. Монолит каладанского замка недвижим, в отличие от города-завода Харко. Сами его стены находятся в непрекращающейся вибрации, они тёплые и пронизаны изнутри трубами и механизмами. Здесь же — каменные блоки, притиснутые друг к другу столь плотно, что не протолкнуть и волоса. И от них несёт холодом, почти таким же, как в той яме. Он на Каладане и ему совершенно нечем заняться. Он не может спарринговать с прихвостнями ведьминского выродка, потому что «играть в войнушку» — не интересно. Тренировка должна быть реальным сражением, до крови, но та мерзость, что в нём поселилась не даёт поднять руку на тюремщиков. Да и они не горят желанием лишний раз его касаться, словно он ядовитая змея. Правильно, пусть боятся. Приходится посвятить всё время силовым тренировкам без оружия. Фейд-Раута повторяет из раза в раз комплекс упражнений, чувствуя фантомную тяжесть клинков в руках. Без них кажется, что руки стали короче, будто их ампутировали и накачали его очень хорошим обезболивающим. А где, кстати, маленький герцог? — А тебе какая радость, на-барон? — фыркнул военный мастер, не поднимая глаз от настройки музыкального инструмента. Он по-прежнему нёс добровольную вахту у двери покоев на-барона. Словно других дел нет! Но видимо ему не хотелось видеть нависшую над ним высокую бледную фигуру и тяжело вздохнув, Гурни Халлек, ответил: — Милорд в рабочей поездке по континентам. Он ведь герцог целой планеты и не будет бегать с тобой, как с писанной торбой. Фейд-Раута зашипел и вернулся в комнату. Этот низший всегда дерзит и смеет указывать ему на незавидное положение! Но невольно юный Харконнен задался вопросом: как он бы правил, став полноправным бароном? Посещал бы многочисленные заводы, раскиданные по поверхности планеты? Дядя — не посещает, к нему все приходят на поклон. Мальчишка отсутствует в замке почти неделю. Очередное утро, похожее на предыдущие. Ему принесли завтрак. Ему прислуживал тот глупый низший, что так неосторожно полез к нему во время совместного завтрака с Атрейдесом. Он сервировал невыразительную трапезу торопливо, но чётко расставляя столовые принадлежности. Закончив, низший торопливым шагом покинул комнату, ожидая звукового сигнала — когда Фейд-Раута, повозив ложкой по тарелке, лениво смахнёт утварь на пол, отдав предпочтение хлебу и фруктам — большому деликатесу на Гьеди-Прайм. На-барон полагал, что чем меньше он будет есть, тем сильнее взрастит в себе чувство ненависти. В конце концов, его человеческая часть так и осталась на дне того каменного мешка, погребённая под толщей тел перебитых тварей. Лишь став одной из них, он смог выжить и принять фамилию Харконнен. — Эй, низший, — зовёт он, для разнообразия отодвинув поднос с завтраком. — Низший! В покои заглянула светлая макушка. На молодого наследника Великого Дома Харконнен вопросительно смотрят светло-карие глаза. — Мясо у Атрейдесов не в чести? — спрашивает на-барон. — Вам регулярно приносят мясные блюда, господин на-барон, — шепчет юноша, проскользнув внутрь. — Это Вы ничего не едите… — Сырое. С кровью. Чтобы трепетало! — юный Харконнен скалится крепкими белыми зубами. Раствор для чернения давно сошёл с эмали, но более по-человечески в глазах челяди на-барон выглядеть не стал. Дурная слава бежала впереди его. Лакей испуганно трясёт головой и косится в сторону двери, мечтая убежать. — Шон, верно? — вспоминает его имя Фейд-Раута и дождавшись кивка, отодвигает стол и широко расставив ноги, похлопывает себя по паху. — Обслужи меня, низший. Это твоя прямая обязанность. Низший хмурится и впервые в испуганных глазах появляется нечто, отдалённо похожее на злость. — На Каладане запрещено сексуальное рабство! — заявляет ему низший, гордо вздёрнув подбородок. — Низш-ший! На колени! — зарычал Фейд-Раута, приподнявшись со стула. — Нет! — ещё немного и лакей капризно притопнет ногой. Слух о том, что на-барон не может никому причинить вред без того, чтобы не пострадать самому, быстро облетела замок Каладан. Слуги с удовольствием смаковали момент бесславия зарвавшегося заложника, посмевшего угрожать на-герцогу. Дворецкий грозил им, обещая выпороть за сплетни, но все видели, что и ему пришлось по душе увиденное. Фейд-Раута раздул ноздри и поднялся на ноги, чувствуя, как ткань брюк обтянула возбуждение. Рукой довольствоваться на-барону не хотелось, поэтому он решил, что низший идеально подойдёт для удовлетворения сексуального желания. Низший не выглядел напуганным. Даже посмел презрительно улыбнуться. В эти игры можно играть вдвоём. На Гьеди-Прайм были нередки случаи, когда пробравшиеся в постель на-барона женщины и мужчины, в поисках власти и влияния, покидали на утро его постель в мешках для трупов. С появлением питомиц ещё и без некоторых частей. Фейд-Раута не из тех, кого щель или задница способны свести с ума. Ему интересны другие игры. — Тогда я подойду к тебе сам, низший. Один шаг, два, три. Расстояние между ним и мальчишкой стремительно сокращалось и до низшего, судя по побледневшему в зелень лицу стало понятно, что неведомая сила, отвечающая болью на агрессию, не работает. Ужас сковал лакея. — Низший, тебя стоит наказать за дерзость, — пророкотал над ним Фейд-Раута, положив тяжёлые ладони на плечи и начав давить, понукая опуститься на колени. Парализованный страхом, лакей покорился. Почему неведомая сила не работает? Почему?! Шон громко всхлипнул и услышал над головой прицыкивание. — Ты же хочешь, чтобы тебя увидели в такой позиции, низший? — проворковал на-барон, потянувшись к брюкам. Шон крепко зажмурился и отрицательно затряс головой. — Умница, — умилился Харконнен и потрепал светлую макушку. Волосы под мальцами ощущались чуждо и забыто, зато удобно — он будет держать низшего за волосы, направляя. Приспустив брюки Фейд-Раута вытащил член и провёл по нему пару раз, чтобы полностью возбудить. — Ну же, возьми его в рот, а не то я выбью тебе зубы, — интонацией, похожей на ласковую, велел он, проведя влажной головкой по сомкнутым губам лакея. Шон приоткрыл рот. И закричал. Распахнувшаяся дверь с грохотом ударилась о стену. Атрейдесы хотят показать народу, что близки к нему? К чему этот спектакль? Все и так знают, кто владеет миром и определяет вектор развития планеты. Ещё чуть-чуть и низшие будут молиться на них, свято уверенные в непорочности главной семьи Каладана. Фейд-Раута плюнул кровяным сгустком в рожу одного из стражей. Строптивого низшего выволокли из комнаты. На-барон оскалился ему вслед окровавленными зубами. На Гьеди-Прайм каждый низший знает, что его жизнь ничего не сто́ит, потому что они — слабые, никчёмные. На Гьеди-Прайм всё решает сила, есть сильные и бессильные. Атрейдесы заигрались в гуманизм, собрали кучу бывших рабов в том числе с Гьеди-Прайм и возвели в ранг свободных, равных. Они воспитали ведьминского ублюдка, что смеет считать себя законным наследником, потому что так решил его отец! Грудь вновь стиснула боль. Сопротивляться силе Атрейдесовых воинов не получалось, руки охватил тремор. Шрамированный Глоссу низший крепко стиснув его подбородок, ударил в скулу здоровенным кулаком. Фейд-Раута упал навзничь и каркающе рассмеялся. Будь проклят идиот Глоссу! Столько лет управлять Арракисом и в итоге, потерять источник богатства, власти, смешать имя Великого Дома Харконнен с дерьмом! А в итоге, в позиции покорённого он, на-барон Фейд-Раута! Ему поклонялись! Ему служили, целовали отравленную землю под его ногами! Одна из Атрейдесовых шавок посмела пнуть его в живот. Дядя наконец-то воспринял всерьёз угрозы расправы. На-барона подняли и выволокли из комнаты, как есть, с приспущенными штанами. Куда его тащат? В обещанные казематы? Болезненный серый свет ударил по глазам на-барона. Сквозь шум крови в ушах пробился шелест дождя. Фейд-Раута зарычал и начал сопротивляться, но два стража держали крепко. Гурни Халлек сжал правую ладонь в кулак. Эта тварь посмела тронуть мальчишку-лакея и ничего не произошло! Значит, у действия тлейлаксианских паразитов есть предел. Неприятно об этом узнать так. Мужчина дал указание: — Швырните его туда! Бешеные собаки боятся воды! Подчинённые выполнили приказ, вытащив на-барона за порог замка и столкнув прямиком в сточную канаву, полную дождевой воды. Фейд-Раута заорал. В рот хлынула ледяная вода, обжигая. Это было так похоже на тот раз, когда, в день четырнадцатилетия его попытались отравить. Противникам Дома удалось обойти ядоискатель и токсин выжег горло юного наследника барона Владимира Харконнена, навсегда сделав голос сиплым. Барахтаясь в воде, чувствуя, как вода же льётся сверху, заливая глаза, насквозь пропитав одежду, на-барон пытался выбраться из ямы. Ему словно вновь одиннадцать, а не восемнадцать. На шею легла тяжёлая, мозолистая ладонь и с силой погрузила его в воду. Ещё раз и ещё. Я всё равно вернусь и заберу положенное мне по праву наследования, но подыхать Вы, дядя, будете долго! — Гурни, что происходит?! — перед Полом, только что вернувшимся с Южного континента, предстала неприятная картина. Военный мастер, держа руку на шее на-барона Харконнена, топил его в сточной канаве. А ещё у Харконнена были приспущены брюки. — Учу эту тварь уму-разуму! — прорычал Халлек, вытащив Фейд-Рауту из-под воды. — Гурни, прекрати это! — приказал он. — Если бы Вы только знали, милорд, что этот выродок хотел сделать! — повысил голос ослеплённый яростью мужчина. — Отпусти его! Глаза военного мастера Великого Дома Атрейдес остекленели, а рука покорно разжалась. Пол схватился за горло, чувствуя, как его пережало воротником-стойкой. Он не хотел использовать Голос. Только не на Гурни.