Победа над холодом

Госпожа Роттам, наполовину великан, наполовину человек, женщина со стальной кожей и взглядом, пробирающим до костей. Она — таинственный автор глубоких следов на дороге, которые Эвери пришлось перепрыгивать на пути к закрытым шахтам клана Вол-Анур. Ещё издалека была видна кошмарно большая толпа, состоящая из вчерашних пьяниц и утренних дворников. Над ней, над толпой, высилась Роттам. На две головы выше всех остальных, темные волосы вокруг лица покрыты ледышками от жаркого дыхания. Капюшон дубленки легкомысленно откинут назад. Это она, госпожа Роттам, крикнула всем присутствующим: — Лорд Эвери прибыл! Расступись! И толпа послушно расступилась, потому что всем, всем без исключения, было неуютно в присутствии Роттам. Та сложила руки на груди и следила за Квентином. Наместник, несмотря на своё положение, также был далёк от спокойствия рядом с ней. Всё из-за глаз, думал каждый, хоть раз встретившийся с Велиндой Роттам. Белые, как снег, с чёрной маленькой точкой зрачка посередине. У неё не было радужки, либо она была настолько же белой, как и всё остальное. При этом ни одной прожилки, венки, пятнышка. Её глаза были как мраморные шарики с отверстиями посередине. — Добрые люди Биллингоя, — начал наместник, стараясь отвлечься от великанши. — Расступитесь, вернитесь по домам. Я здесь, и я разберусь, не стоит начинать день с проблем. Немного подняв шапку с бровей, Квентин заметил, как крыши шахтовых пристроек и складов полны народу: гномы в полном боевом облачении стоят на страже. В предрассветных сумерках видно, с каким стоическим спокойствием гномы держат пальцы на спусковых скобах арбалетов, будто ожидают врага. Наверху, у самого входа в шахту, рядом с подъемниками и рельсами, высился шест. И на нём, вместо знамени клана… — Разберешься?! — пахнул перегаром Йон Молчак, зимующий в городе лесник. Он подошел к Квентину вплотную и заглянул своим желтым лицом под его капюшон. — Хрена с два ты разберешься, твоя светлость. Здесь вот оно что! И его палец ткнул на высокий шест, на раскинувшую руки фигуру гнома. Мёртвую, заледенелую и… — Гномы! — крикнул женский голос, это прачка Эдна Шаттер всплеснула руками в поеденной молью шубе. — В прошлом году был плохой урожай хмеля, но у них всегда было пиво. И сейчас колдуют на следующий год, моя подруга видела, как они… — Да замолчи ты, дура, — сказал кто-то строго из толпы. Йон Молчак вцепился в это, как падальщик в труп и снова залез в поле зрения Квентина. — Да, вот вы с этим лучше разберитесь. Город голодает, а у гномов всегда есть. Что-то я не слышал, что в шахте можно теплицы строить. — Как вы можете, там же человека убили! — снова вклинился кто-то, на этот раз менее уверенно. — Человек! Как же! — прачка пихнула Квентина в плечо. — Гном! Своих в жертву приносят, лишь бы у них всё было лучше, чем у нас, у вас наместник, между прочим, а ещё… Эвери стало дурно, он почувствовал, как жар от тёплой одежды уступил липкому холоду. Всё больше и больше людей делились своим мнением. Чаще и громче звучала версия: гномы всех нас погубят своей магией. Наместник, сквозь вату собственного сердцебиения в ушах, ещё раз скользнул взглядом по шахте. Мрачные, суровые гномы прятали лица в бородах, капюшонах и шлемах. Только облачка пара рядом с лицами говорили о том, что они живы и дышат. Взгляд, как тряпица, соскользнул вниз от шахт к воротам и частоколу, окружающему вотчину Вол-Анур. И к Роттам. Стоя над схваткой, она внимательно следила за побледневшим Квентином. Бровь над левым глазом едва заметно дернулась вверх, почти с издевкой. Мёртвые, ничего не выражающие глаза распалили гнев, дали ту искру, от которой у Эвери вспыхнул пожар. — Назад! — рявкнул он напирающей толпе. На момент все оторопели, и наместник воспользовался моментом. Он быстро одёрнул шубу на груди, поправил шапку и грозно крикнул: — Что вам? Базарный день? Молчак! Ты что здесь забыл? Тебе Маллнеры заплатили за уборку снега при мне вчера! Пропил? Нашёл оправдание? Я тебя быстро в колодки! Йон сглотнул и отступил ещё на шаг, пытаясь спрятаться за друзьями. — А ты, Эдна?! Не устала перебирать сплетни? Забыла, как сама в прошлом году подкидывала насекомых в чужую рассаду? У прачки вытянулось лицо и она собралась крикнуть ещё раз. — Справедливость! — еле успел перебить её Эвери, но теперь он смотрел на толпу. — Главная ангельская заповедь. Мы должны искать её, устанавливать, действовать согласно закону божьему и людскому! Распаляясь, он указал пальцем на далёкий труп несчастного гнома. — Он заслуживает того, чтобы на него обратили внимание! Чтобы его смерть не была напрасной. А вы! — теперь он ткнул обвинительно в трёх стоящих перед ним людей, среди которых был не успевший ретироваться Молчак. — Стоите на пути этой справедливости. На пути ангелов! А ну разошлись, вас уже дважды об этом попросили! Роттам усмехнулась, стоя над толпой, которая послушно разошлась во второй раз, как морские волны. Эвери вытер варежкой лоб. Признаваясь самому себе, он решил, что стало только хуже. Так как за толпой у подножья врат частокола стоял гном. Стражник флегматично смотрел вперёд. Казалось, что его глаза глядят в пустоту, но потом Эвери понял, что он смотрят на него. Поэтому сделал шаг навстречу, второй, третий и потом уже не останавливался. В голове пульсировал важный вопрос: зачем он вообще пришел? Зачем идет дальше? Он должен был узнать, нет ли каких беспорядков, и повесить этого мертвеца на самих гномов. Создаётся впечатление, что клан готов самостоятельно решить проблему. И кто-кто, а наместник, ни дня не державший кирки, им точно не нужен. Но если ему это понятно, то вот остальным, как показала короткая беседа с местными жителями, ясно совсем другое.

***

— Стой, лорд! Ни шагу дальше! — сказал гном и подкрепил свои действия жестом. Его вытянутая рука с открытой ладонью символизировала, что он не собирается атаковать, но вот вторая рука лежала на боевой кирке за поясом. — В знак доброты и вежливости моего клана, я проинформирую тебя, лорд Эвери: наследник Вол-Анур, Левит, был убит сегодня ночью и подвешен неизвестными убийцами на наше знамя. Мы уже ищем виновных и нам не нужны зеваки на месте преступления. Тот, кто это сделал: подлец, решивший противостоять нашему клану. Мы этого не потерпим. Теперь ты можешь идти, и забрать с собой эту толпу зевак. Квентин глубоко вздохнул, почти с облегчением. Однако как чиновник он всё ещё не был удовлетворен этим ответом. К тому же внутренняя гордость не позволила бы ему отступить. Биллингой принадлежит королю, а он, Квентин, является герольдом его воли. — От чьего имени вы говорите? Стражник не изменился в лице, всё его поведение указывало на ритуал. Жесты, речь. Особенно этот его пустой взгляд в пустоту, который внимательно подмечает любые детали. — Жрица и Конунгр клана приняли решение о полной изоляции, пока дело не будет решено или пока Вол-Анур, мы не будем уверены, что угроза миновала. До этого момента вход даже вам, наместник, запрещён. Это конец нашей беседы. Не будь за спиной Квентина толпы, возможно, он был бы удовлетворен этим ответом. Послал бы письменные соболезнования, разузнал бы, как идёт расследование, а потом бы спокойно пил чай и дожидался окончания зимы. Столько прекрасных «бы» в этой мечте, что наместнику стало самому от себя тошно. В конце концов, на одних «бы» дела не делаются. И «бы» не всегда сбываются. Уже сейчас столько может пойти не так. Внешне спокойные гномы легко могут застрелить случайного прохожего, который поддался любопытству и слишком близко подошел к месту смерти их любимого наследника. В стрелецком кабаке уже сегодня, какой-нибудь ночной шахтер узнает о том, что у гномов трупы развешаны по шахте и прибьёт бутылкой по голове одного из них. Потому что в церкви учат, что магов нужно бить заранее, до того, как они закончили свои заклятья. Почему жестокое убийство связано с магией? Потому что всё плохое, что происходит в мире, так или иначе связано с колдовством. А преждевременная смерть молодого наместника как раз подходит в разряд «плохого». Возвращаясь к делу: Вол-Анур клан кочевников. Фраза, которую несколько веков назад ни один гном никогда бы не произнес. Но всё изменилось, как и всегда. Тысячу лет назад, когда Война бушевала на континенте, гномы были островком спокойствия. Защитники неприступных крепостей и убийцы магов. Когда люди слышали про земли Семи Кланов, они либо завидовали гномам и их стабильности, либо мечтали их захватить. Однажды им это удалось. Великий Исход ознаменовал конец Семи Кланов, гномы бежали, теряя десятки тысяч своих сородичей в постоянных битвах. Им на каблуки наступали демоны, захватчики, магические колоссы небывалой мощи. Прошло несколько сотен лет, прежде чем они смогли найти новый дом. В период Исхода образовалось множество кочующих кланов, превративших свои телеги в передвижные крепости, научившихся жить в мире, где все, кроме них, могли использовать магию. И именно в это время родился обычай, позволявший всегда гномам найти своих среди врагов и чужаков. Эвери прикрыл глаза, отступил на шаг и глубоко поклонился. Его голос воспроизвел приветствие, которое было древнее этого города и памяти всех присутствующих. — Гатхол Адерно, мастер гном. Фраза заставила мышцы на лице стражника окаменеть, он больше не имитировал ритуал, наместник завлёк его в настоящие пучины древнего таинства. — Вол Сурим, наместник, — гном захотел сплюнуть в снег, но решил повременить. Его лицо выражало отвращение. — Я приветствую тебя в нашей обители, злоупотребишь ли ты нашим гостеприимством? Эвери разогнулся. Он был доволен собой и тем, что провёл столько времени, встречая гостей со всего света в королевском дворце. Он снял варежки, и повернул голые руки ладонями к небу, которое стремительно розовело. Ночь отступала перед новым днем. — Если я поступлю так, пусть небо и твой дом обрушатся на меня гневом. Прогонишь ли ты меня? — Пусть небо и свод пещер поразят меня, если я так поступлю. Гном поклонился. Ритуал окончен. — Ты говоришь опасные слова, — стражник недовольно ткнул пальцем в толпу. — Перед толпой неверных и чужаков. Кто дал тебе это право? Кто дал мне это право? Квентин захотел кричать, ему вновь стало жарко, на этот раз от гнева внутри. Всю жизнь он вынужден договариваться с простолюдинами о самых простых вещах. Почему никто не может понять важность его работы? Был он и сенешалем, и лордом-наместником, каждый ставил под сомнение его компетенции. Даже этот… Этот… Коротышка. — Королевское назначение дало мне это право, — пока внутри бился гнев, снаружи Квентин сохранял профессиональное спокойствие. — Территория вашей шахты принадлежит королю, вы только взяли её в аренду. Происшествия на землях короны должно быть расследовано и устранено представителем власти. Нет! Эвери поднял руку, прерывая гнома. Сегодня приходится часто перебивать собеседников. — Я договорю! Мне очень жаль, я правда соболезную тебе и твоему клану, и именно из уважения я прибег к этим древним словам. Потому что верю, потребуй я право входа по-иному, ты не стал бы меня слушать. У тебя другой приказ. Однако ни один приказ не может остановить друга. Эвери ещё раз продемонстрировал открытые ладони. — Я друг тебе и друг Вол-Анур, хотя тебе так не кажется. Поэтому я здесь. За мной стоит толпа, которая разнесёт весть о нашей беседе по всему городу. Хотя тебе и плевать, но уже к обеду каждый житель этого города будет уверен, что вы что-то затеяли. Двести шагов назад мне сказали, что вы убиваете своих ради хороших урожаев. Стражник так сильно насупил брови, что шлем немного отъехал назад, демонстрируя глубокие старческие морщины на лбу. Прядь седых волос выбилась из подшлемника. — Это неправда, я знаю это. Ты знаешь это. Весь твой клан в курсе, что гномы не могут применять магию. Это стало вашим проклятьем во времена до Войны, но стало преимуществом в новом мире. Однако не все это понимают. — Что мне с того? — Ничего! И я уважаю это. Нужна сила и воля, чтобы не обращать внимания на чужое мнение, но нельзя жить невосприимчивым к нему. Потому что продолжение чужого мнения — это действия. Гном бросил взгляд на толпу в коричневых шубах, которая пока не собиралась расходиться. Они стояли, перешептываясь, обмениваясь мнениями. Основа для их обсуждений — убеждение в том, что непохожие на них гномы способны на вещи, недоступные для них. — Прогонишь меня, и я уйду, несмотря на обеты гостеприимства, данные сейчас. Однако в таком случае, мне нечего будет сказать людям. Я могу только пересказать им твою отговорку про решение Жрицы и Конунгра. Что сильнее убедит всех в том, что вы что-то скрываете. Позволь мне войти — и я расскажу людям всё как есть на правах свидетеля. Я расскажу, что увижу: о трагедии, о трауре. Всем нужно побыть в одиночестве, когда умирают близкие. — Если так… Я готов впустить тебя под свою ответственность. В этот момент ворота частокола открылись без команды. В щель, способную пропустить внутрь одного человека, вышел растрепанный рыжебородый гном. Он был одет в короткий полушубок поверх ночной рубашки, в сапоги, надетые поверх голых ног. Вид был, несмотря на спонтанность, грозный. — Приветствую, Конунгр, — Эвери вежливо поклонился, избегая древних ритуалов. — Пришёл? Гном-катастрофа, разбитый горем отец, скомканный нервами в напряженное до предела тело. Его лицо выражало гнев, скорбь и глубокое непонимание. Рука сжимала боевой топор. — Король сказал давным-давно, что гарантом справедливости в Биллингое будет наместник. Потом в город назначили тебя, Квентин Эвери. Мой сын мёртв и я забыл, что такое быть лидером. Жрица не пускает меня к телу. Конунгр, точнее нет, отец жертвы, Танн Вол-Анур, явно замялся. — Иди и выясни всё, что можешь. Если получится, верни моего сына! Докажи мне, что король не соврал.