Перекати-поле гонит ветер

Шона открыл глаза. Над ним конусом сходились темные потолочные балки, на которые натянуты были шкуры. В одном месте заметно провисло — туда угодило валуном в год, когда демонические отродья сыпались с неба, как огромные градины. Крыша, укрепленная дополнительно лозой и промазанная глиной, выдержала, и Шона подумал: и ладно. Однако уже несколько ливней спустя, ему пришлось признать, что ничего не ладно, что чинить придется. Но сначала было не до того, потом снова, потом он выводил плесень из залитого угла, пытался замазать щели… В общем, протянув с этим так долго, как только смог, он таки собрался в Перекресток за скобами… «Перекресток», — подумал Шона, глядя на вспученный потолок. «Я ходил в Перекресток?» Он разлепил губы, оказавшиеся вдруг неимоверно сухими, и вместо какого-либо осмысленного звука, захрипел и закашлял. Что-то коснулось волос, мохнатый бок навис над его головой и проплыл мимо. В лицо тыкнулся волчий нос. Шона зажмурился и попытался уйти от облизнувшего его горячего языка. — Хорош, брат… хорош… Воды бы… Он отвернулся и поискал глазами что-нибудь похожее. Лежал он почему-то на полу. А тело было таким тяжелым, что, увидев, наконец, у себя в ногах чуть поодаль кувшин, Шона понял, что едва ли доползет до него. — Салхи… принеси… — прохрипел он, но волк вместо этого посмотрел на хозяина внимательным умным взглядом и скакнул к выходу, за секунды скрывшись за тяжелым пологом из шкуры. Шона обессилено откинулся обратно и еще раз оглядел знакомую до мелочей комнату. Ничего в ней, казалось, не изменилось, только на лежанке ярко алели в длинные перья, притороченные к белой накидке. «Так…» — успел подумать он, начиная что-то понимать. Входной полог откинулся, заливая дом ярким светом. В сиянии полудня на пороге застыли две тени: волчья — и долговязая, увенчанная пылающей в лучах солнца разноцветной копной волос. — Нисса… — Ну слава яйцам! Я уж боялась, что до следующей луны не очухаешься. Пить, да? Шкура вернулась на место, бить по глазам перестало, но Шона успел только неопределенно что-то промычать. Нисса, качнув тяжелыми головками маков на волосах, присела рядом и просунула ладонь ему под голову. В растрескавшиеся губы ткнулся край глиняного черпака, и в рот полилась вожделенная влага. Шона подумал, что не так уж важно ему сейчас знать, что троллиха делает в его доме, почему его самого сложили на пол, и что он такого сожрал, что все тело будто ящеры прожевали. — Так и знала, что с ядом лучше пойдет, — не умолкала тем временем Нисса. — Трава она что, она просто трава, как говорила мамаша, нужно ей показать, что лечить-то, чтобы не без толку через глотку гонять… Шона согласно булькнул. Холодная ключевая вода катилась через эту самую глотку и постепенно заполняла его изнутри, как казалось, полностью. Напившись, он отвернулся от черпака, давая понять, что хватит, и сколько-то времени просто лежал, отдыхая. Нисса в поддержании разговора с его стороны не нуждалась. Ходила по комнате, чем-то звякала и гремела, наводила свои порядки. И болтала. Салхи лег рядом, и Шона положил ладонь ему на широкий лоб. — …Я у него прямо так и спросила: что тут в округе самое ядовитое? А он посмотрел на меня и ушел. Наутро приволок хвост скорпида. Уж не знаю, как эта тварь его самого не ужалила… — Что было-то? — спросил Шона. Троллиха запнулась, будто не ожидала, что кто-то еще может тут разговаривать. Он попытался найти ее взглядом. Двигать глазами так далеко оказалось неприятно. Но Нисса уже сама снова присела рядом все с тем же ковшом, только теперь из него она достала мокрую тряпку и, отжав, принялась протирать ему лоб и плечи. — Свинорылов помнишь? — Свинобразов? — Шона нахмурился. — Никогда таких уродов раньше не видала, не знаю, как зовутся. Ну, в общем, один в тебя дротик плюнул. Ты еще парочку зарубил и свалился. Волк тебя сюда приволок, я бы не дотащила. Воспоминание было смутным, как предрассветный сон. Вроде есть что-то, а вроде и забыл уже. Шона помнил траву и какие-то тени в ней, и Салхи, и еще, вроде, крик Ниссы. — А как мы это… Всех перебили? Она пожала плечами. — Земля затряслась. Парочка этих провалились, остальные испугались и убежали. По траве топорами били. Они совсем дикие, да? — Не знаю… Его беспокоило, что свинобразы забрались так далеко. Дозорным надо бы сообщить, только как, если он сейчас слабее ребенка? Шона заворочался, разминая отлежанные бока. — Могла бы хоть одеяло под зад подложить… — проворчал он. — Ты бы его загадил, — фыркнула троллиха, поднимаясь на ноги. — Кувшин-то не всегда подставишь, а помыть циновку проще. — Кувшин, — тупо повторил Шона и по-новому посмотрел на сосуд в ногах. — А миска та?.. — Что, надо? — Я в ней вообще-то хлеб месил… — пробормотал он. — Ничего, отмоешь. Лучше, чем в штаны, — замучилась их стирать. Да и ты разок всего в миску. — Дай мне кувшин и выйди, — выдавил из себя Шона, чувствуя, как начинает гореть от стыда лицо. Нисса ушла и пропадала где-то достаточно долго, чтобы он успел справить нужду, извести себя неловкими мыслями и, наконец, задремать. Проснулся Шона в сумерках. Салхи по-прежнему грел ему бок, поганый кувшин стоял в углу, а очаг посреди дома дымил в отвод в крыше. — Выпей вот, — снова оказалась рядом Нисса, протягивая ему кружку чего-то теплого и горького, пахнущего степью. — Есть хочешь? — Наверное, — пробормотал Шона и снова уснул. На следующий день она опять поила его водой и горьким отваром, но еще накормила все-таки пресной похлебкой из разваренных до полной неузнаваемости овощей, прибереженных в подполе. На обед была такая же пресная и жидкая каша из риса, а на ужин опять овощи. В перерывах Шона в основном спал. На день следующий ему пришло в голову велеть Салхи, чтобы показал троллихе установленные силки. Надежды найти в них что-то, кроме обглоданных скелетов, после стольких дней было мало, но им повезло добыть целую куропатку. Нисса ее сварила. Но когда Шона проснулся в очередной раз в предвкушении от мясных ароматов, ему выдали только миску бульона. — Тебе рано мясо, — заявила троллиха и сыто икнула. Шона посмотрел на Салхи. — Как ты ей это позволил? Волк будто в смущении отвернул испачканную после охоты морду. На деле ему, конечно же, стыдно не было. — Ладно, — примирительно сказала Нисса. — Вечером испеку картошки. На третий день Шона смог встать и, шатаясь, дойти до выгребной ямы за домом, чтобы справить большую нужду. И помыться после в ручье. И перед этим всем — натянуть штаны. Нисса сидела на крыльце и грызла рыбу, что он купил в Перекрестке. Ее синие глаза следили за ним настороженно из-под растрепанного венка. Шона ничего не сказал. Она спала на его лежанке и ела его еду, но если бы не она, он лежал бы сейчас посреди степи и это его бы ели… Еще через день, когда Нисса решила, что его можно кормить уже не только разваренными в кашу овощами, Салхи загнал и приволок жевру. По праву охотника волк получил целое бедро сырьем, остальное освежевали и частью за-, частью приготовили. На разделку у Ниссы ушло полдня, Шона ей почти не помогал, больше подсказывал. — А это что-нибудь стоит? — ткнула троллиха в жевровый рог. — Что-то да стоит. Навряд ли много. Хочешь, я тебе шпильку с него выточу? Потом… Попозже. Она пожала плечами без особого интереса и занялась коптильней. В ее ушах и на руках сверкало на солнце золото, даже на одном из клыков блестела бляшка из драгоценного металла. Но Шона все равно отрубил рог и унес его в дом. На всякий случай. В обед они поживились пресным вареным мясом, что уже было счастьем после растительной диеты, но на ужин и вовсе ждал пир. Нисса порубила лошадиные потроха и потушила их в горшках с овощами и какими-то травами из ее сумки. Запахи витали такие, что Шона едва находил себе место в ожидании трапезы. — Ну как? — спросила троллиха, с сомнением принюхиваясь к содержимому своего горшочка. — Очень плохо, — сказал Шона с набитым ртом. — Не ешь. Я сам как-нибудь. Она фыркнула и запустила в ароматное варево ложку. Некоторое время в прозрачном вечернем сумраке слышно было только увлеченное чавканье да постукивание приборов о посуду. Салхи, примостившийся рядом, тоже грыз — большую берцовую кость, оставшуюся от его обеда. — Уф. Не думала, что то, на чем люди ездят, такое вкусное, — призналась Нисса. — Жевры дикие, — заметил Шона. — Хотя некоторые на них, да, ездят… На баранах, слыхал, тоже ездят, а баранина повкуснее будет. — Я только гадов песчаных пробовала да солонину, — троллиха покачала головой. — Ну, рыбу там еще, бывало, крабов. А если яйца находил кто, то, считай, праздник. — Потому слава яйцам? Нисса воззрилась на него удивленно, захлопала глазами. — А-а… Не знаю. Мамаша так говорила часто — вот и привязалось. Они замолчали. Воздух снаружи постепенно синел, степь молкла, проснувшиеся сверчки заводили совсем другие, ночные песни. Шона растянулся у очага, уложив голову на теплый бок волка, и смотрел, как дым утекает в дыру в крыше. Тлеющие угли чуть разбавляли густеющий мрак красным. — Ты тут совсем один живешь? — спросила Нисса. — С Салхи. — Ну, с Салхи. А родня? Ездишь к ним? — Нет. — У тебя никого нет? Шона не стал отвечать. Не те вопросы, на которые хочется. Да и вообще разговаривать ему не хотелось. Но Нисса за эти дни, верно, устала болтать сама с собой и почуяла собеседника. — А давно тут живешь? — Давно. — И не хотелось совсем уехать? Шона покачал головой, не заботясь, увидит ли. — А свинорылы? — попыталась она зайти с другого бока. — Не докучали? — Не видел их тут. Как поселился. Нисса громко вздохнула и зашуршала углями. — Картошку будешь? Шона подумал. — Буду. Она подкатила ему клубень по полу. Шевельнулся Салхи, придавив непонятный мяч лапой. Потянулся понюхать. Шоне пришлось прервать свое удобное лежание и развернуться. — Дай сюда, Салхи. Ты это не ешь. Волк покосился на него с подозрением и зевнул. — Салхи, — повторила Нисса и улыбнулась, глядя, как зверь шевельнул ушами. — Его имя что-нибудь значит? — Значит, — вздохнул Шона. — Ветер. Как он и думал, троллиха на этом не отвязалась — А твое? — спросила она, отряхивая от золы другую картофелину. — Волк. — Волк по имени Ветер и орк по имени Волк, — развеселилась Нисса. — Что смешного? — проворчал Шона. — А твое имя что значит? Надоедливый попугай? И тут же подумал, что получилось грубо. Нисса не отвечала. Он повернулся, думая извиниться, но на озаренном слабым светом лице не различил обиды. Скорее задумчивость. — Ребенок пустыни, — наконец произнесла она. — Мамаша Абиджа сказала, меня подобрали среди барханов. — Сама не помнишь? — неуклюже попытался проявить внимание Шона, все еще чувствуя себя виноватым. — Я была младенцем пары дней от роду, — Нисса пожала плечами. — У мамаши как раз родилась Фифика, было молоко. Так что меня, считай, выкормила, вырастила и воспитала гоблинша. — Гоблинша, — он не удержался и фыркнул. — Это много объясняет. — Ну чего? — насупилась троллиха. Но эта ее обида была настолько ненатуральной, что Шона решил, можно не отвечать. Так они и доели в молчании, глядя на переливающийся по углям жар. Потом троллиха вышла почистить горшки от жира, а вернувшись — завозилась с постелью. Шона подвинул ближе свою циновку и смотрел за ее смутными движениями в темноте. — Нисса, — окликнул он негромко. — А? Шона подумал, что утром же пожалеет. Но вкусный ужин сделал его благостным и благодарным. Где бы он сейчас был, в конце концов… — Можешь остаться жить здесь. Если хочешь. Она замерла, почти потерявшись во мраке. Потом откинулся светлый клок одеяла. — Не хочу, — ответила Нисса и больше ничего не сказала.

***

Наутро Шона решил, что чувствует себя достаточно здоровым, чтобы съездить до заставы. Прошло, конечно, уже что-то около недели, и если бы свинобразы хотели напасть, они бы напали. Но если он и не принесет новостей, то хотя бы их узнает. Нисса тоже встала со светом и возилась у очага. — От рыбы осталось что? — спросил Шона. — В дорогу взять. — Осталось. И мясо есть. Сыра пара кругляшей еще. Овощи. Лепешек не будешь ждать? — Нет, не буду. Раньше выйдем, раньше вернусь. Не хочу по жаре. Троллиха кивнула, не оборачиваясь. Он посмотрел на ее согнутую спину, чувствуя почему-то необходимость что-то сказать еще. — Ты это… Не ходи никуда пока. Особенно к Перекрестку. — Я что, совсем глупая? — она фыркнула. — Мне и один раз этих уродов хватило. Шона хмуро глянул на почти свежие маки в ее венке, зная, что растут они только дальше, вдоль тракта, но уличать не стал. Без Салхи авось действительно побоится. Наполнив бурдюки и собрав себе какой-никакой провизии, он свистнул волку, и они вышли. Идти пришлось той же дорогой, где на них напали. Делать крюк, выезжая через степь на тракт, Шона не видел смысла. Верхом он всяко уйдет от преследования. Правда, снова получить дротик и проваляться еще неделю ой как не хотелось… Но Салхи держал ухо востро, ветер дул им навстречу, и все складывалось, вроде бы, ладно. Свинобразы, конечно, обнаглели. Они и раньше нападали на фермы и караваны, за что регулярно были биты, но так далеко на север еще не забирались. Был ли в этом тревожный знак или Шоне просто не повезло наткнуться на заплутавшую банду? Стражники разберутся. Его дело маленькое. Место побоища он узнал сразу. Ветер бросил в лицо приторный запах гнили. Никто не прибрал трупы за прошедшую неделю, свинобразы не возвращались. Это было, наверное, хорошо. Значит, перепугались, дикие, непонятно чего — отпора или кстати случившегося землетрясения. Главное, что к дому пока ходить безопасно. До заставы доехали без приключений. Дозорная башня торчала над степью у того самого указателя, на котором Ниссе следовало свернуть тем злополучным утром. Но она не свернула, поэтому сегодня Шона был здесь. Он спрыгнул с волка, оставив его у подножья, и полез вверх по пандусу из настеленных по спирали досок. — Тром-ка, — сварливо приветствовал его на обзорной площадке стражник. Куралл. Он командовал здесь уже тогда, когда Шона только пришел в степи. За эти годы черные косы стражника отросли до пояса, а на лице прибавилось морщин — но не командирских насечек на наплечнике и, как следствие, довольства жизнью. — Редкий ты гость, и всегда с плохим. Что случилось на этот раз? — Так и радовался бы, что редкий, — проворчал Шона и, помолчав, ответил коротко: — Свинобразы. Куралл нахмурился. — Дальше по тракту? — Отсюда в четверти часа, как ко мне сворачивать. Сотнях в двух шагов вглубь степи напали. — Вот как. Куралл отвернулся к дороге и больше ничего не добавил. Шона потоптался на месте. — Десяток их был или около. Половину мы положили где-то. Остальные сбежали. Дней… семь или восемь назад. — Восемь дней. За восемь дней тракт из конца в конец пройти можно. Где раньше был? — Так это… — Шона смутился. — Ранили меня. Пока отлежался… Куралл недовольно хэкнул и мотнул косицами. — Ладно. Разошлю вести другим заставам. Один бес, искать этих свиней сейчас никто не будет. Воевода всех, кого мог забрать — забрал. — А… Шона приоткрыл рот. Хотел спросить, но запнулся, придумывая, что именно. Потом подумал — а кто он такой, чтоб спрашивать, зачем собирал воинов Воевода? Его не призвали — не больно-то он там нужен. Ну, поищет бандитов этих свинорожих тогда. Дом-то надо свой защищать. Опять же, в степи должно быть безопасно… Об этом он думал, уже спускаясь вниз. Салхи встретил его влажным носом в ладонь и вопросительным взглядом. Шона только пожал плечами: что смогли, то сделали. И полез в седло. — Эй, Эрк! — вдруг донесся рев стражника сверху. Над высокой травой за башней тут же показалась голова молодого орка. — Чего? — крикнул он, сложив козырьком ладони. — Съезди с ним, — Куралл указал на Шону. — Может, Клык возьмет след. — Ну поехали, — хмыкнул парень, смерив их с Салхи взглядом. — Все равно этот олух всю рыбу мне распугал. Только через треть пути Шона признал в матером ворге щенка, которого видел как-то с орчонком, носившим обед дозорным. За башней, рядом с казармой стражи, скрывалось маленькое озерцо, где мальчик ловил рыбешку. Стало быть, Эрк и есть тот мальчик? Сколько же лет прошло? Десяток? Он коротко рассказал в дороге, что приключилось. Эрк отнесся к заданию с куда большим энтузиазмом, хотя и сомневался, что они найдут что-то, спустя столько времени. — Фу! — сказал он, когда волки, наконец, вынесли их на неровную проплешину среди колосьев. Травы здесь отчего-то лежали высохшими, посеревшими. И среди их спутанных колтунов хорошо были видны останки свинобразов-разбойников. — Ну и дрянь. Как это стервятники тут все не пожрали? Шона задумчиво осмотрел поле битвы. Стервятники здесь были. О том свидетельствовало несколько свинобразьих скелетов в разодранной хлипкой броне из кожи. Шона уже смутно помнил, но вот этих он как раз зарубил одного за другим, а вон того, кажется, загрыз Салхи. От еще одного трупа осталась лишь черепушка с куском хребта, но, когда он подошел ближе, в воздух со звоном поднялась целая стая мух и закружилась недовольным облаком. — Вот этого не доели. — Доспех, наверное, расковырять не смогли, — без интереса отозвался Эрк. — Я был прав, дело тут тухлое. Его волк то и дело опускал морду к земле, пытаясь взять след, но лишь щерился и сбрасывал запах. Салхи рядом стоял спокойно, хотя место и ему не особо нравилось. — Откуда они появились? Шона попытался вспомнить. — С востока. — Там старая база кор’крона. Может, поселились в развалинах. — Может. Ты видел ее? — Ну, как видел… — парень пожал плечами. — Рассказывали. С башни дым от костров видел. Довольно большой у них был лагерь. — Тогда не стоит туда вдвоем лезть. — Не стоит, — досадливо покривился Эрк. — Ну, ладно. Будь тут поосторожней тогда. Мы будем предупреждать путников, а там, может, и съездим большим отрядом. Я тебе обязательно знать дам. На том распрощались. Парнишка с заставы поехал обратно, а Шона, так и не оседлав Салхи, побрел домой. Увиденное не шло у него из головы, и что-то в этом всем ему не нравилось. Не то, что место было опасно близко. Дом его, спрятанный в ложбинке среди холмов, пережил и восстание Вол’джина, и нашествие демонов. Свинобразы не поджидали и на дороге — значит, что-то их отсюда отвадило. «Надо было про землетрясение спросить», — подумал Шона. Но отчего-то сам с собой не согласился. Почему на заставе-то ему самому об этом не рассказали? У них там по полгода ничего не происходит, чем не повод потрепаться? Не Кураллу, конечно, тому не по чину, но Эрк? Новой войной мозги заняты? Или слишком мелко после раскола Степи? А отчего трава высохла? Не могли ж они там все вытоптать, когда бились… Шона остановился. Вопросительно уркнул позади Салхи. — Вернемся, брат. Он влез в седло и послал волка обратно. Ничего на проплешине не изменилось. Все так же воняло, все так же звенели мухи, вспугнутые тычком топора в свинобразий наплеч. Шона прикрыл нос ладонью и, нащупав лезвием ремешок, поддел. Грубая железная пластина сковырнулась, обнажая кишащий личинками плечевой сустав, до которого не смогли добраться птицы. Поеденная рука утыкалась в землю. Шона попытался пошатать ее, но зарылся свинобраз крепко, хотя с виду — неглубоко. Нисса говорила, что парочка провалилась при толчке. Этот, видно, по грудь. Но что же, не сумел вылезти? Руки увязли не сильно, что их там держит? Превозмогая отвращение, Шона присел рядом на корточки и разгреб траву. Локоть свинобраза действительно уходил в землю. Сменив топор на нож, каким снимал со зверья шкуры, Шона аккуратно подкопал рядом, стараясь не задевать сам труп. Сустав и впрямь был неглубоко и оказался согнут. Разрывая дальше рыхлую сухую землю, он отыскал и предплечье. Нахмурился. Пощупал пальцем. Острое лезвие рассекло неподатливую массу, рукавом обвившую свинобразу руку, и Шона смог вытянуть несколько тонких нитей, похожих на измохраченную веревку. Он оглянулся на иссохший клок степи с мертвыми колосками и метелками ковыля. Размял жгут в пальцах. «Это корни», — подумал Шона смятенно. Свинобразов уволокли и удавили в земле — спутавшиеся в жгуты травяные корни.