Да не оставит надежда

Когда Анна Викторовна попрощалась с Марфой, договорившись встретиться на той же улице чуть дальше, ее окликнула мадам Бархатова. У нее Анна заказывала для бала в Офицерском собрании платье, которое Яков предложил надеть на другое событие — праздник по случаю начала их семейной жизни. С того времени у Бархатовой, которая занималась не только изготовлением платьев, но и продажей шляп, перчаток и других необходимых модницам предметов туалета, она не была. — Ваша Милость! Я как раз собиралась послать Вам записку, чтоб Вы, по возможности, зашли ко мне. Анна недоуменно посмотрела на модистку: — Я осталась Вам что-то должна? — О Господи, конечно же, нет! Прошу Вас! Анна согласилась зайти. Бархатова вынесла шляпную коробку и открыла ее: — Это для Вас, Ваша Милость! Прелестнейшая вещь, неправда ли? Из самого Парижа! В коробке была чудесная шляпка, украшенная анютиными глазками разных оттенков синего — от нежно-голубого до темно-фиолетового. Анне хотелось бы иметь такую, но шляпка из самого Парижа была безусловно очень дорогой. Она вздохнула. — Анна Викторовна, неужели она Вам не понравилась? Я мало видела шляп, сделанных с таким вкусом и изысканностью. Вроде бы довольно простая, но необычайно элегантная. Я не могла дождаться, пока Вы примерите ее, — хозяйка мастерской протянула шляпу госпоже Штольман. Анна надела шляпку и подошла к зеркалу. Она была словно сделана для нее, среди прочих на ней были и анютины глазки цвета ее глаз. Какая жалость, что она вряд ли сможет позволить себе эту роскошь. — Ваша Милость, к шляпке еще имеются ридикюль и перчатки, — модистка подала Анне Викторовне сумочку, украшенную как и шляпка анютиными глазками, и ажурные перчатки с крохотными голубыми и синими цветочками. — Прекрасный комплект. И платье к нему тоже должно быть великолепным. Анна не была помешана на нарядах, как некоторые женщины, но шляпка и ридикюль настолько впечатлили ее, что ей было жаль оставлять их у Бархатовой. Возможно, отец дал бы денег, тем более, что матушка бы очень обрадовалась, что ее заинтересовала мода. — Пожалуйста, не продавайте это никому. Я зайду к Вам завтра. — Ваша Милость, как можно! — всплеснула руками модистка. — Как я могу продать то, что получено для Вас?! — Должно быть, это какое-то недоразумение. — Никакого недоразумения, Анна Викторовна. Все Ваше — шляпка с ридиклюлем, перчатки и остальное. — Есть что-то еще? — А как же! Неужели Вы не знали? — Нет, — покачала Анна головой. — Значит, это был сюрприз… Его Сиятельство мне этого не говорил. — Его Сиятельство? — Да, Ваш дядюшка князь Ливен. Его Сиятельство был у меня несколько недель назад, спросил, у меня ли шили бальное платье для его племянницы Анны Викторовны Штольман. Я ответила, что это работа моя и моих швей. Тогда он и сказал, что хочет заказать для Вас шляпку и ткань для платья, чтоб их доставили мне, а у меня сшили подходящее к шляпке платье. Все прибыло из Парижа, я сейчас принесу. Бархатова вернулась с двумя отрезами ткани — на голубом был синий орнамент, а на синем такой же голубой, кружевами, на которых, какая неожиданность, были анютины глазки, и тремя Парижскими журналами мод — всем необходимым для того, чтоб можно было сшить красивое платье, достойное шляпки. Анна была в смятении. С одной стороны, она была рада, что то, что ей так понравилось, будет ее, ей действительно очень хотелось иметь то, что заказал Павел — то, что ей неприменно пойдет. С другой, она не хотела, чтоб Яков снова был недоволен тем, что Павел тратится на них. Весь заказ из Парижа стоил немалых денег. Солгать Якову, что она купила все на деньги отца, она не сможет, это было бы непорядочно по отношению и к нему, и к Павлу, который сделал ей такой дорогой подарок от души. Однако, Павел поставил ее в затруднительное положение. А Марфа заверила ее, что он никогда не сделает подобного… Когда в усадьбе он говорил, что они с Сашей будут приобретать для нее наряды, она сказала, что Якову это не понравится, на что Павел ответил, что ему придется с этим смириться. Племянница и невестка князей Ливенов будет носить то, что соответствует ее положению в обществе. Тогда Анна подумала, что Павел говорил только про то, что будет в Петербурге. Он умолчал о том, что уже взялся за выполнение своего плана. Хотел сделать сюрприз? Или хотел избежать возможной ссоры? Так или иначе, все стало известно ей только сейчас, и это нужно будет как-то уладить с Яковом… — Ваша Милость, в журналах несколько фасонов платьев, которые бы подошли Вам. Если Вы сделаете свой выбор, то на следующей неделе платье будет уже готово. Его Сиятельство просил заняться Вашим туалетом, как только Вы определитесь с фасоном. Ваши мерки у нас есть, как мне кажется, Ваша фигура ничуть не изменилась. В любом случае будет пара примерок, чтоб полностью подогнать платье по Вашей фигуре. Если Вы не торопитесь, присаживайтесь в кресло, Вам так будет удобнее смотреть журналы. Анна подумала, что Марфе у Шнайдера тоже понадобится время, и ничего не случится, если она немного задержится. — Пожалуй, я взгляну на платья. Но я не особо разбираюсь в том, что мне пойдет, Вы же знаете… Хозяйке мастерской было около сорока лет, из них больше половины она занималась швейным делом. Ее клиентками были самые важные Затонские дамы, среди которых встречались и довольно привередливые, например, Мария Тимофеевна, жена адвоката Миронова, которая и порекомендовала дочери сшить у нее бальное платье. Анна Викторовна, в отличии от матушки, придирками не изводила, однако не вполне представляла, какой туалет ей хотелось. При выборе фасона бального платья она совсем растерялась, хотя, как было видно, она была не из робкого десятка. Бархатова предложила ей дюжины две платьев, но Анна Викторовна долго не могла определиться. А затем спросила, какое, по мнению модистки, платье лучше всех. Бархатова показала ей рисунок платья, в котором молодая госпожа Штольман смотрелась бы выигрышнее всего, если его немного переделать. Анна Викторовна согласилась с вариантом, предложенном модисткой, и получила восхитительное платье, одно из лучших, которых Бархатовой доводилось шить. — Ваша Милость, доверьтесь в этом мне. Выберите платья, что Вам по душе, а я скажу, в каких Вы будете выглядеть наиболее выгодно. Кроме того, всегда можно немного изменить фасон, чтоб он подчеркивал достоинства фигуры. Как мы сделали это с Вашим бальным платьем. Если Вы не против, я оставлю Вас на пару минут. Мне нужно проверить работу швей, все ли идет, как должно. Анна устроилась в массивном кресле с высокой спинкой, стоявшем под углом к входной двери, так, что клиентку не сразу было видно вошедшему с улицы. Она закончила просматривать первый журнал, отметив в нем для себя два платья, и взялась за второй. В нем ее внимание привлекло еще одно платье, пожалуй, оно было еще лучше предыдущих. Она все еще разглядывала его, когда задребезжал дверной колокольчик. Войдя в салон мадам Бархатовой, который был следующим после шляпной мастерской на Вокзальной, Штольман огляделся. Хозяйки не было, но в высоком кресле, спиной к нему сидела дама и изучала журнал мод. На ней была необыкновенно хорошенькая шляпка с анютиными глазками, такая несомненно была бы к лицу Анне. Дама наконец повернулась, и от неожиданности он спросил: — Анна Викторовна, Вы что здесь делаете? — А Вы что, Яков Платоныч? — Я здесь по служебной надобности. — А я… по личной… Выбираю платье… к шляпке из Парижа… — большего Анна решила пока не говорить, лучше посмотреть, как на это отреагирует Яков. Штольман подумал, хватит ли у них средств на шляпку из Парижа, да еще на платье к ней. Он не хотел расстраивать Анну тем, что, скорее всего, это для них дорого. Анна не проявляла особого интереса к нарядам, в основном ее платьями занималась Мария Тимофеевна. Сама Анна заказала разве что бальное платье, в нем она была настолько хороша, что от нее было невозможно отвести глаз. Как знать, может, хозяйка согласится, чтоб он оплатил счет не полностью сразу, а в пару приемов. Бархатова поспешила в залу, когда услышала звон колокольчика. Она сообразила, что зашедший господин был племянником князя Ливена, он походил на Его Сиятельство даже больше, чем это казалось на снимке в газете. — Ваша Милость! Какая честь, что Вы удостоили нас своим визитом, — проворковала модистка. «Ну вот, снова про оказанную честь, не на вокзале, так здесь», — недовольно подумал отпрыск князя, незаконный, но, как считали некоторые жители городка, несмотря на это заслуживавший лести. — Да, вот зашел… Хозяйка мастерской подобострастно продолжила: — Господин Штольман, Ваша очаровательная супруга поразит своим нарядом весь Затонск. Платье к этой шляпке будет превосходным. Анна Викторовна останется довольна, как и Вы с Его Сиятельством. В таком туалете она произведет фурор не только в Затонске, но и в Петербурге. Ваш дядюшка князь Ливен так добр и щедр, любит свою племянницу и благоволит ей, раз заказал все прямо из Парижа. «То, что любит, в этом нет ни малейшего сомнения, любвеобильный и щедрый наш», — хмыкнул про себя Штольман. — Да, благосклонность Павла Александровича не знает границ, — с натянутой улыбкой произнес Яков, и Анна подумала, что он имел в виду не только ситуацию с дорогим нарядом, а гораздо больше. Но не будет же он затевать неприятный разговор прямо у модистки. — Ваша Милость, не изволите ли посмотреть весь презент? Или Вы, Анна Викторовна, предпочтете, чтоб Ваш супруг увидел готовый туалет? — Я предпочла бы, чтоб он увидел все потом, — сказала Анна, посчитав, что мужу пока достаточно лицезрения шляпки и откровения, что она лишь часть дорогостоящего наряда. — Отчего же? Я бы с удовольствием посмотрел все. Мне очень интересно, что же презентовал Анне Викторовне наш добросердечный дядюшка. На суд Штольмана была представлены перчатки и миленькая сумочка с узором из анютиных глазок. Делая вид, что он внимательно рассматривает ее, он припомнил, что во время их поездки в Петербург у Анны в Летнем саду увели ридикюль. Она расстроилась, что была такой разиней. Он нашел его там, где и предполагал, конечно, без денег. Но Анна была рада, что он вернул ей ридикюль, купленный дядюшкой в Париже, ведь это был дорогой для нее подарок. Теперь у нее еще один ридикюль из Парижа, тоже от дядюшки, но не Петра Ивановича, а Павла Александровича. Если бы пропал этот, бросился бы он так же разыскивать его, или же сказал Анне, что лучше забыть о нем, мол, что упало, то пропало. Бросился бы, куда бы делся. Иначе Его Сиятельство преподнес бы Анне взамен другой. К чему тогда эта ненужная сделка с совестью, да еще по такому ничтожному поводу. Да, ему не по себе, что Павел тратит на них свои средства и делает подарки, что он решил приодеть Анну согласно своим представлениям о княжеской родственнице. Но радоваться тому, что из этого что-то будет потеряно или украдено — это низко. Ему самому Павел преподнес котелок и шейный платок, а также трость, которая была явно не по карману провинциальному следователю. Анна бы не стала злорадствовать, если бы он лишился трости, она бы посочувствовала ему. А у него промелькнула мыслишка, а что если какой-то из подарков Павла Анне исчезнет. Всему виной его ревность, которая вопреки тому, что он пытался с ней бороться, давала о себе знать, причем даже тогда, когда на то не было ни малейшего основания. Не пеньюар же в конце концов Павел заказал для Анны, а платье со шляпкой. Когда, будучи у них дома, Ливен сообщил, что намеревается покупать наряды для Анны, он не смог сдержаться и с издевкой спросил, не у мадам Дезире ли Павел собирался их приобретать. На что Павел высказался, что скупил бы у Дезире весь ассортимент, если бы это поспособствовало проявлению пылкости Якова в спальне. А ему самому, чтоб ублажить женщину, этого не нужно. Штольман тогда еще раз убедился, что когда кто-то переходил границы дозволенного, Ливен мог пренебречь приличиями и не церемониться, а ответить так, что человек в следующий раз подумал бы сто раз, прежде чем разговаривать с ним подобным образом. Яков тогда полез на рожон и получил по заслугам. Усвоили ли он урок? К сожалению, нет. Он еще не раз после этого позволял себе колкости по отношению к Ливену. А тот не оставался в долгу — казалось, у него на все был готовый ответ, тот, который был самым подходящим в конкретном случае. Да, Ваша Милость, хоть Вам и не хочется этого признавать, в этом Вы уступаете Его Сиятельству… как и кое в чем другом, например, в более разумном подходе к непростым ситуациям… Будьте благоразумны хоть на этот раз, не стоит показывать Анне, что Вы недовольны тем, что добрый и щедрый, как определила модистка, родственник решил порадовать ее обновами. — Сумочка, на мой взгляд, изумительно подходит к шляпке и перчатки тоже, — искренне высказал Яков Платонович свое мнение. — Думаю, Анна Викторовна могла бы носить их не только с тем платьем, которое Вы собираетесь сшить. — Безусловно. Однако, посмотрите, Ваша Милость, разве может быть что-то лучше платья из таких роскошных тканей? Анна Викторовна, Вы позволите показать Вашему супругу, как это может смотреться? — Да, конечно, — Анна поднялась из кресла и встала перед зеркалом. Бархатова обернула кружевную полоску вокруг шеи Анны Викторовны и накинула часть материи на клиентку: — Ткани превосходнейшие, и их достаточно на платье любого фасона, а кружев хватит, чтоб отделать воротник или вырез, лиф, а также рукава. Видя себя в зеркале, Анна поняла, что это будет один из самых красивых ее нарядов, вероятнее всего, для прогулок, но настолько изысканный, что затмит иной бальный или вечерний. Неужели Павел вот так, сходу мог выбрать то, в чем она будет выглядеть настолько чудесно. А еще говорил, что он не знаток дамской моды… Штольман смотрел на жену с восхищением, как тогда, когда она предстала перед ним в бальном платье, а ведь новое платье еще не сшито, и тем не менее он мог представить, какой обворожительной будет Анна в новом туалете. Павел, судя по всему, тоже представлял это. Но он, в отличии от ее мужа, увидит Анну в этом наряде всего пару раз. Ливен расстарался, чтоб радость от нового туалета получила не только Анна, но и он, любуясь своей женой? Такой подход было трудно понять в случае, когда мужчина сам имел чувства к женщине. Как и то, что Павел хотел, чтобы Анна была счастлива с ним, ее мужем, в том числе как и с мужчиной. Хотя о чем это он, понять Павла и в целом трудно, он очень непростой человек, с какой стороны ни посмотри… Он все еще завороженно взирал на Анну, когда, наконец, произнес: — Аннушка, жду-не дождусь, когда увижу тебя во всем великолепии. Я уверен, что туалет будет выше всяких похвал, уже то, что я вижу сейчас, производит неизгладимое впечатление. Анна не знала, как воспринимать слова мужа — что он действительно оценил ее будущий наряд, или же что сказал так только в присутствии мадам Бархатовой. — Скажите, — обратился Яков Платонович к модистке, — князь выбрал все у вас по каталогам? — Нет, что Вы, Ваша Милость, я не имею к этому ни малейшего отношения. Мне только было поручено сшить для Ее Милости платье из той ткани, что будет доставлена вместе со шляпой. Где Его Сиятельство все заказал, я не имею представления, могу лишь предположить, что он сделал это в Петербурге. Но точно могу сказать, что все прибыло в посылке прямо из Парижа. — И как долго шла посылка? — Около трех недель. — Яков, должно быть, Павел Александрович заказал все, когда был вызван в столицу в первый же вечер после нашего прибытия в усадьбу, — Анна посчитала, что другого случая у Павла просто не было. Он не только тогда купил для нее несессер и гребни с опалами, но и заказал все для ее будущего наряда. Неудивительно, что подполковник Ливен немного припозднился на совещание. Ревность Якова, как казалось, чуть отступила. Если так, то Ливен сделал дорогой подарок жене племянника, а не женщине, которая стала ему дорога… Если только его чувства не зародились еще в Затонске… или по дороге в Петербург… Поездка в карете, а затем в одном купе поезда, рядом с прелестной молодой женщиной, муж которой далеко, может взволновать любого мужчину… Черт, что за мысли лезут ему в голову! Лучше бы думал о поездке Смирнова и подозреваемого, по поводу чего он и пришел к модистке. — Да, вероятно, так и было. Рад, что заказ Павла Александровича дошел до Затонска в целости и сохранности, и Вы, Анна Викторовна, будете иметь возможность демонстрировать в Затонске новинки Парижской моды. Но позвольте мне отступить от столь приятной темы. Госпожа Бархатова, изначально я зашел сюда, чтоб спросить Вас кое о чем. — Я к Вашим услугам. — Мой вопрос может показаться странным. Вам знакома дама, у которой есть шляпа, напоминающая корзину, украшением которой служат яблоки и груши? — Думаю, я знаю, о ком Вы говорите. У купчихи Сологубовой есть такая шляпа, полнейшая безвкусица, действительно словно корзина с фруктами на голове, я ее два раза в ней видела. Во второй намекнула ей, что хорошо бы ей приобрести другую, но как же, шляпа-то в Москве куплена. Евдокия Ивановна раз-два в месяц ездит в Москву к сыну, вот и обзавелась там таким… страхолюдством, прости Господи. Штольман подумал, что, пожалуй, барыня, которую запомнил Егорка, и есть Сологубова. И шляпу такую имеет, и в Москву ездит, и, вероятнее всего, вторым классом. И экипаж у купца должен быть. К сожалению, судя по тому, что Сологубова не понимала, какую уродливую шляпу купила, она была небольшого ума или же не имела никакого вкуса. Второе для следователя было бы предпочтительней, так как при отсутствии ума она вряд ли могла чем-то ему помочь. Хотя, как знать, такая может сидеть и глазеть всю дорогу на других пассажиров, так как ей нечем себя занять, а потом в деталях пересказать, что увидела. Яков Платонович уповал на то, чтоб Сологубова оказалась из последней категории. — Вы что-то еще хотели узнать, господин Штольман? — Нет, только это. — Тогда я, с Вашего позволения, удалюсь на несколько минут. Штольманы остались в зале одни. — Аня, когда я зашел, ты просматривала журналы мод. Увидела что-нибудь, что тебе приглянулось? — Да. Но я хочу посоветоваться с мадам Бархатовой. — Правильно. Если судить по твоему бальному платью, плохого она не посоветует. Аннушка, ты будешь необычайно хороша в новом туалете. — Ты думаешь? — Я уверен, — Штольман поцеловал жене руку. — Мужчины будут оборачиваться, глядя тебе в след. — И ты снова будешь ревновать из-за этого… — вздохнула Анна. «Больше, пожалуй, из-за того, что ты будешь одета в подарок другого мужчины, неравнодушного к тебе», — подумал Яков. — Нет, я буду гордиться, что у меня такая привлекательная жена. Как на самом деле гордился тобой, когда ты пришла на свидание в парк в этой шляпке и с прической, к которым так искусно приложила руки Марфа. — Яков, Марфа вернулась сегодня, с новостями, но я расскажу тебе о них дома. — Такая большая тайна? — усмехнулся Яков Платонович, зная, как жене не терпелось с ним поделиться. — Да, тайна, — серьезно ответила Анна. — Я не хотела бы, чтоб об этом услышал кто-то посторонний… Яков, если хочешь, Марфа приготовит что-нибудь для нас. — Аня, это было бы замечательно. Я собирался зайти в трактир за ужином, но, возможно, тебе пришлось бы ждать меня до позднего вечера. Дел у меня сегодня оказалось больше, чем я рассчитывал. Коробейников подвернул ногу по дороге на службу, и к опросу свидетелей в городе я его привлечь не могу. — Антон Андреевич сильно пострадал? — Доктор Милц сказал, что через несколько дней он будет в порядке. — Это хорошо. Ты не спросил, где он оступился? Может, там, где я, когда мы шли от родителей в тот день, когда я вернулась из усадьбы? — Я не спрашивал. Но могу сказать, что тебе было легче, чем ему. У тебя все прошло само, а ему доктор Милц наложил повязку с мазью в морге. — В морге? — засмеялась Анна. — Теперь в морге оказывают лечебные услуги? — Аня, мертвецкая была ближе всего, Коробейников и туда еле дохромал. Хорошо, что Милц был на месте — Александр Францевич помог Антону Андреевичу, а ты тогда помог мне — и таз с водой принес, чтоб ноги отдохнули, и не только это… Думаешь, мне стоит зайти в участок проведать его и, возможно, принести, обед? — Я оставил ему кулебяку. Не думаю, что у меня будет возможность заглянуть в участок посреди дня. Хорошо, что мы с ним утром попили чая с пирогами. — Мне бы хотелось зайти с тобой в ресторан при гостинице, выпить кофе, но, как я понимаю, сегодня это не получится. — Увы, нет, моя дорогая. Я уже и так немного задержался в мастерской. Но рад был увидеть тебя здесь, куда приходил по делу. Аня, если вечером я припозднюсь, не жди меня, ужинай одна. — Расследование продвигается? — Пока не особо, — честно сказал Штольман. — Но надеюсь, что в течение дня мне удастся что-нибудь узнать. Аннушка, я должен идти, — он решил покинуть мастерскую, пока Анна не задала следующих вопросов, касавшихся преступления, и даже не упоминать того, что встретил Юрия Дубровина с братом, видевших происшествие на вокзале. Яков ушел, но Анна не осталась одна, снова появилась мадам Бархатова: — Занятой у Вас супруг, Анна Викторовна. — Да, дел на службе у него всегда много. — Он ведь из Петербурга? — Да, служил там много лет до Затонска. — Вы собираетесь вскоре перебираться в столицу? — Как получится. Яков Платонович подал прошение о переводе, но это не быстрый процесс. — Я не просто любопытствую, — пояснила модистка. — Я спросила к тому, что я просмотрела журналы, которые заказал для Вас Его Сиятельство. Мода, как Вы понимаете, не стоит на месте. И в Европе, и в Петербурге новые фасоны входят в моду быстрее, чем у нас в провинции. В журналах есть платья, которые могли бы показаться Вам немного… своеобразными, но которые безусловно имеют успех у столичных модниц. Поэтому я хотела бы порекомендовать Вам заказать платье, которое было бы оценено и в Петербурге. — Я понимаю. Я отметила для себя три платья, но я еще не посмотрела последний журнал. Не сделаете ли Вы это со мной? Анна листала страницы и спрашивала мнение мадам Бархатовой, на одном рисунке она увидела довольно строгое интересного фасона платье, украшенное кружевами. — Как Вы считаете, мадам Бархатова, такое платье пошло бы мне? Оно смотрелось бы не слишком просто и уныло? — Если только сшить его из простой и унылой ткани, ничем не украсив. Ваши ткани никак нельзя назвать унылыми, а уж кружева и подавно. Из них получится весьма элегантное платье, даже если фасон и немного строг. — Такие платья в моде в Петербурге? Анна вспомнила, что она не слишком обращала внимание на женщин, когда они с Яковом ездили по весне в столицу на встречу с князем Александром Ливеном и когда познакомись еще с одним князем Ливеном — Павлом Александровичем. А в усадьбе князя его гостья графиня Потоцкая предпочитала другие фасоны, более открытые, те, которые показывали прелести гораздо больше, чем платье из Парижского журнала мод. Возможно, любовница Павла Александровича взяла с собой платья, основываясь не на моде, а на том, в каких она выглядела более соблазнительно для светского волокиты. Анна усмехнулась про себя — даже такие довольно откровенные наряды не разожгли страсть Павла Александровича настолько, чтоб он почтил ее визитом ночью… — Да, у столичных дам такой фасон в фаворе. И Вам, Анна Викторовна, он бы необыкновенно пошел. Он как раз для женщин, у которых есть что показать, скажем так, не выставляя это на всеобщее обозрение. Если хотите, я прямо сейчас нарисую эскиз платья для Вас. Госпожа Штольман согласилась, и Бархатова через несколько минут показала ей рисунок платья в сочетании со шляпкой с анютиными глазками. Наряд смотрелся так чудесно, что Анне захотелось примерить его как можно быстрее. — Вы сказали, что если я решусь насчет фасона платья сегодня, то оно будет готово на следующей неделе? — Да, все так, — подтвердила хозяйка мастерской. — Тогда я решилась. Я хочу заказать именно это платье. — Тогда в понедельник прошу Вас на первую примерку — в удобное для Вас время. — Я непременно буду, — пообещала Анна. Она вышла на улицу и увидела Марфу, идущую к месту их встречи, в ее руках не было узелка, значит, у Шнайдера взяли заказ для Якова. Ну вот, и у Штольмана скоро тоже будут обновки — те, которые не выставлют на всеобщее обозрение.