Глава 14
Несколько нелепых происшествий кряду
Остров Англси, деревня Ньюборо, 2023 Упрямо глядя под ноги – в песок – и не оборачиваясь, Энтони Кроули спешил к маяку. До звонка декана оставалось немногим более получаса, однако торопился доктор биологических наук, профессор и лауреат всевозможных престижных бла-бла-бла вовсе не поэтому: неосознанно встав на старые рельсы, он откатывался, удалялся – уходил, то и дело почти переходя на бег, прочь от Азирафеля. Привычная колея... "Так неправильно, – твердил внутренний голос, не менее строптивый, чем владелец головы, в которой он засел. – Ты мог задержаться, побыть с ангелом ещё... Декан, поди, не переломился бы, если б ты ему отмену в вотсап скинул. Ты как, – в тоне безликого обвинителя прорéзались гневные нотки, – нормальный человек ваще?! Азирафель душу перед тобой давеча наизнанку вывернул, а ты, блин... просто так смылся?! Чаю похлебал – и досвидосики?! Обалдеть ты бревно бесчувственное!" – Мне показалось... может... ему хотелось остаться одному, – пробормотал Кроули нелепое оправдание, не отводя глаз от извилистой дорожки, вымощенной ночным прибоем вдоль кромки моря из подсыхающих на солнце водорослей. А чего бы хотелось ему самому? О... Энтони Джею Кроули до ужаса хотелось оглянуться и проверить: смотрит ли Азирафель вслед?.. Но он не смел, ведь если смотрит – тогда придётся неловко махать рукой и обязательно оборачиваться вновь и вновь... Это как-то по-дурацки, по-детски... А если Азирафель сразу ушёл? Тогда он почувствует себя идиотом. Нет, это чистой воды лукавство... Если Азирафель не провожает его взглядом, он, Энтони Кроули, будет разочарован. В глубине души. Немного. Самую малость. Но всё-таки... Кроули покачал головой, чувствуя себя не приспособленным к жизни болваном. Он не умел всего этого... Выражать поддержку, проявлять внимание к чувствам других, особенно – к чувствам Азирафеля. Сказать по правде, вчера он был шокирован откровенностью ангела, и лишь экстраординарное количество кустарного джина не дало ему впасть в потрясённый ступор. Энтони Кроули никогда не был эмпатом и теперь пожинал плоды своей эмоциональной неразвитости. Занудный голосок на задворках сознания упорно требовал сделать что-то иначе, чем он привык, только (вот же гад загадочный!) не подсказывал, что именно делать. Кроули легко взбежал по неровным ступенькам, изрезанным валлийскими ветрами, исхоженным не одним поколением смотрителей, и остановился перед дверью своей скромной обители – чуть ли не монашеской кельи, если верить тем немногим коллегам, что у него бывали. Только тут, не переводя дыхания, он позволил себе обернуться: пляж был пуст – даже неправильный тýпик не ворошил экзотические по меркам Ньюборо суккуленты и живучие песколюбы в своей любимой клумбочке у крыльца. – Что ж... что сделано, то сделано, – попытался успокоить разбушевавшуюся совесть Кроули. – Глядишь, не особо и напортачил-то. "В следующий раз ты спросишь Азирафеля, не хочет ли он, чтобы ты остался, – припечатал голос в голове. – И ты пошлёшь всех деканов и кого бы там ещё ни было на долгую прогулку по сосновому лесу". – Если следующий раз будет... – не без доли пессимизма возразил Кроули, едва шевеля губами. Он включил ноутбук и в ожидании, пока подгрузится Скайп, чуть ослабил ремешок часов. В задумчивости потирая левое запястье, Кроули созерцал широкий кожаный браслет с металлическим ключиком, забытый на столе – распластанный, словно сухая шкурка ящерицы, под гнётом толстенной книги. Поколебавшись, он вытянул старый потёртый напульсник из-под справочника, ответственным редактором которого являлся сам, и отстегнул ключ. Во второй раз за последние недели Энтони Кроули открыл свой персональный ящик Пандоры. В ласковом свете утреннего солнца его прошлое выглядело... весьма прозаично. Просто фотография. Просто мальчишки. Просто воспоминание о дивных годах студенческой юности. Ничего сверхъестественного. С глухим, точно удар кулака о дерево, стуком Энтони Кроули задвинул ящик стола. Его ждала работа.***
Азирафель бережно прислонил свой настрадавшийся давеча велик к церковной оградке и, словно желая оттянуть неизбежное, поправил пиджак, одёрнул жилет, затем даже осторожно проверил большим и указательным пальцами, ровно ли сидит галстук-бабочка. Головная боль давно отступила, но курить всё ещё хотелось мучительно, до тошноты. Азирафель, воровато озираясь, сплюнул растерявшую всякий вкус мятную жвачку в бумажную салфетку и неловко бросил комок на дно пустой корзинки – зонтик он нынче забыл дома. Ему было боязно: что-то скажет преподобная Майкл нынче, раз уж Энтони так уверен, что Агнес ей про вчерашнее донесла... В тщетной надежде отсрочить встречу ещё хоть на мгновение, Азирафель вытянул из кармана айфон и взглянул на своё отражение в чёрном зеркале экрана. – Отлично выглядишь, ангел Восточных Врат, – прозвучало откуда-то справа в самый неподходящий момент. Азирафель нервно дёрнулся и чуть не выронил смартфон; облокотившись на закрытую калитку и задорно ухмыляясь, преподобная Майкл взирала на него из своего сада. – Доброе утро, – Азирафель поспешно спрятал телефон. Ему стало неловко, оттого что Майкл видела, как он тут... прихорашивался. – А оно доброе? – Преподобная хитро приподняла бровь. – Заходи скорее. Чай стынет. Она отворила калитку.***
Азирафель никогда не бывал в доме священника. Он ожидал чего угодно – возможно, распятия над дверью, строгой обстановки... Но только не радужного флага, украшенного дюжиной значков Pride of London разных лет, на стене и весёленького чайного сервиза Disney, стилизованного под мультфильм "Красавица и чудовище". – Не боись, – усмехнулась Майкл, незаметно проследив за его взглядом. – Чайник маггловский, не разговаривает. Мы с супругой лет пять назад в Диснейленде в США оказались... по случаю, не важно. – Она махнула рукой, словно запрещая себе рассказывать подробнее. – Это своего рода трофей. – Красивый сервиз, – счёл своим долгом озвучить формальную похвалу Азирафель. Стараясь держать осанку, он неуверенно поёрзал в кресле – в обществе преподобной было как-то... не по себе. – Да ладно тебе. Оставим пустые политесы бедным духом и мозгом. – Тряхнув заплетёнными в сложную косу волосами, Майкл подала Азирафелю забавную белую чашечку с золочёной ручкой. В его голове чашка тотчас же заговорила тоненьким голоском диснеевского персонажа, но он стоически прогнал наваждение и постарался принять вид собранный и деловой. – Так что бы вы хотели показать мне, преподобная? Майкл наигранно подзакатила глаза. – Хорош преподобствовать. Пей свой чай. И жуй пирог. Трейси полночи над ним колдовала. Зря, что ль? Похмелье на раз оттянет. Не стесняйся. – Да я... да я не... – Пальцы Азирафеля предательски дрогнули, дно чашечки звонко стукнуло о блюдце. – Дагосподитыбожемой! – Майкл поджала губы и неодобрительно прищурилась. – Привыкай, ангел Восточных Врат: здесь все всё друг про друга знают. Когда надо – смолчат, когда надо – подъе... подденут по-дружески, когда надо – пирог испекут. Большая семья со всеми вытекающими. Расслабься и получай удовольствие. – Я пока не готов... к подобной близости, – отозвался Азирафель осторожно, однако от вишнёвого пирога отказаться не посмел. – Кто б тебя, тýпика, спрашивал... – бросила преподобная в сторону, однако совершенно беззлобно, почти ласково даже. Азирафель предпочёл оставить её замечание без ответа; вместо этого он поспешил воздать должное очередному кулинарному шедевру миссис Шедуэлл.***
Кабинет преподобной, он же – церковная (и приходская) библиотека, поразил Азирафеля смесью богатства... с разбардаченностью. Это была какая-то пещера Али-Бабы! Всё было до безумия любопытно, разномастно и свалено на полках в кучу без разбору, будто книги для жителей Ньюборо воровали какие-то дикие разбойники, не знакомые ни с грамотой, ни с базовыми принципами расстановки... что уж о библиотечном деле говорить! – Это всё надо как-то... упорядочить, – проговорила Майкл с долей смущения. – Да... я вижу... – протянул Азирафель. Его лицо незаметно вытянулось, словно стремясь соответствовать тону последнего высказывания. Так, наверное, мог обозревать фронт работ Геракл, которого впервые провели в Авгиевы конюшни. – Многое надо починить, – сообщила преподобная, будто это было нечто само собой разумеющееся. – Особенно вон в том шкафу. – Она кивнула куда-то влево, в сторону окна. – Там всякие старые библии... кто б их читал, конечно, но жаль, коли совсем развалятся... Азирафеля не пришлось просить дважды: обогнув заваленный бумагами стол, он ринулся к массивному стеллажу. Из-за чуть запылившегося стекла на него смотрели... сокровища. – О господи! – вскричал Азирафель, едва не задыхаясь от восторга. – Неужто это?.. – Ага, – кивнула Майкл с улыбкой, – "неправильные" библии. Мой покойный предшественник... оставил нам в наследство целую коллекцию... Правда, мы ума не приложим, что со всем этим делать. – Она развела руками. – Как что?! – вскинулся Азирафель. – Как что?! Преподобная!.. – Он на миг лишился дара речи. – Заботиться! Заботиться, беречь и хранить! Это совершенно... не побоюсь этого слова, бесценные артефакты! Азирафель с богобоязненным трепетом рассматривал нестройные ряды рассохшихся корешков. – Боже! Боже мой! – Он в восторге и одновременно в отчаянии схватился за голову. – Эти тома бесценны! Некоторые из них... – он дрожащей рукой коснулся мутного стекла, – существуют в единственном экземпляре... считались утерянными... Уж я-то знаю... сам когда-то занимался... И вот тебе на!.. – Точно позабыв о том, что он в комнате не один, Азирафель вдохновенно забормотал: — Вот тебе на... на открытом свету... стоят как ни в чём не бывало... Это истинное чудо, что они ещё целы! В ответ на его многословные и сбивчивые причитания преподобная Майкл лишь пожала плечами. – У вас не найдётся пары перчаток? – Азирафель несмело взглянул на хозяйку кабинета. – Если вы позволите прикоснуться... простите... я не ожидал, что тут такое... не подготовился... – Да чего выпендриваться, бери так! Это ж просто книжки, – ответила Майкл с долей непонимания, притом абсолютно искренне. Азирафель смерил преподобную столь уничижительным взглядом, что теперь не по себе стало уже ей. – Ладно, – словно признавая поражение, Майкл дёрнула плечом, что на мгновение вновь сделало её в глазах Азирафеля неуловимо похожей на Мюриэль. – Перчатки есть только садовые. Такие покатят? – Несите! – выдохнул Азирафель, не отводя восхищённо-неверящего взгляда от явленного ему чуда.***
Преподобной не было довольно долго. Азирафель успел трижды обойти кабинет, дивясь на несметные богатства, коротающие свой долгий век под сенью невзрачных полок. Наконец он остановился за столом преподобной: один стеллаж производил впечатление наиболее организованного и наименее пыльного. Азирафель, опасливо оглянувшись, точно вор, приоткрыл дверцу: перед ним было не первое, однако одно из ранних изданий "Хроник Нарнии", выводок весьма ценных гаррипоттеров в отличном состоянии (тут он изумился: англиканская церковь ведь не одобряет!), "Властелин Колец" с "Хоббитом" в шикарных переплётах семидесятых годов и... первое издание "Опасного лета" Туве Янссон – библиографическая редкость!.. В точности такую книгу он когда-то раздобыл по заказу малышки Мю... – Лови! – преподобная Майкл прямо с порога бросила Азирафелю в спину пару перчаток, украшенных россыпью резиновых пупырышков. – Насилу чистые раздобыла... Супруга... всё изгваздать успела, сволочь моя ненаглядная... – Премного благодарен... – ответил Азирафель отрешённо, не поворачиваясь. Преподобная могла сказать что угодно – хоть проклясть его, хоть благословить, хоть матом покрыть – он бы значения не придал. – Вижу, ты нашёл мои личные запасы. – Майкл присела на край письменного стола, поправила толстую косу и с любопытством естествоиспытателя воззрилась на Азирафеля. – Туве Янссон совершенно невыразима, – выдохнул Азирафель очарованно. – Я несколько лет назад в точности такую же для близкой подруги отыскал. – Для близкой подруги? – светски уточнила Майкл. Её красивое лицо – лицо заядлого игрока в покер – ничего не выражало. – Да... – Азирафель не мог отвести глаз от знакомого светлого корешка. – Она искала подарок сестре... – Он медленно поднял с пола грубые садовые перчатки, надел их и осторожно снял книгу с полки. – Хм... – преподобная почти ностальгически ухмыльнулась какому-то воспоминанию. – В каждой семье, как говорится, не без... мюмлы. Азирафель бережно открыл Туве Янссон. Он хотел было что-то ответить, но резко прикусил язык: эту... именно эту книгу он уже когда-то держал в руках: едва заметный, почти элегантный залом на форзаце; на первой странице – призрак пятнышка от чая, превратившегося в тонкий намёк на чью-то глубоко личную историю, выцветшего, выгоревшего, впитавшегося в плотную бумагу и с годами утратившего насыщенность... О да... Он узнал её сразу: это была та самая Туве Янссон! – Вы? Но как?! – выпалил Азирафель, резко разворачиваясь к преподобной. Майкл лишь загадочно улыбнулась и поудобнее пересела – стол опасно накренился. – Сраные лепреконы богомерзкого Геймана! – воскликнула она, вскакивая. – Сожгу, сожгу однажды в память о Гае Фоксе! Только тогда Азирафель заметил, что под надломленной и замотанной скотчем ножкой преподобного стола, создавая опору, словно убогий костыль или злой викторианский протез, притаился распухший томик "Богов Америки" в бумажном переплёте.***
Энтони Кроули был на взводе. Он потерял тýпика. Завершив переговоры с деканом, профессор, доктор биологических наук и лауреат всяческих бла-бла-бла сунул в карман пару сушёных рыбёшек и отправился на поиски своего странного дружочка. Неправильный тýпик исчез – как сквозь землю провалился. Кроули искал на маяке (мог ведь малыш прошмыгнуть в приоткрытую дверь – погреться под новой ультрафиолетовой лампой или просто из тýпичьего любопытства!), вокруг маяка (вдруг водоросли с прибрежных валунов обдирает – даром что отлив!), на пляже – в дюнах, в кустах пожухлой осоки, на камнях... Он прошёл едва ли не две мили на запад – тýпика нигде не было. Энтони Кроули неумолимо терял самообладание: фантазии одна страшней другой терзали его. А если тýпика заклевала огромная чайка? А если его – безответного кроху – утащил в пучину морской змей (да, Кроули был в курсе: гигантских морских змеев не существует, но всё же...)? А если тýпик полез в воду за аппетитной ракушкой, и его смыло в Ирландское море?! Он не умеет летать, он ходит, как едва вылупившийся пингвинёнок! Он.же.совершенно.беззащитен! Он не выплывет из-под волны! – Ту-у-упик! – звал Энтони Кроули, понимая, что птица – не собака и не прибежит на зов. – Ту-у-упичек! – кричал он, в панике хватаясь за голову. – Почему?.. Почему я заранее не запер тебя на маяке? – сокрушался доктор биологических наук, профессор и лауреат всякой бесполезной в уходе за тýпиками-инвалидами хрени. В итоге Кроули не выдержал, отшвартовал моторную лодку и проехал вдоль побережья с востока на запад и с запада на восток.***
К вечеру поднялся ветер. Волны, намекая на скорую осень, всё сильнее били в упругие бока лодки, норовя перелиться через борт, однако пока не надеясь перевернуть – только пугая. Кроули не оставлял поисков. Он без устали вглядывался в тёмные воды с ужасом и надеждой – тщился различить белую грудку, оранжевый клювик, трогательные перепончатые лапки... Ничего. Занимался настоящий шторм. Кроули, кляня себя, направил лодку к маяку. Неужели он не смог? Неужели не уберёг дурацкую птичку? Он пришвартовал лодку и в прострации присел на остывший камень. Из глаз катились крупные горькие слёзы. – Где?! Где ты, идиотина?! Где тебя искать?! – вопрошал Кроули, прожигая взглядом бушующее море. Наглая волна ринулась ввысь и окатила его предосенней стынью. Энтони Кроули тихо выматерился и, хлюпая кроксами, побрёл домой — переодеваться. Он бы до ночи нынче носился по пляжу, презрев холод и мокрые ноги, но его ждал Азирафель. Как?! Как сделать выбор?! Кроули не хотелось ужинать в тёплой кухне и болтать с соседом – с мужчиной из своего прошлого – ни о чём, когда он знал: где-то пропадает идиотская птица! Он представлял мягкие, как у птенца, перья и блестящие глазки. Тýпик не выдюжит, не выдержит непогоды! Он слишком слабый, слишком маленький, слишком... неправильный и беззащитный! Разве зря он берёг птичку весь год?! Он же вроде отмолил малыша у старика Дарвина! Неужто всё втуне?!***
Азирафель не любил готовить. К тому же у него наличествовала единственная сковородка, а ей в помощь – кастрюлька на два с небольшим литра. Скромный оркестр для маэстро, который вознамерился замутить карри с рисом, дабы тем самым поразить воображение своего... Своего кого? – Кого?! – повыше закатав рукава домашней рубашки, спросил себя Азирафель строго. Он принялся старательно нарезать морковь тонкими полосками. – Кого?! – повторил он уже чуть громче. Демоны, изгнанные до поры благостью цветочного полироля, вдруг воспряли духом у него в голове, навострили острые уши, но отвечать не спешили. – Это всё совершенно... совершенно... – Азирафель всплеснул руками и отбросил нож на столешницу. – Совершенно некстати! – Как мне вести себя с ним? – вопросил он в шкворчащее на сковородке масло – горячая капелька прыснула вверх и обожгла запястье едкой слезой. Азирафель отпрянул, поморщился, зло ругнулся, убавил огонь и осторожно вывалил на сковороду плоды своих шинковочных трудов. Деревянной лопатки в его хозяйстве нынче не водилось (стерва затерялась где-то при переезде), поэтому Азирафель быстро и неловко помешал зажарку столовой ложкой, скривился от скрежета металла о металл и занялся промывкой риса. Он предполагал, что рис при варке разойдётся, и потому, привлекая весь свой жизненный опыт и более чем скромные познания в физике, оставшиеся со школьных лет, постарался отсыпать ровно столько, сколько будет достаточно, чтобы не убежало. – Не подведи меня, – приказал Азирафель кастрюльке и включил вторую конфорку. Зазвонил телефон. "E-ve-ry da-ay it's a-get-tin' clo-o-ser!" – голосом Бадди Холли распевал айфон. Азирафель послал плите последний предостерегающий взгляд и отвернулся.***
– А-а-аз?.. – голос Мюриэль звучал непривычно – слегка неуверенно и почти покаянно. – Привет, привет, приве-е-ет!.. – Я имел счастье познакомиться с твоей сестрой, – выплюнул Азирафель в ответ и глубоко втянул носом воздух, привычно сожалея, что не чувствует запаха сигаретного дыма. – Прости, – ответила Мюриэль тихо. – Есть вещи, о которых... о которых в Лондоне мне нельзя было рассказывать даже тебе. – Энтони Кроули тоже попадает в эту категорию? – спросил Азирафель зло. – Ты бы не поехал, – Мюриэль устало вздохнула. – Что? – переспросил Азирафель. – Что слышал, – парировала та с поистине мюмловской интонацией. – Скажи я тебе сразу, что Скотленд-Ярд в моём лице намерен сныкать тебя от Интерпола и от не к месту воспылавшего к тебе братской любовью русского олигарха в деревне, где каждая старушка – слуга Короны на пенсии, а за маяком смотрит мужик, по которому ты двадцать лет тихо сохнешь, ты.бы.никуда.не.поехал, – закончила Мюриэль отрывисто, с расстановкой. – Твоя правда, – согласился Азирафель просто. Он сам не заметил, как оказался возле камина. Он не помнил, как и зачем взял в руки скомканный листок простой бумаги для принтера – три пачки по цене двух в "Теско". – Мю... Мюриэль... – Азирафель столько всего хотел бы высказать подруге, но внезапно лишился последних слов; он понадеялся: голос передаст все эмоции, что разрывали ему дýшу. – Прости, Аз... – Прекрати изгаляться над моим именем! – Прости, Азирафель. В динамике булькнуло, и Азирафель представил, как его подруга наклонилась подоить кулер в коридоре Конторы. – Прости, – повторила Мюриэль. – Я пойму, если ты не захочешь со мной больше разговаривать... – Это был грязный психологический приём, – отозвался Азирафель ядовито. – Я написал тебе первым. И я с тобой уже разговариваю. Я снял трубку. – Околопсихологический, – поправила его подруга. – И я тебе благодарна. – Ты свинья. Самая настоящая... – Азирафель запнулся. – Пятачковая, щетинистая, копытная... свинка Пеппа! MI5 или MI6? – спросил он резко. – И не вздумай лгать! И не смей отговариваться, что тебе нельзя! – Ох, Аз... – послышался скрип: Мюриэль явно катила куда-то офисное кресло. – Давай я расскажу тебе сказку про трёх поросят? – Попробуй... – Азирафель бережно вернул листок с надписью "WELCOME" на каминную полку. – Жили-были три поросёнка, – начала Мюриэль неспешно. – Ниф-Ниф, Наф-Наф... – подыграл ей Азирафель. – И Нуф-Нуф, – закончила за него подруга. – Это были настолько крутые поросята, почти как черепашки-ниндзя, что их клонировали. Дважды. – Поросят стало девять, – уточнил Азирафель. – Считай в уме, – предостерегла его Мюриэль и продолжила свой рассказ: – Один поросёнок погиб на войне. Затем двое пропали в болотах. Ещё один должен был сразиться с очередным волком... Обоих в итоге похоронили в цинковых гробах. Остальные пока держатся. – Понятно, – ответил Азирафель. – Твоя сестра тоже из этих... из парнокопытных? – Спасать людей, охотиться на нечисть – семейное дело, – процитировала один из своих любимых сериалов Мюриэль. – Аз...ирафель? Ты сможешь простить меня? Когда-нибудь? – Знаешь, Мю... – Азирафель взглянул в окно гостиной: отчаянно дичающие розы вдоль дорожки, сложенной из гладкого песчаника, были невозможно прекрасны; за невысокой каменной оградкой желтела крыша "миника". – Я думал, что буду злиться дольше. – Он с трудом перевёл дыхание. – Я ещё в шоке... немного... но я тебя прощаю. – Спасибо, – в голосе малышки Мю Азирафелю послышалось нечто настолько искреннее, что защипало в носу. – Я... Мю... Я не готов пока сказать тебе спасибо в ответ, – Азирафель сосредоточил всё внимание на одной особенно пышной розе, чуть приклонившей царственную голову. – Но... буду откровенен: мне здесь хорошо. Я... я почти счастлив. Твои Агнес и Майкл, твоя Трейси... – Агент Шакс не моя, – перебила Мюриэль, забывшись, – она – легенда!.. – Неважно, – Азирафель позволил себе робкую улыбку. – Все они... не без твоей помощи, я уверен, и я готов воздать тебе за то должное, все они... заставили меня ощутить нечто, чего я не испытывал с юности, с тех пор, как мамы... не стало. Они заставили меня почувствовать себя своим, родным, не чужаком, не безымянным лицом в подземке... И Энтони... он придёт сегодня на ужин... – Круто! – вскричала Мюриэль. – Давай сюда все грязные подробности! Что готовишь? Доставка-то в Ньюборо не ездит!.. – Карри, – признался Азирафель и вдруг в ужасе вскинулся. – Господи! Мю! Карри! Он резко развернулся – из кухни в гостиную ползло сизое облако зловонного дыма. – Мне надо бежать! – бросил Азирафель впопыхах и нажал отбой.***
Энтони Кроули кинул последний взгляд в зеркало, поправляя ворот безукоризненно сидящей чёрной рубашки, которую обычно надевал на международные конференции, когда декан просил поторговать на оных лицом. Он придирчиво осмотрел лучшую бутылку вина из своих запасов: не отходит ли уголок этикетки?.. Вроде бы всё было идеально. Всё, кроме одного. Тýпика Энтони Кроули так и не нашёл. Доктор биологических наук, профессор и лауреат всевозможных бла-бла-бла терзался муками совести: тýпик пропал в непогоду, а он идёт на свидание. – Да какое нафиг свидание?! – грубо оборвал собственный поток сознания Кроули. – Это не более чем дружеский жест со стороны Азирафеля. Не надумывай. Поутру, как море уляжется, прочешешь пляж: тýпик мог где-нибудь под сосной спать улечься! Мог до Агнес догулять даже! You're being ridiculous! You're overthinking it! He might be well enough somewhere, might be happy enough without you! Тем не менее, шагая вдоль берега на восток, Кроули внимательно всматривался в тёмные камни: а вдруг?.. Ничего. Он отказывался признаться себе в том, что внезапное исчезновение странного дружочка затронуло в его душé какие-то доселе неведомые струны. Энтони Кроули заранее знал: он не сможет расслабиться, не сможет быть милым собеседником и вряд ли поддержит ни к чему не обязывающий разговор. Чем ближе он подходил к "Эдему", тем острее сознавал: ему ничего так не хочется, как кинуться к Азирафелю с криком: "Я упустил его! Упустил единственное на свете существо, которым дорожил... которое, возможно, дорожило мною!" Уже вступая под сень корабельных сосен, Кроули малодушно помышлял о том, чтобы написать ангелу: "Прости, кое-что случилось. Не смогу прийти". Телефон Азирафеля был уж более двух десятков лет как сохранён в его списке контактов, только Кроули не знал: не сменил ли ангел номер... Поэтому он упрямо шёл вперёд, превозмогая сомнения, зов совести и неуверенность.***
Пахнýло гарью. Перехватив бутылку вина покрепче, Кроули ускорил шаг. Он спешно пересёк разросшийся внутренний садик. Задняя дверь коттеджа, выходящая на веранду, была приоткрыта; из-за неё вырывалась пелена дыма, который тянулся тонкими нитями серой сахарной ваты, таял на ветру, смешивался с морским воздухом... Притом пугал и навевал мысли о свершившейся катастрофе. Кроули бросился вперёд, растворил настежь дверь и ворвался в затуманенную кухню. – Анг... Азирафель?! Где ты?! – в панике позвал он. – Я здесь, дорогой...э-эм.. кхм-кхм... Энтони, – донёсся до него знакомый голос. – Мне ужасно жаль, но я, кажется, спалил наш ужин... В рассеивающихся клубах дыма Энтони Кроули различил фигуру Азирафеля: тот стоял у плиты, обмахивая прихваткой жутко дымящуюся кастрюльку. Вонь стояла неимоверная. – Энтони... – Азирафель повернулся к вошедшему. – По всей видимости, я испортил ужин. – Хорошо, что я догадался принести вина, – слабо ответил Кроули, прикрывая глаза. – Будет чем залить пожар. – Да нет никакого пожара! – Азирафель всё ещё помахивал прихваткой, украшенной белым маяком на фоне лоскутка голубого неба. – Что ты?! Погоди секунду: я возьму бокалы. Выпьем твоего чудесного вина на улице. А как проветрится – разогрею что-нибудь от щедрот мисс Наттер в твоей волшебной микроволновке. Энтони Кроули подавил то ли смешок, то ли облегчённый вздох. Если бы он только мог заново влюбиться в этого нового Азирафеля... такого забавного, неловкого, устроившего Армагеддон и Апокалипсис в кухне... двадцать лет спустя... То он, наверное, влюбился бы.