We fell in love in October

      За окном немного пасмурно, что типично для Англии, в кафе безлюдно для утра субботы, что тоже нормально, а за столом у окна сидели скучающий Пьер и внимательно читающий Даня.       Все выглядело обычно, как всегда.       Каникулы быстро пролетали, словно гоночные машины на треке, проносясь буквально за секунды мимо тебя. Вот только Даня вернулся из России в начале августа и они с Пьером весь день смотрели фильмы у Квята дома, а уже сейчас конец лета и буквально оставалось неделя до учёбы. Иногда быстротечность времени пугала.       Пьер, переведя взгляд с неба за окном на друга слева от себя, чуть прорычал недовольно и голову откинул на сиденье, вытянув ноги под столом.       — Господи, почему так долго… — пробурчал недовольно Гасли и прикрыл глаза. Он услышал смешок тихий от Дани и даже почувствовал тот самый взгляд. С усмешкой не проговорённой, успокаивающий и мягкий, тёплый и чуть скучающий даже.       Пьер приоткрыл один глаз и покосился слегка в сторону друга, конечно же увидев тот самый взгляд и лёгкую ухмылку.       — Не долго, они опаздывают буквально на пять минут, а мы тут только десять сидим. Так что не ной, посиди в телефоне пока что ли, — закончив говорить, Квят вновь открыл книгу и быстро вернулся к чтению, мгновенно пропав из разговора.       — Да разряжен он, Дэни. Лучше бы со мной поболтал, чем перечитывать в сотый раз Достоевского, — фыркнув, Пьер оперся о стол и начал пальцами отбивать ритм незнакомый, задумчиво поглядывая на улицу, пытаясь рассмотреть друзей.       — Как будто ты со мной за эти две недели не наговорился, ей богу. Да и к тому же Достоевского я вчера дочитал, сегодня уже Эко, — задумчиво и медленно сказал Даня, старательно проговорив слова, но не отвлекаясь от чтения.       — Имя Розы? — лишь спросил Пьер, отметая все попытки разговорить друга.       Во-первых он даже прав, наговорились они знатно, удивительно что их ещё не тошнит друг от друга. Хотя, по правде говоря, их тошнить друг от друга уже никогда похоже не будет, они очень сильно притерлись, так, что слишком привыкли к постоянной компании вдруг друга. Пьер мог даже сказать, что это как с братьями. Мог бы, да не говорит. Вроде как даже очевидно.       А во-вторых было то, что Даня и правда очень увлечён книгой, раз отвечал так. Уже выучил и запомнил — смысла говорить нет, если Квят поглощен.       Получив в ответ кивок и телефон, что из кармана русского очень быстро оказался перед лицом француза, Гасли хмыкнул и кивнул, включив сразу же экран.       Они сидели в тишине ещё пару минут: Даня читал книгу, Пьер статью о новой выставке, решив для себя, что обязательно затащит на неё ребят.       Тихую музыку кафе нарушил звонкий мелодичный звон музыкального ветерка, что привлек внимания немногочисленных посетителей.       Подняв взгляд от телефона, Пьер вскочил и понесся навстречу друзьям, издав тихий писк радости.       Первым от объятий Гасли пострадал Джовинацци, которому посчастливилось идти впереди Хюлкельнберга.       — Не убей только! — успел лишь сказать Антонио, как его просто снес Пьер, крепко обнимая за плечи. Из груди Анто вырвался тихий вздох, но улыбка уже расцвела на его лице. Он обнял в ответ, положив подбородок на чужое плечо.       Нико, смотревший на парней с улыбкой, перевел взгляд на подошедшего Даню и улыбнулся уже нежнее, теплее, как-то интимнее. Квят смотрел с улыбкой смущённой, чуть потирал плечо, и вдруг сам первый сорвался в объятия, утыкаясь носом в крепкое плечо немца.       Хюлькенберг хмыкнул тихо и мягко обнял в ответ, носом проведя по волосам растрепанным. Он прикрыл глаза и прошептал тихо что-то, от чего Даня ударил его легко ладонью по плечу, посмеиваясь приглушенно.       — Господи, такие голубки, — то ли Пьеру, то ли и этой парочке сказал Антонио, вызывав согласие француза в виде мычания и кивка небольшого.       — Заткнись, Анто, — проговорил беззлобно Даня и оторвался от Нико. Тот пробурчал что-то, но поднял голову, смотря в глаза русского тихо с улыбкой, словно что-то послав этим взглядом.       — Ребят, вы точно расстались? — с усмешкой дружелюбной фыркнул Пьер и в то же мгновение почувствовал чужую большую ладонь в своих волосах, что начала активно растрёпывать причёску, уложенную утром (на самом деле там с волосами с самого начала все было безнадёжно, сколько бы Гасли не старался).       Он тут же отскочил, но было поздно — Нико уже отпустил Даню и наступал следом, в итоге все же схватив в свои широкие медвежьи объятия француза вопреки возмущениям. Пьер чуть раздраженно фыркнул, но обнял в ответ, улыбаясь на самом деле в чужую широкую грудь. Тепло объятий отзывалось в душе ответной реакцией тепла и удовольствия, поэтому Пьер с радостью сжимает в ответ своими руками чужое тело.       Даня не успел даже выдохнуть, как Антонио уже обнял его крепко, со смехом что-то прощебетав про глупые влюблённые взгляды на итальянском. И Квят выдает в ответ что-то, начав под ребра тыкать длинными пальцами, вызвав тёплый заливистый смех у Джовинацци. И как бы не спорил Даня, он скучал по нему.       Когда они все наконец-то успокоились и сели за столик, пространство наполнилось разговорами, шутками и смешками, теплом, уютом и мягкостью.       Рассказами Антонио о солнечной светлой Италии, старых зданиях, запахе свежей выпечки и виноградных лоз.       Рассказами Нико о чуть хмурой, но тёплой Германии, ветре с реки и уютных вечерах на веранде с семьёй.       Рассказами Дани о далёкой России, деревне бабушки, огромной Москве, множестве родственников и частых посиделок.       Рассказами Пьера о прекрасных видах Франции, шумной пристани и толпах туристов, медленных прогулках по улочкам и тихих разговорах.       Они болтали достаточно долго, так что им уже принесли блюда и напитки, что между разговором успели заказать, и все приступили к трапезе, как Нико промычал что-то вдруг восторженно с картошкой во рту.       Все отвлеклись от еды и посмотрели удивлённо на друга.       — Осенило? — с усмешкой сказал Антонио, толкнув плечом плечо Нико, что сидел с ним рядом.       — Я хотел вам рассказать просто кое-что, чуть не забыл. Это очень интересно кстати, так что замолчали все, — доев наконец-то многострадальную картошку, немец ответил тычком куда-то в живот, отодвинул тарелку и сел на край кресла, положил руки на стол, сцепив пальцы их в замок. Хитрая улыбка Нико говорила о том, что их ждало что-то поистине интригующее.       Парни отодвинули тарелки и подсели поближе, всем видом показывая готовность слушать.       — Итак, гуляю я вчера вечером с Зевсом по парку, все обычно, как всегда, ничего нового, никого не трогаю. И тут мой взгляд цепляется за знакомую фигуру, а слух улавливает привычных звук — Риккардо громко смеется с противоположной стороны дорожки, — Нико говорил своим немного странным и слегка надоедливым голосом рассказчика, от чего Пьер с усмешкой закатывал глаза, а Антонио фыркал. Но Хюлькенберг, как обычно, не обращал особо внимания, продолжая рассказывать. По правде говоря, выходило у него все-таки недурно, — Я приглядываюсь и понимаю, что наш солнечный мальчик не один — с ним идет кто-то. Лица не видно из-за капюшона, но слышен приятный тёплый голос, понятно, что парень. У него акцент небольшой, похож на твой, Пьер. Очень красивый и приятный, — кивнул в сторону француза, немец протянул буквы последней фразы, пытаясь изобразить нужный акцент, стараясь вызвать реакцию у Пьера. Но тот фыркнул лишь и молча руками поводил в воздухе, намекая продолжать.       — А я ждал твоего прекрасного «р», но да ладно, — Нико изобразил разочарование и грусть, схватившись за сердце и закинув голову назад, выпустив протяжённый отчаянный звук из груди. Даня вздохнул шумно и пнул под столом легонько парня, сложив руки на груди. Нико в мгновение сел как обычно, с улыбкой поглядев на русского, а потом хмыкнул и продолжил, — Окей, дальше. Так вот иду я и думаю, поздороваться что ли, заодно и на этого незнакомца посмотрю, интересно же, может, ну не знаю, просто не признал кого-то. Иду ближе, наконец-то вижу лицо парня и понимаю, что вообще без понятия, кто это. Не узнаю и все тут. Он точно не местный, потому что я не видел его никогда. Думаю, может из соседней школы, но нет, я бы такого точно запомнил. Худой, высокий, тёмные пушистые волосы, светлые большие глаза, улыбка милая. Короче, красивый, такой бы запомнился.       — Типаж Пьера что ли? — посмеиваясь, под нос пробубнил Антонио, но тут же по макушке получил от упомянутого француза.       — Мне не обязательно каждый высокий худой парень нравится, Господи, — Гасли старался звучать серьезно, но лёгкая улыбка не сползала с лица парня.       — Да какая разница, давайте дальше уже, — с чашкой в руках заметил Даня, отпив немного кофе.       — Не подумал бы, что тебе это интереснее всех, — с усмешкой хмыкнул Нико, чуть ближе склонившись к парню, что напротив сидел, — нравится меня слушать?       — Скорее интригует история. Тебя я уже наслушался на года вперед, наверное, — хитро глянув, хмыкнул в ответ Даня и тоже ближе склонился, щурясь слегка.       Они смотрели пару секунд друг другу в глаза, пока тишину не разбавил характерный кашель Пьера.       — Нико, история. Потом ваше неуместно возникшее сексуальное напряжение сбросите, продолжай давай, — оба парня перевели взгляд на друга и Хюлькенберг первый отстранился, сев вновь поудобнее и откинувшись на спинку кресла.       Даня, закатив глаза, тоже сел прямо и, перехватив кружку поудобнее, посмотрел ожидающе на немца.       — Кхм, продолжим, — прокашлявшись, Нико вновь влился в собственный рассказ, — так вот, подхожу я ближе, Зевс уже несётся к Дэну. Он с улыбкой ловит этого пушистого предателя, — тихие смешки разнеслись над столом, — и здоровается со мной. Я улыбаюсь в ответ, здороваюсь, завязывается диалог, но я все поглядываю на парня рядом. Хочу уже познакомиться, но Риккардо сам все сделал — представил друга своего. Так вот, к чему все это, — Хюлькенбернг поерзал слегка и затихнул ненадолго, вглядываясь мгновение в глаза каждого, — зовут его Шарль Леклер, он сосед Дэна, приехал к нам из Монако — кстати, поэтому мне показался его акцент похожим на твой, Пьер, он же тоже говорит на французском. Но это не самое важное. Главное то, что он переехал неделю назад и идет в нашу школу. Более того, в наш класс. У нас в итоге новенький на последний год, о котором, выходит, пока что никто не знает. Кроме нас конечно.       Нико довольно хмыкнул и откинулся назад, складывая руки на груди.       Пару секунд стояла тишина, а потом Даня наконец-то произнес:       — Не повезло ему. В последний учебный год в новый класс… Еще и с Дэном дружит, теперь внимания будет еще больше.       — К тому же, если верить Нико, он красивый очень, значит со стороны девушек и парней будет показываться еще больший интерес, — протянул задумчиво Антонио, почесав подбородок.       — Ну хотя бы с ним не будет как с Даней в младшей школе, согласитесь, — добавил Пьер и услышал согласие со стороны парней. Все сразу же вспомнили сколько проблем Квяту принес переход в новый класс после переезда много лет назад. У детей всегда к новеньким странное настороженное отношение. А с учётом того, что Даня не очень хорошо знал английский, выглядел до смешного высоким и худым для семи лет и в общем был закрытым тихим ребёнком, все как-то негласно игнорировали его и обсуждали за спиной. Но Пьер исправил ситуацию, сев как-то на обеде вместе с мальчиком. И если бы не это, может быть ни Нико, ни Антонио никогда не познакомились бы с Даней.        Парни начали обсуждать, шутить, рассуждать на счет этого пока что неизвестного Шарля Леклера. И разговор, начатый новостью о новеньком, продолжался еще какое-то время, вызывая смех и возмущения за столиком, но он медленно и верно переходил в обычное русло обсуждения планов на остаток лета, школы, будущих тестов, экзаменов, последующего поступления.       Последний год вызывал мандраж и легкий страх, что с каждым месяцем словно усиливался пониманием того, что детство утекало сквозь пальцы, освобождая место будущему взрослого человека. Но сейчас они старательно гнали эти мысли прочь, отвлекаясь на все что можно и погружаясь в настоящее с головой.       Они обсуждали будущую ежегодную выставку, которую просто нельзя избежать, если ты выпускник — старшеклассники не обязаны представлять что-либо на ней, но это было достаточно серьёзной рекомендацией для учеников, которые занимались творческими направлениями. Больше для них самих, ведь часто выставку посещали представители других учебных заведений, в том числе и университетов. И все были взбудоражены этим, кроме одного лишь Нико, который довольствовался своей математикой и физикой.       Даня, устало выдыхая, заявил о своём решении выставить парочку своих работ в этом году. Сколько бы он не отлынивал и не просил мистера Райкконена освободить его от этих мучений, в этот раз вряд ли удастся как-то отмазаться от данного мероприятия. Он обязан показать хоть какие-то работы.       Пьер, что уже привычно третий год подряд будет участвовать в выставке, с грустью замечает, что фотографий то, на самом деле, нет у него. Нет, они есть, просто единого сюжета, идеи, стержня в работах нет. Но время разобраться еще есть, так что он спокойно улыбнулся, благодаря за предложения помочь.       Антонио чуть ли не выл из-за простого непонимания, как он мог выставить свои вещи на выставке, только если в образе эскизов, что, если честно, не особо нравилось самому Анто. Ему хотелось сделать лучше, круче, интереснее, завлекающе. И чувство ответственности за свои работы слегка давило.       И ребята наперебой начали предлагать решения: Даня поможет с эскизами, Пьер может сфотографировать результаты, а Нико даже, не смотря на своё не умение шить и вообще как-либо взаимодействовать со всем, чем занимался Анто, предложил помощь в пошиве.       Они обсуждали внезапный «план» работы над выставкой может часы безостановочно, а может и всего пару десятков минут, но звонящий телефон Нико напомнил, что пора заканчивать.       В конце концов, до подачи заявки было уйма времени, до самой выставки ещё больше. Так что волнение пока что отходило подальше, оставляя место спокойствию и радости предстоящей интересной, хоть и тяжеловатой порой, работе.       Все начали собираться быстро, нарушая уютную обстановку кафе тихими смешками, шуршанием одежды и негромкими возгласами.       Выйдя наконец-то на улицу, Пьер вздохнул поглубже прохладный вечерний воздух. Да уж, засиделись они конечно.       Он поправил на плече сумку с скейтом и улыбнулся парням широко. Все четверо направились вниз по улице шумной компанией, благо идти им в одну сторону и живут они, на самом деле, не особо далеко друг от друга, в получасе ходьбы максимум наверное.       Солнце медленно заходило за горизонт, разливаясь тёплым светом по лицам парней. Громкий смех Антонио от глупой шутки будто переливался на свете, вызывая счастливую улыбку на лице Пьера, смешок Нико и довольно выражение лица самого Дани, что шутку и озвучил.       И на сердце как-то спокойнее стало, и в голове свободнее, и тело расслабилось. Спокойная тёплая атмосфера заставляла забыть о том, что лето все же кончалось, вечера становились холоднее, длиннее, тише. Что скоро вновь начнётся время усердной учёбы, заставляющая до поздна сидеть за уроками, собираться всем вместе для выполнения домашки и общих проектов, подготавливаться к тестам.       Заставляла забыть о том, что они все взрослеют, и это неизбежно, что все меняется, и они не могут это остановить.       Заставляла почувствовать себя совсем ненадолго, совсем чуть-чуть ребенком, который не готов отпустить детство, который еще хочет побыть беззаботным, свободным, лёгким.       Но все менялось, как бы не хотелось это остановить, они взрослели. И, хоть это и пугало в какой-то степени, сейчас они свободны от этих мыслей и могли спокойно дурачиться, идя домой вечером по пустой дорожке вдоль дороги под аккомпанемент приглушенного шума машин, людей, не спящего города где-то позади.