⸙⸙⸙
Песок, смешанный с меланжем, сыпется крупными золотисто-рыжими волнами, подобно водопадам куда-то вниз. Ноги увязают до середины икр, но он продолжает идти вперёд, видя, как следы стремительно стираются не то ветром, не то от того, что твердыни под ногами нет и бархан движется, то вправо, то влево, то опадая, то взрываясь фонтанами раскалённого песка. — Иди за мной… Огромный диск солнца висит так близко к поверхности, оплавляя всё вокруг. Плоть кипит под стеклянной коркой, склеивающей намертво плоть и ткань. Когда ему кажется, что он вот-вот сорвётся в бездонную пропасть, ощеренную тысячей острейших зубов, вокруг запястья смыкается крепкая хватка, дёргая наверх. Он задерживает дыхание и внезапно чувствует прохладу сомкнувшейся над головой толщи солёной воды. С губ срывается облегчённый стон, обратившийся сотней мелких пузырьков, поднимающихся к поверхности. Лёгкие горят, в рот заливается ледяная вода, но те же руки толкают вверх, заставляя перебирать руками и ногами из чистого упорства. Первый глоток воздуха такой сладкий, что хочется забыть обо всём и бездумно лежать на поверхности негостеприимного океана, пенящегося под длинными стрелами дождя из чистой воды, а не кислотных осадков, против которых выставлены силовые купола. — Ещё немного, — говорит кто-то рядом и обхватывая поперёк груди, тащит куда-то вперёд. Сладкий дурман, медленно, дюйм за дюймом, отпускал и возвращал телу чувствительность вместе с иглами в мышцах, какие возникают от долгого и неудобного положения. Было больно ровно настолько, насколько и сладко. Но позволить себе находиться в этом состоянии надолго Фейд-Раута не мог, а потому, шипя сквозь зубы, выгнулся, чувствуя каждый позвонок и с удовлетворённым вздохом опал на что-то мягкое. Хм, и даже не голые нары? Единственное, — давящее на виски ощущение никак не проходило. Барон перестарался с токсином, чтобы наверняка свалить лучшего воина Гьеди-Прайм с ног. Не велика беда — если бы сдох по дороге, всегда можно предъявить недругам ответный счёт. Своей выгоды сиридар-барон Великого Дома Харконнен никогда не упустит. Даже если в расход придётся пустить его, Фейд-Рауту. На-барон медленно приходил в себя в кромешной темноте. На мгновение закралась мысль, что, кроме того, чтобы отравить, «обожаемый дядюшка» ещё и ослепил его, чтобы максимально обезвредить его для будущего хозяина. С него бы сталось. У Глоссу точно был лучший день в жизни: Фейд-Раута, одурманенный, с вырванными глазами, отдан Атрейдесам. Годы насмешек со стороны младшего, и казалось, более любимого бароном брата, в единый миг окупились. Не Фейд-Рауте на восемнадцатилетие преподнесли подарок, он сам им стал. Подношением победителю, свидетельством позорной слабости и готовности откупиться, лишь бы оставили в покое и сохранили иллюзию власти. Вышвырнули за порог, как дешёвую шлюху! На-барон зарычал и рывком поднялся со слишком мягкой постели. Под потоком вспыхнула плавающая лампа и медленно планируя, опустилась на один уровень с лицом юного Харконнена. Будь она чуть ярче, он бы непременно схватил её и швырнул о стену, но свет был совсем слабым. Можно осмотреться и понять, куда же его всё-таки засунули. Что ж, это действительно комната, а он сам в постели под балдахином, какая-то сладкая девственница из приличного Дома. Точно, ведь он заложник со всеми вытекающими. В груди ворочается неприятное чувство. Никто не имеет права его, на-барона из Великого Дома Харконнен, уткнуть лицом в подушку, как какого-то низшего, чьи рот и задница годятся на один раз! Он не будет греть постель Атрейдесам, будь это один «хозяин» или целый взвод солдат, завалившихся в первый попавшийся бордель для утоления похоти. — Проснулась, спящая красавица? — Фейд-Раута, на сколько это возможно, стремительно оборачивается на голос. Руки тянутся за клинками, но его ожидает пустота. На нём по-прежнему церемониальная туника, но нет ни нагрудника, ни ножен. Что ж, не проблема. Он сам — оружие. Оскалившись возникшей тени, на-барон бросился вперёд, чтобы немилосердно быть впечатанным щекой в стену. Каменная кладка царапает кожу. На шее — жёсткая, широкая ладонь. Не такая, как в видении. Он всё ещё слаб. Грёбаная отрава! Рыча, как дикая тварь, юноша дёргается в хватке, резко бьёт правым локтем назад и слыша сдавленное ругательство, удовлетворённо ворчит. Узкая полоска света ложится на узорчатый ковёр, он гасит шум шагов. Плавающая лампа поднимается под потолок, разгораясь ярче и давая на-барону оценить обстановку. Четыре Атрейдосовых псины окружают его и неизвестного. — Я оторву твои лапы и скормлю тебе же, Атрейдесова подстилка! — обещает Фейд-Раута, безумно скалясь чёрными зубами. Краска с них смешивается со слюной и стекает на бледный подбородок густыми кляксами. — Не раньше, чем тебе это позволит мой милорд, — вместе с ответом хватка на шее усиливается. — А в роли подстилки у нас — ты. На-барон хрипит, но бороться упорно не выходит. Чем сильнее он хочет вырваться, тем слабее становится. В ногах появилась неприятная слабость, а грудную клетку словно обхватили стальные обручи, не давая свободно вдохнуть. Белокожий, похожий на призрака, юноша хрипит и начинает в руках Гурни Халлека биться в припадке. На искривлённом рте выступает пена, а глаза закатываются до белков. — Вызовите доктора! — приказал подчинённым Халлек. Харконненская мразь если и симулировала, то крайне талантливо. В другом конце резиденции, семейном крыле, где всё было знакомо до последнего камня в кладке, обретался юный на-герцог Атрейдес. Разложенные перед ним бумаги уже не было сил читать. Буквы, цифры, всё сливалось в одну серую кашу. Сколько бы Пол ни заставлял себя взбодриться, ускоряя метаболизм и проводя урезанные сеансы бинду, а всё равно клонило в сон. Даже обучение искусству ментата, являвшееся до этого верным помощником в делах, в которые отец его понемногу вводил, не помогало, голова нещадно болела. Он оказался совершенно не готов в один день возглавить целую планету и занять отцовское кресло в кабинете. А до сего момента ему казалось, что он знает о Каладане всё. В теории, конечно. Общественное и экономическое устройство, флора и фауна, география, предметы импорта, составляющие значительную часть казны планеты… Пол боялся подвести отца, предать оказанное доверие. Его готовили однажды возглавить Великий Дом Атрейдесов — потомков царя Атрея и тех, кто проливал свою кровь на полях сражений Бетлерианского Джихада, но он никогда не предполагал, что это произойдёт при столь ужасных обстоятельствах. А ведь всё могло быть ещё хуже. Разум, выпестованный на стыке учений школы ментатов и ордена Бене Гессерит, сдобренный образованием, полагающимся наследнику Великого Дома, рисовал юному Атрейдесу страшные вещи. Если хотя бы одно видение стало явью до конца!.. Тело, несмотря на мундир, пошитый из лучшей шерсти, прошила дрожь. — Я не должен бояться… Страх убивает разум… — непослушными губами Пол начал читать литанию против страха, с отсрочкой стиснувшего ледяной рукой сердце. — Страх — это малая смерть, влекущая за собой полное уничтожение… …которого им удалось избежать чудом. Что бы с ними стало, осуществись все построенные бароном Харконненом планы? Перед глазами юноши промелькнули и пропали не то осколки видений, не то картины недавнего прошлого: горящие в темноте финиковые пальмы; солдаты в чёрном и сером, льющие кровь на песок; широко распахнутые, остекленевшие глаза матушки, полные слёз и его собственный голос: «Скоро всё свершится… я видел, как война поглотит весь мир, подобно неугасимому огню! Воины-фанатики, что поднимут знамёна Атрейдесов во имя моего отца! Легионы фанатиков, что посмешат припасть к черепу моего отца! Война во славу меня! Все скандируют моё имя!». Горло царапало от жажды, такой реальной, а в микротрещинки забивалась специя, погружая в видения всё больше и больше… Пол вскочил из-за стола, опрокинув стул. Трясущимися пальцами он ослабил воротник мундира и закашлялся. Привлечённый шумом, в кабинет заглянул один из постовых. — Милорд? — страж потянулся за мечом, но Пол отмахнулся. — Я задремал, — откашлявшись, объяснил на-герцог. — Всё в порядке, спасибо. Вновь оставшись в кабинете один, юноша поднял стул. Плавающая лампа кружилась вокруг, словно спрашивая: «Что случилось?». Юноша тяжело осел вниз и помассировал ноющие виски. Ничего не случилось. Ничего не случится. Не теперь. Откуда-то есть знание — Арракис и та девушка, что звала за собой, увлекая вглубь обманчиво-тихой пустыни, больше не придёт к нему в видениях. От этого появилась лёгкая грусть, быстро уступившая место бытовым делам и самое главное — прибытию почётного заложника. У них был подпольный (правда, созданный имперским наблюдателем) книгофильм, посвящённый новому поколению «естественного врага Великого Дома Атрейдес», выходца с индустриальной планеты Гьеди-Прайм — барона Владимира Харконнена. Глоссу Раббан — старший племянник, лишённый права носить фамилию Харконнен по причине продолжения рода Раббан. Внешне очень похож на барона, правда, куда скромнее размерами и способный перемещаться самостоятельно. А ещё явно уступающий в умственном плане. И наследник — Фейд-Раута Харконнен. Высокий уровень интеллекта, как и боевых навыков. Хорошие показатели, перечёркнутые типичными для Дома Харконнен наклонностями в виде чрезмерной жестокости и порочности. Теперь он заперт на Каладане, покуда его Дом не выплатит всё до последнего солярия. — Милорд! — в кабинет вновь заглянул постовой. — Заложник напал на военного мастера и ему требуется доктор! — Что?! — вскинулся юный Атрейдес. — Что с Гурни? Он сильно ранен? Постовой недоумённо моргнул, непонимающе глядя на юношу, а затем нахмурился и вновь посмотрел на него, щёлкнул каблуками, вытянувшись во фрунт. — Виноват! Доктор требуется заложнику, не военному мастеру! Доктор Лицман уже направлена! Пол, осуждающе посмотрев на косноязычного вояку, вышел из кабинета, почти сорвавшись на бег. Не было времени на прогулку по широким коридорам, а потому, отыскав замаскированную дверь для прислуги, юноша нырнул в служебный коридор. Успевая отвечать кивком на поклоны штата, он вышел в коридор гостевого крыла и направился к единственной настежь распахнутой двери. — Гурни, доложи, что произошло? — потребовал на-герцог, перешагнув порог. Мужчина неопределённо пожал плечами. — На-барон был очень не рад проснуться не у себя дома. Мы подрались, а ему вдруг плохо стало. — Гурни! — объяснение Пола не устроило. — Всё так и было, милорд! — огрызнулся в ответ военный мастер. — Это с ним что-то с ним не так! — И вы абсолютно правы, — отозвалась доктор Бри Лицман, ещё один новый человек на Каладане. После предательства доктора Юэ герцог Атрейдес наотрез отказался сотрудничать со школой Сук, предпочтя им идеологических оппонентов — школу Мин. Новые врачи были выписаны и на Арракис, и на Каладан. Полу ещё не довелось познакомиться с новым представителем медицины, а воспоминания о предательстве Велингтона Юэ осели на душе тяжёлым грузом. Отовсюду торчат провода антигравитационной установки барона! — В мышечную структуру на-барона вживлены мелкие организмы неорганического происхождения. Размером они примерно с клетку, но это именно что машина. Скорее всего, тлейлаксианская технология, милорд. Осмелюсь предположить, что «это» контролирует реакции организма на-барона, когда его вспышки агрессии направлены на представителей Дома Атрейдес. Пол сжал губы. Вновь Бене Тлейлаксу! И это их хвалёный нейтралитет?! — Вы можете что-нибудь сделать, доктор Лицман? Женщина покачала головой. — Как их вывести из организма или… заблокировать, я не знаю, милорд. Болезненные спазмы купированы, остаётся только ожидать, когда на-барон придёт в себя. Судя по вашему рассказу, военный мастер Халлек, он и сам не знает о манипуляциях, совершённых с его телом, и я не нашла ни следа внешнего воздействия, только старые шрамы, которым не меньше пяти лет. В наших интересах просветить его о проведённых с его телом манипуляциях, милорд. Наследник Великого Дома Атрейдес тяжело вздохнул. Опасно ли это нечто и для него? Для Каладана? Харконнены настолько извращены и лишены совести, что легко могли отправить заложника, заражённого неведомой хворью, чтобы ослабить или вовсе уничтожить. — Мне нужно связаться с отцом. Пожалуйста, подготовьте комнату связи, — попросил Пол.⸙⸙⸙
Второе пробуждение было хуже предыдущего. Больше не было ощущения сладкой истомы, засевшей в теле, теперь была боль. Невольно вспомнились первые тренировки на арене — вывихнутые суставы, отбитые внутренние органы. С ним, несмотря на статус наследника, никто не церемонился. Он не в порядке. Полуночная тьма сменилась серым рассветом, в котором, у противоположной стены угадывались очертания сундуков с вещами. В горле сухо. Фейд-Раута повернул голову вправо и обнаружил на прикроватной тумбе графин и стакан, выставленные на серебряном подносе. Подтянувшись, несмотря на болезненные подёргивания в мышцах, на-барон потянулся к графину и игнорируя стакан, выпил всё в несколько крупных глотков. Стало немного легче. На-барон вновь посмотрел на сундуки. Слуги не трогали его вещи, справедливо полагая, что те могут быть отравлены, предоставив самому Фейд-Рауте разбираться со всем скарбом. Иллюзия приватности и самостоятельности. На самом деле, вещей было немного: всего три сундука. Два побольше и третий поменьше, выбивающийся внешним видом. Деревянный, в отличие от других, с углами, обитыми чёрным металлом, таким же, как цепь. Откуда он появился, Фейд-Раута не знал. Среди своих вещей на-барон не помнит этого старья. Быть может, это что-то из оружия? О, «дорогой» дядя не оставил совсем беззащитным, все-таки напоследок положив кое-чего? На-барон кинулся открывать сундук, к тому же, тот был запрет на допотопный замок — его юноша сбил ударом каблука. Тот словно этого ждал: в комнате раздалось тихое шипение сжатого воздуха и вдруг нестерпимо запахло сладковатым духом разложения. Фейд-Раута отпрыгнул назад как можно дальше, готовясь к химической атаке — может, дядя накачал сундук ядовитым газом и выставит его смерть как невыполнение Атрейдесами условий мира? Но прошло тридцать секунд, минута, две. Никаких признаков отравления на-барон не ощутил. Только запах гнили стал отчётливее. Решившись, он носком сапога поддел крышку и вытянул шею, заглянул внутрь. В глотке родился дикий крик, полный ярости. Гурни, так и не покинув самопровозглашённый пост тюремщика, едва заслышав, ворвался в выделенные выкормышу Харконненов покои (хотя, по его скромному мнению, старые, сырые казематы всё же, подошли больше). Белая тварь стояла посреди комнаты и смотрела на распахнутый сундук с такой ненавистью, что её можно было есть ложкой. Халлек приблизился, заглянул внутрь и выругался. На дне ящика находилось три женских головы, таких же лысых, как и у всех жителей Гьеди-Прайм. У той, что посередине, было вырезано на лбу: «Мне показалось, что тебе будет скучно без твоих девочек, племянник». — Твой… гарем? — спросил он у на-барона. Фейд-Раута ничего не ответил, но пнул ящик со всей силы, что тот опрокинулся. С глухим перестуком, оставляя на ковре чёрные, будто масляные, кровавые следы, головы покатились в разные стороны. — Я зарежу тебя, свинорылая тварь! Вернусь и утоплю в твоей ванне! — на-барон закричал, глядя в потолок, словно надеясь, что его взгляд, за сотни световых лет, достигнет родственника.