Глава 15 Welcome
Остров Англси, деревня Ньюборо, 2023 Азирафель Зэд Фелл и Энтони Джей Кроули, разделённые лишь початой бутылкой вина, нахохлившись, точно две странные птицы, устроились бок о бок на верхней ступеньке облицованной светлым песчаником веранды. Оба молчали. Задумчиво созерцая трепетно-яркий, надрывно-прощальный закат последнего дня августа, Азирафель мучился неловкостью: ему было стыдно, оттого что ужин, которым он надеялся если не поразить в самое сердце, то хотя бы слегка удивить Энтони ("Смотри, как я изменился! Вот как я теперь умею!"), пропал. Некстати пришло на ум, что он давно уж мог бы озаботиться пускай не парой плетёных кресел – раскладными стульями как минимум... На первое время... чтобы гости не сидели на голом камне. Но ведь до вчерашнего дня Азирафель даже не подозревал, что у него могут быть гости! Послужит ли это оправданием его недальновидности?.. Энтони Кроули, безвольно свесив руку между колен, отрешённо покручивал в пальцах тонкую ножку бокала. Ему стыдно было признаться: вкуса вина он не ощущал. Он думал о том, что ветер стих так же внезапно, как поднялся; верхушки сосен едва трепещут, а небо, готовое ещё пару часов назад облачиться в саван предгрозовой пелены, вновь кажется недостижимо высоким, и редкие рваные облака совсем не намекают на непогоду. Шторм прошёл стороной, как это часто бывает на побережье. Неисповедимы пути стихии: только что, казалось бы, она стремилась тебя поглотить, как вдруг, погрозив на прощание кулаком для острастки, успокоилась, умерила свою ярость, улеглась. Кроули размышлял над тем, что люди зачастую ведут себя так же: доказательство тому – внезапные перепады настроения, когда багровый гнев мгновенно сменяется голубовато-серебристой прохладной милостью, почти кротостью. Когда это он начал облекать эмоции в цветовые метафоры? Ему вдруг нестерпимо захотелось поделиться своими околофилософскими наблюдениями с Азирафелем. "Стареешь, становишься сентиментальным," – осадил себя Кроули, но взгляд на ангела всё-таки скосил. Азирафель выглядел сосредоточенным и задумчивым: между бровей залегла глубокая морщинка; опустив голову, он внимательно изучал остатки вина на дне пузатого бокала. – А penny for your thoughts?.. – предложил Кроули неуверенно. Азирафель чуть повернул голову на его голос: их лица были так близко... слишком близко – Кроули невольно отстранился. В серо-зелёных глазах ангела застыла непонятная печаль, а вместе с ней – нечто до боли знакомое, неописуемое, невыразимое, чему Энтони Кроули, доктор биологических наук, профессор и лауреат всевозможных бла-бла-бла, не находил определения. – Что, прости? – Азирафель встрепенулся, с трудом придавая лицу нейтральное выражение. Кроули на миг (снова?) пожалел, что пришёл. Ему не удалось разгадать эту загадку двадцать лет назад... Неужто он понадеялся, что теперь повезёт больше? "Да и зачем пытаться?.." – спросил он себя с толикой малодушного пессимизма. – "Что тебе в том? Чего добьёшься? Всё равно слишком поздно. Всегда слишком поздно..." Азирафель перевёл дыхание и медленно поднялся на ноги. – Там... – он слабо кивнул в сторону распахнутой настежь двери, – проветрилось поди. – Займусь-ка я, пожалуй, ужином... – закончил он с извиняющимся видом. – Давай помогу... – Кроули поставил бокал на едва тёплый камень. – Или просто составлю тебе компанию?.. – Постоишь над душой или полезешь под руку? – поддел его Азирафель с напускной иронией. – Оккупирую твой единственный стул или притулюсь в сторонке и похлебаю винишка, – Кроули усмехнулся уголком губ и, скрывая истинное выражение своего лица, поспешно наклонился за бутылкой и бокалами.***
– Мне так перед тобой неудобно... – Азирафель выложил на тарелку содержимое пластикового лотка и в приступе необъяснимого раздражения с силой прихлопнул дверцу ни в чём не повинной микроволновки. – У меня тут полнейший раздрай... И ты прав: даже второго стула нет. – У тебя очень уютно, – повторил Кроули ровно то, что говорил давеча. Совершенно искренне. – Ох! – Азирафель всплеснул руками. – Какой же из меня хозяин!.. – он поджал губы и покачал головой, укоряя себя. – Я ведь даже не спросил, Энтони: ты не вегетарианец? Может быть, какие-то... какая-то непереносимость? Глютен, я не знаю?.. Аллергия?.. – Всё в порядке, анг... Азирафель. Вчера, как ты мог, наверное, заметить, ветчина меня не смутила, – заверил его Кроули. – За те двадцать лет, что мы не общались, ничего не изменилось. Я ем даже гвозди, – он улыбнулся собственной неловкой шутке, – правда, было бы здо́рово, если б у тебя нашлась к ним соль. – О... этого добра навалом, – казалось, Азирафель только рад был поддержать бессмысленный, ни к чему не обязывающий трёп (куда нынче делись его давешняя искренность и смелость?). – Однако... раз рис вместе с кастрюлей вознамерился совершить прыжок в преисподнюю, – тут он многозначительно покосился на деревянную дверцу, за которой притаилось мусорное ведро, – нам предстоит вкушать рагу из морозильников мисс Наттер. – Не худший вариант, – бросил Кроули в ответ, не сводя взгляда с фикуса, вольготно расположившегося на подоконнике ровно там, куда он сам вчера его подвинул.***
В связи с отсутствием стульев в кухне ужинали на диване в гостиной. Азирафель раскупорил ещё одну бутылку вина и даже, стремясь создать более роман... торжественную атмосферу, зажёг несколько свечей. – А ты знаешь, – Кроули поставил тарелку на низкий столик, – что эти свечи из натурального пчелиного воска с пасеки Сержанта? – Правда? – Азирафель умилённо взглянул на жёлтый столбик, увенчанный оранжевым плюмажем пламени. – То-то запах от них такой... уютный. Агнес мне не говорила... – он подлил гостю вина. За окном начинало темнеть. Кроули, презрев правила хорошего тона, забрался с ногами на низкий диван, пристроил за спину подушку и, покачивая в руке бокал, со всем возможным удобством откинулся на протёртую спинку. — В Ньюборо, – пустился он в не очень связные разъяснения, – своя... как бы тебе сказать... экономическая система. Это всё чем-то напоминает коммуну хиппи, как по мне... и не должно бы, по идее, работать... – он запнулся и пригубил вина, – однако у них получается. – Что ты имеешь в виду? – спросил Азирафель. – Ну... это тебе Майкл лучше моего расскажет, конечно, – Кроули прикрыл глаза, словно собираясь с мыслями, – но, грубо говоря, дело обстоит так: каждый в деревне имеет своё занятие... Функцию вроде как. И тут вовсю действует натуральный обмен. – О чём ты? – не понял Азирафель. – Ну... Если тебе что-то надо, то ты идёшь к тому, у кого это есть, – Кроули поморщился: ему так и не удалось до конца постичь местную магию (религию? экономику?), – а взамен предлагаешь этому человеку свои услуги. Он будет иметь в виду, что сможет к тебе обратиться, случись что. Конечно... – Кроули всмотрелся в блики далёкого пламени свечи, отразившиеся от тонкого стекла бокала, – совсем без денег они... – он поправился, – мы жить не можем. Тут в игру как раз вступает магазин Агнес, но это отдельная история. Азирафель прищурился, припоминая два достопамятных разговора с преподобной. Особенно вчерашний. – Да... – протянул он неуверенно, – Майкл при встрече мне что-то такое сказала. Мол, ей нужно, чтобы я занялся местной библиотекой... И она спросила, что может сделать для меня в ответ. Это странно... – он призадумался. – Я не воспринял всерьёз. – В Ньюборо каждое слово следует воспринимать всерьёз, – заметил Кроули веско. – Кстати, ты не рассказал: как у вас сегодня прошло? Азирафель примолк, переваривая слова своего визави. – Я... послушав тебя, дорогой мой, – Азирафель не заметил, как пропустил в речь ласковое обращение из прошлого, – я был весьма удивлён... Конечно, библиотека и её, с позволения сказать, состояние повергли меня в некоторый профессиональный трепет, но более всего меня поразило то, что преподобная высказала желание обеспечить меня всеми расходными материалами... Я честно признался ей, что у меня нет столько реагентов и не найдётся под рукой достаточно кожи подходящего качества, ткани и бумаги, чтобы восстановить сразу всё... Это надо заказывать... А в моём нынешнем положении... далеко не каждый поставщик... – Азирафель потупился, – особенно если нужно что-то редкое и непростое... просто out of spite... Многие принципиально откажутся со мной сотрудничать. – И Майки на это сказала, – знающе перебил его Кроули, – что-нибудь вроде "составь список, а остальное предоставь мне". – Ага... — не смея поднять взгляда на собеседника, Азирафель гипнотизировал вилку, опасно балансирующую на краю опустевшей тарелки. – Именно так она и сказала. – Не хочу, чтобы это прозвучало как-то... утилитарно, знаешь... – Кроули послал Азирафелю опасливый взгляд из-под ресниц. – Но факт есть факт: ты им нужен, ангел, – он тоже пропустил в речь ласковое обращение из прошлого, причём сознательно, почти сентиментально. – Тут уж давным-давно ни реставратора, ни библиотекаря... ни одного "книжного" человека, – продолжил он. – Если уж что-то срочное, из ряда вон, то я договаривался с коллегами в универе... но это не то. – В каком смысле? – Азирафель непроизвольно выпрямился. – Что? – переспросил Кроули. – В каком смысле "это не то"? – отчеканил Азирафель; в его тоне звучало насилу скрываемое недоверие. – В том смысле, ангел, – ответил Кроули устало, – что Ньюборо нужен свой собственный, говоря языком Джорджа Мартина, мейстер. – У меня сейчас возникли крайне неприятные ассоциации, – Азирафель дёрнул плечом. – Ночной дозор и всё такое... Кроули качнул головой, то ли отчасти соглашаясь, то ли прогоняя "ассоциации" Азирафеля от себя. – Я неудачно выразился, – сказал он наконец. – Никогда не был силён в метафорах. Азирафель, позволяя этому направлению беседы тихо и незаметно – подобно толстой свече, мерно тающей в неглубокой плошке, угаснуть, освежил им вино. Собравшись с силами, он решился задать вопрос, который стоил ему одной панической атаки и долгих... долгих и бесплодных размышлений: – Энтони, – призвав на помощь оставшиеся со вчерашнего вечера крохи смелости, Азирафель заглянул Кроули в лицо. – Ты ведь видел записку и открытку на каминной полке? – Ну да, – Кроули не стал отрицать очевидное. – Записку... ты написал?.. – продолжил Азирафель почти утвердительно. – Я, – признался Кроули. – Хотел... не хотел вообще... – он смешался, – потом передумал. – Я не узнал твой почерк за печатными буквами, – признался Азирафель, – но одно это слово... одно оно... подействовало подобно магии... – Теперь уже не понимаю я, – Кроули схватил бокал и жадно глотнул вина, точно то была вода: о... он понимал! – Одним этим словом ты отбросил меня на двадцать с небольшим лет назад... – помедлив, проговорил Азирафель вполголоса.***
Университетский кампус, учебный год 2000/2001, начало ноября Хэмиш Астур, комендант и начальник университетского общежития, обессиленно откинулся на высокую спинку знававшего лучшие времена офисного кресла и, скрестив руки на груди, одарил пришедшего просить его милостей мальчишку недоброжелательным взглядом. Господи ты не господи! Этот Фелл таскается к нему в кабинет как на работу! Сколько можно?! Сил нет уже!.. – Вы не понимаете! Не понимаете масштаба катастрофы! – запальчиво воскликнул студент последнего курса бакалавриата Азирафель Зэд Фелл, переходя, по всей видимости, к патетической части своего монолога, львиную долю которого комендант пропустил мимо ушей. – Я не могу так жить! Это выше человеческих сил! Это... это просто за гранью! – Умерьте свой пыл, молодой человек, – буркнул Хэмиш Астур. – Не сгущайте краски! Не вы первый, не вы последний! Выучите уже слово "компромисс", наконец! Или снимайте квартиру, раз вы такой... ранимый и неуживчивый. – Я умоляю вас... – Азирафель в отчаянии принялся заламывать руки. – Прошу... войдите в моё положение! Квартиру я никак не могу себе позволить! Но мне нужно учиться! Мне в этом году защищаться! – Смею заметить, вы не в докторантуре, – комендант поджал тонкие губы, сдерживая рвущиеся наружу слова гневной отповеди. Господи ты не господи, как же его этот Фелл раздражал! Чтоб этому белобрысому выскочке провалиться... на восьмой круг Дантова ада! – И я в неё никогда не попаду, как и в магистратуру, если мне не дадут возможности спокойно заниматься! – взвился Азирафель, однако тут же сбавил обороты: не хватало ещё нажить себе в лице Хэмиша Астура врага. – Я ведь не так много прошу, сэр... – Вы просите невозможного, – отрезал комендант и в подтверждение своих слов отрывисто мотнул головой: отросшая грязно-пепельная чёлка хлестнула по впалой небритой щеке. – Свободных мест нет. – Неужели?.. Неужели совсем ничего?! – взмолился Азирафель. – Даже самого последнего закоулочка? Даже самой распоследней каморочки, чуланчика? – он сложил узкие ладони в молитвенном жесте. – Мистер Астур... Хэмиш... умоляю вас! Мои соседи... Мои соседи – какие-то дикари: бесконечные вечеринки, разнузданные пьянки и оргии! Я просто не могу! Больше не могу так жить! Не выдержу! – Разнузданные пьянки и оргии, говорите? – осведомился Хэмиш Астур с нескрываемым сарказмом. – Быть может, дело в том, что вас на них не приглашают? – он ехидно, по-кошачьи прищурился. – Я просто не могу сосредоточиться! – вскричал Азирафель исступлённо. – Я пришёл к вам в очередной раз не потому, что не поделил что-то с соседями! Они... программисты... отличные, в общем-то, ребята! Но я не такой! Мне нужна тишина! Я уже почти привык засыпать под стук клавиатуры по ночам... не жалуюсь... это даже успокаивает, почти как колёса поезда... Но мне нужно пространство! Хотя бы крошечка, хотя бы сантиметр! Минута тишины, толика спокойствия! Прошу вас! Поймите! Я не обвинять соседей пришёл, не скандалить! Я пришёл просить... нет... умолять вас... Немного покоя – вот всё, о чём я прошу! Войдите в моё положение! – Азирафель чуть не плакал. – Если я не ошибаюсь, это шестой раз за без полутора семестров четыре года, когда вы изволите переселяться, – проговорил Хэмиш Астур с расстановкой. – И всегда по одной и той же причине: соседи вам мешают вкушать от гранита науки. А может быть, Фелл, – тут комендант привстал с кресла и, оперевшись ладонями о столешницу, навис над сидящим напротив мальчишкой, – может быть... вы просто избалованный, инфантильный, не способный с кем бы то ни было ужиться эгоист и наглец? – Молю вас, – выдохнул Азирафель, не позволяя себе обидеться на череду весьма нелестных эпитетов. – И клянусь: это в последний раз! Куда угодно! К математикам, к физикам, к химикам, хоть к змеям подколодным... к кому угодно, если у филологов мест нет! — У филологов мест нет, – повторил свой вердикт Хэмиш Астур. – Там и так два парня в женском крыле обосновались, даром что трансгендеры... – Ну хоть куда-нибудь... – в отчаянии взмолился Азирафель, про себя решая: не будет ли это слишком, если он сию секунду рухнет перед суровым и непреклонным комендантом на колени. – Ладно, – смилостивился наконец Хэмиш Астур и слегка закусил губу, пряча недобрую ухмылку. Этот театр одного актёра ему уж порядком надоел, к тому же... может получиться довольно забавно: завалит двух уток, что называется, одним выстрелом... Пусть повертятся, как верблюды на блюде. Оба ведь ему не один литр крови попортили. – Хватит причитать, – комендант резко оборвал сбивчивые мольбы Азирафеля, – Я тут подумал... есть у меня один вариант. Потенциальный сосед – староста курса с биофака. Такой же переборчивый гад, как и ваше высочество. Тони Кроули. Не слыхали ль ваша светлость леденящие душу легенды о грозе западного крыла общежития? – Никогда, – солгал Азирафель.***
О!.. Он не только слыхал, он видел это чудо, это диво в коридорах универа, в столовой, на межфакультетских вечеринках... Острые плечи, едва прикрытые тонкой тканью футболки; рукава неизменно отпороты, дабы продемонстрировать миру антрацит, графит и индиго – сложные узоры, выбитые умелой рукой мастера на бледной коже. Густые, лежащие непокорными волнами огненно-рыжие волосы грубо, точно ножом, обрезаны чуть ниже подбородка; тонкие, но не мелкие черты лица, высокий лоб, почти идеальный нос и светло-карие карие глаза в обрамлении длинных ресниц... Тони Кроули был резок, порывист, стремителен и удивительно красив. Родись он в далёком прошлом, он мог бы (Азирафель ни мгновения не сомневался!) вдохновлять как скульпторов античности, так и художников-прерафаэлитов.***
– Чего молчим? Не можем поверить собственному счастью? – поинтересовался Хэмиш Астур язвительно. О, суровому коменданту и начальнику университетского общежития было невдомёк, что его ядовитые слова попали точно в цель, в яблочко – раскаленной стрелой пробили юношескую грудь навылет. Азирафель, отрешившись от реальности, созерцал пятнистый линолеум, истоптанный многими сотнями, если не тысячами студенческих кроссовок, ботинок и туфель. – Переедете в субботу, – прокуренный до хрипоты голос Хэмиша Астура спустил его с небес на землю. – Но не вздумайте потом ко мне бегать, если и с этим соседом вы не найдёте общего языка. Я и так вам неприличные поблажки делаю, – прибавил комендант значительно. – Вы переезжаете из комнаты на пятерых в двухместную. И не дай господь вам ещё хоть раз мне заикнуться... — Я не заикнусь, – перебил его Азирафель, поднимая преисполненный смятения, смущения и благодарности взгляд. – Мистер Астур... Хэмиш... спасибо вам. Честное слово, обещаю: я больше вас не побеспокою. Комендант и начальник общежития, естественно, Азирафелю не поверил, однако отныне он вовсе не возражал против явлений Фелла в свой кабинет – это ж сколько поводов поиздеваться над противным мальчишкой представится! Зная отвратительный характер старосты-биолога, Хэмиш Астур про себя заранее глумливо похихикивал: ох и нахлебается же неженка Фелл говнеца! Тони Кроули выест соседу мозг крошечной ложечкой... Если там есть что есть, конечно. И как раньше не догадался их вместе поселить?! Мысленно потирая руки и готовясь к первосортному шоу, Хэмиш Астур чувствовал себя почти отмщённым.***
Перед знакомством с новым соседом по комнате студент последнего курса бакалавриата филфака Азирафель Зэд Фелл волновался как никогда. Он так не переживал ни перед выпускными экзаменами, ни вскрывая конверт с их результатами, ни во время непростого разговора с отцом, который настаивал, чтобы сын выбрал вместо филологии менеджмент... Вообще никогда.он.настолько.не.волновался. Азирафель не помнил, чтобы его так колотило, так бросало то в жар, то в холод, чтобы предательски потели ладони и заходилось сердце, даже когда... даже когда он впервые в жизни приглашал симпатичного ему мальчика на свидание. Двадцатидвухлетний Азирафель Зэд Фелл, будущий специалист по истории европейской литературы XIX века, вовсе не был бесчувственным бревном. Нет! Он был... он считал себя нормальным парнем, умеренно эмоциональным, причём умеренно – здесь ключевое слово. Он мог тайком пустить слезу над "Счастливым принцем"; он сопереживал героям "Шестого чувства" и других фильмов; он скучал по матери, которую не видел много месяцев; он мог иногда даже о ком-то из бывших взгрустнуть (но не до такой степени, чтобы заваливать его или её сопливыми эсэмэсками)... На проявление эмоций, причём в достаточно широком спектре, Азирафель был вполне способен, вот только никогда раньше его так не плющило. Без полутора семестров бакалавр филологии не слишком жаловал жаргон, но иного определения тому, что испытывал, стоя перед дверью, украшенной овальной плашкой с номером 4004, он просто не находил. Вот уже несколько минут он не решался постучать, лишь нервно сжимал и разжимал влажные пальцы на пластмассовой ручке чемодана. Коридор четвёртого этажа был тих и пустынен, а как иначе? Суббота, раннее утро: обитатели соседних комнат ещё спят, а те немногие, у кого по расписанию занятия, уже ушли. Азирафелю, пускай он понимал, что шансы встретить знакомых нынче невысоки, стало не по себе: а вдруг кто-нибудь успел заметить, как он, словно распоследний дурак, под собственной дверью киснет? Не страх – скорее тень лёгкого испуга, что пото́м ему эта нерешительность не сойдёт с рук, заставила Азирафеля, превозмогая нервную дрожь, трижды стукнуть по дереву... Ничего. Никакого ответа. Он опасливо дёрнул ручку – заперто. Соседа нет дома. Рвано, притом с облегчением выдохнув, Азирафель полез в карман за ключом. Он чувствовал себя полным кретином! Энтони Кроули либо ещё не приходил, либо уже ушёл, а лучше – и вовсе уехал на выходные. Азирафель на мгновение прикрыл глаза, покачал головой собственной робости и решительно шагнул через порог.***
Комната сияла чистотой – вот первое, что бросилось в глаза Азирафелю. Он даже усомнился на миг: а не напутал ли чего Хэмиш Астур? Может, Энтони Кроули переехал... Большое окно на другом конце комнаты, прямо напротив двери, развеяло его минутные сомнения. Азирафелю пришло на ум слово "джунгли": фикусы, драцены и ещё какие-то растения, названий которых студент филфака не знал, блестя сочными тёмно-зелёными, или болотными в молочных прожилках, или коричневатыми восковыми, с красными вкраплениями листьями, занимали всю левую сторону широкого подоконника. Настоящие заросли – стеклá за ними не разглядишь. Отпустив ручку чемодана и позабыв закрыть за собой дверь, Азирафель, не снимая рюкзака, точно в трансе, двинулся к зелёному пятну. Насмотревшись вдоволь на ботанический сад в миниатюре, он обратил внимание на нечто странное: ровно посредине подоконника простым карандашом по белому пластику была проведена идеально ровная вертикальная черта – граница. Правая сторона была протёрта от пыли и... совершенно пуста. Азирафель приподнял брови и хмыкнул: он не был лично знаком с Энтони Кроули; он позволял себе лишь издалека любоваться потрясающе красивым парнем и старался не прислушиваться к сплетням: мало ли что болтают (а болтали про Кроули нередко и в основном нелестное)... Не хотелось разрушать сказочный образ, который Азирафель себе нафантазировал. Имел ведь он на то право? Энтони Кроули, несмотря на склочный, судя по слухам, нрав, имел толпу поклонниц (и поклонников), слыл первым красавчиком биофака... Азирафель бы никогда не решился подойти к нему просто познакомиться, хотя, следовало признаться, ему очень... очень хотелось. Сейчас же, глядя на эту строго очерченную границу, Азирафель Зэд Фелл хвалил себя за осмотрительность: и хорошо, что не подошёл. Если Энтони Кроули подоконники линует, то страшно представить, на что он ещё способен... Азирафель расстроенно качнул головой: тёплого приёма ожидать, по-видимому, не стóит. А он в глубине души рассчитывал... Не склонный к пустым фантазиям, он позволил себе ранее поблажку – небольшую надежду: вдруг они с Энтони Кроули подружатся? На что-то большее Азирафель надеяться не смел: он ничего не знал об ориентации са́мого популярного мальчика биофака... Он, конечно, не следил за Энтони Кроули, но не мог не обратить внимания, что тот всегда ходил один. Естественно, это не давало Азирафелю повода и права делать какие бы то ни было выводы о личной жизни своего теперь уже соседа... Но даже если бы Энтони интересовался парнями... Азирафель трезво оценивал свои шансы: на него, серую библиотечную мышь, рыжеволосый красавчик и не взглянет. Погружённый в довольно безрадостные думы, Азирафель машинально протянул руку и ласково погладил лоснящийся зелёный лист какого-то неизвестного растения, чей оранжево-алый цветок на длинном тонком стебле напоминал остроклювую голову хохлатой тропической птицы. – Какой же ты всё-таки красивый... – проговорил он тихо и печально, обращаясь к экзотическому цветку, но думая об ином. – Это африканская стрелеция, – раздался голос откуда-то из-за спины. Запаниковав, Азирафель резко обернулся и едва не задел рюкзаком соседские "джунгли". На пороге, прислонившись спиной к косяку, обретался Энтони Кроули – в стоптанных конверсах, в чёрных джинсах-скинни, которые облегали его стройные ноги, как вторая кожа, и безразмерной хламиде глубокого винного оттенка, наброшенной поверх футболки – длинные рукава скрывали сложную вязь татуировок. В руках Энтони Кроули держал простой глиняный горшочек с маленьким всклокоченным фикусом. Азирафель, приоткрыв от восхищения рот и не отдавая себе в том отчёта, беззастенчиво любовался своим новым соседом. Как будто не замечая или не понимая его взгляда, Кроули лекторским тоном продолжил, точно справку из энциклопедии наизусть зачитал: – Ботаническое родовое название дано в честь принцессы Шарлотты Мекленбург-Стрелицкой, супруги британского короля Георга III, патронессы Королевских ботанических садов Кью, в коллекции которых стрелеция появилась в 1789 году. Впервые в Европе, если что, – прибавил он не без гордости, словно сам имел к изложенным историческим фактам непосредственное отношение. – Очень приятно... – выдавил Азирафель невпопад. – Уверен: она тоже очарована, – усмехнулся Кроули, – только ответить не может. Не пинай её и остальных рюкзаком, будь так любезен. Их это фрустрирует, – он отлепился наконец от дверного косяка и чуть вихляющей походкой топ-модели прошествовал в комнату. Азирафель заворожённо сделал неловкий шаг навстречу. – Это тебе, – Энтони Кроули остановился прямо напротив Азирафеля – так близко, что тот без очков сумел различить россыпь нежных, будто капельки топлёного молока, веснушек на его светлой коже. – Ну же, – Кроули бесцеремонно пихнул горшочек прямо Азирафелю в грудь, – держи. Он твой. Или ты не любитель растений? – он тут же принял оборонительную позицию и прищурился. – Я... я... это... как бишь его... спасибо большое... – Азирафель дрожащими руками взял горшок, и на мгновение их с Энтони Кроули пальцы соприкоснулись. Азирафель вздрогнул и ощутил, как вся кровь, что была в его тщедушном теле, предательски прилила к щекам. Он опустил взгляд, с нарочитым вниманием рассматривая неожиданный дар. Энтони Кроули почему-то не двигался с места. – Он очень... милый... спасибо ещё раз... – сбивчиво забормотал Азирафель. – Я буду о нём заботиться... такой славный... только я не знаю как... у меня никогда не было... но снова спасибо... с твоей стороны это так... – он окончательно смешался. – Это несложно, – великодушно прервал поток благодарностей Кроули, неотрывно глядя на Азирафеля: взгляд его был нечитаем. – Фикусы – неприхотливые ребята: знай поливай себе, как земля подсохнет, да листья от пыли протирай. Вот и вся наука... Азирафель, слишком потрясённый подарком и смущённый близостью парня, о котором три с небольшим года украдкой вздыхал, опасливо, мелкими шажками отошёл в сторонку. – Извини... я хотел тебя сразу спросить, – Азирафель аккуратно поставил фикус на пустой стол, который, судя по отсутствию на нём книг и прочих вещей, был предназначен ему. – Только, пожалуйста, не обижайся, я лишь стараюсь понять: вот та линия, что прочерчена на подоконнике?.. – Осталась от войн с предыдущим соседом, – радостно осклабился Кроули и, не снимая конверсов, завалился на свою (идеально заправленную, кстати) кровать, – о-о-о... вот это были времена! Весь этаж на ушах стоял! – Я обещаю не посягать на твою половину комнаты, – поспешил заверить его Азирафель. В подтверждение своих слов он подкатил чемодан поближе к своей кровати, снял рюкзак и пристроил его рядом. – Но мне показалось, хотя я, конечно, в этом не разбираюсь, что твоим растениям маловато места... Кроули в ответ неразборчиво угукнул и завёл руки за голову, устраиваясь поудобнее. Азирафель приказал себе не смотреть, как медные локоны нимбом рассыпались по подушке. – Ты можешь занять весь подоконник, – предложил он с долей робости, избегая глядеть на соседа. – Правда? – Кроули приподнялся на локте. В его тоне сквозило изумление. – Конечно, – Азирафель истово закивал, – мне он совсем без надобности, и я понимаю... Ты, наверное, уже привык жить один; мне не хотелось бы тебя стеснять. – Хренуш Астур тебе уж наболтал, какое я адское чудовище, да? – спросил Кроули, садясь на кровати. В голосе соседа Азирафелю послышалась неприкрытая обида, и он поспешил его разуверить: – Что ты... нет, конечно! – Лжец из тебя аховый, Фелл. Так ведь твоя фамилия? – Ага, – согласился Азирафель с обоими замечаниями сразу, за что Кроули отплатил ему белозубой улыбкой. – Мне про тебя тоже немало порассказали, – не переставая улыбаться, заметил Кроули. – Что именно? – Азирафель напрягся. Изучая лицо своего визави, будто тот был каким-то доселе невиданным растением, Кроули пожал плечами: – Что ты педант, зануда и заучка. Я такой же, так что мы сойдёмся. – Может быть, ты мне объяснишь... – Азирафель вопросительно заглянул в изумительные золотисто-карие, почти янтарные глаза, – какие у тебя м-м-м... пожелания... какие правила мне соблюдать?.. – Ты с каждой минутой нравишься мне всё больше, – усмехнулся Кроули, чем поверг Азирафеля в ступор. – Итак?.. – Я... Давай я сегодня составлю список того, что меня вымораживает в соседях, – предложил Кроули. – Как раз в библиотеку собирался... там напишу. И ты свой составь. Потом мы сведём это дело воедино и придём по итогу... к договорённости, которая обеспечит нам мирное и комфортное сосуществование. – Конечно, – встрепенулся Азирафель. – Я сегодня тоже в библиотеку думал наведаться... – Садись со мной, – предложил Кроули. – Заодно сразу и проверим, насколько сильно будем бесить друг друга шелестом страниц. – Договорились, – Азирафель просиял так, будто Кроули только что пригласил его на свидание. – Ладно, я пошёл тогда, – Энтони Кроули грациозно стёк с кровати и подхватил висящую на спинке стула чёрную холщовую сумку. – Мне в теплицы надо... проверить один проект. – Расскажешь потом? – спросил Азирафель с надеждой. – Тебе не может быть такое интересно! – неверяще воскликнул Кроули. – Почему нет? – искренне удивился Азирафель. – Тогда, наверное, расскажу, – с порога бросил Кроули через плечо. – Увидимся в библиотеке! Чао! – Увидимся... – выдохнул Азирафель в захлопнувшуюся дверь. Он подошёл к столу и зачем-то потрогал горшок с фикусом. С обратной стороны к пористому глиняному боку был прилеплен жёлтый листочек с одним-единственным словом "Welcome!". Кончиком указательного пальца Азирафель проследил каждую буковку и даже восклицательный знак: почерк у Энтони Кроули был тонкий, убористый, строгий, с идеальным наклоном и заметным нажимом. Буквы жались друг к другу, словно боясь, что их разлучат. Азирафель вздохнул. Это будет очень непростой учебный год... То, что он считал исключительно глупой юношеской одержимостью красивым парнем, грозило перерасти во влюблённость. – Вот именно безответной любви тебе сейчас как раз и не хватало! – гневно шикнул на себя Азирафель, как будто эти слова могли что-то изменить или вразумить его глупое сердце.***
На другом конце коридора Энтони Кроули нажал на кнопку вызова лифта и обессиленно уткнулся лбом в стену. О... это будет очень непростой учебный год. Целый год с ходячим искушением под одной крышей! В одной комнате! Он до этого ни разу не говорил с Феллом, однако не отказывал себе в удовольствии тайком полюбоваться ангелом с филфака. Фелл так трогательно смущался, так радовался фикусу... А ведь издали он казался Кроули холодным и не от мира сего, словно мраморная статуя в Британском музее, и, подобно далёкой звезде – недостижимым... А его глаза – совершенно штормовые... Их глубина притягивала, манила. Энтони Кроули тихо выругался, коря себя: на что он согласился?! Злюка Хренуш как будто нарочно подсунул ему в соседи самого классного парня универа! Пришёл лифт; всё ещё нецензурно себя костеря, Энтони Кроули достал из сумки старенький СD-плеер, размотал бесконечный шнур наушников, распутал походя пару узлов и отщёлкал кнопочкой fast forward до нужной песни. Ничего, наорётся сейчас под Фредди Меркьюри на сорняки, пожалуется на жизнь-скотину кафедральному попугаю – авось полегчает...