Нужная вещь

      Розы — бутоны пышные и упругие: алые и розовые, с пухлыми плотными прожилками. Оскар поддевает головку одного из цветков, и податливые лепестки тянутся за его длинными пальцами. Он, признаться, не находит их поистине прекрасными. Слишком много похоти в этом алом яде, слишком много напускной наивности в розовом. Что там, что тут — опасные шипы. Оскар дает распоряжение расставить их в вазы вдоль лестниц, и провожает взглядом, вздыхая неестественно громко.       — Сэр, я могу Вам помочь? — Оскар проглатывает свое сердце, совершенно мирно озирается по сторонам, отточенным жестом поправляя белоснежный платок в нагрудном кармане.       И остается пойманным врасплох, никого рядом не обнаружив. Сомневаясь в своем здравомыслии, он дёргает бровью — некогда думать о глупостях. Сегодня в доме будет бал, а это значит, что ему нужно успеть еще огромное количество дел, как лицу, ответственному за мероприятие столь пышное, что должно заставить присутствующих забыть о войне, что раскинулась прямо у порога. Очнуться от темных мыслей помогает какое-то почти мышиное касание к его локтю. Оскар, ростом, должно быть, метра под два, удосуживается опустить взгляд и сталкивается им с той единственной его подчиненной, какую он всегда неловко теряет. Она едва достает ему до груди. Смешная, запыхавшаяся, с метлой, что едва ли не выше нее — она смотрится нелепо и забавно, вызывая у Оскара чувство давно забытой, почти чудной радости.       — Прости, Розалина, я вновь тебя потерял, — ее миниатюрный ротик принимает форму сердечка в умилительной улыбке, и Оскар понимает, что вопреки всем законам логики — это именно то, что ему так помогает чувствовать себя живее, ждать каждого нового дня, и его рука медленно опускается на золотистую завитушку у уха Розалины в попытке приласкать ее.       Дом пахнет деревом, жарким огнем, резвящимся в каминах и на свечных огарках, симфонией розового сада. Под искрящимися цветочными гирляндами Розалина ощущает полную потерю контроля над ситуацией, и стискивает рукоять метлы в своих маленьких пальчиках так, словно она — последнее, что связывает девушку с реальностью. Когда белые пальцы сэра Оскара плавным жестом покидают мягкую перчатку, а затем путаются в ее прическе где-то у виска — часы в главном холле словно бы замирают.       — Сэр? — голос Розалины предательски ломается от напряжения, но томительная осторожная ласка длится и длится, продолжая игру с ее волосами за раскрасневшимся ухом, под золотой крошечной серьгой, на кончике мочки; Розалина не может проглотить воздух, и вколачивает его в легкие, чувствуя бархатный теплый взгляд, окутывающий ее миниатюрное тело сантиметр за сантиметром от макушки до острых носков черных лакированных туфель.       И что хуже всего — Розалина точно знает — ей это ново, но оттого еще больше нравится. Нравится так, как совершенно точно не должно. Это чувство растет из языка пламени и оборачивается лесным пожаром. Девушка также абсолютно уверена, что это опасно, но ничего не может поделать с тем, как ее веки смыкаются, оставляя в памяти только чужую улыбку и прикосновение. Оскар же знает: Розалина всегда будет где-то очень близко от него, и он действительно может убеждать себя, что не замечает ее подол, снующий тут и там. Она оказывается рядом случайно? Он отдает ей распоряжения с умыслом? Правда ли, что он не замечает ее? Конечно же, неправда.       — Розалина, — метла с глухим хлопком падает на пестрый тонкий ковёр, девушка чувствует себя безоружной, полностью отданной во власть огня и ветра. Оскар подступается к ней уверенно, словно точно знает, что делает, хотя и скован сомнениями, почти как каждое мгновение рядом с его подопечной. — Взгляни на меня, — ее лицо в его руках маленькое и бледное, но синие кристаллы ее глаз теплые и совершенно очаровательные, когда ее ладонь накрывает его руку, расположившуюся на ее щеке.       Он чувствует себя влюбленным мальчишкой впервые за долгие-долгие годы беспроглядного одиночества и дикой усталости, и так происходит лишь наедине с ней. В подсобке, на кухне, в чулане или в холле — неважно. Он осознает свой пустой страх и забарывает его, подхватывая девушку под колени и поднимая над собой. Она вскрикивает, но тихо, упирается в его плечи и озирается по сторонам: в ее глазах детский восторг и суетливое принятие.       — Я знала, что Вам понадобится моя помощь, сэр.       — Я знал, что ты мне ее окажешь, Роуз, — ее лицо моментально вспыхивает. Пунцовое оно, совсем, как лепесток розы, когда он касается ее губ своими так, как касается бутона: робко и нежно, словно боясь повредить.       Ее пальцы дрожат и прячутся в кулачки, и Оскар свободной рукой, не облаченной в перчатку, прижимает их к своей груди. А она легкая, как облачко, и в полутьме за лестницей сияет ярче звезды своей улыбкой, прижимаясь лбом к его лбу. Она пахнет свободой и силой, суетой солнечного утра и розовой водой. И только этот цветок без шипов — Оскар ведет прямую вниз вдоль ее позвоночника, и она мягко льнет к нему — он почему-то уверен.