Победа над холодом

Центральная площадь, где сходились торцами основные здания города, была снежной и холодной. Молчак и другие дворники курили в отдалении, отдыхая. Ребята помладше только что вывезли большие кучи снега на санях за город. Последний снегопад продолжался три дня. Какими бы мастерами ни были местные алкоголики и шебутные подростки, очистить от залежавшегося льда оставшийся с лета эшафот они не смогли. Эвери карабкался на него, крепко держась за перила узкой лестницы. Вокруг в кристально ясном зимнем дне толпились горожане. Среди них были мясники, кузнецы, заехавшие на зимовку охотники, шахтёры, лесничие и бортники. Биллингой — занятой город, здесь нет бездельников. А ещё в толпе совсем не было гномов. Весь клан Вол-Анур отступил к своей шахте, чтобы оплакать наследника и спланировать казнь невинного человека. Леман, старый горбатый священник, стоял на эшафоте в чёрной шубе и высокой меховой шапке. Как старика занесли на помост, для наместника было загадкой. Но жрец притягивал, люди пришли сюда, потому что он сказал им это сделать. Тара, добрая душа, предупредила Лемана, что наместник сделает заявление по поводу случившегося. Утренняя молитва завершилась словами: — Добрые граждане Биллингоя, прошу, проследуйте на главную площадь. Сегодня в шахтах наших друзей из «Вол-Анур» случилось несчастье, и наместник расскажет вам всё, чтобы не допустить пересудов. Ангелы предупреждают нас об опасности праздных сплетен. Они рождают сомнение, сомнения рождают страх, страх заставляет нас совершать необдуманные действия. Прошу, прежде чем расходиться, дождитесь лорда Эвери. Он обязательно всё объяснит. И вот лорд Эвери стоит перед толпой в две сотни человек и размышляет, как они все поместились в церковь, чтобы услышать призыв. Или они услышали его не в церкви: просто Тара пробежалась по домам в свои свободные пятнадцать минут. Обычно Квентин одергивает себя, не даёт этим мыслям устаканиться. Всё-таки, размышлял он, Тара — его главная опора, не стоит даже в мыслях допускать едкого сарказма. Но в очередной раз, пробегая глазами по лицам собравшихся, Квентин решил, что имеет право на ехидство. Организуя пышные балы в Озасте, он думал, что готов к любого рода публичности. Но одно дело — улыбчивые дворяне столицы, и совсем другое — хмурые обветренные лица провинциалов. Брат короля, Тургаддон де Лонг, королевский маршал, напутствовал Квентина перед отправкой в Биллингой. — Не бойтесь, мой юный друг. Король опирается на верность толпы, но нам необязательно хранить ей ответную верность. Тем более не должны её уважать. Мужик или девка — всего лишь пауки на стене, которые услужливо едят для нас мух в обмен на свою безопасность. Биллингой, значит, город пауков. И Квентин ощущает себя мухой в их окружении. — Ну что там? — Лорд Эвери, не томите! — Холодно же! — Может он всё уже сказал? Рассмеялись. Толпа начала волноваться, громкий ропот прошёлся по собравшимся. Они обменивались предположениями и шутками, переминались с ноги на ногу. Леман прокашлялся. Он подошёл к Квентину и положил руку в варежке на плечо. — Можете начинать, все собрались. Будто очнувшись от оцепенения, Квентин кивнул. — Сегодня утром я узнал, что один из наших соседей, гном по имени Левит Вол-Анур был убит. Что ещё хуже, его убийцей считается член нашей общины — Мартин Клэй. Толпа зашумела. Вот это новости: старина Мартин — убийца, бедняга Левит — мёртв. Люди стали изумленно переглядываться. Их реакция заставила Квентина спокойно выдохнуть. Мартина любят, даже хмурый Биллингой может найти в своём сердце место для такого разбойника, как его брат. — Вопреки закону Алензии и Пакту Ста Королей, гномы под предводительством шаманки Дэв взяли Мартина под стражу для совершения казни. Она случится через семь дней, на рассвете новой недели. Наместник задумался. Сейчас есть одна на миллион возможность воспользоваться своей властью. Вывернуть всё так, чтобы распалить народный гнев, и тогда: берегитесь. Он спасёт Мартина, сожжёт дотла гномий частокол, а выживших отправит в кандалах прочь, в зимние просторы. Нужно только правильно всё сказать. Выставить Дэв преступницей, язычницей и предателем. Всех, кто ей помогает, очернить мятежниками, назвать шахту местом культа, где чернокнижники справляют кровавые ритуалы. Кивнуть в сторону тех же басен, которые собирают Эдна и Молчак. — Что не делает их врагами! — вдруг сказал Леман. Старая перечница проковыляла на место рядом с Квентином, и тот продолжил: — Я имею в виду, гномы не становятся нам врагами из-за справедливого желания наказать убийцу своего сына и внука. Верно? Леман напрямую обратился к толпе, вот что забыл сделать Квентин. Он запаниковал, начал думать, как вернуть себе инициативу, ещё не поздно всё решить. Но монотонный голос священника продолжал творить над толпой чудеса. — Йон! — он указал на курящего Молчака. — Твоего отца зарезали гоблины, когда тебе было 15. По-крайней мере, мы так думали. Ты был готов подпалить равнину с двух концов, лишь бы сжечь их всех. Молчак кивнул, постучал старой трубкой о башмак, вытряхивая выгоревший табак. Издалека прилетел его зычный голос: — Я думал перебью их всех без сожаления, но вернулся без пальцев на левой руке и с переломанными костями. Долговязый дворник сплюнул чем-то коричневым. Головы в толпе всё больше и больше поворачивались к нему. Точно, парню ведь едва ли двадцать. Леман продолжил: — А потом оказалось, что твой отец просто сбежал. Печальная история, но поучительная. Слушайте, люди: легко поддаться ярости и начать судить невиновных. Любой из вас мог бы поступить так же, и это пока не повод идти в дом траура с вилами. Как это не повод? Ком подступил к горлу Квентина. Он уже протянул руку, чтобы прервать священника, как грянуло: — Kaer Laret! — Леман закричал, как в конце молитвы. — Kaer Laret! — повторила толпа. Они были согласны с ним, кивали, рассудительно поджимали губы, чертовы лицемеры. — Kaer Laret… — тихо проговорил Квентин. — Наш наместник, — священник указал ладонью в сторону Эвери. — Рассудительный человек. В нём борются чувства, понятные нам. Он хочет вызволить брата — а мы знаем, что они с Мартином братья, — и хочет сохранить наш образ жизни, не нарушить баланс. Спасти всех — гномов и людей — достойная цель. Ведь мы все равны перед ангелами, и только им дано судить нас. Потребовалось призвать всё самообладание, чтобы не заскрежетать зубами. Квентин почувствовал как слюна собирается в уголках губ и становится холодной от ветра. Леман хотел ещё что-то сказать, но кивнул и отступил на шаг, возвращая сцену наместнику. Старый лис, подумал Квентин. Но сказал только: — Через неделю Мартина казнят. Я верю, что он не убийца, и надеюсь, что вы думаете точно так же. Если у меня не выйдет снять с него обвинения в глазах клана Вол-Анур, ангельское правосудие всё равно настигнет виновного в этих смертях. Убийца Мартина будет осужден так же, как будет осужден убийца Левита. Я даю слово перед церковью и вами. Квентин кивнул в сторону Лемана и в сторону толпы. — В это время я призываю вас, народ Биллингоя, воздержаться от необдуманных действий и продолжать быть теми, кто вы есть — честными рабочими, любящими родителями и преданными детьми. Властью, данной мне королем, я защищу вас от любого вреда.

***

Слова до сих пор оседали на задней стенке горла желчной пленкой. Леман довольно улыбался, провожая глазами расходящихся людей. — Достойная речь, Квентин. Я в тебе не сомневался, — он потрепал его по плечу с добрыми искорками в глазах, по-отечески. — В это время нельзя допускать ещё больших самосудов, верно? — Верно. — Когда будешь свободен, зайди ко мне. Я уверен, что смогу тебе помочь, а пока у тебя, кажется, гости. К эшафоту протолкался гном: в большой зимней шапке он скрывался среди людских задниц и, судя по хмурому взгляду из-под кустистых бровей, был этим недоволен. Вскоре же его лицо осенила улыбка, горящая ярко среди намерзшего на бороде льда. — Клянусь всеми святыми разом. Квентин! Вот это у тебя кислая рожа!