Да не оставит надежда

Ливен вернулся в Петербург не только для того, чтобы переодеться и взять с собой самое необходимое для поездки, но и потому, что ждал вестей, от них зависело, насколько он мог задержаться в Затонске — хотя бы до следующего дня или же всего на несколько часов. Билет до Затонска он купил сразу же по прибытии на вокзал. Дома он тут же взялся за письма. Первое послание было адресовано Карелину. В нем он сообщил, что Таня нашлась и в данный момент находилась у сердобольной помещицы Надежды Ждановой, которая забрала ее от Каверина, неподобающе обращавшегося с ней. Ливен посоветовал Алексею Александровичу не ехать в Петербургскую губернию, а позволить Ждановой привезти девочку в Затонск, и пригласить ее в свое имение. Письмо он собирался отдать Якову, чтобы тот передал его приемному отцу Татьяны. Еще Павел Александрович составил обращения к начальнику сыскного отделения уездного полицейского управления Роману Дамиановичу Никольскому, а также к влиятельным людям посада Колпино и господину, у которого служил Каверин. Во всех он сообщил, что ротмистр вышел в отставку по решению полкового суда чести, поскольку был под следствием по подозрению в участии в хищении имущества полка. И что, хотя ему удалось избежать уголовного наказания, он все же был нечист на руку, и при необходимости заместитель начальника охраны Императора мог предоставить доказательства этого. Для Никольского он также добавил, что было бы уместно обратить внимание на нераскрытые кражи в богатых домах, возможно, к каким-то из них мог иметь отношение Каверин. После ужина подполковнику Ливену телефонировали из Аничкого дворца, что прибыл поручик Васильев и просил, по возможности, позволить ему доложить все немедленно. Павлу Александровичу не хотелось ехать во дворец, он уже и так наездился сегодня, а был, как говорится, еще не вечер, точнее, уже вечер, но еще не ночь… Он приказал отправить поручика к нему домой. Начался день с визитера, побеспокоившего его дома по служебным вопросам, пусть и закончится так же… Мало ли, что ему не нравится, когда к нему домой приходят люди, чего не сделаешь ради службы, да и Павел не посторонний человек, бывал у него пару раз со своими родителями Сан Санычем и Эмилией Николаевной. Он распорядился, чтобы Демьян провел поручика Васильева к нему в кабинет, как только он придет. Павел Васильев появился спустя ровно то время, что понадобилось ему добраться на извозчике от Аничкого дворца до дома князя Ливена на Миллионной. Павел Александрович отставил бокал с Анжуйским вином в сторону, перевернул лист, на котором делал заметки, и принял более официальную позу за своим огромным письменным столом. — Ваше Сиятельство, прибыл в город и сразу же испросил разрешения встретиться с Вами! — громко и четко произнес Васильев, переступив порог кабинета князя. — Поручик Васильев, полагаю, Вы вернулись с результатом, и мне нет необходимости просить Александра Дмитриевича отправиться скучать в столь непрезентабельный городок? — Нет, такой необходимости нет. — Значит, Вам удалось получить сведения. — Еще какие, Ваше Сиятельство! С чего прикажете начать доклад? — С главного. Присаживайтесь, поручик, — Ливен кивнул на кресло перед своим столом. — Свидетели убийства Серебренникова есть? Васильев сел, но даже сидя, выглядел так, будто был вытянут по струнке. — Никак нет. Никто самого убийства не видел. Ну или же не признался. Подполковник Ливен вздохнул: — Что ж, нет так нет. А Бессарабова в тот день в городке видели? — Бессарабова тем вечером около гостиницы видела горничная Малашка. Она опознала его на снимке, который был в пакете, что Вы оставили для меня перед моим отъездом. — Нашли-таки девчонку? — Нашел, правда, на это пришлось потратить уйму времени. Она уехала, но куда точно, никто не знал. Вот я и опрашивал всех, кого можно. Мне подсказали, что Малашка могла податься к каким-то родственникам в деревню. Я потом ездил по тем местам, что мне сообщали. Нашел только вчера. — И по какой причине она так спешно оставила свое место? Постоялец действительно ее домогался? — Домогался, — кивнул Васильев. — А в этот раз решил получить свое с помощью шантажа. Пригрозил, что, говоря ее словами, коли она и далее будет ерепениться, расскажет хозяину, что она господ без его ведома в нумера пускает. Вот она и решила сама уехать, пока он на самом деле на нее не донес. А то мало ли что… — Получается, это она дала ключ от того номера. Предполагаю, графу? — Она, только не графу, а барыне, то бишь, княгине. — Барыне? Обычно подобным занимаются мужчины, — Павел Александрович на секунду задумался. — Хотя если княгиня имела рандеву с двумя, то это объясняет, почему она это делала сама — одного любовника выпроводила, другой заявился. — С кем барыня там в тот раз встречалась, Малашка не знает. Как и ранее тоже. — Спросили, сколько раз подобное было? — Спросил. Вместе с тем злополучным разом три. Раз в меблированных комнатах, где Малашка сама жила, а также поздно вечером или ночью убирала лестницы и коридоры, и два раза в гостинице, где была ее основная служба. Как-то около полуночи из комнаты вышла барыня и вслух посетовала, какое все в этом месте убогое. Девчонка смекнула, что она встречалась с любовником, и насмелилась предложить ей гостиницу. Мол, она получше меблирашек будет, да и крыльцо там ремонтируют, около него номера пустуют. Барыня сказала, что это подойдет ей только в том случае, если об этом никто не будет знать. Если все будет тайно, то тогда она хорошо заплатит. Малашка давала барыне два раза ключ, а та ей аж по три рубля. — Хорошие деньги для горничной. — Хорошие. Но после того, как в гостинице погиб постоялец, выпав из окна, а другой постоялец напугал ее, что расскажет хозяину про ее проделки, решила уехать от греха подальше. А то мало ли что… — Номер в порядок приводила? — В нем никакой уборки, кроме как вытереть пепел с подоконника, не потребовалось. — Следов от обуви на подоконнике не было? — задал Ливен очередной вопрос. — Никак нет. А Вы, Ваше Сиятельство, думали, будут? — Не исключал того. Это была бы косвенная улика. Точнее, даже не улика, а подсказка, чтобы понять, мог ли родственник Императора быть причастен к гибели Серебренникова. Но для нас это было бы важно. — У нас могла быть другая улика, но, к сожалению, ее выкинули, — недовольно сказал поручик Васильев. — И что это? — Горничная обнаружила маленький кусочек темно-зеленого кружева, он зацепился за заусеницу в подоконнике. — И как бы это могло помочь в деле? — Возможно, княгиня нагнулась через подоконник, когда они с графом услышали звук, который произвел капитан Серебренников, вот кружево и порвалось. Павел Александрович чуть снисходительно посмотрел на своего молодого тезку: — А, возможно, ранее граф нагибал ее у подоконника. Или не нагибал, а посадил на него… Павел Васильев немного смутился: — Мне как-то это в голову не пришло… Почему Вы решили, что они… — Павел, а что тут думать? Если верить тому, что было известно ранее — кроватью не пользовались. А парочка стояла и разговаривала у открытого окна. Скажи мне, когда ты приходишь на любовное свидание с дамой, ты сначала обсуждаешь с ней дела, а потом намереваешься делить приятные моменты? — Я с дамами дела вообще не обсуждаю… Но Вы правы, сначала все же приятные моменты, а уж потом все остальное… — Вот именно. И окно они, скорее всего, открыли именно потом, так как им стало жарко после страстных минут. И курила княгиня опять же после их… Но что в этом случае можно предъявить господам? Что они изменяли супругам, встречаясь в гостинице? Так это дела семейные, наказать за адюльтер может разве что церковь, но никак не суд… Я, конечно, надеялся, что все же будет что-то, благодаря чему можно будет, так сказать, прижать графа, чтобы он был вынужден свидетельствовать против Бессарабова, убившего Серебренникова… Мне бы очень не хотелось, чтобы Бессарабов ушел от правосудия. — Поскольку Бессарабов уже на том свете, теперь правосудие над ним может вершить только небесная канцелярия… Заместитель начальника охраны Императора нахмурился: — Поручик, как понимать Ваши слова? От возможного переутомления Вы выдаете желаемое за действительное? — Никак нет, Ваше Сиятельство. Все докладываю, как есть. Бессарабов найден мертвым сегодня утром, умер от раны под ребром. Ливена было трудно чем-то удивить, но новость, которую только что озвучил Васильев-младший, была ошеломительной. — Твою же мать!! Твою маман!!! — стукнул он кулаком по столу так, что на нем подпрыгнул бокал с вином, и Анжуйское заплескалось в хрустальном фужере с выгровированным на нем парусником, словно внезапно налетел шторм. — Так что ж Вы, поручик, до сих пор молчали про это?! Я же просил Вас начать с главного! Разве не это главное?! Убит убийца Серебренникова!! — Ваше Сиятельство, Вы же стали задавать вопросы, а я отвечал на них. И не посмел Вас перебить. — Это правда, — признал подполковник Ливен. — Вы отвечали на вопросы, которые я на тот момент считал важными, не зная о том, что они уже не имеют большого значения… Значит, Бессарабов мертв. — Мертв. Мертвее не бывает. Павел Александрович встал со своего стула, обогнул стол, прислонился к его краю, чуть присев на него, и оказался прямо перед Васильевым. Он посмотрел на поручика сверху вниз: — Подозреваемый есть? Васильев соскочил с кресла, словно его подбросила пружина, и встал по стойке смирно: — Так точно. Тот, с кем у него накануне была ужасная ссора. Из-за дамы. Не поделили они ее… — Ссора закончилась дуэлью? — Ссора вечером закончилась мордобоем. Уделал Бессарабов своего противника, он еле ноги унес, хотя тот его тоже хорошо отходил… Полкомнаты на постоялом дворе в драке разнесли. Но Бессарабов за все хозяину заплатил, раз это он комнату снимал — для свидания с дамой. Он в ней и переночевал, рано утром, оклемавшись, ушел, а потом его нашли мертвым недалеко от постоялого двора. — Комнату, как я могу предположить, Бессарабов снимал для свидания с княгиней? — Лица дамы никто не видел, на ней была шляпка с плотной вуалью. Но, похоже, она. Одета была изысканно и дорого, особенно для того городка. Ушла, когда началась драка Бессарабова и второго претендента на обладание ее телом… Ливен хлопнул себя ладонью по ноге: — Вот уж поистине похоть лишает всякого разума! После убийства умный человек бы затаился, держался от места преступления как можно дальше, а Бессарабов поперся туда, будучи не в силах попуститься шашнями с этой потаскухой! Да и второй тоже такой же безмозглый кобель! Граф? Буду крайне удивлен, если это не он. — Предположительно, он. Но лица его тоже не видели, оно все кровью было залито, даже о фигуре сказать сложно — правая рука то ли вывихнута, то ли сломана, он ее левой придерживал, да еще и хромал. Бессарабов его хорошенько отделал. — Бессарабов раньше состоял в охране Государя, а граф, как говорится, из штабных, вот ему больше и досталось. Он что же не вовремя пришел, время перепутал? — В том и дело, что нет. Как лавочник, который снимал соседний номер, понял из криков, Бессарабов обвинял его в том, что он нагло заявился на его свидание с дамой, а тот кричал, что и не знал, что дама была с ним, так как она сама его на этот час пригласила. На лице Ливена появилась презрительная гримаса: — Стравила их эта сука, как уже не раз бывало. Раз уезжает, решила напоследок устроить себе развлечение — посмотреть, как кобели из-за нее друг друга перегрызут… — Похоже, что так и было. И грызня была не до первой крови, а до конца… Неужели из-за такой… недостойной женщины стоит убивать? — Убивают и не из-за таких… — Павел Александрович снова занял место за своим столом. — Поручик, Вы сообщили о своих предположениях насчет подозреваемого полиции? Васильев остался стоять, ведь сесть ему его начальник не предложил. — Никак нет. Я не посчитал это возможным. Все же родственник Государя… Я поспешил к Вам… — Чтобы переложить ответственность за принятие этого решения на меня? Поручик Васильев подумал, прежде чем ответить: — Я посчитал, что не имею права принимать подобные решения сам. И я не хотел сделать неверного шага, последствия которого могли бы быть… необратимыми… Ваше Сиятельство, Вы бы никогда не допустили ошибки в такой щекотливой ситуации… — Поручик, хорошо, что Вы не поторопились уведомить полицию. И вовсе не потому, что граф — родственник Императора. У меня есть сомнения, что Бессарабова убил он, — честно сказал Ливен. Граф был гнилым человеком, не исключено, что он замышлял что-то гадкое против него самого, но выставлять его подозреваемым в убийстве, которого он, вероятнее всего, не совершал, Павлу Александровичу бы не позволила совесть. — Почему, Ваше Сиятельство? Он же многолетний любовник княгини… Считает, что у него на нее больше прав… Из-за нее ведь ранее были и дуэли, и драки… — Были. Между теми ее похотливыми воздыхателями, которых графу нужно было убрать с дороги. Например, офицера из личной охраны Государя или Дворцовой полиции, или персону, которая имела вес при дворе и была неугодна графу. Но сам он участия ни в дуэлях, ни в драках не принимал. К чему ему это? Княгиня предавалась с ним плотским страстям несмотря на то, какие еще любовники у нее были. — Но в этот раз драка была… — Я уверен, что ее затеял Бессарабов. Графу просто было не избежать ее. — Ну вот после того, как Бессарабов его покалечил, он его подкараулил и убил. — Каким образом? Вы сказали, что у графа сильно пострадала правая рука. Вряд ли он мог нанести ей смертельный удар ножом или клинком. И он не левша, чтобы для этого задействовать левую. Еще сомневаюсь, чтобы он был обучен действовать обеими руками одинаково, как я упомянул, он из штабных, им нет в этом необходимости. — Ваше Сиятельство, то, что Вы говорите, имеет смысл… — признал Павел Васильев. — Про поврежденную руку я как-то не подумал… Подумал только о том, что у графа имелся мотив… ну и возможность… как сейчас получается, весьма сомнительная… — Наличие мотива и возможности не говорит о том, что человек ими непременно воспользовался, — резонно заметил Павел Александрович. — Но если не граф, то кто? Сам князь? — предложил Васильев вариант, который казался ему вполне вероятным. — А ему-то это зачем? — недоуменно посмотрел на подчиненного подполковник Ливен. — Ладно бы он впервые узнал, что жена наставляет ему рога, или, того хуже, первый раз застал ее с любовником, так сказать, в самом разгаре процесса получения удовольствия, взбесился и покончил с ним тут же. Но он-то столько лет знает о ее похождениях, у него самого было немало любовниц, так что насчет адюльтера они квиты. Да и не приносит она ему каждый год в подоле незнамо от кого. Свой долг она выполнила — оба сына-погодка его, в их породу, в этом нет никаких сомнений. Так что к чему убивать тех, с кем она просто развлекается? Одним кобелем меньше, одним больше. Ну убьет одного, а остальные? Сколько их было и еще будет у княгини, сил не хватит всех перебить… Кроме того, у нее с обоими ее ублажателями фактически было покончено, она же уезжала с мужем в Тверь. Там Бессарабову до нее никак не дотянуться… даже при его большом… желании… — Павел Александрович заменил слово, которое было у него на языке. — Так что у князя не было причины пачкать о него руки… — Тогда кто же? Еще один из любовников княгини? — назвал следующего кандидата в подозреваемые поручик Васильев. — Случайно оказался в том городке и стал невольным свидетелем скандала и драки? Убрал одного соперника, подставил другого и тем самым открыл себе дорогу к телу Ее Сиятельства? Как это сделал сам Бессарабов, добив Серебренникова и пытаясь подвести под монастырь графа?  — Поручик, это было бы логично, если бы княгиня не уезжала. Но ее переезд в Тверь сводит практически на нет шансы ее воздыхателей из Петербурга и его окрестностей на постельные приключения с ней. Большинство из них люди служивые, а, как Вам известно, получить разрешение на перевод на другое место службы, весьма непросто. — Ну вон Бессарабов уже не служивый… Может, он рассчитывал занять место фаворита княгини и перебраться поближе к ней, раз граф уезжает в Туркестан… А кто-то об этом узнал, и ему это крайне не понравилось. — Сомневаюсь. Бессарабов мог бы уже перебраться поближе к княгине, однако не сделал этого. Хотя в этом случае он мог бы рассчитывать на гораздо большее число рандеву с ней, если бы был у нее, как говорится, под боком… Может, у него оставались крупицы здравого смысла — все же поместье, на доход от которого он живет, требует внимания. А, может, и сама княгиня запретила ему это, чтобы ее постельные утехи оставались более незаметными, ведь Государь отправил ее в имение из-за ее многочисленных связей и проблем, которые от них возникали, в том числе и среди его окружения. И по этой же причине Император приказал перевести ее мужа в Тверь. Думаю, там она затаится на время, а затем найдет себе новых жеребцов, — высказал свои соображения Павел Александрович. — Ваше Сиятельство, тогда я теряюсь в догадках… — развел руками Павел Васильев. — У Бессарабова могут быть недоброжелатели не обязательно из-за княгини. Полагаю, что он крутил шашни не только с ней. И что у него была любовница, и, пожалуй, не одна. Не удивлюсь, что из замужних. Так что убить Бессарабова мог, например, ревнивый муж дамы, который выследил его, или же которому кто-то напел, что его жена была на свидании с ним — Да, такое возможно. Тем более, что лицо дамы было скрыто плотной вуалью, а фигуры у княгини и другой пассии Бессарабова могли быть похожими. — От Вас требуется узнать про любовниц Бессарабова, которые из мест рядом его с имением и городка и его окрестностей. И, по возможности, собрать сведения о том, где были их мужья во время убийства Бессарабова. — Будет сделано, Ваше Сиятельство. — Еще у Бессарабова могли быть враги совсем не из-за женщин. Может быть, он с кем-то крупно поссорился. Или же с кем-то была тяжба, например, из-за земельных угодий… Мне нужна и такая информация. В общем, про любые его возможные конфликты и людей, в них участвовавших. Еще необходимо выяснить, кто унаследует имение после смерти Бессарабова, нажива — это сильный мотив. Вдруг есть какой-то родственник, живущий неподалеку, который мог услышать о драке и решить воспользоваться этим, чтобы расчистить себе дорогу к неплохому наследству? Нужно брать во внимание все возможные варианты. — Так точно. — Еще Вы должны быть в курсе того, как продвигается расследование. Вряд ли Вы сможете что-то сделать, если граф все же будет задержан. Так что Вам придется дождаться меня. — Дождаться Вас? Вы разве не едете туда, Ваше Сиятельство? — Я сегодня отправляюсь в Затонск. Я не могу разорваться. Павел Васильев не поверил своим ушам: — Павел Александрович, неужели частный визит может быть для Вас важнее государственного дела? — Павел Александрович, Вы забываетесь! То, что я в свое время держал Вас на коленях, не дает Вам права оценивать мои действия как Вашего начальника! — Никак нет, Ваше Сиятельство! «Ну вот, — с горечью подумал Ливен, — дошло до того, что я повысил голос на Павла, который понял цель моей поездки по-своему. А что еще ему было думать?» — Я еду в Затонск по приказу Императора. И, как Вы знаете, поручик, приказы Государя не обсуждаются. «Ну если только немного», — добавил он про себя. — Значит, тоже государственное дело… — Этого я Вам сказать не могу. — Ну а какие дела могут быть у Государя как не государственные… Ваше Сиятельство, я могу узнать, когда Вы вернетесь? — В виду новых обстоятельств дела Бессарабова я буду вынужден уехать обратно в тот же день, то есть завтра. Следовательно, послезавтра я прибуду в Петербург. В городок я направлюсь сразу же после доклада Государю. А Вам придется возвратиться туда завтра же. Отдохните, выспитесь сегодня, а утром отправляйтесь обратно. Если случится что-нибудь уж совсем вопиющее, шлите телеграмму мне домой. — Так точно. — И, Поль, зайди к родителям, еще не так поздно, чтобы побеспокоить их, они за тебя оба волнуются, но матушка, конечно, сильнее. Да и тебе, полагаю, будет приятно повидать их между поездками. — Павел Александрович, Вы слишком снисходительны ко мне… Я плохо справился с заданием… А Вы еще думаете о том… что заботит меня помимо службы… — Ты не справедлив к себе. Ты справился с заданием хорошо, лучше, чем Дальберг, который, в отличии от тебя, выяснил еще меньше. Уже это меня радует. К сожалению, пока у тебя нет опыта в подобных делах, но он приходит со временем. Все мы с чего-то начинали. А тебе сразу досталось сложное дело, — подбодрил подполковник Ливен нового офицера своего неофициального подразделения. — Так что, с почином тебя! — он поднял свой бокал и сделал из него глоток. — Тебе выпить не предлагаю, не то твоя матушка может посчитать, что вместо службы ты проводил время в злачных местах. У Павла отлегло от сердца, если Павел Александрович шутил, значит, и правда, у него не было разочарования в нем и недовольства результатами его розыска. На его лице появилась так знакомая Ливену улыбка Амели. — Передать от Вас поклон родителям? — Передай. Почувствовав себя более раскованно, Павел обвел взглядом кабинет князя Ливена. В кабинете он ранее никогда не был, только пару раз в гостиной, когда был приглашен к князю вместе со своими родителями. Да и то, скорее всего, потому, что тот хотел, чтобы он составил компанию Алексу. На комоде стояли снимки князей Ливенов. Среди них Павел увидел карточку, на которой Его Сиятельство был с незнакомым ему мужчиной, невероятно похожим на ушедшего из жизни зимой Дмитрия Александровича, только моложе даже самого Павла Александровича. Ливен заметил, куда смотрел Павел. — Ах да, это и есть Яков, сын Дмитрия Александровича. — Вы поставили свой снимок с ним вместе с другими семейными? — А как же иначе? Яков — тоже Ливен, хоть и носит другую фамилию, он — один из нас. И я не стыжусь того, что у меня есть племянник, который не имеет княжеского титула, поскольку не мог унаследовать его от моего брата. — Конечно, нет… Но у кого-то могут возникнуть ненужные вопросы… — На которые я вовсе не обязан отвечать. Кроме того, в свете рано или поздно станет известно еще об одном моем племяннике, тогда вопросы отпадут сами собой. — Разумеется. Павел Александрович, еще раз скажу, что я рад, что у Вас появился новый родственник. — Я тоже. Поль, ты можешь идти, — вежливо выпроводил Васильева-младшего Ливен, пока тот не надумал спросить о чем-то еще, о чем в данный момент у него не было никакого желания беседовать. После ухода Васильева Павел Александрович допил Анжуйское, которое уже не доставило ему удовольствия. Затем приказал Демьяну, чтобы он, закончив с выполнением поручений, касавшихся Каверина, сразу возвращался в квартиру в Петербурге — на тот случай, если придет телеграмма от поручика. Он собрал саквояж сам, без помощи камердинера. Вещи, данные ему Императором, он решил держать при себе, как говорится, поближе к телу. Снимок Александра Второго он заложил между страниц записной книжки, а ложечку завернул в носовой платок и спрятал в карман пиджака серого костюма более темного оттенка, чем был на нем ранее весь день. За час до того, как ему было нужно выдвигаться на вокзал, заместителю начальника охраны Императора доставили две депеши. Первой Ливен изучил ту, что была из Варшавы. Сведения, изложенные в ней, дали ему богатую почву для размышлений. А содержание второй помогло ему сложить мозаику. Теперь он был почти уверен, что дело, по которому Император отправил его в Затонск, было связано с еще одним.