— Милый мальчик, — и его глаз дёрнулся от прозвища, пытаясь выползти из-под этого всего, но её рука пробежала в районе паха, сжав, и, после его приглушённого шипения, она рассмеялась завораживающий смехом. — Мне не нравятся такие молодые, как ты, не мой тип… но ты будешь исключением.
Чхонмун-сахён много раз говорил ей не напиваться в городе, на что Чхонмён всегда кивала и быстро убегала, пока заведения были ещё открыты. Но в этот раз голова шла кругом от выпитого спиртного, а лицо ужасно горело, когда какой-то незнакомец прижал её к кровати - и она была слабей него - когда стал раздевать, а в голове было лишь лицо сахёна, который предупреждал.
— Нравится то, что видите, предок? — усмехается мальчишка с самодовольством, сидя на согнутых коленях с распахнутыми слоями формы третьего поколения Хуашань и размазывая собственную слюну с естественной смазкой по своему твердеющему всё сильнее члену на его глазах.
Когда Тан Бо спросил Чхонмёна, какое оружие самое лучшее, надеясь услышать комплимент тановским кинжалам, тот ответил: - Самый лучший меч — оттраханный.
Чхон Мён думает, что, наверное, это также что-то говорит о нём: представлять в своих снах красивого молодого мужчину, изнурённого и податливого в его руках, который так легко засыпает без страха, которого по какой-то причине хочется оберегать, ласкать, помочь расслабиться.
Благородный Клинок с удивлением смотрел на молодого мальчишку, что вцепился в его шею... ха, неужели он был так смущён раз решил сорваться на нём? Чхонмён же думал: "Я прокушу тебе шею, ублюдок".
Последнее, что видели враги - безумная улыбка Божественного Дракона. Первое, что увидел Благородный Клинок - завороженная улыбка, когда этот сопляк с любовью размазал по лицу кровь из носа.
Ему кажется, что он чувствует руки на своём теле, большие и уверенные, развязывающие его ночную одежду. Он узнаёт их по мозолям, когда его трогают, сжимают, давят, согревают.
Чужая спина прогибается, и тогда он кладёт руку на твёрдые мышцы живота, сгибая спину обратно; он хочет чувствовать всю спину другого себя; ему обещали объятия в этот раз.
Он прижимает соплячку к стене, поднимая её за оголённые бёдра, когда она сцепляет их вместе за его спиной, её ногти на его затылке, её обнажённая большая грудь прижимается к его в одежде, а её язык у него во рту, горячий и скользкий, что он начинает понимает, почему так много людей хотели трахнуть его в первом теле.
— А ну отпустил, сопляк! — и этот крик болезненно резанул его по чувствительным волчьим ушам, которые он на мгновение прижал ближе к голове.
Бровь Чхон Мёна дёрнулась в раздражении. Он определённо ненавидел кошек.
На этот раз он лежит на спине, единственная рука цзянши придавливает его живот к месту, а его член невольно касается холодных пальцев; чёрт, его прошлая рука всегда была такой большой? Или это тело слишком маленькое, если одной руки достаточно, чтобы он не двигался. Как будто он сможет сбежать от этого, в самом деле.
Мёртвые должны были оставаться мёртвыми, но никакие правила не действовали на Чхон Мёна.
Даже его труп воскрес, хотя бы для того, чтобы найти его спустя столетие.