«Remember»

На улице уже смеркалось. Полумесяц в синеватом небе едва просачивался, но Бэкхён всегда четко видел и его, и луну. После смерти Габриэля для Бёна этот спутник земли стал и его собственным. Только вглядываясь в его серебристые переливы, в очертания, в темные пятнышки, Бэкхён чувствовал умиротворение. Ему нравилось думать, что луна - это Габриэль, которой продолжает присматривать за ним даже с того света. И неважно совсем, существовал ли этот "свет" для вампиров. Бэкхён просидел на обрыве несколько часов с совершенно пустой головой. Он просто устал о чем-то думать, бояться, пытаться что-то исправить. Истина такова, что прошлое не исправить, и свои ошибки тоже. Нужно лишь не допустить новых. Но и их уже предостаточно. — Я знал, что найду тебя здесь, - тихий голос Сехуна раздается за спиной. — Почему ты сидишь здесь? - младший подходит к вампиру и присаживается рядом, прослеживает за его взглядом и видит бледный серп в небе. — Как ты сюда добрался? - Бён был немного удивлен тем, что младший нашел путь к обрыву, который находился теперь еще дальше, чем от поместья отца. — Не знаю. Я просто шел, а потом увидел тебя. — Опасно вот так бродить по сумеречному лесу, когда бессмертные жаждут твоей смерти, Сехун. — И что они мне сделают? Убьют? Я уже привык быть ходячей мишенью, - Хун говорит это всё так спокойно и буднично, словно рассуждает о погоде, или прогулке по парку. — Да уж... Я бы извинился за это, но толку в этом нет. Сехун переводит взгляд на профиль Бэкхёна. Пристально и долго рассматривает его. Было в этом вампире что-то такое, что невозможно было объяснить. Столько холода и тепла одновременно, Сехун никогда не ощущал от кого-либо за всю свою короткую жизнь. И это еще больше привлекало и манило. Потому что хотелось понять, из чего же эта плоть и эти кости, и всегда ли Бён Бэкхён был таким. Бэкхён резко поворачивает голову к Сехуну и встречает его пытливый взор. — Расскажи мне о себе? - вдруг просит О. — Я ничего о тебе не знаю, кроме того, что тебя боится половина бессмертных, а другая половина жаждет тебя убить. — Мне не о чем рассказывать, - Бён всё так же смотрит в карие глаза, в которых уже отражается маленькая копия звездного неба. — Я не знаю, что ты хочешь обо мне узнать. — Хочу узнать, каким ты был до обращения, - голос младшего садится до низких частот, пробирая Бёна до костей. — До обращения я выживал. Прятался в лесах, убивал тех, кто мне угрожал, засыпал, и следующий день продолжался новым боем за собственную жизнь. — Ты никогда не жалел о том, что стал вампиром? - Сехуну действительно было интересно. — Нет. Жалеют, наверное, только те, кто наблюдал за смертью близких, которых они оставили. У меня не было никого. Потому что в ту ночь, когда меня обратил Габриэль, все, кого я знал, кого считал семьей, погибли. — Габриэль был способен на это?! - шокировано восклицает О. — Он убил твоих близких, чтобы ты согласился стать бессмертным? — Нет, - легкая улыбка коснулась идеальных губ и Бэкхён, наконец, отвел взгляд своих черных глаз от глаз Хуна. — Он, конечно, сделал всё, чтобы я так думал. Но я всегда знал, что Габриэль не убивал их. Это сделал кто-то другой. А он просто оказался там в тот момент, когда я доживал свои последние минуты. Сехун снова замолчал. В голове был полный беспорядок из вопросов, которые хотелось задать. — Почему ты всё еще здесь? - спрашивает старший. — Мне уйти? - возможно, Бёну это показалось, но в его голосе проскользнула обида. — Нет, Сехун. Я спрашивал, почему ты всё еще здесь, со мной, с Минсоком? Ты ведь ни разу не попытался уйти. Сбежать. Почему? О задумался над его вопросом. Забавная ситуация, ведь это Сехун пришел с вопросами к Бэкхёну, а в итоге дает ответы на вопросы Бёна. — Я не знаю, - выдыхает Хун. — Мне некуда идти. Я всегда был сам по себе. А с вами... С вами как-то всё иначе, что ли... Жизнь играет новыми красками, адреналин впрыскивается в кровь, дышать тяжело, но так, по крайней мере, я чувствую себя действительно живым, а не просто каким-то существом. — Ужасно, что тебе приходиться находиться под прицелом, чтобы чувствовать себя живым, - задумчиво произносит старший. — Люди, по натуре своей, чувствуют жизнь в собственных венах либо в период безграничного счастья, либо в моменты смертельной опасности. В этом нет ничего ужасного. Таковы законы природы. — Из тебя бы вышел хороший философ, - усмехается Бён. Бэк тянется к заднему карману брюк и достает полупустую пачку сигарет и зажигалку. Длинные пальцы ловко выуживают тонкую трубочку и подносят фильтр к губам. За всем этим действом Сехун наблюдает жадно и пристально, словно завороженный. Легкий щелчок, маленькая вспышка и вот уже с обратной стороны тлеет слабый огонёк, сжигая стружку табака. Бэкхён выдыхает дым чертовски красиво, даже изящно, с грацией и наслаждением, так, словно это не сигаретный дым, а нечто приятное, прекрасное. И он видит, как младший смотрит на него, что боится упустить любое движение, любое колебание в воздухе. Видит, но молчит. Бёну приятно внимание Сехуна, и он бы соврал, если бы сказал, что не желает этого внимания. — Мы с Минсоком привели дом в нормальный вид, - Хун говорит просто, чтобы заполнить тишину. С Бёном тяжело молчать, потому что в этом вакууме рождаются мысли о чем-то другом, личном, страстном, интимном. И они всё еще пугают Сехуна. — Я в вас не сомневался, - Бён снова затягивается. Глубоко настолько, что грудь ощутимо вздымается, и глаза младшего тут же улавливают ее движение. — Ты невыносим, - вдруг бросает О и поднимается с земли. Уже совсем стемнело. Деревья кажутся теперь хищными растениями, а шелест их листьев - утробным рычанием. Или же у него просто разыгралось воображение. — Ты тоже не подарок, - смеется Бэкхён. — Иди поспи. Сегодня был тяжелый день, и я уверен, ты валишься с ног. — Я бы уже давно видел сны, если бы ты не отсиживал здесь свою задницу, - ворчит Се. — Странно, а раньше ты спокойно себе спал в мое отсутствие, - Хун почувствовал толику сарказма в голосе старшего, который едва прикрывал собой удивление. — Так и быть, пойдём спать вместе. Сехун опешил и замер, глядя на Бёна сверху вниз и на то, как его губы растянулись в нахальной улыбке. — То есть, тебе реально всё равно, с кем трахаться? - кажется, это был тот самый вопрос, который Сехун не собирался задавать ни при каких обстоятельствах. Но он так легко и спокойно сорвался с его уст, что заставил парня встать по стойке смирно и по-наивному скрестить пальцы за спиной в надежде, что его не услышали. — Ты еще такой ребёнок, - звонко смеется Бэкхён, запрокинув голову назад. — Ты пришел ко мне с миллионом вопросов, и задал именно этот, - кажется, вампир впервые искренне смеялся, словно Сехун рассказал ему необычайно смешную шутку. — Ах ты! - О поддается какому-то сильному порыву и кидается на Бёна, повалив его навзничь.       Бэкхён продолжает смеяться не в силах остановиться. Младший просто поражал своей наивностью и отношением к некоторым аспектам жизни. — Прекрати надо мной смеяться, - рычит Сехун, придавив его своим телом. — Хватит! Бён в секунду меняется в лице, смотрит пугающим и жестким взглядом, перехватывает руки парня за кисти и тянет на себя. О не успевает среагировать и оказывается в ничтожных миллиметрах от его лица. Сердце замирает на мгновение, а потом ускоряет свой стук. — Я давно потерял интерес к сексу, Сехун, - очень тихо произносит Бэкхён ему в самые губы, что чуть приоткрылись. — И только ты заставляешь этот интерес возродиться в моем теле, - сильные руки перемещаются на крепкие бедра. Стук живого сердца и Сехун оказывается на лопатках, а меж его раздвинутых ног - Бён Бэкхён. Давит своим телом, своим пахом, заставляя мурашки подняться из глубин сознания и пройтись по хребту. — Твое тело само просит меня себе, - бархатистый шепот обволакивает Хуна целиком, словно нежный холодный шёлк жаркой ночью. — Даже сейчас, когда ты сбит с толку, когда в твоих глазах я вижу страх и недоверие, твое сердце отбивает чечетку совершенно по иным причинам. И мы оба знаем, что это за причины. Ты можешь винить нашу истинность, можешь убеждать себя в том, что если бы не она, ты бы никогда и не подумал обо мне в этом ключе. Но правда в том, что человек просто не может контролировать естественный ход вещей и свою душу. Сехун смотрит в эти черные омуты, которые пылают адским пламенем, чувствует на себе длинные пальцы, что сжимают его бёдра, и медленно плавится в этом котле. Плавится, и не даже не хочет спасения. — Когда ты это осознаешь, когда просто примешь себя самого, тебе откроется мир, от которого ты бежал всю жизнь. Бэкхён отступает, поднимаясь на ноги, подает младшему руку, чтобы помочь встать. Но тот, вместо того, чтобы принять этот жест, сам с силой тянет Бёна на себя. Бэк с ловкостью контролирует свое падение, снова оказываясь меж длинных стройных ног. Он читает в карих глазах немое требование и снова улыбается, хищно, по-кошачьи. Сехун может хоть сто раз повторить, что он сомневается, что он не уверен, но его тело, его взгляд, его губы всегда будут перебивать все эти тщетные оправдания. Бэк склоняется к красивому лицу, пробегаясь черными омутами по каждому его миллиметру. Сехун прекрасен в свете полумесяца, и снова на задворках сознания мелькает мысль об отце, о том, что он благословил своего сына на эти чувства. Бэкхён сильнее вжимается в пах Сехуна, срывая с его уст тихий стон. И этот божественный звук отдается крупной вибрацией во всем теле бессмертного. Губы младшего слишком податливые и смиренные, такие мягкие и чувствительные. Его тело соткано из тысячи нервных окончаний, что остро реагируют на малейшие движения старшего. Бэкхён снова вдавливает О в землю, сжимая крепкие бедра. Ему хочется разорвать одежду Хуна в клочья и увидеть это тело во всей его красе. Но он сдерживает себя и свои инстинкты, потому что Сехун еще не готов. Сильно не готов к продолжению и к тому, что Бён с ним сделает. А сделает он это обязательно.