Мелкий вредитель

— Ха-а… Лёгкий, едва слышимый вздох сорвался с розовых губ так же легко, как сказанная сегодня утром ложь, а тело прогнулось под его руками, словно тот ластился к его сахёну со слезами на глазах, вновь и вновь повторяя: «я не крал алкоголь. Поверьте же мне». Этот саджиль, этот младший, схожий с ним глазами, был столько же раздражающ, сколько красив, когда его широкие пальцы с мазолями на подушечках пальцев прочертили узор от чужой груди к подтянутому животу, по которому вниз стекали капли пота, а его собственный затуманенный алкоголем, злостью — и чем-то ещё — взгляд увидел, как этот «невинный» ученик жмётся своим пахом в его колено. И он надавил сильнее, слыша очередной тихий выдох. — Чхонмён-сасук… Этот скулёж, после которого юноша поджал губы, как провинившийся юный ученик, и почти плачущий взгляд могли бы тронуть сердце даже Джин-а, но Чхонмён видел насквозь этого сопляка. В этой игре не было и капли искренности. Он мог подыграть. — Хорошо, — и отодвинул колено, делая вид, что простил ученика за сказанную ложь и ложное обвинение для его сахёна. — Но так просто я тебя не отпущу. Большая рука обвилась вокруг тонкой шеи, сжимая её и надавливая, заставляя младшего впиться ногтями в его кожу в попытке сделать свободный вдох. Округлое лицо исказилось, а яркие сливовые глаза закатились, когда пальцы разжались, а губы накрыли другие, впиваясь, кусая, проникая языком глубже и беря инициативу. Ученик под ним извивался, цепляясь руками за плечи — не отталкивая — и пытался вставить слово между влажными поцелуями. — Ты…мнгх… сопл… мн-н… Но Чхонмён бы никогда не позволил этого сделать опять. Он чувствовал, как по его языку растекается сладкий вкус сливового вина, который украл этот ублюдок, подставив его, и, что хуже всего, высмеяв перед Чхонмун-сахёном, потому Чхонмён укусил его, смешивая сладость с солью пота и медью крови, не успевшей стечь с губы. Рука сжала чужой член под штанами, и ученик схватился за его волосы, оттягивая назад и пытаясь отдышаться, пока лёгкие обжигало огнём. Чертовски красивый, — это слишком малое, чтобы описать этот взбалмошный вид саджиля с растрёпанными волосами, с которых давным-давно слетела не подходящего оттенка лента, смотрящее с недовольством раскрасневшееся лицо с горящими глазами, из которых вот-вот могли хлынуть слёзы, и красные, пухлые губы; Чхонмён самодовольно усмехнулся, ведь причиной этому был он. И это невинное лицо совсем не подходило выплюнутым словам: — Сделай с этим что-нибудь. Это могло бы звучать требовательна из чужих уст, если бы не хриплый от стонов голос. Но это был первый раз, когда Чхонмён не против исполнить сказанное. Перевернув подтянутое худощавое тело на матрасе, поднимая вверх бёдра руками и в одно движение сдирая штаны вниз, он был уверен в том, что услышал писк; он точно припомнит это мелкому ублюлку позже. Его задница была округлой и, на удивление, мягкой, когда он сжал её ладонями, разводя ягодицы и приникая к маленькой розовой дырочке с хлюпаньем. Удерживая на месте уворачивающиеся бёдра, Чхонмён оставил на них следы синяками, пока ученик шипел: — Нет, что ты… сейчас… Подушечки пальцев коснулись головки члена, когда по телу прошла дрожь и юноша уткнулся в подушку лицом. Ублюдок был слишком горд для этого поразительного чувствительного тела, которое Чхонмён брал языком и пальцами, касаясь комка нервов внутри и заставляя выгибать ему на встречу спину и задирать выше зад с красными следами ладоней. Когда Чхонмён подвёл свой член к этой дырочке, его настигло сомнение, точно ли это, пусть и с вредным нравом обладателя, но худощавое чувствительное тело примет его. Однако, разум был немедленно отброшен в сторону, когда чужая спина перед ним выгнулась больше, а алкоголь и возбуждение ударили в голову; и внутри этого сопляка, несмотря на растяжку, было очень узко. Казалось, что этому ученику было намного проще терпеть боль, чем пробегающую по телу молнией дрожь, поэтому Чхонмён склонился, прижимаясь к чужой спине и прижимаясь к щеке с налипшей от жара чёлкой. — Эй, сопляк, — его пальцы разжали напряжённую челюсть, проникая внутрь. — Я не хочу тебе навредить. Это не звучало убедительно, когда на чужих шее и бёдрах красовались красные отметины, но он действительно старался двигаться медленно, давая возможность привыкнуть к его члену внутри, пока не вошёл на половину; входя и выходя, проникая глубже с каждым входом и касаясь простаты внутри. Вынув пальцы изо рта, чтобы ученик не захлебнулся, он сжал чужую эрекцию в смоченной слюной руке, водя в такт входу. — Ах!.. мн-н… бы-ах!.. стрее! Упав лицом в подушку, ученик быстрее двигал дрожащими бёдрами, заставляя своего сасука ускорить движение рукой на члене. Даже сейчас, запыхавшийся, имеющий отметины по телу, с ним внутри, он всё равно оставался мелким вредителем и засранцем, пытаясь командовать и управлять им — и Чхонмён поддался. Врезаясь в чужой округлый зад с хлюпом мошонки о покрасневшую кожу, надрачивая чужой член, сжимая тот у основания, когда подходила чужая разрядка из чистого самодовольства наблюдать, как сопляк под ним начинает скулить и просить. Чхонмён позволял руководить темпом, но последнее слово — когда закончить, оставляя за собой. Всё же в конце этот сопляк победил, с бесстыдной улыбкой держа зад на виду, чтобы Чхонмён наблюдал, как сперма вытекает из розовой сжимающейся дырочки вниз по подтянутым бёдрам, спустя время касаясь белых простыней. Этот ученик из поколения Хён, его саджиль, действительно был раздражающим сопляком с красивым лицом и телом. — Чхонмён-сасук… ха-а… доволен наказанием для этого…саджиля? Признавая своё поражение, он выдохнул: — Да.