***
Первая встреча за это утро прошла так, как обычно. «Обычно» – до того момента, как Малик сунул мне в зубы лопату и дал команду вырыть себе яму. Именно нескладную яму, в которой в самый раз хоронить домашних животных. И вот сейчас, когда контраст наиболее заметен, я смело могу назвать себя всего лишь щенком. Щенком, который слишком буквально воспринял обязанность «выполнять любые прихоти молодой звезды». Правда, была упущена часть «уберегать от глупостей». Зейн улыбался. Он так широко улыбался, что у меня все внутри скрутилось в узел. Его сверкающие зубы мешали сохранять привычное мне спокойное выражение лица. – Доброе утро, – поприветствовал он меня и Пола, который совсем недавно забрал машину с автомойки. Бодигард отдал мне ключи и улыбнулся работодателю. – Мы опаздываем, Мистер Малик, – спокойно ответил я, открывая брюнету дверцу автомобиля. Зейн нахмурился, пытаясь поймать мой взгляд. Я, немного подождав, сделал приглашающий жест рукой, и он, раздраженно выдохнув, все же забрался в машину. Пол, который все это видел, покачал головой и как-то странно усмехнулся. Когда-нибудь этот слишком сообразительный человек вправит мне мозги. Если уже не поздно. – Ты не можешь сделать это, – я застываю, почти повернув ключ зажигания, когда до меня доносится голос Малика. – Сделать что? – все же спрашиваю и мысленно пускаю пулю в лоб. Потому что я должен был проигнорировать. Это ведь так просто, верно? Просто вести себя как раньше. Когда мы не разрушили эту чертову стену. Она должна была как-то уберечь от всего этого. Но судя по тому, как пересыхают мои губы, она была сделана из картона. А Зейн подается вперед, поймав мой взгляд в зеркале заднего вида. И от дыхания, которое ощущается на затылке после каждого его слова, становится все сложнее держать субординацию. – Ты не можешь почти переспать со мной, а потом делать вид, что ничего не произошло. В голосе Малика сквозит недовольство и какая-то отдаленная обида. Слишком незаметная, потому что, как правильно заметил Зейн, «почти». Потому что несколько часов назад я поклялся себе, что не зайду дальше «почти». – Я думаю, что это не то, о чем мы… – Думаешь? – возмущается брюнет, выглядя сейчас именно как недовольная начинающая звезда, на которую пашет целая орава стилистов. – Ты когда-нибудь перестаешь думать? – Мистер Малик, – я поджимаю губы, пытаясь закончить этот разговор, – вы опоздаете на свидание. – «Мистер Малик»? – его глаза темнеют. Брюнет отворачивается к окну и уже небрежно кидает: – Отлично. Какого черта тогда мы стоим? Я выдыхаю, на секунду позволив себе устало прикрыть глаза, и завожу мотор. Я просто выполняю свою работу.***
Наставления Саймона я удачно пропустил мимо ушей. Именно поэтому мне пришлось скрывать свое удивление, когда оказалось, что моей «задачей», как выразился менеджер Малика, оказалось всего лишь не светиться. Я и бодигард напарницы Зейна по фильму должны были наблюдать издалека, чтобы все это больше походило на какую-то тайную вылазку. Это мне уже позже объяснил Кевин, с которым мне предстояло провести несколько часов. Парень был выше меня на полголовы, шире в плечах и старше на пару лет. Но это не мешало ему улыбаться так, будто передо мной школьник. Мне же сейчас, когда я краем глаза наблюдаю за темной макушкой Малика, идущего за руку с девушкой, и когда у меня внутри все сворачивается в узел, все эти разговоры были явно не по душе. – Слушай, ты можешь тоже начать делать вид, что мы друзья? – Зачем? – Они ведь должны быть только вдвоем. – Ты действительно думаешь, что меня не узнают? – удивляюсь я. – Я с Зейном часто бываю на разного рода мероприятиях и участвую в его жизни не только в качестве охраны. Не думаю, что «моя прогулка с другом» недалеко от моего работодателя не вызовет подозрений. Парень пожимает плечами, мол приказ был такой, и продолжает попытки вести светскую беседу. Хотя сам не сводит взгляда со спутницы Малика. – Нравится? – интересуюсь я, видя, как его перекашивает больше, чем меня, когда эти двое соприкасаются. – Нравится, – честно отвечает он, но тут же осекается, растерянно смотря на меня. – Ты не подумай, я даже не пытался ничего делать. Просто красивая, да и на пустышек этих не похожа совсем. Я в последний момент себя останавливаю, чтобы что-нибудь не ляпнуть. Потому что для меня она как раз похожа. Я снова ловлю взглядом наших голубков, которые что-то мило обсуждали, посмеиваясь. И эта открытая улыбка Малика, которую так успешно ловят все это время папарацци, выглядит чересчур естественно. Актер, который еще не дорос до Оскара. Где еще он может также натурально играть? Так, чтобы даже я поверил. – Нравится? – насмешливо интересуется Кевин, когда замечает мой пристальный взгляд. – Нравится, – криво улыбаюсь я, – красивый и совсем не похож на этих пустышек. Бодигард сначала удивленно вскидывает брови, а потом громко смеется, портя всю нашу «незаметность». Потому что Малик кидает в нашу сторону пристальный взгляд, а пара прохожих смотрит вслед. Я похлопываю Кевина по плечу и позволяю появиться извиняющейся улыбке. Я не вижу глаз Малика из-за очков, но уверен, что он смотрит в нашу сторону дважды, пока ловко обнимает девушку за шею, переплетая с ней пальцы. – Я уж подумал, что ты из «этих», – поясняет парень причину своего веселья. – Из них самых, – спокойно отвечаю я, смотря ему в глаза. Кевин неловко кашляет в кулак, и мы молчим все оставшееся время, пока эта показуха не сворачивается, и мы не расходимся по машинам, выезжая за такси, в котором уехала наша парочка. Через несколько кварталов такси останавливается, и Зейн забирается в машину. – Не хочешь узнать, как я провел время? – затылком чувствую его усмешку, продолжая следить за дорогой. – Это не в моей компетенции, – стараюсь звучать отстраненно, но это чертовски сложно. И если кто-нибудь меня после спросит, чем я могу гордиться, то ответом однозначно будет моя выдержка. Хочется отмотать время назад, и не идти на поводу у Малика еще в самый первый день, когда заподозрил неладное. Раньше он не спрашивал. Я был просто записывающим устройством, которое, впрочем, было полностью автоматизированным, и Зейну не нужно было нажимать даже кнопку. Он говорил, а я слушал. Без права на разглашение. Теперь же все усложнилось настолько, что кажется, будто сидишь на мине. И вот один вот такой взгляд темных глаз может активировать то, что разорвет тебя на кусочки. Зейн фыркает, снова натягивает очки и молчит всю оставшуюся дорогу. Тишина кажется спасительной, она напоминает о чем-то привычном, когда дистанция была более видимой. Напряжение электризует воздух настолько, что закладывает уши. Приоткрываю окно, надеясь, что Зейн не станет возмущаться. Но то, как брюнет глубоко втягивает воздух, говорит лишь о том, что несладко не мне одному. И я даже не знаю, стало ли мне легче от осознания этого.***
Я останавливаю машину возле особняка. Зейн не двигается с места, вопреки всем моим надеждам. Лишь на секунду прикрываю глаза и вылезаю из машины, принимая неизбежность. Но это моя работа. Поэтому я открываю ему дверь, следую за ним в его спальню и позорно сглатываю, распахивая уже изученную до малейших шероховатостей дверь. Но, кажется, кое-кто считает, что я должен это сделать более досконально. Стоит лишь мне повернуться спиной, как меня тут же больно впечатывают в твердую поверхность. Против воли издаю какой-то сдавленный хрип, который рассеивается в громком хлопке. Зейн прижимается настолько тесно, что трудно дышать. Не чувствую ни рук ни ног – будто тело сливается с горячей кожей брюнета. Малик что-то несвязно шепчет, обжигает шею своим дыханием и зарывается носом в волосы на затылке, хрипло вдыхая уловимый только для него запах. Я же уверен, что в этой духоте нужно быть полным извращенцем, чтобы вытворять такое. И только когда пальцы Малика больно впиваются в бедра, осознаю, что еще немного и меня изнасилуют прямо у порога и с весьма сомнительным несогласием. Я высвобождаюсь, разворачиваясь лицом к Зейну, и, кажется, беру в руки вторую лопату. Потому что темные, практически черные из-за расширившихся зрачков глаза брюнета посылают все мои уже нарушенные обещания к черту. И это лишний раз доказывает, что нихрена у тебя не получится, Лиам Пейн. Это точка невозврата. – Только попробуй сейчас снова убежать, – с угрозой шипит Зейн, снова прижимаясь ко мне, упираясь руками в деревянную поверхность за спиной. – Мне целый день приходилось терпеть эту куклу, пока ты развлекался с тем идиотом, улыбающимся так, словно он подросток в пубертатный период. – Пришлось? – неосознанно я повышаю голос, пытаясь отцепить его руки. – А не твоя ли это была инициатива? – Это Саймон так сказал, да? – он даже ослабляет хватку, получив мой уверенный кивок. Малик резко хмурится и ударяет ладонью всего в паре сантиметров от моего лица, заставляя инстинктивно зажмуриться. – И ты тут же поверил ему, идиот? Я делаю резкий рывок, освобождаясь от его рук, кидая возмущенный взгляд. Хотя, его «идиот» совсем недалеко от истины. Малик смотрит на меня какое-то время, пока я поправляю футболку. А потом вдруг прищуривается и наклоняет голову вбок, довольно улыбаясь. – Ревнуешь? Открываю и тут же закрываю рот, задыхаясь от накатившего понимания. Потому что я только что позорно прокололся, показав свою заинтересованность. И Зейн читает в моих глазах окончательный проигрыш. Всего за долю секунды мне приходится все-таки признать, что я закопал себя заживо. Перед глазами лишь картинка того, как Саймон приминает землю ботинком. Зейн снова оказывается слишком близко, прижимает своими бедрами к двери, руками блокируя все пути к отступлению. Лишь краем сознания замечаю, что бежать уже никуда не хочется. Только падать, хватаясь за радужку в глазах цвета рутбира. Мышца в груди предательски бьется о стенки, глухие удары отдаются где-то в глотке, а губы почему-то пересыхают, когда Зейн пальцами ведет по бедру, лишь на мгновение касаясь ширинки. И в голове появляется отчетливое «твою мать», потому что что-либо отрицать уже слишком поздно. Хочется. Необходимо. Любится. Да, это именно то самое «твою мать», которое ни в коем случае не входит в мою компетенцию. И прошедшая ночь не входит. И эти мокрые поцелуи тоже не входят. А Малик лишь дразня проводит языком по контуру губ, заставляя признать свою полнейшую капитуляцию и расслабиться в его руках. Я послушно пропускаю чужой язык в свой рот, вспоминая вкус губ, так отличающийся от того, что был ночью. Горьковатый привкус сигарет отрезвляет достаточно, чтобы я смог оторваться на какое-то время и перевести дух. – Пообещай мне кое-что, – сбивчиво говорю я, замечая его удивленный взгляд. – Что? – Просто дай слово, что ты выполнишь мою просьбу, что бы сейчас ни случилось. Зейн не понимает, чего я от него хочу, потому что возбуждение явно не дает соображать нормально. Но все же кивает с опаской, за секунду до того, как я снова втягиваю его в поцелуй, теперь уже самостоятельно впечатывая в дверь. Малик охает мне в губы, но прижимает ближе к себе, собирая на моей спине футболку. Смена позиций мне доставляет явно больше комфорта, потому что так я лучше могу изучить гибкое тело передо мной. Пройтись ладонями по животу, расстегнуть пряжку ремня и провести пальцем по широкой резинке нижнего белья. Оставляю в покое его губы, спускаясь к смуглой шее, слизывая соленые капельки и расстегивая ширинку. Где-то сверху слышится протяжный стон, когда мои пальцы обхватывают полувозбужденный член брюнета. Свободной рукой спускаю грубую ткань ниже, провожу рукой по всей длине, чувствуя, как тело в руках расслабляется. Выдыхаю, ловлю губами чуть слышный хрип, когда кольцо из пальцев становится туже. Зейн часто облизывает губы, отчего те призывно поблескивают на свету. И вот так, не в темноте, видя любые изменения в его лице, ощущения становятся острее. Спускаюсь мокрыми поцелуями на шею, к ключицам, прикусывая смуглую кожу сильнее, чем задумывал, жадно следя за реакцией Малика. А Зейн тяжело дышит и сам начинает толкаться в кольцо из моих пальцев. В какой-то момент пальцы на плечах впиваются сильнее, и у брюнета открывается второе дыхание. Я снова прижат к двери, и сейчас, когда сознание далеко от ясного, становится совершенно все равно, кто там ведет. Главное – прямо сейчас. Зейн быстро справляется с моей ширинкой, и я тут же захлебываюсь ощущениями, чувствуя чужую ладонь на своем члене. Малик больно впивается в губы, не рассчитывая и прокусывая губу. Я шиплю и что-то бормочу про то, что прямо сейчас он может лишиться анальной девственности. Брюнет посмеивается, но его голос тут же растворяется в синхронном стоне, когда возбуждения соприкасаются. Малик теряет оборону, и я толкаю его к другой двери, идущей в ванную комнату, хоть как-то меняя наше месторасположение. Чувствую, как чужие руки оказываются на шее и затылке, хватая за волосы, притягивая для нового поцелуя. Не сдерживаю протяжный стон, когда Зейн подается бедрами вперед и члены снова соприкасаются. И я не понимаю: то ли прошедшая ночь была недостаточной для снятия долгого напряжения, то ли в Малике действительно есть что-то невозможное. Потому что это становится тем самым толчком, от которого сносит крышу окончательно. Зейн отрывается от меня, закусывая губу и сильно зажмуриваясь, удерживая громкий стон, когда я начинаю помогать нам рукой. И эта податливость зажигает лишь одну единственную мысль: развернуть спиной и прямо здесь, на сухую взять то, чего хочется до звездочек в глазах. Но я хватаюсь за это, как за последнее препятствие, издавая лишь приглушенный рык где-то в районе выпирающих ключиц. Движения становятся резче, быстрее, заставляя сгорать от соприкосновений горячей плоти. Воздуха мало. Я ловлю губы Малика, вовлекая в последний поцелуй. Прикосновение к алой головке заставляет Зейна выгнуться, ударяясь головой о деревянную поверхность, и со сдавленным стоном кончить, опережая всего на несколько секунд. Я стягиваю с себя заляпанную футболку и вытираю руку. Зейн все еще тяжело дышит, не двигаясь с места. Он смотрит на меня сквозь прикрытые веки и притягивает к себе, даря медленный и слишком нежный поцелуй, который на какой-то момент заставляет меня засомневаться. Но я отстраняюсь, утыкая носом ему в шею, втягивая терпкий мускусный запах. – Отпусти меня, – хрипло шепчу я, чуть касаясь губами влажной кожи. Рука Зейна, которая в этот момент перебирала мои волосы, застыла, а потом послушно опустилась. – Нет, ты не понял, – качаю я головой и смотрю ему в глаза. – Отпусти меня. Совсем. – Ты шутишь? – ошарашено выдыхает брюнет, смотря на меня, как на сумасшедшего. Я снова качаю головой. – Я уже говорил днем с Саймоном, тебе подберут другого человека. Я… не смогу больше работать на тебя, Зейн. – А меня ты спросил, черт возьми? – повышает голос Малик, натягивая джинсы. – Почему я, блять, не знаю об этом твоем решении? Мне не нужен «другой человек». – Зейн, – уверенно обрываю его дальнейшую речь я, застегивая ширинку, – ты обещал. Он застывает, растерянно бегая глазами по моему лицу, все еще пытаясь отыскать признаки шутки. Глупой, очень глупой шутки. Но я даю слабину всего на какую-то секунду, опуская глаза в пол, и это становится последней каплей. – Так вот чего ты хочешь? – он зло поджимает губы и стягивает с себя футболку, сминая ее в руках и откидывая куда-то в сторону. – Отлично. Я не буду держать тебя силой, Лиам. Он разворачивается и распахивает ванную, щедро хлопая за собой дверью. А я сжимаю в руках испачканную футболку, напоминая себе, что нужно успеть собрать свои вещи и предупредить Луи. И если сейчас мне погано только внутри, то Томлинсон может нанести еще и физические увечья. И никакие упоминания о Стайлсе и его «охренеть каких пальцах» мне не помогут.