Проклятие

Старый лорд Падалеки никогда не думал, что придет день, когда он начнет испытывать к Дженсену чувство, отдаленно напоминающее симпатию. Его восхищали упрямство и выдержка этого парня. Джеральду давно было ясно: его не менее упрямый сынок-однолюб ни на кого не променяет этого вздорного красавчика. Смириться с этим поначалу было трудно, но теперь кое-что изменилось. Из показаний задержанных слуг убитого Роена лорд выяснил, что Дженсен, оказывается, отчаянно защищал его сына. Возможно, если бы не это, Джаред к моменту их появления в подвале был бы уже мертв – он и так не приходил в сознание уже четвертый день. И все эти дни Дженсен упорно добивался возможности увидеть Джареда, изводя вельможу своими просьбами. Настырный наглец вконец достал лорда, и тот часто ловил себя на том, что украдкой оглядывается, как бы где снова не нарваться на вездесущего и надоевшего Дженсена. Поскольку состояние Джареда было критическим и транспортировать его было категорически нельзя, нужно было где-то остановиться. Ни дом Роена, ни гостиница, где шлялась туча постороннего народу, для выхаживания больного никак не подходили. Вся разношерстная компания во главе с лордом Падалеки поселилась на время у давнего приятеля последнего, который любезно предоставил им свой дом в пригороде Ланна. Сейчас лорд Падалеки спрашивал себя, какого черта он не сдал Дженсена городской страже, как они того требовали? Не пришлось бы теперь оглядываться так пугливо, ожидая очередного появления этого настырного мальчишки. Конечно, Джареду бы это не понравилось. Сдать властям, пока будут идти разбирательства… И, к сожалению, Дженсен все-таки старался спасти его сына… Если бы не это, благородный лорд пальцем бы не пошевелил, его вовсе не впечатлило, как побледнел Дженсен при виде знакомых синих мундиров городской стражи. Пока не расследуют убийство, им всем придется сидеть в Ланне: и ему со свитой, и Чаду, и обоим молокососам, устроившим комедийное представление длиною в жизнь. Лорд шагнул с галереи в парк, желая прогуляться в одиночестве и обдумать, что же еще можно сделать. Состояние сына сильно тревожило, Джеральд уже подумывал послать нарочного к Миссури – ведьма, как оказалось, недавно купила здесь небольшой домик и намеревалась обзавестись клиентурой: большой город, много проезжающих; практика обещала быть богатой. Если ничего не поможет, магия поставит его сына на ноги… – Лорд Джеральд! Как из-под земли перед ним возник Дженсен, и лорд едва не зарычал. Да что ж такое? Нигде нет ему покоя. Дженсен меж тем смотрел на Джеральда мрачно и вызывающе, чуть не наступал на лорда, казалось, еще немного – и кинется в драку. – Что ты меня везде подкарауливаешь? – раздраженно спросил лорд, искусно скрывая усталость. Ему страшно надоело воевать с парнем, он уже искал приемлемые пути отступления. – Разрешите мне увидеться с Джаредом. – Джеральд хотел обойти наглеца, но Дженсен не собирался пропускать его. – Я говорил уже не раз, он не в том состоянии, чтобы устраивать приемы. Дженсен, как только он придет в себя и пожелает увидеть тебя… – Лорд Джеральд, позвольте мне ухаживать за ним. – Ты ничего не умеешь! На что ты вообще годишься, кроме… – лорд вовремя замолчал, потом все же продолжил, но уже не так агрессивно: – За ним ухаживают профессиональные сиделки, у него все самое лучшее: доктора, лекарства… Ты будешь только мешать. – Вы не понимаете! – отчаяние прорвалось в голосе Дженсена, он ухватил отвернувшегося было от него Джеральда за рукав и силой развернул его к себе: – Он может никогда не очнуться! И вы будете виноваты, если он умрет! Джеральд изумленно разглядывая Дженсена, вырвал руку, пробормотал: – Глупости какие… – Нет. Это не глупости. Если он будет знать, что я рядом… я… я думаю, он скорее очнется. Я не буду мешать. Ну пожалуйста, вы ничем не рискуете. Джеральд тяжело вздохнул. Вчера этот ненормальный устроил потасовку возле покоев Джареда, где Джеральд выставил охрану. Мальчикам пришлось скрутить возмутителя спокойствия и временно запереть в чулане – свежие синяки и царапины на лице и руках упрямца ясно свидетельствовали о побоище. А завтра, глядишь, Дженсен полезет в окно и свернет себе шею. А Джаред потом… – Ступай за мной, – буркнул лорд и тяжело зашагал к покоям Джареда. При виде приближающейся парочки выставленная охрана в лице двух плечистых головорезов слегка насторожилась: они не забыли еще вчерашней выходки Дженсена. Лорд остановился, хмуро уставился на своих людей, и те под его взглядом вытянулись в струнку. – Этого… пропускайте, – лорд ткнул рукой себе за спину, где в напряжении замер Дженсен, – в любое время… Черт с ним. Не успели стражники осмыслить сказанное, как Дженсен уже промчался мимо них и распахнул двери. Джеральд покачал головой, махнул рукой и, ворча себе под нос, пошел прочь. Пришедшие в себя стражники переглянулись, и один сказал с усмешкой другому: – Добился-таки своего… Второй кивнул, улыбаясь и без слов прикрывая за Дженсеном двери. Дженсен в спальне Джареда обосновался прочно, внимательно следил за всеми действиями сиделок, предлагал свою помощь, а ночью уходить категорически отказался. Лорд, уступив раз, только пожал плечами и возражать не стал. Диванчиков и кресел в спальне было несколько, и Дженсен не беспокоился о том, где спать. В крайнем случае, он готов был улечься и на полу, бывали времена и похуже. Главное, они были вместе. Дженсен осторожно сел на кровать, с грустью вглядываясь в похудевшее и даже будто помолодевшее лицо Джареда. Теперь Джаред был чисто вымыт и подстрижен-побрит, и худоба сильнее бросалась в глаза. Дженсен нерешительно коснулся большой ладони Джареда, прошептал: – Джей? Джаред лежал неподвижно, и на какую-то ужасную секунду Дженсену показалось, что и дыхания уже нет, но он тут же увидел, как тихонько поднимается на груди одеяло, и перевел дух. Джаред дышал, это главное, но теперь не менее важной была задача вытащить Джареда из бессознательного состояния. Как же, как это сделать… Это только сказать можно: «Ему станет лучше». Ну вот, ты сидишь возле него целый день, и что изменилось? Дженсен снова тихонечко погладил руку Джареда, лежащую поверх одеяла, спросил шепотом: – Джей, что мне делать? Как мне помочь тебе? Просидев возле Джареда пару часов, Дженсен не заметил, как задремал, прикорнув тут же, на кровати. Утром он проснулся оттого, что его трясла чья-то бесцеремонная рука: – Немедленно встаньте, как вас там… Дженсен? Открыв глаза, Дженсен в недоумении уставился на рассерженную сиделку, возвышавшуюся над ним, вспомнил все, вспыхнул и хотел было подняться, как ощутил еще кое-что. Кровать Джареда была довольно большой, при желании там можно было уместиться и вчетвером, и Дженсен не потревожил своим присутствием Джареда. Но вот что интересно. Во сне Дженсен каким-то образом переместился под бок Джареда, и сейчас поперек его груди лежала рука Джареда. Когда Джаред успел закинуть на него руку, и сделал ли это сознательно или бессознательно, узнать не представлялось возможным, но приятная тяжесть руки на его груди подействовали на Дженсена самым волшебным образом. Он засиял, руку осторожно с груди снял, скатился с кровати и принялся бурно извиняться перед сиделкой, и даже умолил ее не докладывать об увиденном старому лорду. Женщина, смотревшая сперва подозрительно, смягчилась, а в течение дня Дженсен сумел сиделку, да и врачей обаять всех до единого. Дженсен не отходил от больного и был настолько поглощен заботами о нем, что забывал о еде, и если бы не Люсьен, вероятнее всего частенько оставался бы голодным. Дженсен не терял присутствия духа, он был настолько уверен в благополучном исходе дела, так ровно всем улыбался, спокойно и на удивление ловко исполнял все поручения сиделок и врачей, что, глядя на него, все остальные, даже лорд Джеральд, преисполнялись спокойствием и уверенностью. Что чувствовал на самом деле Дженсен, какие мысли посещали его бессонными ночами и какие признания шептал он Джареду, никто не догадывался. А через два Джаред пришел в себя, и надо же было такому случиться, что именно в этот час Дженсена в спальне не оказалось. Его чуть не силой увел в парк Люсьен, злобно увещевая: – Ты хочешь сдохнуть возле его ложа? Думаешь, хозяину понравится твой вид, как у голодной собаки? Ты должен хорошо выглядеть, чтобы радовать его. Подобные речи раньше вывели бы Дженсена из себя, сейчас он только улыбнулся и нехотя согласился прогуляться со старым ворчуном. Все меняется, все меняется иногда просто кардинально. Хозяин, слуга, раб… какая разница, как это все называется, если на самом деле знаешь, что скрывается за этими словами. Любовь, доверие, забота, верность… – Джен, скажи, ты останешься с хозяином, когда он поправится? – неожиданно спросил Люсьен. Дженсен даже споткнулся – и остановился. Развернулся к Люсьену, оценивающе его оглядел и ответил спокойно: – Конечно. Но от Люсьена не ускользнула нотка неуверенности в голосе парня, он уже достаточно изучил его: – Ты не обманешь меня, я же вижу, ты что-то задумал. – Откуда такие выводы? – нахмурился Дженсен и опустил голову, а Люсьен заявил: – Джен, сейчас ты свободен, и лорд вручил тебе твои настоящие документы. Ты мог уйти, но остался. Если… если ты захочешь снова уйти, сделай это лучше сейчас, это будет честнее, чем сбегать снова накануне свадьбы. Дженсен покачал головой, хмыкнул, потом расстроено сказал: – Люсьен, что ты несешь? Какая свадьба? Он даже… я думаю, он сам не захочет, чтобы я остался. Слишком все… Не знаю. Как только очнется, он вспомнит и… Дженсен замолчал, отвернулся от управителя, с тоской оглядывая зимний парк. Ему становилось холодно, и пора было уже возвращаться, и не хотелось думать, что на самом деле скажет ему Джаред, когда придет в себя. – Дженсен, – голос управителя прозвучал сурово, – это ты несешь несусветную чушь. Я никогда не знаю, что от тебя ждать, то ты уверен в себе, как взрослый мужчина, то похож по словам и действиям на глупого пятнадцатилетнего мальчишку… Думаешь, на свете есть хоть что-то, способное оттолкнуть хозяина от тебя? Думаешь, есть что-то, что он не смог бы простить? Что должен он вспомнить, чтобы вычеркнуть тебя из своей жизни? Чего еще не было между вами? Дженсен с сомнением глядел на управителя, губы его дергались, но он не решался рассказать, чему был свидетелем Джаред и что он мог подумать, а Люсьен выглядел непреклонным и даже сердитым. Если вспомнить все… Но когда-то же приходит конец любому терпению, Джаред уже отпустил его однажды, и тогда впервые Дженсен узнал, что такое страх одиночества. Почему бы и сейчас… Он может… Люсьен еще какое-то время понаблюдал за внутренней борьбой несчастного раздираемого сомнениями Дженсена и снова заговорил: – Хорошо, я спрошу по-другому. Предположим, хозяин захочет, чтобы ты остался. А ты, ты сам – хочешь этого? – Да, – незамедлительно ответил Дженсен и Люсьен согласно кивнул: – Я только это хотел знать. Больше можешь ничего не говорить. Уязвленный, Дженсен открыл было рот, чтобы спросить, какого черта Люсьен лезет в его жизнь, как они оба услышали истошный вопль со стороны дома, призывающий Дженсена. Непроизвольно Дженсен вцепился в рукав управителя, откуда взялась эта дурная привычка, он не помнил, все вопросы вылетели у него из головы, ноги отказали, и он еле выговорил: – Что-то случилось. Только не… о нет, только не Джей! И в эту минуту Люсьен со всей очевидностью понял, что этот упрямый, непредсказуемый, своевольный, глупый, смешной, но, черт, уже давно и прочно въевшийся в кровь, заполонивший душу и мысли Дженсен по своей воле не уйдет, не причинит больше страданий его хозяину – если сейчас ему не лгут его глаза. Действительно, больше никаких слов не требовалось, все было написано на лице Дженсена. Застывшего от ужаса парня нужно было немедленно расшевелить – и Люсьен легонько обнял его за плечи: – Джен, успокойся. Сейчас все узнаем. Пойдем, тебя зовут. – Я не… не могу. Кажется… Люсьен подумал и залепил Дженсену звонкую оплеуху. От неожиданности тот задохнулся, растерянно моргнул, потянулся рукой к покрасневшей щеке, и тут глаза его вспыхнули обидой: – За что? – Он с силой оттолкнул управителя, но оплеуха подействовала, и Дженсен, вновь обретя способность к движению, кинулся к дому. Люсьен, внутренне усмехнувшись, поспешил за ним. Однако в спальню Дженсена не пустили, один из охранников объяснил: – Там сейчас лорд Джеральд и лекари, у них это… как его… консилиум. Велели тебя отыскать, но пока не входи, сами позовут. – Он очнулся? – с волнением спросил Дженсен, он готов был ждать под дверью сколько угодно, лишь бы его Джаред действительно, наконец, вернулся. – Да, – кивнул охранник. Дженсен, в ожидании, пока ему можно будет войти, нервно прохаживался возле двери и в который раз безуспешно пытался заставить себя не возвращаться мыслями в подвал дома Роена. Нет, ничего не было. Не было ничего, он все объяснит, он скажет Джареду, что это неправда. Все, что он говорил Роену – это ложь. Только повернется ли язык, сможет ли он спокойно и твердо рассказать, поймет ли ревнивый и горячий Джаред… Тогда, в подвале, было не до разговоров, не до объяснений, его попытка тогда провалилась, Джаред немедленно заткнул ему рот, слова не дал сказать – не хотел, чтобы это выглядело прощанием. А теперь сказать будет сложнее… Дженсен помнил, как недобро тогда смотрел на него Джаред. Страх тонкой иглой кольнул в сердце, но Дженсен немедленно отогнал его, уверяя себя, что сможет все объяснить, у него не было выхода, выбора, он действовал как зомби, без чувств и мыслей… И все же он дернулся, когда двери распахнулись, и шагнул навстречу Джеральду с надеждой, все затрепетало в нем, и тут же сердце ухнуло в пятки. Джеральд прикрыл за собой двустворчатые двери, сумрачно посмотрел на Дженсена как на пустое место, помолчал, потом произнес сухо: – Он не хочет тебя видеть. Дженсен закаменел, никаких чувств на лице его теперь не отражалось, но внутри бушевало пламя. Обманутый его внешним спокойствием, лорд шагнул было от дверей, делая жест Дженсену, чтобы он отошел с пути, но в следующее мгновение огонь вырвался наружу. Взбешенный донельзя, Дженсен подскочил к лорду, ухватил его обеими руками за грудки и встряхнул, да так, что у лорда клацнули зубы. Лорд не успел прийти в себя после нападения наглого коротышки, а тот уже орал ему в лицо: – Видеть не хочет?! Сукин сын! Пусть он скажет мне это в лицо, а не прячется за своего всемогущего папочку! Вы не помешаете мне, я все равно зайду и скажу, все, что думаю об этом двуличном трусливом лжеце! В приступе ярости Дженсен сумел своротить с дороги огромного Джеральда, скорее всего, это ему удалось потому, что последний пребывал в шоке. Джеральду еще не доводилось быть объектом нападения Дженсена: какие-никакие страх и почтение лорд внушал одним своим видом, но тут, видно, заучке стало не до церемоний. От кого-кого, но от этого мелкого, ранее воспитанного и вежливого бывшего аристократа, зануды, выскочки, нытика и белоручки могучий лорд этого не ожидал. Но когда Дженсен вломился в спальню, оба охранника и лорд Джеральд, опомнившись, кинулись за ним, поймали на глазах у онемевших лекарей, застывших вокруг большой кровати, скрутили и потащили вон, а Дженсен продолжал отбиваться и орать, пока весь балаган не прекратился после едва слышного приказания с кровати: – Оставьте его. Как по команде, все четверо прекратили драку. Дженсен замолчал, только звук шумного дыхания четверых разгоряченных мужчин наполнял тишину комнаты. Один из охранников продолжал его держать, Дженсен злобно выдернул руку: – Отвали. Джаред, весь обложенный подушками, полусидел в кровати. Некоторое время он с непроницаемым видом разглядывал живописную группку, застывшую в дверях. Наконец вздохнул: – Хм… Я думаю, на сегодня достаточно с меня общения с лекарями. – Он оглядел двух медиков, сиделку, обходя взглядом Дженсена, выразительно посмотрел на охранников и просительно – на отца. Лорд метнул на Дженсена испепеляющий взгляд, но наглый парень вернул ему такой же. Снова помятый, с порванными в борьбе рубашкой и камзолом, весь в синяках, он всё равно стоял с видом победителя. Лорд в который раз поймал себя на мысли, что, пожалуй, такой партнер его сыну сгодится. Он и не подозревал раньше, что за этой инфантильной внешностью скрывается такой горячий темперамент и такая настырность. Злость улеглась, и сейчас лорд едва сдерживался, чтобы не расхохотаться в голос. Ай да малыш. Не ожидал… Впрочем, парень полон сюрпризов, чего уж там. Когда все покинули спальню, с Дженсена слетел весь боевой задор. Плечи сами опустились, руки повисли плетями, он смотрел на Джареда издали и не решался подойти. Джаред снова без выражения, едва слышно спросил: – Чего ты хотел, Джен? Дженсен не счел нужным отвечать, только неопределенно повел плечом. Он так орал, что слышно было на улице, а если некоторые тупят или прикидываются, это уже не его проблемы. Но начинать как-то надо было. Джаред выглядел не слишком хорошо, его бледный вид и слабый голос охладили немного пыл Дженсена, но обиду нисколько не уменьшили. Он кусал губы, изо всех сил стараясь не начать ссору. Достаточно он уже показал себя. – Джен, подойди поближе. – Ты же не хотел видеть меня, – тут же брякнул Дженсен и прикусил язык. Черт. Вот черт… В самом деле как разобиженный ребенок. Дженсен все-таки подошел и увидел вдруг, что Джаред улыбается, еле заметно, улыбка теплилась в уголках губ, в усталых глазах. Словно гора свалилась с плеч Дженсена, он шагнул еще и сел на край кровати, на свое излюбленное место, и только сейчас в полной мере осознал: Джаред очнулся, вот он, лежит и смотрит, слабый, но живой, улыбается и провоцирует, и снова манипулирует. Да пусть хоть что делает, только не отталкивает, это так неожиданно больно. – Джен, ты такой красивый, когда сердишься, – сказал Джаред, на что Дженсен покачал головой и спросил с обидой: – Ты хотел полюбоваться на меня сердитого, когда не велел пускать сюда? Смотрю, ты не боишься уже, что я прихвачу драгоценности и исчезну. Выражение лица Джареда неуловимо изменилось, и Дженсен почувствовал себя не в пример лучше. Вот так-то. Пока из нас двоих я один способен передвигаться самостоятельно, и при желании довольно быстро. – Да что там любоваться. Красавец. Как уличный кот. Морда вся расцарапанная, – выдал Джаред и тут же спросил: – Я что-то не пойму, это тебя в дверях так помяли? Тебе, кажется, зацепили только раза два. Чего щека красная? Дженсен уже и забыл об инциденте в парке на волне последних событий, а сейчас невольно прикоснулся к скуле, провел пальцами по губам – они распухли и даже немного кровоточили… Ничего не скажешь, тяжелая рука у Люсьена. Дженсен ненадолго задумался и даже пригорюнился. Такими темпами он скоро превратится в мальчика для битья. Вернее, уже вполне справляется с этой ролью, и давно. Уже настолько притерпелся ко всему, что и не замечает тумаков и царапин. – Джен, кто это тебя? Что вообще происходит? Тебя бьют, что ли? Услышав гнев в голосе Джареда, Дженсен довольно улыбнулся, но, видя, как его любимый собственник зашевелился в кровати, поспешил его успокоить: – Нет, все хорошо, Джей, я сам… ээээ… нарываюсь. Никто специально меня не… ну, понимаешь. Вот как сейчас. В общем, я сам виноват… – Расскажи, – потребовал Джаред, и Дженсену пришлось рассказать. И потом уже Джей счастливо улыбался, ну а что, приятно слышать, что к тебе в спальню пробиваются с боем. – Дурак, – ласково сообщил он Дженсену, на что тот возразил: – Сам такой. Все-таки я не понял, зачем ты велел меня не пускать. Это… Знаешь, я подумал, ты… – Дженсен набрал побольше воздуха и выпалил скороговоркой: – Я думал, ты больше не хочешь видеть меня из-за того, что там… что было там, в подвале, только я, знаешь, я не… я просто… я хотел нас спасти. Все, что я говорил ему, неправда. Но если ты на самом деле хочешь, я уйду. Если тебе неприятно меня видеть. Джаред с каждым словом все мрачнел, и последние слова Дженсен произносил уже совсем упавшим голосом. Если он прав… То придется сейчас встать и уйти, может, Джаред не в силах смотреть на него, и с этим уже точно ничего не поделаешь. Тоска вновь навалилась, но тут Джаред сам заговорил с не меньшей мукой в голосе: – Это я во всем виноват. Никогда не прощу себе… Из-за меня ты попался. Ты столько уже… Дженсен. Я… знаю, меня нельзя простить, но я столько передумал в этом проклятом подвале, столько вспоминал. Я понял, каким был монстром. Ничем не лучше этого больного бедолаги. Ничем… Мне стало ясно, что ты не сможешь меня простить, я сломал тебе жизнь. – Я сам ее себе сломал, – раздраженно буркнул Дженсен; признания Джареда почему-то нисколько его не тронули. – Если бы я не сбежал, ничего бы не было. – Если бы я не искал тебя, одержимый жаждой мести, ничего бы не было, – тут же сказал Джаред. Дженсен протянул руку, ласково погладил Джареда по волосам и тут же, опомнившись и устыдившись, отпрянул, замялся и, чтобы скрыть смущение, сказал нарочито бодро: – Ты мне жизнь испортил, ладно. А я тебе, так что мы квиты. Хм… Джаред, завороженный нежным прикосновением, очнулся от этого саркастического хмыкания, моргнул: – Чего «хм»? – Да так. Хм. Выходит, ты хотел меня без объяснений вытурить, так что ли? – Да не хотел я тебя… я не хочу, чтобы ты уходил… С нарастающим изумлением Дженсен наблюдал, как щеки Джареда розовеют, глазки бегают, скрытная скотина ерзает, морщится и совершенно явно страдает от приступа невероятного для такого типа смущения. Кажется, ему сейчас предстоит выслушать нечто занимательное. Чтобы подбодрить Джареда, Дженсен поощрительно улыбнулся, едва не скривившись от боли в разбитых губах: – Ну-ну. Джей, давай, ты же не хочешь, чтобы я всю оставшуюся жизнь мучился подозрениями. – Я не хотел, чтобы ты видел меня таким, – тихо сказал Джаред и отвернулся. Дженсен открыл рот. Потом закрыл и нахмурился. А потом вскочил и забегал вокруг кровати. Он старался не орать, но последние месяцы и даже годы здорово испортили его характер. Как-то не располагала в последнее время жизнь к флегматичному созерцанию и полудреме. – Бля, Джаред, я знал, что ты мудак, но не до такой же степени! Ты, сноб, не хотел, чтобы я видел тебя больным, да? Я, значит, по-твоему, такой урод, что не в состоянии сочувствовать, что я буду брезгливо морщиться и плеваться при… а ты, значит, хочешь меня избавить от отвратительного зрелища? Так, что ли? Дженсен остановился возле изголовья, от него чуть не дым шел, он пылал праведным возмущением, ему хотелось наговорить много гадостей, но Джаред остановил его: – Я не хочу, чтобы ты меня видел слабым. Дженсен потихоньку успокоился. В самом деле, что он раскипятился? Ничего удивительного, Джаред привык всю жизнь быть сильным, ведущим, и теперь, скорее всего, стеснялся своего теперешнего состояния. Джаред вовсе не хотел обидеть его. Дженсен снова уселся на кровать и теперь совершенно свободно потянулся к Джареду, не сковывая себя больше никакими условностями. Хватит, мы все начнем сначала. Без вранья, упреков, разделений на сильного-слабого, мы просто будем жить. По-другому. Дженсен навис над замершим в предвкушении Джаредом, поцеловал, нежно, едва касаясь губ, сказал тихо: – Ты не должен стыдиться своей слабости, Джей. Нельзя все время быть сильным, иногда можно немножко поваляться, отдохнуть. И пока будешь поправляться, я присмотрю за тобой. И вот еще что. Мне все равно, как ты выглядишь, я знаю, какой ты на самом деле. Дженсен нависал над ним, уперевшись руками по обе стороны от подушки, боясь придвинуться еще – куда уже ближе, и так рядом настолько, что дыхание сплетается, слышен каждый вздох и удар сердца. Джаред придвинулся сам, и его поцелуй был чуть более горячим, чуть более… приглашающим. Джаред с улыбкой наблюдал за быстрой сменой чувств на лице Дженсена — откровенное желание сменилось раздумьем, сомнением, в итоге он с явной неохотой произнес: – Нет. Джей, давай не будем сейчас. – Почему? – Я боюсь навредить тебе. Джаред внутренне был согласен с ним, действительно, он еще слишком слаб, и уже слипались глаза, и хотелось отдохнуть, только вот приятное ощущение присутствия рядом Дженсена придавало сил. Джаред с недоумением думал, как он собирался обходиться без Дженсена. Нет, это явно было помутнение, он просто еще не пришел в себя, когда просил не пускать Дженсена к себе. – Чисто кот, – усмехнулся Джаред, отпуская его от себя, разрешая отодвинуться, – ну и рожа… – Тебе же нравится. – Дженсен снова сел на краешке кровати и глядя, как Джаред сонно моргает, спросил: – Может, мне уйти пока? Тебе нужно отдохнуть, выспаться. – Сиди, ты не мешаешь мне. – Руки их снова сплелись, так легко и естественно, и уже засыпая, Джаред пробормотал еле слышно: – Не уходи, ладно? Дженсен улыбаться не стал, помня о разбитом лице. Надо набираться терпения, и еще может быть, что, проснувшись, Джаред снова потребует его выдворения из спальни. Но он готов был ждать и терпеть, главное чтобы Джаред поправился. *** Джареда нельзя было назвать примерным больным. Он старался быть вежливым, выполнять все предписания, но выносить долго бездействие у него никак не получалось, и он срывался и орал на тех, кто попадался под руку. Естественно, чаще всего под рукой оказывался Дженсен. С тех пор, как Джаред пришел в себя, прошло уже около трех с половиной недель. Джаред поправлялся медленно, его будто что-то сжигало изнутри. Еда не шла впрок, и он сидел на своих подушках похудевший, злой, провожал горящими глазами всякого, кто входил, и нет-нет, да и взрывался; хватало только одного слова, чтобы вывести его из себя. Лорд Джеральд давно зарекся заходить в спальню сына, хотя как раз отцу Джаред не дерзил. Лорд почти уже молился на Дженсена – ему одному удавалось управляться с капризным больным. Дженсен терпеливо сносил упреки, претензии и злобные комментарии Джареда, но видно было: ему тоже приходится нелегко. При Джареде он улыбался, разговаривал ровно, терпеливо ухаживал. Давно уже не выдержали и ушли сиделки, наплевав на хорошую оплату – Джаред умел быть невыносимым. Дженсену пришлось ухаживать за Джаредом одному, но он не жаловался, молча сносил придирки. Вот и сейчас, раздражившись, Джаред разорался, что еда совершенно безвкусная: – Я не буду есть это! Джен, ты что, смеешься?!! Я, кажется, просил мяса, а не этот мерзкий вареный шпинат! Даже выглядит так, будто его уже пожевали и выблевали! Джаред запустил тарелкой в Дженсена, но тот пригнулся – и глубокая посудина, полная неаппетитного на вид зеленоватого варева, просвистела у него над головой, врезалась в стену, и содержимое расползлось на ней некрасивым жирным пятном. Дженсен знал, ночью у Джареда будет приступ раскаяния, он будет просить прощения – да Джаред уже с беспокойством смотрел, не попало ли Дженсену. Но сейчас-то… сейчас он вел себя как распоследний придурок. Дженсена вдруг отпустило. Он на секунду представил, как этот, несомненно, полезный, но гадкий на вид продукт попал ему в лицо, и перестал видеть в Джареде больного – его начал одолевать гнев. Так, хватит. Эдак скоро он совсем озвереет. Чем больше Джареду улыбаешься, тем больше он злится. Ну хорошо же… – Джей, ты такой красивый, когда сердишься, – издевательски улыбнулся Дженсен, явно копируя кое-кого. Джаред вспыхнул, нервно нашарил возле себя одну из подушек и швырнул в него. Дженсен без труда ее поймал и с силой запустил обратно. Не ожидавший подобного, Джаред получил подушкой в лицо, а Дженсен звонко расхохотался. Красный, злой, Джаред откинул подушку, задыхаясь заговорил: – Ты! Ты смеешься надо мной?! Ах ты… урод! Успокоившийся Дженсен стоял у кровати, скрестив руки на груди. Губы его кривила усмешка, когда он снова заговорил: – Может, еще покидаемся? Джей, давай. Разомнемся. – Ты же знаешь, я не могу встать! А то накостылял бы тебе. – А кто тебе мешает? Ты даже не хочешь учиться снова, – возразил Дженсен. – Лежишь и ноешь. – Никто тебя не заставляет слушать мое нытье! – Джаред снова начал нервно нащупывать, чем бы запустить в наглеца, но, вовремя вспомнив, чем это может кончиться, ограничился обвинением: – Тебе наплевать на меня! Еще издевается… Попробовал бы столько времени лежать без движения! Джаред понимал несправедливость своих слов, но остановиться не мог. Его несло, хотелось обидеть, уколоть, стереть улыбку с этих красивых губ. Огромным усилием воли сдержав поток ругательств, он повалился назад на подушки и закрыл лицо руками. Дело плохо… Дело настолько плохо, что Джаред даже не знал, как сказать об этом Дженсену. Он не мог открыться, поделиться с ним. Пусть Дженсен был самым любимым, дорогим и важным человеком – но вот не мог, не привык он признаваться в таких вещах… При ежедневных врачебных осмотрах Джаред каждый раз настаивал, чтобы Дженсен покинул спальню, не вдаваясь в объяснения. Дженсену это не нравилось, он хмурился, смотрел укоризненно, но подчинялся, уходил – и об истинном положении вещей не догадывался. Врач же каждый раз говорил о неправильно сросшихся костях правой ноги и предлагал одно и то же – снова сломать и сложить как надо. Только от одной мысли о подобном у Джареда пробегал мороз по коже, он снова видел перед собой безумное и сосредоточенное лицо Роена и железный прут в его руках. Нет! Нет, только не это. Должен же быть другой способ?! Ходить он не мог. Пробовал несколько раз: опираясь на костыли, делал несколько шагов и останавливался, едва дыша от боли. Каждый шаг давался с такой мукой, что повторять эксперимент хотелось все меньше. И еще этот врач… Конечно, врач не лгал, зачем ему? Джаред не сможет ходить, пока кости не срастутся как положено, и надо торопиться: как знать, если он промедлит, то, может, так и останется прикован к постели. – Джен, уйди, пожалуйста, – глухо попросил сквозь ладони Джаред, ощущая подступающие предательские слезы. Еще немного – и он начнет истерить как какая-нибудь изнеженная леди. – И не подумаю! – Голос Дженсена раздался совсем рядом, кровать прогнулась под его немаленьким весом, и Джаред почувствовал, как Дженсен сдергивает с него покрывало, а потом… потом этот урод бесцеремонно задирает ему пижамную рубашку и, кажется… кажется… Джаред забыл о своих переживаниях, поспешно убрал руки от лица и с удивлением уставился на Дженсена. Дженсен тем временем по-хозяйски развязал веревочки на его штанах, и не успел Джаред даже пикнуть, как его член оказался в горячем и жарком, и таком восхитительном плену умелого рта. Джаред застонал: – Джен, какого … ох… ты… И откинулся на подушки, закрыв глаза от удовольствия. Джареда в какие-то минуты даже потряхивало от наслаждения; он быстро возбудился, постанывал, загребал сильными пальцами простыню и бессвязно шептал: – Еще… ох, как… Джен, хочу… Слишком давно у них не было никакого секса. Спать на одной кровати – это ещё не значит заниматься любовью. И с тем, кого действительно любишь, это так восхитительно – ну и пусть недолго, может, потому, что этой плотской любви давно не было, но как же, черт возьми, приятно! Очень скоро Джаред глухо вскрикнул и кончил, и даже поплыл немного от неожиданного и тем более приятного оргазма. Дженсен же облизнулся, с сожалением оставил джаредов поникший член и завалился на кровать рядом с ним, бормоча еле слышно: – Кажется, я нашел способ заткнуть тебя хотя бы на время... Действительно, данный способ помогал успокоить Джареда, но не долго. Джаред приходил было в хорошее расположение духа, и даже смотрел на Дженсена иной раз с нежностью, но вместо приступов агрессии он начал впадать в черную меланхолию. Дженсен не мог решить, что хуже: гробовая тишина и тоскливое выражение лица или злобные ругательства и летящие предметы. И то, и другое не радовало. И еще Дженсена тревожило прохладное отношение Джареда к идее усиленных занятий ходьбой. Он успокаивал себя, припоминая случаи, когда больные после переломов ног начинали ходить только через полгода, и что учиться ходить заново тяжело, и каждый шаг сперва будет даваться с трудом, но здесь было что-то другое. Джаред, едва ему разрешили, с радостью принялся было делать эти первые шаги, но, судя по всему, они причиняли ему неимоверную боль. Так же не должно быть? А сейчас Джаред и вовсе отказывался даже вставать с постели. Это наводило на грустные размышления. Дженсен подкараулил доктора, выходившего из кабинета Джеральда, загнал его в угол, но старик оказался крепким и стоял насмерть: – Я не имею права раскрывать врачебные тайны, касающиеся моих пациентов. Если вас интересуют подробности, обратитесь к лорду Джеральду или к самому Джареду. Вы близкий родственник? Нет? Тогда я не имею права вам что-либо говорить, извините. Джеральд ситуации тоже не прояснил, мало того, еще он заявил, что дела призывают его в Эрнегод. Смертельная опасность его сыну больше не грозила, и он вспомнил обо всех незаконченных делах. Здесь его больше ничего не держало, а дело с Роеном казалось решенным. Джеральд выяснил через свои источники, а потом получил и официальную бумагу: с Дженсена и Джареда были сняты обвинения, их действия признали самозащитой, и, кроме того, при обыске в доме Роена были обнаружены личные вещи других пропавших людей. Среди них даже было кольцо, баснословно дорогое – природная жадность не позволила Роену избавиться от него, – принадлежавшее одному из членов весьма богатого и уважаемого в городе семейства. Парень пропал примерно за месяц до исчезновения Джареда, а вскоре в подвале были раскопаны и останки… Перед отъездом Джеральд зашел к сыну, сидевшему в обществе Чада, попросил его друга ненадолго удалиться и спросил мрачно: – Джей, долго еще ты будешь тянуть? Дженсен что-то заподозрил. Почему ты ему не говоришь? Лорда невероятно сердила эта так не свойственная его сыну трусость. Кажется, ненормальный Роен превратил Джареда в запуганного бедолагу. Джаред сердился тоже, и от собственной нерешительности, и от осознания правоты слов отца: – Отец, дай мне немного времени. Я скажу, но что от этого изменится? Джеральд в своей манере наседал: – Чаду ты сказал? Нет? Ты боишься, что они заставят тебя согласиться с доктором, да? Джаред, это единственный выход, будь уже мужчиной. Прими решение. – Отец… А лекарь не говорил тебе, что если… хм. Если что-то пойдет не так… это может закончиться тем, что я вообще потеряю ногу? Джеральд в задумчивости посмотрел на сына, но, как всегда, решение казалось ему очевидным. Хотя сомнения сына становились понятнее. Он совсем недавно перенес тяжелую травму и так долго находился в руках больного ублюдка. Джеральд сказал мягко, настолько мягко, насколько сумел: – Джей. Зачем тебе нога, которая не может служить хозяину? Подумай еще и, я надеюсь, ты поступишь верно. Джеральд вскоре уехал, оставив кучу распоряжений Люсьену, сделав внушение Чаду и даже сухо попрощавшись с Дженсеном. А Джаред все не мог решиться. Он теперь надолго запирался в комнате с Чадом, заставляя Дженсена маяться под дверью. За всеми своими переживаниями Дженсен как-то упустил Чада из виду, и теперь, когда Джаред начал больше времени проводить с другом, поневоле заинтересовался. Первой его мыслью было ревнивое: «Поскорее бы уже убирался к своему Алеку… И что он вообще здесь делает?!» Потом, приглядевшись, Дженсен увидел, как Чад подавлен, и даже попытался его осторожно расспросить, в чем дело, но тот упорно отмалчивался. Но это было естественно, друзьями они никогда не были, и свои секреты Чад открывал только Джареду. Секреты эти уже порядком начали Дженсена изводить. Джаред что-то скрывает от него, и Чад тоже, да и он сам далеко не образец откровенности… Да, у него тоже было, но что – он и сам понять не мог. Какое-то беспокойство, неудовлетворенность, внутренний голос приказывал ему встать, и пойти, и найти, а вот что? Или кого? Неясно. Еще несколько раз снилась черная ведьма, но сны и неясные позывы куда-то идти он с ведьмой не связывал. И все больше крепло убеждение, что с Джаредом не все хорошо. Нужно было что-то делать. – Я так понимаю, вы были с отцом в КелБите. Предупреждал же не соваться туда. – Джаред сидел на кровати, за спину ему заткнули для удобства несколько подушек. – Да, ты был прав, не стоило туда ездить, но твоему отцу вряд ли это возможно было объяснить, – хмуро ответил Чад. Непривычно было его видеть таким невеселым, серьезным. Обычно он мягко улыбался, глаза сияли, будто в предвкушении удовольствия, сейчас же никаким довольством и радостью и не пахло. – Ты, наконец, скажешь мне, что там случилось? – уже в который раз спросил Джаред. – Да ничего особенного, – буркнул Чад. – Ну, приехали… Вернее даже сказать, налетели, взяли в оборот этого офицеришку Ренси. Ты бы видел, как он испугался, побелел весь, затрясся. Твой отец обработал его знатно, запугал, но там ясно было, что не при чем парень. А потом выяснилось интересное. Этот Ренси Лек с перепугу все рассказал про Дженсена, и мы навестили также и Карна Дора. И знаешь, по-моему, их счастливой семейной жизни пришел конец. Я имею в виду Лери с Карном. Мальчишка не знал, что Карн сдал Дженсена страже, как беглого раба. Ты бы видел, как он посмотрел на этого своего супруга. Отодвинулся сразу от него, потом ни слова не проронил… Когда твой отец понял, что они тоже никоим боком не были замешаны в твоем исчезновении, мы ушли, я потом видел, мальчишка тоже выскользнул из дома, почти вслед за нами… Джаред вдруг ощутил укол тревоги, почудилось что-то неясное, страшное в словах Чада, но очень быстро замешательство прошло, осталась досада. Да уж, его папочка отличается редкой бесцеремонностью, особенно со всяким, как он считает, сбродом, что не скажешь о дворцовых интригах. Вот там он преображался и становился спокойным, вежливым, мягким, просто воплощение всех мыслимых добродетелей изысканного вельможи. Мальчик не знал. Джаред так и предполагал... Карн просто, как умел, защищал свою собственность. Все повторяется: мы совершаем опрометчивые поступки, и они к нам возвращаются, через несколько дней, лет, десятилетий, и аукаются самым неприятным образом… Бедный Лери. Бедный Карн. – Но не это, я полагаю, тебя расстроило, – медленно сказал Джаред, – что тебе до какого-то мальчишки. Крис? Чад отвернулся. Потом с трудом признался: – Да. Я увидел его с другим, ты знаешь, он не скучал в одиночестве… Мы приехали к нему, ввалились всей оравой, люди твоего отца, пара моих телохранителей, сам Джеральд и я, нас было человек двадцать, если не больше. А этот су… эта сво… в общем, он целовался посреди приемного зала с каким-то белокурым красавчиком и называл его зайкой… Последние слова Чад произнес с такой нескрываемой брезгливостью, что Джаред невольно усмехнулся. – Он и не собирался встречаться со мной еще, помнишь, мы же тогда отправляли нарочного? Как только меня увидел, нахмурился, говорит, я же сказал, что не смогу приехать. Мол, чего ты явился? Будто других и не замечал, ко мне обращался. А этот его, Стив, кажется, так развратно лыбится и не отлипает, так бы и врезал… – Чад убито замолчал, заново переживая ужасную сцену, от вида которой все внутри занемело и умерло. Ну что тут скажешь, сочувствовать в таких ситуациях смешно, это нужно пережить, и здесь помощник только время. Тогда картина предательства уже вылиняет, чувства тоже, все покроется пылью забвения. Все забывается, даже такое. – Чад. У тебя есть Алек. Вернись к нему, и все наладится, ты все забудешь, – Джаред улыбнулся ему, гадая, как так вышло, что он еще успокаивает и жалеет друга вместо того, чтобы слушать его утешения. Больной-то, в конце концов, он, а не Чад. Чад же истерично хихикнул: – Алек забрал свои побрякушки и уехал к семье, мне доставили от него письмо со свитой твоего отца. Так что меня никто не ждет… Дома только управитель, наложница присматривает за детьми, и, знаешь, мне совсем не хочется возвращаться в пустой дом. – Бляя… – Джаред потрясенно посмотрел на Чада. – Таки он сделал, как грозился. И что ты собираешься делать? Так и будешь тут сидеть? – А что? – удивился Чад. – Я его знаю, он не вернется, он упрямый. Если уж решил, то все. – И ты согласился? – спокойно спросил Джаред, но Чад услышал в его голосе нечто вроде насмешки. Вскинулся было, но потом снова сник: – Джей, я понимаю, что ты имеешь в виду. Надо бороться за свою любовь и все такое. Но я не… я не могу. Я не осуждаю Алека, мне даже кажется, он правильно сделал, что ушел, он столько страдал из-за меня. И еще Крис… Ничего не хочу, мне надо побыть одному. Я… может, еще попробую вернуть Алека, но сейчас он меня точно слушать не будет, и я боюсь, как бы он не полез драться. – Столько оправданий своему бездействию, – покачал головой Джаред. – Ну как знаешь. Откладывать решение – это не выход. Все равно надо что-то делать. Джаред замолчал, примеривая слова на свою ситуацию и внутренне усмехаясь. Кто бы говорил. Он тянет, тянет, мучает всех. Ну что стоит ему перебороть этот глупый страх и согласиться на операцию. Только вот на словах все просто… Было бы так и в жизни. Дженсен выслушал пожелание исчезнуть спокойно, внешне очень спокойно. Эти вспышки раздражения гасить он умел, однако именно сегодня ему не хотелось прибегать к обычным методам, хотелось теплоты, понимания, обычного дружеского общения, именно сейчас, остро и сильно. Только когда у них такое было? И не вспомнить… – Джей, прекрати, я никуда не уйду, – устало сказал он. Джаред же не замолкал, снова раздражаясь, и, казалось, специально разжигая скандал: – Я же просил тебя, Джен, заткнуться! И не подходить ко мне с предложениями новых врачей, мне никто не нужен! Что ты лезешь туда, где ничего не понимаешь? Ты не врач, будь любезен, не суйся. И вообще, иди отсюда, позови лучше Чада. – Джаред. – Дженсен не сдвинулся с места, смотрел мрачно, скрывая боль и обиду. – Я пытаюсь разобраться. Мне кажется, что-то происходит, и ты скрываешь от меня это. Почему ты даже не пытаешься ходить? Я понимаю, сперва будет больно – но нужно пересиливать себя, учиться всему снова, это не стыдно. Джей, в чем дело? Джаред чуть не зарычал: – Как же ты меня достал. Джен, уйди, пока я тебя… блядь, убирайся! Видеть тебя не хочу, ты заебал уже меня своими претензиями! Не нравится? Тебя не устраивает инвалид? Ну так уходи, убирайся, черт, сваливай, ты достал меня уже, сил нет! Если не уйдешь, я сейчас позову слуг, они выставят тебя. – Джаред… – Что ты от меня хочешь?! Я не могу ходить, не могу. По слогам сказать?! Все, хватит. Уходи, Джен, прошу тебя, пожалуйста. Я, может, никогда не смогу ходить, и не надо требовать от меня… – Джаред! Джаред его уже не слушал и, набрав в легкие побольше воздуха, взревел: – Люсьен!!! Уберите кто-нибудь отсюда этого идиота! Оскорбленный до глубины души, Дженсен выскочил из спальни, не разбирая дороги, пробежал два этажа и только на крыльце пришел в себя. Да. Нервы у обоих уже ни к черту… Дженсен пару раз вдохнул поглубже холодный воздух и только было собрался войти в дом обратно, как распахнулась дверь. На пороге стоял встревоженный Люсьен: – Ну что опять случилось? Дженсен, уже успокоившись, внимательно его оглядел, будто мысленно прикидывая, стоит ли делиться с верным слугой своими планами. Потом все же решился: – Люсьен, мне нужна твоя помощь. Помнится, лорд Джеральд отправлял тебя как-то к этой гадалке, или прорицательнице, не знаю. Миссури, кажется. – И что? – Люсьен смотрел настороженно. – Мне нужен ее адрес. Он поедет и поговорит с ведьмой. Совсем недавно Дженсен отчетливо понял: это она, это ее призыв. Зачем он понадобился ей, что она хочет… И не пошел бы, да любопытно, и, кроме того, Джаред… Если с ним что-то не так… Вдруг ведьма поможет? Дженсен видел, как с сомнением покачал головой Люсьен. Совершенно очевидно, он ведьме не доверяет, боится ее – никогда не знаешь, как с ними обращаться. – Не беспокойся. – Дженсен говорил уверенно, совершенно этой уверенности не ощущая. – Я быстро вернусь. Мне только нужно кое-что проверить. Одни тайны кругом, устал уже… И мне надо немного побыть подальше от Джареда, он уже кидается на меня. Пусть отдохнет от моего присутствия… С неохотой Люсьен кивнул. Мальчики должны уже разобраться в своих тайнах, сколько можно все скрывать? Ведьме, конечно, доверять нельзя. Но как знать, может, и от нее будет польза. – А ты не торопился, Дженсен. Ведьма усмехалась, глядя на него, белые зубы особенно выделялись на шоколадном лице. Дженсен оглядел странную полутемную гостиную, всей кожей ощущая опасность. Только вот где она прячется? За портьерами или за тем бюро, уставленным загадочными фигурками? Или опасность кроется в самой хозяйке, что так вольготно расположилась напротив него в широком роскошном кресле? – Ждали? А зачем я вам понадобился? – настороженно спросил Дженсен, а Миссури покачала головой: – А ты не догадываешься? – Я не знаю, – устало ответил Дженсен. – Я уже ничего не понимаю. Все говорят загадками, и вы тоже. Значит, вы ждали меня, я понял, но скажите просто – зачем? – Дженсен. Ты меня разочаровываешь. Неужели ты… Хм, ну ладно. Тогда скажи мне, ты считаешь это нормальным? – Миссури подалась в кресле вперед, глаза ее возбужденно блестели, выдавая степень заинтересованности. – Что? – тупо переспросил Дженсен. – Как ты нашел Джареда. Как ты узнал, что он жив. Ты думаешь, это нормально? Ты считаешь, это может сделать каждый? Дженсен забеспокоился: его интуиция сейчас просто вопила об опасности, стало страшно и даже показалось, в комнате похолодел и загустел воздух. – Нннет… Я так не думаю, я не знаю, что думать, – пробормотал он растерянно. – Дженсен, знаешь, как легко отличить человека даже с зачаточными магическими способностями от афериста? От жулика, называющего себя колдуном? – Не дождавшись ответа, Миссури продолжила: – С помощью заклинания зова. Оно простенькое, но именно на него приходят люди, иногда даже не подозревающие о своих способностях. И они становятся учениками, а потом и магами. Так было со мной, и не говори, что ты не слышал зова. Сейчас бы ты здесь не сидел. Дженсен молчал, не зная, что сказать. Отрицать все было глупо, у него самого возникали подозрения, но некому было их подтвердить до сегодняшнего дня. А это значит… – Дженсен. Очень мало на самом деле людей со способностями. Ты даже не представляешь, как. И это большая редкость, когда они просыпаются в таком возрасте. Но развить их можно, и я должна тебе кое-что сказать. – Что? Собираясь с мыслями, ведьма поднялась с кресла и прошлась по гостиной, потом встала за спиной у Дженсена, опершись рукой о его кресло. И сказала негромко: – Дженсен, я ведь могла бы сейчас обмануть тебя. Например, я бы сказала, что вылечу Джареда. И поставила бы условие, даже не предупреждая, что ты должен будешь сделать. Ты бы выполнил его, так ведь? Но я, к сожалению, вижу, что все это будет только потерянное время. Если ты пойдешь по этому пути с обмана, ничего не выйдет. Ты должен сам захотеть. – Не понимаю… – Мурашки побежали у него по спине от такого близкого и страшного соседства, голос за спиной завораживал, и Дженсен почему-то не мог обернуться, не мог даже встать с кресла и кинуться прочь, его будто парализовало. – Слушай внимательно. Ты можешь остаться у меня в качестве ученика. Я научу тебя многому, о, магия дает безграничную власть, с ее помощью можно добиться всего, чего пожелаешь. Я помогу тебе, ты научишься управлять своей силой – пока ты не умеешь, и не будешь уметь еще долго, этому нужно учиться годы, долгие годы. Но время не должно беспокоить тебя, ведь перед тобой откроются тайны бессмертия. Ты удивлен? Колдуны, маги живут очень долго, пока их не настигнет случайная смерть или они сами не устанут от жизни. Подумай, Дженсен. То, что я предлагаю тебе – это новая, интересная жизнь, это совсем другое, это не ваши бесконечные крысиные бега. Дженсен от последних слов опомнился. Крысиные бега… Их жизнь с мелкими суетными проблемами для ведьмы крысиные бега, и, может быть, это так и есть… Если ты умеешь вызывать дождь, ураган, насылать мор, омолаживать и старить, выпивая чужую жизнь, если живешь так долго, что все сливается в бесконечный калейдоскоп, тогда да… Жизнь маленького человечка – ничто. – А Джеральд? – внезапно спросил Дженсен, и ведьма понимающе посмотрела на него, глаза ее погасли, она растеряла весь свой азарт, сказала негромко: – Джеральд…Я предлагала ему тоже, да. Очень давно в их роду был настоящий колдун, но магические способности редко передаются по крови. Кое-что осталось, ореол тайны и магии до сих пор окружает имя Падалеки, но все в прошлом, остались только старые книги рецептов зелий, в которые почти никто не заглядывает. И вдруг… Чудо, этот мальчик, Джеральд… – Ведьма поймала изумленный взгляд Дженсена и улыбнулась: – Когда я впервые его встретила, он был мальчишкой, дерзким, резким, угловатым, смешным. Я увидела случайно, как он веселил свою подружку, запуская вверх десяток маленьких мячей, а они выстраивались в ряд и падали точно в руки, и никто не видел в этом магии, даже он сам… – Он отказался, – констатировал Дженсен. – Да. Он сказал, что добьется власти без помощи магии. Дженсен почувствовал вдруг уверенность, повернулся к ней: – А почему вы думаете, что я соглашусь? Есть же еще условие, верно? Власть Джеральд любит, он не отказался бы от нее ни за что, он даже создал себе образ владеющего магией и поставил его себе на службу. Так какое еще есть условие? – Ты не так глуп, как кажешься. Впрочем, я все равно сказала бы. Не хочу тебя обманывать: ты пришел узнать правду, и я не буду тебе лгать, тем более, что только при полном осознании и отказе от прежней жизни ты сможешь начать новую. Вот оно. Вот! Отказаться от всего… Значит, от Джареда тоже? – Я должен буду отказаться от Джареда? – тут же спросил он, и ведьма согласно кивнула: – Да. Джеральд был влюблен и собирался жениться – и ради этой девушки отказался от тайн и власти магии. Если ты останешься, тебе придется забыть Джареда. И не думай, что это так уж сложно, я помогу тебе. Всего лишь небольшое заклинание, и ты забудешь о его существовании. Дженсен был поражен. Забыть Джареда – значит, забыть почти всю свою жизнь… Он панически боялся, но, тем не менее, заговорил, проверяя себя, несколько далеко он может зайти в этой безумной беседе: – Забыть... Я все забуду... Всю свою жизнь? – Зачем тебе эти воспоминания, Дженсен? Ну хорошо, я не так выразилась: ты забудешь на время. Это невозможно – полностью вырезать все события жизни из памяти. Потом ты вспомнишь, но воспоминания придут к тебе как чужие, они не тронут и не ранят тебя. Нет, это какой-то кошмар, бред… Нет, нет. Надо только выбраться отсюда, но вот как, проклятая ведьма заманила своим зовом, что же теперь делать… Но болезненное любопытство терзало с прежней силой, и он задал последний, как он думал, вопрос, который его действительно интересовал: – А способности… лорда Джеральда, что с ними стало? Ведьма смотрела, будто в душу проникая и читая его мысли, и сейчас он в этом взгляде видел не годы – века. – Способности… Джеральд сумел отыскать меня даже через много лет. Не уверена, что тут помогли именно магические способности, скорее, знание человеческой психологии и большой жизненный опыт, но, тем не менее… На самом деле, любые способности глохнут и исчезают, если их не развивать. С магическими дело обстоит так же: они засыпают, разве что у человека будет обострена интуиция, например, как у лорда Джеральда. И его, и тебя ваш дар привел к дому Роена почти одновременно. Способности эти спят годами, но в напряжении всех душевных сил, в самый критический момент жизни они могут проснуться, и не наученный управлять этой силой человек рискует погибнуть, применив ее. Дженсен, я вижу, куда ты клонишь. Ты хочешь отказаться, и это твое право. Я говорила, ты должен согласиться сам. Подумай хорошенько, я предлагаю тебе так много. Это безграничная власть и практически бессмертие. У тебя будет все, что ты захочешь. Дженсен отчаянно помотал головой, и его, наконец, прорвало: – Я не хочу! Зачем мне эта глупая власть и пустое бессмертие? Много они вам дали? Много вы пользуетесь своей властью?! И даже если есть дворец и слуги – зачем это все, если нет рядом близкого человека? Нет, не хочу, не надо. Ведьма вернулась в кресло, приняла задумчивый вид, сказала спокойно: – Я знала, что ты откажешься. Но я должна была рассказать тебе. А ты должен понять, от чего отказываешься… Дженсен, я покажу тебе волшебные сады, полные райских птиц, серебряные водопады с золотыми рыбками, пещеры, полные сокровищ, мы прогуляемся по морскому дну, мы заглянем за облака… Ты сейчас заснешь и проснешься только утром. И тогда уже дашь ответ… Джаред уже проклял свой длинный язык сотню раз, издергал различными просьбами Чада, извел Люсьена вопросами: – Когда ушел? Сказал, к ней? Точно к ней? Не брал с собой никаких вещей? Да знаю, слышал, но он точно у нее? И снова с начала. Если бы мог, он побился бы головой об стену, но вернуть Дженсена это вряд ли помогло бы. Снова остро ощутив собственную беспомощность, Джаред злился и клялся себе, что сделает все, чтобы снова начать ходить. Хватит уже тянуть, так и в самом деле он может потерять Дженсена. Он велел позвать доктора, объявил, что согласен на операцию, и доктор обещал провести ее в ближайшие дни. Он не находил себе места и уже глубокой ночью разбудил весь дом с требованием везти его к дому колдуньи. Вцепившись в заспанного Люсьена, он говорил горячо, взволнованно: – Люсьен, надо ехать. Вдруг с ним беда? Пожалуйста, вели приготовить экипаж, я не смогу заснуть, пока он не будет здесь. – Мой лорд, поздно уже, я думаю, он у ведьмы и в безопасности. Вряд ли она с ним что-нибудь сделает... Успокойтесь, прошу вас… Ничего не случится, если мы поедем утром, потерпите еще пару часов, уже светает. Только Чаду с трудом удалось уговорить Джареда оставить намерение немедленно ехать, но к тому моменту уже и правда светало. – Никогда больше не буду так вести себя. Я виноват, я прогонял его, – искренне раскаивался Джаред. – Вдруг он ушел совсем, что же мне… где его искать? Что делать… – В следующий раз, когда захочешь сказать: «Пошел вон», – вспомни, пожалуйста, эти свои слова, – утомленно произнес Чад, стараясь скрыть зевоту. – Никогда больше, – расстроено повторил Джаред, – я же не думал, что он в самом деле… хотя… мог бы догадаться... Столько раз уже… ах, я дурак! Джаред опять заметался на кровати, и Чад снова принялся успокаивать друга. – Значит, не передумаешь? – У ведьмы был осунувшийся вид, взгляд женщины пронизывал насквозь. Рядом с ней Дженсен ощущал себя неразумным маленьким мальчиком, который глупо отказывается от величайшего драгоценного дара. Но что делать, если этот дар не казался ему ни ценным, ни великим? Зато казался пугающим, и хотелось скорее шагнуть прочь и забыть навсегда о блестящих возможностях, которыми соблазняла его ведьма. – Нет, не передумаю. Мне это не нужно. Я просто хочу быть счастливым, быть рядом… – Дженсен решил не прятаться за размытыми формулировками и признался открыто: – Я хочу быть рядом с Джаредом. Я слишком поздно понял, как был счастлив, и, может быть, даже хорошо, что все это случилось со мной. Я не ценил бы его так, как сейчас… ну пусть это глупо, ладно… Но я знаю, что мне нужно, я знаю точно, и это не магия. Я шел сюда, думая, что, быть может, вы поможете мне вылечить Джареда. А сейчас даже этого мне от вас не нужно. Не хочу этого колдовства… От него одни несчастья. – Хм. Ты противоречишь себе, Дженсен. Если бы ты не верил в силу проклятия, ты не вернулся бы к Джареду, разве не так? – Это было не колдовство. Он обманул меня. – И ты простил его. – Он тоже простил меня! Он смог… Он стал другим, он стал лучше, я не могу и не хочу его оставить, это сильнее меня, я люблю его! – Дженсен отвернулся от ведьмы. Как он ни избегал глупых признаний, но его снова вынудили сказать, и он стоял перед этой странной женщиной без возраста, слушал ее тихий смех и сердился. – Иди, – наконец сказала ведьма, – я знала с самого начала, что ты откажешься, но должна была попытаться. Что же, ты выбрал правильно в этот раз… – Но зачем тогда… – Дженсен смотрел удивленно, но не смел спросить, ведьма закончила сама: – Столько усилий? Это по человеческим меркам. А для меня – сущие пустяки. Людей со способностями встречается все меньше… Вот ты думаешь, почему я здесь, среди вас? Ради денег? Глупости, это лишь повод продолжать поиск, и рано или поздно я найду ученика, или он найдет меня, но сидя у себя в башне за краем этого мира мне его не отыскать. И уже на пороге, попрощавшись, он услышал от ведьмы: – А за Джареда ты не беспокойся. Он тоже принял правильное решение. Ступай, он ждет тебя… *** Подъезжая к дому, Дженсен издали заметил нездоровую суматоху: во дворе стояла карета, бегали туда-сюда слуги, а на крыльце возвышался Люсьен и отдавал распоряжения. У Дженсена замерло сердце. А что, если Джаред, воспользовавшись его отсутствием, приказал немедленно собраться да и уехать, оставить его тут одного... Одолеваемый такими мыслями, Дженсен вышел из экипажа мрачнее тучи и тут только увидел, с каким облегчением улыбается ему обычно невозмутимый Люсьен. – Что случилось? – Дженсен смотрел независимо, однако все внутри противно сжималось. – Уезжаем? Если Джаред думает, что я тут останусь, если этот истерик рассчитывает так легко от меня избавиться... – Как хорошо, что ты приехал, Дженсен, ты бы видел, что тут было, – перебил его Люсьен. – Уффф.... наконец-то... иди уже к нему скорее. – Я... а что случилось-то? – изумился Дженсен. – Ты же знал, куда я поехал. Хочешь сказать, из-за меня такой переполох? – Из-за тебя, из-за тебя, да. Он уже самолично собрался ехать за тобой к этой ведьме. Извел меня совсем, почему я отпустил тебя одного? И правда, почему... – Люсьен озадаченно почесал затылок, искренне не понимая, как он действительно так подвел хозяина. Это все Дженсен со своим чертовым обаянием, со своими чертовыми большими честными глазами, он просто его заколдовал! – Правда? – Дженсен не сумел сдержать улыбки, разом стало легче дышать. Все-таки он дорог Джареду, что бы тот ни кричал в запале. Это хорошо, даже замечательно,что ведьма так задержала его – получилась незапланированная акция воспитания. Дженсен не хотел устраивать подобное, но раз уж так получилось, нужно воспользоваться результатами. Дженсен нацепил на лицо суровое, обиженное выражение и ступил в дом. При виде его слуги облегченно вздыхали и улыбались, расступаясь, но Дженсен не отвлекался на них. Он донес свою мрачную физиономию до спальни Джареда, распахнул двери и увидел суетящихся, одевающих Джареда слуг и сидевшего в отдалении с утомленным видом Чада. При его появлении все замерли, и Дженсен вновь заметил в глазах присутствующих знакомое облегчение. А в следующее мгновение Джаред приказал всем удалиться, совершенно невыразительным тоном. Чад не стал ждать отдельного приглашения, ушел молча, одарив Дженсена недовольным взглядом. Дженсен на минуту почувствовал себя неловко: похоже, весь дом стоял на ушах во время его отсутствия. Конечно, приятно, но Дженсен никогда не любил приносить людям неудобства. Джаред молча смотрел на него, не зная, как начать, что сказать, одной рукой бессознательно теребил одеяло, другой зачем-то застегивал рубашку, и пока он мучился сомнениями, Дженсен, забыв все приготовленные обвинения, решительно забрался на кровать, прямо в одежде, обнял замершего от неожиданности Джареда, прижался крепко и с наслаждением, со стоном вдохнул его запах: – Ох, Джей... Как же я соскучился. Будто не ночь прошла, а целая жизнь. В сущности, так оно и было. Ведьма столько всего ему показала! Где они только не были, что они только не видели: города, страны, великие и известные люди, и как они добились могущества и известности, и чем расплатились... Хотелось поскорее забыть этот круговорот чужих мыслей и жизней – и Дженсен принялся горячо целовать Джареда, стремясь вытеснить из памяти события прошедшей ночи. Так трудно было отличить эти видения от яви… Это не было сном, не было – но и настоящей реальностью не являлось. Джаред вскоре уже отвечал на объятия и поцелуи, перемежая их вопросами, извинениями и признаниями: – Прости... я так испугался, думал, ты не вернешься... я виноват, не буду больше, но почему так долго?! Расскажешь мне, что там было? Что ты делал у нее? Зачем она тебе понадобилась? – Помолчи... – Дженсен лихорадочно принялся раздеваться, ему нужно было немедленно, прямо сейчас ощутить всей кожей Джареда, прикоснуться, почувствовать его близко-близко, рядом, навсегда. – Но ты расскажешь мне? Что там было? Дженсен уже снимал так и не застегнутую рубашку с Джареда, покрывая поцелуями плечи, вырывая у него невольные стоны и не забывая ни на минуту о его ногах, стараясь их не задеть. Пусть Джаред и уверял, что, когда вес тела не давит на ноги, боли он не чувствует, где-то в подсознании оставался страх невольно причинить боль. – Что... ты... ты хочешь? Джаред с замотавшейся на руке рубашкой, с развязанными тесемками на приспущенных штанах, лежал под Дженсеном и смотрел, затуманено, жадно, едва дыша. Дженсен грубым, изменившимся от страсти голосом коротко подтвердил: – Хочу, да. И сделаю. – Нет... – Ты не помешаешь мне. – Джен... пожалуйста... – Зануда. – Сам такой. – Ну вот и договорились... Дженсен соскользнул с кровати, ушел и какое-то время находился вне зоны видимости, но не успел Джаред прийти в себя, как он снова был здесь, такой непривычно-уверенный, сильный. Казалось, он сдерживается, чтобы не накинуться на него с рыком, в каждом осторожном движении сквозило что-то опасное, заводящее, страстное. – Помоги мне, – Дженсен сунул ему в руки стеклянный бутылек, и Джаред его мгновенно узнал, жар окатил его с головой, и он прошептал, теряя голос: – Джен, мы так давно уже… – Ты спорить будешь? Дженсен бесцеремонно закинул ногу и почти взобрался на Джареда. Уперевшись коленями и локтями, он навис над ним, напротив лица уже дернулся навстречу ему член Джареда, и не успел он ласково лизнуть и захватить губами нежную плоть, как почувствовал теплые ладони Джареда на своих ягодицах. Джаред окунул пальцы в смазку и начал осторожно массировать его, потихоньку проникая внутрь. Дженсен немного задохнулся от этих поглаживаний внутри себя, зажмурился, но продолжал ласкать член губами, языком, засасывая и не отпуская, заставляя Джареда стонать от удовольствия. Вскоре Дженсен мягко высвободился из ласкового плена, Джаред разочаровано потянулся следом: – Куда… Но Дженсен уже снова навис над ним, на этот раз уже лицом к лицу, поцеловал в губы, обдавая дыханием, прошептал: – Тихо… – и принялся насаживаться на член, медленно, понемногу. Джаред, не утерпев, дернулся навстречу в тесное, горячее; так хорошо ему не было очень давно. Джаред не мог уже дальше себя удерживать, не в силах был, когда вцепился руками в бедра Дженсена, насаживая его на себя глубже, а потом осторожно уронил его на бок, вбивался в мягко сопротивляющегося, словно игравшего с ним Дженсена, когда, забыв про стыд, испробовал другие возможные в его положении позиции, иногда притормаживая себя, чтобы не кончить слишком быстро… Доведя до оргазменных судорог Дженсена, он позволил и себе кончить и, задыхаясь от накатывающих волн разрядки, крепко сжимал в объятиях сильное тело, не желая даже на минуту расставаться с ним. Дженсен много позже лениво двинулся, устраиваясь поудобнее в его руках, и Джаред прошептал во взъерошенный затылок: – Джен… тоже хочу. Через минуту тот откликнулся, переспросил с сомнением: – Джаред?.. Ты уверен? Но Джаред уже принялся искать склянку вокруг себя в разоренной постели и вскоре нашел, протянул её Дженсену, попросил хрипло: – Давай ты сам… ладно? – Джаред, я не… – Давай. Я хочу, – рыкнул тот, повернулся спиной к Дженсену, замер в ожидании… Теплые руки, осторожные, ласковые… Дженсен достает его везде, в самых чувствительных и нежных точках, снаружи, внутри, сперва это немного неудобно и неловко, но скоро всю неловкость сметает откровенная жажда, острая, сильная, он не хочет больше ждать и уже требует: – Джен, давай, не могу, хочу, ну… сколько еще… ах! Джаред лежит на животе, раскинув руки, закрыв глаза, эмоции перехлестывают, он стонет и дергается осторожному проникновению навстречу, шипит, ругается, требует: – Давай уже… черт! Джен, ну… Он приподнимается навстречу, Дженсен втискивает свою руку между постелью и его разгоряченным телом, обхватывает сильными пальцами член и ласкает, почти грубо, но именно так, что, забыв обо всем, Джаред двигается ему в руку, и в этот момент Дженсен входит в него полностью, выдыхает и, продолжая ласкать его рукой, начинает двигаться в нем, и это так восхитительно, горячо, невыносимо-мучительно-сладко-больно, все сразу, что Джаред теряет голову, от всего: от такого навсегда в нем Дженсена, от ощущения заполненности, жертвенности, удовольствия. Ему кажется, что мир вот-вот взорвется и осыплется мелкими ломкими осколками, и погребет их навсегда, и тут приходит разрядка, и Джареду уже не до мира, ни до чего. Навалившись на него, тяжело, со всхлипами дышит Дженсен, и век бы слушать это прерывистое дыхание, ощущать эту тяжесть тела на себе и расслабляющую истому после хорошего секса. Отдышавшись, Дженсен скатывается с него, теперь уже он обнимает, молча разворачивает к себе Джареда широкой спиной, приникает к ней, успокоено вздыхает. Шепчет что-то под нос и затихает. И, кажется, уже спит. Джареду лень шевельнуться, но он все-таки дотягивается до одеяла, небрежно укрывает их обоих и проваливается в неглубокий сон. Проснулся Джаред оттого, что спине стало холодно. Джаред поспешно обернулся, и успокоился – Дженсен изучал потолок, хмурился, чуть прикусывая губу, и, ясно было, пребывал в глубоких раздумьях. – Что-то не так? – поинтересовался Джаред, поворачиваясь к нему и устраивая голову в сгибе локтя. – Джаред. Мне кажется… я надеюсь, что только кажется. Но все-таки просвети меня, пожалуйста. Мне кажется, ты мне недоговариваешь что-то. Скрываешь от меня неприятную новость. Джаред, пожалуйста. Если это действительно так – не молчи, иначе я уже черт знает что себе навоображал. Дженсен смотрел ему в глаза требовательно, с тревогой и даже с легким недоумением и обидой. Джареда как прорвало от этого взгляда: – Я должен был раньше сказать, прости. Не решался. Но сейчас уже все, я не собираюсь тянуть дальше, от этого только хуже все… – Ну? – В общем… правая нога срослась неправильно. Там были такие условия… ты же знаешь. Этот лекарь Роена, видно, был самоучкой, после перелома ногу зафиксировали кое-как, теперь нужно все ломать, это… хм… Это может быть опасно, Джен. Я могу остаться вообще без ноги, если что-то пойдет не так. Ну, это долго объяснять… А если не делать операцию, ходить я не смогу. Джаред заворожено наблюдал, как на лице Дженсена отражается целый спектр эмоций: страх, недовольство, испуг, жалость, тяжелая задумчивость и даже грусть и уныние. – Что ты? – спросил Джаред, озадаченный такой реакцией, Дженсен тяжело вздохнул и спросил: – И что ты решил? – Я уже договорился с врачом, на днях он проведет операцию. – Ломать будет? – холодно спросил Дженсен. – Это ты называешь операцией? Блядь, Джаред, ты не можешь… Ты подвергаешь себя опасности. Чертова ведьма сказала, что все будет хорошо! Обманщица! Джаред насторожился: – Ведьма? Причем здесь ведьма? Джен, ну-ка, давай, признавайся, что ты делал у нее целую ночь?! Я надеюсь, ты не заключал там с ней никаких сделок наподобие проданной души?! И еще из-за меня. Джен, смотри на меня, не отворачивайся. С этими ведьмами нельзя связываться, разве ты не знаешь, что за любой пустяк от них заплатишь самую дорогую цену?! Они все равно обманут. Джен, скажи мне, что ты ничего не сделал! Ситуация быстро выходила из-под контроля, Дженсен видел это, но поделать ничего не мог и принялся оправдываться: – Да знаю я. Мне ли не знать… – Тебе ли не знать?! Джен, о чем ты? – У меня было достаточно времени, мы долго беседовали. – Не поверю, что ведьма объясняла тебе, как нехорошо с ними связываться. Дженсен, ты опять темнишь, давай признавайся. Что ты там делал целую ночь, и кинулся потом на меня, будто год не видел? Ты другой оттуда пришел, что она с тобой сделала?! У Дженсена лопнуло терпение: – Отвали! Ты что, ревнуешь?! Джаред изумился: – Я?! Да я просто хочу понять, что ты там делал! Или что с тобою делали! – Джаред, я спал! – Дженсен уже кричал в ответ, потому что и Джаред орал на него: – Не смей повышать на меня голос! Я заснул там, в кресле, проснулся утром. Я видел сны… – Зачем она тебя усыпила? И какие сны ты видел? – уже потише спросил Джаред. Дженсен покачал головой, посмотрел отчужденно: – Не скажу. Извини, Джаред. Может быть, потом. Сейчас нет, не могу, не злись. Джаред замолчал тоже, стараясь унять раздражение. Похоже, Дженсен не заключал сделки, и это главное. Так, хватит, надо немедленно успокоиться, так хорошо все было, и тут снова. С чего началось? Ах да, с операции. Кажется, Дженсен против? Он тут же спросил, оставив пока расспросы про ведьму: – Джен, так ты не хочешь, чтобы мне делали операцию? Так, что ли? Дженсен угрюмо молчал, но Джаред не отставал: – Давай уже, в конце концов, договоримся не скрывать ничего друг от друга. Это невозможно, Джен, каждый раз одно и то же. Молчим, дуемся и что-то там про себя думаем. Чем ты недоволен? Ты хочешь, чтобы я на всю жизнь остался прикованным к постели? – Нет, конечно, нет. – Дженсен нерешительно, даже умоляюще посмотрел на него. Снова вернулся его прежний неуверенный возлюбленный, и это Джареду, как ни странно, не понравилось. – Я просто… А вдруг… А если не… – Да что ты мямлишь? – воскликнул Джаред, и Дженсен воскликнул: – А если это тебя угробит?! Джаред, я так уже… я устал все время тебя терять. Джаред придвинулся к любимому, притянул к груди, закрыл от всего мира сильными руками, растроганно забормотал: – Ты за меня боишься? Все будет хорошо, ты странный, и кто бы говорил… Ты не потеряешь меня, даже если очень сильно захочешь, Джен. Ты всегда в моем сердце. И я не умру, даже не думай, я не могу тут тебя оставить одного. Слышишь? Ну ты же понимаешь, это необходимо. Неужели ты согласен жить со мной, с таким? Я даже встать не могу толком… – Согласен. – Дженсен несколько не лукавил, ему сейчас, издерганному, уставшему, новое испытание казалось невыносимым. – Пусть, все равно… Я хоть не буду тебя ревновать. Будешь сидеть у меня на глазах, дома, мне спокойнее будет… – Джен. – Да я шучу… Знаю, все равно по-своему сделаешь. И правильно, только мне от этого не легче. Еще через минуту, взяв друг с друга обещание ничего больше и никогда не скрывать, они снова заснули в обнимку.Только воспоминание об обещании ведьмы помогло Дженсену провалиться в сон, он робко надеялся, что она не обманула. Все будет хорошо. Нужно просто еще немного подождать и потерпеть… Еще Дженсен надеялся, что у него появится когда-нибудь возможность осторожно расспросить лорда Джеральда, бывали ли у него в жизни случаи, когда его способности просыпались. И как он с этим справлялся. До этого было еще очень далеко… Но ничего невозможного нет, при желании он сможет добиться от Джеральда внятного ответа, теперь Дженсен знал это точно. Дженсен с самого утра нервничал и переживал, в отличие от совершенно спокойного и сосредоточенного Джареда. Он бегал по всему дому, голос его раздавался то тут, то там, то он ссорился с Чадом, то со слугами, то с Люсьеном, то выбегал на улицу охладиться в зимнем парке, то вновь являлся, и до того всех достал, что Джаред пригрозил: – Если не успокоишься, прикажу запереть тебя где-нибудь, чтобы не мельтешил. Сколько можно? Все будет нормально, остынь. Внушение помогло, Дженсен осел в кресло в его спальне, но от этого стало еще хуже. Теперь он смотрел на Джареда, как в последний раз, печально, грустно и молча. – Джен, прекрати так на меня смотреть. Я еще не умер. Но скоро стало не до внушений, явился доктор со своей свитой, и поднялся переполох. Отведенная под операцию самая светлая и чистая комната уже десять раз была выскоблена, но доктор велел снова все тщательно убрать, обработав спиртом, потом принялся за подготовку больного. Про Дженсена, притаившегося в кресле, было позабыли, но Джаред призвал Люсьена, и, указывая на него, не стесняясь никого, велел: – Глаз с него не спускай. С тебя спрошу, слышишь? Лучше всего будет, если отведешь его в трапезную и накачаешь вином, разрешаю, даже если он будет возражать. – Я не буду пить! – ожил Дженсен. – Я не хочу, я не пью, Джей! Ты же знаешь! – От одного раза ничего не случится. Меньше будешь психовать. – Джаред нетерпеливо махнул рукою на дверь, дескать, убирайтесь. Люсьен вывел слабо сопротивляющегося Дженсена из спальни, но за порогом тут же отпустил, посмотрел сочувственно: – Дженсен, мне не хотелось бы тебя заставлять, но, может, ты выпьешь немного вина? Тебе станет легче, поверь. – Не станет, это все глупости. – Дженсен опустил голову, не зная, что же теперь делать, как пережить это время. Пить – глупо. Никого еще вино не спасало от беды, от слез, от горя, только дарило временное беспамятство, а потом было еще хуже, страдало тело, мучилась душа. – Дженсен. Так и будешь тут стоять? И я вместе с тобой, пожалей старика. Дженсен недоверчиво посмотрел на возвышающегося над ним верзилу, пробормотал: – Старика… хотел бы я выглядеть так в старости. А кстати, сколько тебе лет? – Пойдем, Дженсен. – Люсьен обнял его за плечи и повел прочь. – Все-таки последуем совету моего господина. От одного раза с тобой ничего не случится. И я все расскажу тебе, сколько мне лет, как зовут моего сына, какой у меня внук, мы позовем Чада, он разделит с нами компанию и поможет скоротать время… На следующее утро Дженсен очнулся с больной головой, в одежде, но на кровати, только не в их общей с Джаредом спальне, а в свободной гостевой. Вспомнив все, он рванулся и со стоном повалился назад. Накатила тошнота, и голова взорвалась болью, смутно стали проступать в памяти вчерашние события. Как приехал доктор со свитой и объемистым саквояжем инструментов, как его выставили из спальни, Дженсен еще помнил, а вот дальше… Маячил перед глазами Люсьен, рассказывал какую-то грустную историю Чад, вертя в изящных пальцах кубок, мелькали слуги с подносами, и все время ему ненавязчиво подливал вина в бокал бывший управитель замка. Похоже, он напился, почти невероятное событие в его жизни. С тех пор, как он однажды перепил в далекой юности, и вследствие этого оказался в красном будуаре, а потом были большие неприятности у Джареда, который чуть не поубивал покушавшихся на него пьяных придурков – Дженсен к вину относился очень осторожно. Можно сказать, не пил совсем. Черт. Где же Люсьен, старый интриган? Таки выполнил поручение хозяина, вырубило напрочь… Дженсен поднялся в этот раз медленно, осторожно встал, покачнулся, подождал, пока перестанет кружиться голова, и, держась за стенку, побрел к двери. Выйдя из комнаты, он скоро сориентировался, где находится, и направился к их общей с Джаредом спальне. Джаред. Раскаяние и страх выбили остатки хмеля, он коснулся дрожащими пальцами знакомой двери, и потребовалось некоторое время, прежде чем он смог тихонько толкнуть дверь. Джаред?.. Он был там, спал в своей постели, и все остальное было уже не важно. Он выглядел измученным, но дышал, это главное. Дженсен на деревянных негнущихся ногах подошел к кровати и рухнул возле нее на колени, не решаясь даже коснуться его свободно лежащих поверх одеяла рук. Дженсен смотрел и не мог наглядеться, потом все же робко погладил Джареда по руке, и ему стало, наконец, спокойно. Неожиданно отпустило что-то внутри, и Дженсен поверил, что все будет хорошо, Джаред непременно проснется, он выздоровеет и обязательно встанет на ноги, а первым, кого он увидит, будет он, Дженсен. Он так и остался сидеть на полу, заснул, положив руки и голову на кровать, и действительно, первое, что увидел Джаред, очнувшись – это скрюченного, спящего в неудобной позе Дженсена. Джаред с ласковой усмешкой смотрел на взъерошенную макушку Дженсена. Сил не было даже поднять руку и дотянуться до нее, погладить, но на душе было необыкновенно тепло, радостно и, наконец, спокойно. Все как надо, Дженсен рядом, значит, все будет хорошо… Внезапно в спальню ворвался лекарь, расстроенный и испуганный: – Ох, простите, ваша светлость, кто же знал, что вас осмелятся побеспокоить, я немедленно прикажу… – Нет. – Джаред, глядя на прикорнувшего возле его кровати Дженсена, прошептал едва слышно: – Не трогайте его, пусть... Лекарь же все продолжал оправдываться и сокрушаться: – Вам нужен покой, позвольте, я … – Нет, я сказал. – Джаред перевел взгляд на доктора и тот моментально замолчал, стушевался и, еще раз извинившись, пятясь, вышел из спальни. Только закрыв за собою двери, лекарь перевел дух и даже повеселел. Прошло не так много времени после операции, меньше суток, а Джаред уже в таком боевом настроении. Лекарь было на секунду решил, что грозный лорд сейчас начнет призывать на его глупую голову все проклятия мира, так он на него глянул. Очень даже неплохо. Доктор поздравил себя с удачной операцией и решил не устраивать взбучку беспечным сиделкам, нагло разбежавшимся от кровати лорда, прямо сейчас, а перенести разнос на более позднее время. Могло случиться все, что угодно, хотя доктор понимал, что сиделки, скорее всего, разминулись: одна ушла с ночной смены, а вторая не успела прийти, но, тем не менее, оставлять без присмотра больного даже ненадолго – верх непрофессионализма. Он надеялся, Дженсен, или как там зовут этого парня, не расскажет, что застал лорда одного, это бы повредило его врачебной репутации… Прошло уже две с половиной недели после операции, и врач говорил, что в этот раз все идет как надо. Джаред требовал, чтобы они немедленно отправились в родовой замок; ему осточертел Ланн, надоел чужой дом, с этим городом были связаны не самые лучшие воспоминания его жизни. – Джей, давай еще немного подождем. Вряд ли этот доктор поедет с нами, у него тут практика. – Дженсен сидел рядом на кровати и бессознательно гладил его по руке. Джаред отвел ее, раздраженно попросил: – Не надо этого делать. И все равно, я настаиваю, мы бессмысленно тратим время, а меж тем замок без хозяина, люди расслабились, наверняка бардак полный. Даже Люсьен с нами. Если бы он был там, я бы меньше беспокоился, но он не хочет без нас ехать... – Джаред. У тебя замечательные люди в замке. Там есть кому присмотреть за порядком. – негромко уговаривал Дженсен. – Скажи уж, что ты скучаешь, вот и все. Джаред помолчал немного, затем повернулся к Дженсену: – А что, я не могу соскучиться? Дженсен неопределенно пожал плечом, видно было, он не хочет спорить: – Джей, я не… я все понимаю. Но вдруг тебе станет хуже в дороге? Давай еще подождем. – Мне станет хуже, если я еще хоть на неделю останусь здесь! Джен, не могу я тут, задыхаюсь… – В подтверждение своих слов он дернул ворот ночной рубашки, и Дженсен опять непроизвольно принялся его поглаживать, желая успокоить. Джаред мученически закатил глаза, но руку в этот раз не отвел, терпеливо снося ласку. Дженсен меж тем мысленно согласен был с Джаредом, ему этот город надоел не меньше, а уж вспоминать подвалы дома Роена не хотелось совсем. И еще кое-что произошло сегодня и напомнило ему о прошлом. Сегодня случайно на улицах Ланна, полных, как всегда, праздной толпы, они совершенно случайно столкнулись нос к носу с тем самым красивым мальчиком, с которым Дженсен видел Джареда возле музыкальной лавки в их первый визит в город. Дженсен остановился, разглядывая красивого ухоженного молодого вельможу. В этот раз его сопровождал другой спутник, неуловимо похожий на Джареда, и в душе Дженсена снова подняла змеиную голову ревность. Люсьен его быстро привел в себя, оберегая от толчков прохожих, увел с улицы, молча помог забраться в карету и приказал ехать. Старый слуга мальчишку тоже узнал, но всем своим видом показывал, насколько незначительно это происшествие. Но Дженсен посчитал иначе. Потому он был так рассеян сегодня, он вспоминал, переживал снова и представлял, как Джаред так же случайно столкнется со своим бывшим любовником, когда поправится, и что из этого выйдет. Нет, пожалуй, стоит согласиться с Джаредом и уехать поскорее из этого города с его роскошеством дворцов и ужасами подвалов. И с его соблазнительными юными жителями… – Хорошо, – согласился, наконец, Дженсен. – Только позволь мне еще раз поговорить с врачом, ладно? Я должен выяснить, насколько это путешествие будет безопасно для тебя. После долгих и обстоятельных расспросов лекаря, после его бесконечных уверений решено было отправляться домой через три дня. Как выяснилось, отъезду были рады все: и слуги, и Люсьен и даже Чад, для которого отъезд Джареда в родовой замок послужил необходимым пинком по направлению к дому. Чад клятвенно пообещал другу, что сделает все, чтобы помириться с Алеком, и очень скоро гостеприимный дом на окраине Ланна опустел. *** Дженсен стоял на террасе, на том самом месте, где когда-то поскользнулся, и это падение уберегло его от другого, фатального. Вспоминал, как давно, в прошлой безумной жизни, вышел сюда со вполне определенными намерениями. Вот и статуя ангела возле дверей, весенний ветер парусом поднимает тонкую занавесь, врываясь в кабинет Джареда, откуда уже слышался недовольный голос: – Джен, холодно, простудишься. Вернись. Дженсен, усмехаясь неизвестно чему, вышел с террасы, по пути мимоходом погладив ангела, плотно закрыл за собою дверь и спросил: – Джаред, долго ты еще будешь отлынивать? Давно уже пришло время начинать ходить самостоятельно, ну, может, не давно, но пора было начинать, а Джаред все находил предлог, то одно, то другое: то он раздает распоряжения, то разрешает споры, то, запершись в кабинете, строчит что-то в большой амбарной книге, и, кажется, вполне спокойно обходится без ног – его везде носят двое самых крепких охранников со сторожевых башен на импровизированных носилках в виде скрещенных копий. Джаред отложил перо, потянулся в кресле, сел поудобнее, позвал: – Иди сюда. – И не подумаю. Дженсен сердился не на шутку и снова не понимал, что происходит. Опять костыли, заброшенные, стоят в углу спальни, а Джаред даже и не смотрит в ту сторону. – Джаред, я жду внятных объяснений. Почему ты отказываешься заниматься? – Ты, помнится, говорил, что согласен жить со мной даже с таким. Что-то изменилось? Прозвучало это язвительно, насмешливо. Дженсен вздохнул, не зная, как переубедить упрямца. Дженсен подозревал, скорое всего, Джаред не хочет выглядеть перед ним беспомощным, «красоваться» на костылях и всячески показывает, что справляется и так, и словно надеется, что все само собой придет в норму. Глупо-то как. Но попробуй ему что доказать, сразу ощетинивается. Потом произносит какую-нибудь феерическую чушь, похожую на ту, что сказал только что. И возразить ему сложно. – Джаред, я не о том. Но это же… Джей, давай вместе начнем, я помогу, я буду рядом… – Вот не надо! Я просил уже тебя не лезть туда, где ты ничего не смыслишь! – Джаред нервно схватил колокольчик, позвонил, в кабинет тут же бесшумно вошли охранники. Через минуту Джареда унесли, немного замешкавшись на пороге, но дверной проем был достаточно широк, чтобы пропустить и лорда, рассевшегося на крестовине, и обоих носильщиков. Через несколько минут Дженсен услышал громкий голос лорда со двора. Джаред активно участвовал в жизни замка, контролировал ее, но оставался все таким же невозможным упрямцем. Казалось бы, все было хорошо, Дженсен постоянно уговаривал себя: все хорошо. Да, почти. Ночью они всегда мирились: сколько бы ни пререкались до этого, разногласия забывались, но наутро споры начинались по новой. Прошло уже достаточно времени с того момента, как они вернулись в замок, и Дженсен с удивлением понял, что тоже соскучился, а видя, как радостно оглядывается Джаред, чувствовал себя почти счастливым. Только вот время идет, а ничего не меняется. Джаред заметно окреп, поправился, появился румянец на щеках, и вернулся командный голос, а костыли… Вот костыли Джаред никак не признавал. Даже пытался сломать один, но Дженсен предусмотрительно отобрал, раскричался и еле удержался, чтобы не огреть Джареда этим самым костылем: – Все так начинают! Что ты капризничаешь, это не хочу, то не буду! Джаред, если ты сломаешь его, где мы возьмем другой?! Ехать в город и заказывать, сколько времени уйдет. – Не преувеличивай, будто у меня нет мастеров… Посмотрят, по оставшемуся такой же вырежут. – Джаред остыл и оправдывался, и таких стычек было не мало. Но чаще Джаред просто избегал любых разговоров, вот как только что. Дженсен решил идти вслед за Джаредом в каменный мешок двора и доставать Джареда до тех пор, пока тот не согласится хотя бы понемногу начинать ходить на костылях, пусть это будет стоить ему нервов. Но, спустившись во двор, он онемел от представившейся ему картины, забыл обо всех заготовленных словах. Только что стражники опустили мост, открыли ворота, и на территорию замка въехала карета с гербами рода Эклзов, и… с траурным знаком на ее дверце. Возница тоже был с черной траурной повязкой на рукаве. Дженсен с ужасом ждал, кто же выйдет из кареты, в сердце жил только один страшный вопрос: «Кто?..» Он невольно задержал дыхание, когда увидел брата. Джош оглядел двор, сдержанно кивнул Джареду, напряженно замершему на своих импровизированных носилках, и направился к Дженсену. – Кто? – еле слышно спросил Дженсен, со страхом ожидая ответа. Дженсен не ожидал, что брат притянет его к себе и обнимет, страшная догадка мелькнула уже в голове, и Джош подтвердил ее: – Отец… Через некоторое время все собрались в приемной зале. Джаред не вмешивался в разговор братьев, сидел на своем высоком кресле, задумчиво теребил в руках платок, и, казалось, даже не слушал, а лишь присутствовал по необходимости. За его креслом стоял Люсьен, недружелюбно и внимательно смотревший на гостя. – Это я виноват, – в который раз тихо и сокрушенно говорил Дженсен, опустив голову. – Если бы я не сбежал тогда… Если бы был хоть немного … А что сказать? Умнее? Дальновидней? Если вернуть прошлое – поступил бы он по-другому? Как знать… Тогда казалось, что правильнее всего бежать, изменить жизнь, хоть раз сделать так, как он хотел, а не вступать в брак с нелюбимым. Только вот родители. Они не вникают в нюансы, да. Но они все равно остаются родителями. Отец все-таки простил его. Тогда, после побега Алан Эклз отказался от него, чтобы спасти репутацию оставшихся детей, он годами запрещал произносить даже имя отступника в доме, он не желал слушать ничего, но, тем не менее, знал, что происходит с ним. И когда сильного и крепкого внешне мужчину неожиданно сразил инсульт, он сумел показать знаками, что хочет видеть сына. Но, к сожалению, всего через несколько часов лорд Эклз умер, не успев напоследок повидаться с сыном. К большому удивлению собравшегося клана, имя Дженсена было в завещании, к документу был приложен конверт, на котором ровным четким почерком Алана Эклза было написано, что с его смертью письмо нужно вручить лично в руки Дженсену. Дрожащими пальцами Дженсен вскрыл конверт. Ему потребовалось некоторое время, чтобы унять волнение и суметь прочитать, и когда смысл письма дошел да него, он уронил листок, закрыл лицо руками и затрясся в беззвучных рыданиях. Да, лорд Алан Эклз простил непутевого сына, мало того, его доля в завещании осталась прежней. Отныне Дженсен был богатым, очень богатым человеком. Джош поднял письмо, пробежал глазами, удивленно посмотрел на брата: – Он просит прощения? Говорит, что любит. Джен… Я… жаль, что так все… Он снова обнял Дженсена, гладил его по спине, утешал, а Дженсен понимал, что теперь никогда не избавится от чувства вины. Родители. Они уходят так неожиданно… Казалось, вечные, незыблемые, как скалы, они всегда за спиной, всегда рядом, они – твоя настоящая семья. Ты всегда знаешь, что они где-то есть, живут, относительно счастливы, но, к сожалению, приходит понимание, иногда слишком поздно: они все-таки смертны. Уходят – и за спиной пустота, и становится холодно. Это одиночество несравнимо ни с чем. Джаред с тщательно скрываемым ужасом смотрел на сборы Дженсена. Джаред не сказал еще ни слова с момента прибытия Джоша, не возражал, когда тот объявил о необходимости присутствия Дженсена на похоронах. Все верно, он не может приказать Дженсену не ехать, не может заставить его… Даже если бы он оставался его рабом, это было бы жестоко. Но оставлять его одного – разве не меньшая жестокость? Джаред все ждал, когда Дженсен заговорит, но тот был как в тумане, брал рубашку или шейный платок и, уставившись на него, замирал, бессмысленно смотрел на тряпку, шевелил губами, горько вздыхал, иногда утирал невольные слезы. Джаред уже не мог на это все смотреть, позвал втихомолку Люсьена: – Лис, собери его в дорогу сам, пожалуйста. Эдак он все забудет. И позови его ко мне в кабинет. Нет, не сейчас, через полчаса. – Джен, посмотри на меня. Отчуждение в зеленых глазах больно кольнуло, но Джаред оставался очень спокойным: – Джен. Я знаю, тут бессмысленно утешать, это надо пережить. Но… Я хочу сказать, если тебе тяжело, ты можешь поделиться со мной, я выслушаю. Джен. Дженсен покачал отрицательно головой. Он сидел на стуле с прямой спиной, натянутый, как струна, напряженный и такой несчастный. Джаред снова заговорил как можно мягче: – Дженсен, я… понимаю, ты спешишь, и все уже готово, только… Джен. Один вопрос, я не буду мучить тебя длинными монологами. Ты вернешься? Дженсен поднял голову, удивление, написанное на его лице, немного успокоило Джареда, но он ждал ответа. – Да, – тихо сказал Дженсен. – Хорошо. – Джаред смотрел не отрываясь в разом осунувшееся лицо, тысячи слов утешения и любви не могли найти выхода, умирая на губах. Дженсен молча поднялся, не оглянулся даже на пороге, и Джаред только моргнул, когда дверь за ним захлопнулась. Он не позвонил в колокольчик, сидел и прислушивался, как загремели снова цепи, опускающие мост, как заскрипели ворота, открываясь, как затих шум вдалеке… Недолгая тишина вновь наполнилась звуками, шагами людей во дворе, скрипом колодца, кто-то протопал по коридору и тихонько постучал в дверь. Которую не так давно закрыл Дженсен. Джаред словно очнулся от транса, осмотрелся кругом с удивлением. Ему казалось теперь, все вокруг вылиняло, потеряло цвет. – Да, войдите, – кое-как собравшись, глухо сказал он. В кабинет вошел Люсьен, встревожено всматриваясь в лицо хозяина, спросил: – Мой лорд, я хотел ехать с ним, но он запретил. Может, догнать? – Нет, не нужно. Пусть не думает, что я… Хм, он может решить, что я… – Что? Джаред грустно посмотрел на управителя, опустил голову, закончил уныло: – Не обижайся. Он может воспринимать тебя, как… ну, как охранника, что ли. – Да пусть воспринимает! Охранник и есть! Места теперь не найду от беспокойства. – Ты не понял. Как будто он все еще пленник, понимаешь? Я не хочу. Пусть сам решает, что ему нужно. Не будем на него давить. – Я не согласен, мой лорд, – буркнул недовольно Люсьен, а на удивленный взгляд хозяина добавил: – Не такой уж он дурак, чтобы считать себя пленником, это все глупости. А лишний раз напомнить своей рожей о вашей милости не помешает. Вы слышали, что говорил его брат? Дженсен теперь богат, пусть потерял репутацию и в свете его не примут, но он богат, а значит… да вы сами знаете, что это может значить. Да, Джаред прекрасно знал, что это, черт возьми, может значить. Это значит то, что теперь могут найтись охотники согласиться на партнерство с лордом, пусть и опозоренным, но баснословно богатым, а репутация… Через десяток лет никто и не вспомнит, что там была за темная история, и его снова будут принимать везде, особенно если его второй партнер будет так же богат и вдобавок влиятелен. Деньги решают все. Дженсен отправлялся с Джошем в столицу, в средоточие империи, где соблазны на каждом шагу, где множество молодых людей, красивых, наглых, в том числе немало мошенников и охотников за приданым. А еще больше сейчас беспокоило Джареда то, что Дженсен отправляется в семью, к родным, и еще неизвестно, захотят ли они его потом отпустить, ведь его с Дженсеном сейчас ничего не связывало. Кроме воспоминаний, не всегда приятных. Джаред только сейчас задумался, насколько побег Дженсена изменил жизнь семьи Эклзов, за своими бедами он не думал о них. Круто изменилась их жизнь, они покинули замок, который от замка Падалеки был всего лишь в половине дня пути, и переехали всем семейством в столицу, подальше от горьких воспоминаний. Эклзы почти все время жили в Эрнегоде, в их замке после бегства Дженсена семейство держало только управляющего и десяток слуг, чтобы родовое имение не пришло в упадок. До столицы было тоже не так уж далеко, два дня пути, однако этого расстояния было достаточно, чтобы почти не встречаться со своими соседями, а конкретно – с Джаредом. Джаред был уверен: они винили его в переломанной судьбе сына. Как недружелюбно смотрел на него Джош, да и Донна, если вспомнить… Джареда окатила волна стыда. Конечно, вел он себя в день приезда леди весьма неподобающе. И вряд ли она простит его когда-нибудь за все, что он сделал с Дженсеном. Если бы он озаботился чуть пораньше привязать к себе Дженсена официально, его семья бы считалась с ним, но он не торопился, кто же думал, что так выйдет! То, что Дженсен фактически Джареду никто – из разрешимой проблемы приняло размеры бедствия. Черт. Джаред просто не успел, идиот, тянул, боялся отказа, надеялся сказать позже, когда начнет ходить, и не успел. Теперь неизвестно, даст ли ему Дженсен когда-нибудь такую возможность – хотя бы сделать это предложение… Чем больше он думал, тем тоскливее становилось на душе, и появилась совсем уж идиотская мысль: черт, как не вовремя лорд Алан Эклз покинул это мир! Встретить родных после долгой разлуки было удивительно. Дженсен с удивлением смотрел на хрупкую блондинку в траурном платье: неужели это малышка Мак? А это… это старый управляющий городского дома, совсем сдал и даже плачет при виде его. Маккензи быстро пошла навстречу, в последний момент ее остановили приличия, но, чтобы не кинуться брату на шею в присутствии множества родственников, ей потребовалась вся ее сила воли: – Джен, ты! Дженсена подобные мелочи вроде соблюденных приличий не интересовали, он сграбастал сестрицу в объятия, крепко прижал к груди, прошептал ей в макушку: – Какая ты... взрослая совсем! Леди Донна уже шла ему навстречу, все расступались перед ней. Ее тоже не остановило большое скопление народу на похоронах: едва Дженсен выпустил из рук сестру, попал сам в объятия матери. Вся церемония прощания прошла перед Дженсеном как в тумане, он плохо слышал, что ему говорили, его крепко держал под локоть Джош и не позволял упасть, поддерживая его и шепча утешительные слова. Самым тяжелым для Дженсена стал момент прощания у гроба. Дженсен удивился тому, каким умиротворенным выглядит отец, как разгладилось его лицо, казалось даже, тонкие губы сложились в ласковую усмешку. Только сейчас, увидев его в гробу, Дженсен, наконец, осознал необратимость потери. Все потемнело перед глазами, и если бы не Джош, он непременно бы упал. Тот успел крепко ухватить его за талию и отвел от гроба. Дженсен шел, не видя ничего перед собой, еле передвигая ноги, вдобавок давала о себе знать усталость: двухдневный путь они одолели за день, три раза меняли лошадей, и едва успели. – Дженсен, возьми вот, слышишь меня? – Джош совал ему в губы фляжку; резкий запах привел Дженсена в себя, темнота рассеялась, он осмотрелся. Брат завел его в какой-то закуток и, прикрывая собой от всех, предлагал глотнуть коньяку. Дженсен измученно покачал головой: – Нет, спасибо, Джош… Все нормально. Не буду, нет… Надо это пережить, я справлюсь. – Он вспомнил Джареда, и это придало ему силы, он тронул брата за рукав: – Пойдем, нехорошо тут прятаться. Джош оглянулся украдкой, приложился сам к фляжке, и скоро они вышли к людям. Мучительные проводы все никак не заканчивались. Люди в черном, долгие прочувствованные речи, длинные столы, печальная трапеза; потом, после всего, когда тело было перенесено в семейный склеп и задвинулась над ним тяжелая каменная плита, когда все разъехались, была уже глубокая ночь. Дженсен, наконец, остался в кругу своей семьи. Джаред опасался не зря: прошло уже несколько дней после погребения лорда, но семья даже не помышляла вновь расстаться с когда-то потерянным и вновь обретенным родственником. – Сын, ты же понимаешь, это очень неприлично бросать нас в такое тяжелое время. Месяц траура ты должен быть здесь. Должен разделить с нами наше горе, оплакать утрату. – Мама, я обещал вернуться! – Дженсен никак не мог достучаться до матери, перед ней он был бессилен и, когда она начинала плакать, покорно склонял голову: – Ну хорошо, ладно, конечно. Я останусь, прости, мама. – Мы так любим тебя. Дженсен, ты же знаешь, мы все скучали по тебе, и отец тоже. Он скрывал, мучился, это и погубило его, так долго носить в себе… – Да, мама, я понимаю. Это я виноват… – Хорошо, что ты понимаешь. Прошла неделя, еще неделя, и уже минул обязательный месяц, и Дженсен чувствовал, как кольцо вокруг него будто сужается: все возвращалось на круги своя. И мать, и брат, и даже Маккензи привыкли всегда в нем видеть мягкого и покладистого брата и сына. Он и раньше никогда не спорил, с грузом вины на плечах это было вдвойне тяжело. Разговаривали они с ним насмешливо, с легким превосходством, указывая, как нужно себя вести и что делать. Дженсен так отвык от этого, забыл, и с удивлением смотрел, как им пытались снова помыкать. Он сдерживал себя, чтобы не вспылить, как молитву повторяя: «Они любят меня. Они думают, что мне так будет лучше. Они не хотят мне причинить боль». Но помогало плохо. Они не понимали, не хотели видеть, не замечали, что Дженсен за время отсутствия сильно изменился. Они и слышать не хотели, что он скучает, хочет поскорее вернуться, его робкие слова о том, что теперь его дом «там» были встречены недоуменным молчанием. По-видимому, ему все же придется доказывать свое право поступать так, как он считает нужным, только сложно идти на конфликт, потому что все, что делали его родственники, было из любви к нему. Размолвка случилась, когда подошла к концу шестая неделя его проживания в родительском доме. – Дженсен, ты правда думаешь вернуться к этому маньяку? – вдруг посреди веселой болтовни спросила его Маккензи, и Дженсен почувствовал, как напряглась сидевшая рядом мать, и увидел быстрый взгляд, что бросил на него Джош. – Конечно, только Джей не маньяк, - спокойно сказал он. – А почему ты спрашиваешь? – Потому что ты не вернешься туда! Надо же быть таким неразумным, – нервно рассмеялась Маккензи. Донна предостерегающе произнесла: – Мак! – Почему? – обманчиво мягко спросил Дженсен, все внутри него сжалось, он ждал ответа, сдерживая закипающую злость. – Потому что… Это глупо, Джен! Мы тебя не отпустим. Ты не должен возвращаться туда! Ты ничего ему не должен! Он чуть не убил тебя! Мама, скажи! – Маккензи умоляюще смотрела на расстроенную мать, та лишь утомленно попросила: – Мак, иди к себе, ты ведешь себя недостойно. Возбужденная Маккензи, чуть не плача, вылетела из покоев матери, громко хлопнув дверью. Выдержав паузу, Дженсен сказал негромко: – Я так понимаю, Мак высказала мнение большинства. – Да, – подтвердил Джош из своего кресла. – А ты удивлен? Джен, у тебя короткая память. Ты забыл, что с тобою делал этот спятивший от ревности урод? До нас долетали слухи, а иногда и из первых уст, знаешь, матери и отцу не прибавили здоровья красочные описания Роена, как ты почти без одежды зимой толкал колесо колодца вместо осла, или как Джаред тебя подкладывал своим гостям. Дженсен потрясенно покачал головой, но возражать не стал, повернулся к матери. Донна опустила глаза, заговорила тихо: – Джен, дорогой, ты же знаешь, как мы тебя любим. Мы не хотим с тобой расставаться. Этот Джаред… Мы думаем, он тебе совсем не подходит. С твоими средствами даже после этой темной истории ты сможешь найти себе достойного партнера. Увидев, как Дженсен побледнел, как недобро блеснули его глаза, Донна заговорила торопливо: – Дорогой. Послушай меня. Даже если отбросить все, что было, он же… Джаред не предлагал тебе снова партнерство, так ведь? По существу, ты живешь у него на птичьих правах. Ты никто ему, а если он вздумает жениться, то, наверно, подберет себе более выгодную партию. А есть человек, он любит тебя давно. Он из нашего круга, милый, добрый, ему никогда не придет в голову так издеваться над своим возлюбленным. Джен, ты помнишь его, это Свейн Морет. От злости Дженсен не мог вымолвить ни слова, его так распирало, что он подскочил с диванчика, где они сидели с леди Донной, как выброшенный пружиной, пробежался по комнате несколько раз, прежде чем обрел дар речи: – Мама, Джош. Я благодарен вам за участие, но не кажется ли вам, что я уже в том возрасте, когда в состоянии сам решать свою судьбу?! Довольно уже вы делали это за меня. Это привело лишь к тому, что я запутался и, когда нужно стало принимать решение самому, я наделал ошибок. Все, хватит. Теперь я не ошибусь. Мне не нужен никто, слышите? Ни Свейн, никто другой. Я сам знаю, что мне делать. И я требую… Нет, пока еще прошу, приготовить мне карету. Я немедленно уезжаю. Если вы откажете мне, отправлюсь пешком. Боясь наговорить грубостей, Дженсен выскочил из покоев леди Донны и хлопнул дверью не менее экспрессивно, чем младшая сестра. Все еще полный негодования, он добежал до своих комнат, тех, что всегда предоставлялись ему во время его недолгих посещений столицы, и только тут немного пришел в себя. А ведь мать была права. Не во всем, но Джаред и правда не предлагал ему снова партнерство. Дженсен за всеми текущими событиями об этом даже не вспоминал, но вот сегодня Донна заставила его задуматься. Может, очень даже может быть, Джаред сочтет его недостаточно подходящим на роль супруга, тем более он однажды уже обманул его доверие. Дженсен вспомнил красивого блондина из Ланна, и у него заныло сердце. Как легко посеять сомнения, как трудно с ними бороться… Через два часа Донна робко постучалась к нему, не дождавшись приглашения, вошла и увидела сына не собранным, полураздетым. Он лежал на широченной кровати лицом вниз, и плечи его мелко вздрагивали. Донна вздохнула, прикрыв двери, подошла к кровати. Минуту смотрела, потом жалость пересилила в ней собственнические чувства, она присела рядом и ласково погладила Дженсена по напряженной спине: – Дорогой. Дженсен не отвечал, она снова вздохнула: – Джен, дорогой, прости меня. Я желаю тебе только добра. Любимый мой мальчик… Если… Если он так нужен тебе, что ж. Карета готова, можешь ехать. Никто препятствовать тебе не будет. И ты всегда можешь вернуться, мы будем рады. – Нужен ли я ему? – Дженсен поднял голову, сердито вытирая слезы, ненавидя себя за слабость, сел на кровати рядом с ней, судорожно вздыхая, борясь с истерикой. – Я не знаю, нужен ли я ему, – повторил он. Донна задумалась, вспоминая, потом с неохотой призналась: – Думаю, да. Думаю даже, он с ума сходит от беспокойства. – Мама! – расстроенно воскликнул Дженсен. – Но почему ты тогда говорила, что он не подходит мне?! – То, что он беспокоится, это не означает, что он подходит, – ворчливо возразила она, потом махнула рукой. – Подходит, не подходит. Это только ты можешь знать, тебе же с ним жить. – Мама… – Дженсен повесил голову, признался еле слышно: – А он на самом деле не предлагал мне снова… быть вместе. Я не задумывался об этом раньше. – Так что тебе мешает сделать предложение самому? – спросила Донна, и Дженсен приоткрыл рот от удивления. Донна же еще добавила: – А вот если он не согласится, у тебя будет повод задуматься. Так ты едешь? Дженсен вдруг заулыбался, придвинулся ближе к матери, обнял ее за плечи: – Мама… спасибо. Я как-то не подумал… У тебя такой глупый сын. Я спрошу. Обязательно. Мне не терпится спросить, и да, я еду. Вот так Дженсен, несмотря на не самое подходящее время для начала путешествия, покинул город, обещая навестить родственников в ближайшее время, и уже вместе с Джаредом. Последний разговор с матерью вселил в него потерянную было уверенность, Дженсен был настроен решительно, он собирался припереть Джареда к стенке. Так или иначе, он намеревался добиться укрепления своего статуса и почти уверен был в успехе предприятия. Почти… Призрак белокурого парня из Ланна почти стерся из памяти, но кто знает, сколько еще таких юных и красивых может встретиться Джареду, а он, Дженсен, даже не может заявить на него свои права. Это надо исправлять, и как можно скорее. *** Хуже всего просыпаться в одиночестве, протягивать руку и вместо теплого плеча нащупывать равнодушную пустоту, притягивать к себе подушку и обнимать ее с острым чувством потери. Джаред днем не позволял себе вспоминать, но разве можно заставить себя не дышать, заставить сердце не биться, глаза не смотреть, усилием воли прервать течение мыслей и заставить себя забыть, не думать, не мучиться. Джаред и сам не замечал, как снова начинает вспоминать, и вспоминает самое страшное, неприятное, что было с ними: с него будто сняли защитную невидимую броню, обнажили нервы. Куда делся тот Джаред, что спокойно уехал из замка на месяцы, оставив Дженсена в руках палача на перевоспитание? Сейчас думать об этом было больно, но это все – было, никуда не делось, и терзало Джареда снова, не давая заснуть, не давая вздохнуть спокойно, он терял аппетит и сон и давно уже потерял покой. Дженсен не вернется. Зачем ему ревнивый властный партнер, способный на всякие глупости, к тому же искалеченный. Он и здорового бросил, а теперь… Джаред с ненавистью смотрел на свои бесполезные ноги, но скоро приступы злости сменялись беспросветным отчаянием. Он не вернется, и надо смириться с этим, и жить дальше, но вот как… С отъездом Дженсена Джаред потребовал принести костыли и с несвойственным ранее пылом принялся осваивать их. Получалось плохо, ноги не слушались его, подгибались, чтобы сделать несколько шагов приходилось напрягаться изо всех сил. Джаред не собирался сдаваться. Взмокший, дрожащий от усилий, он упрямо ковылял по периметру замка, однажды даже спустился во двор, ввергнув своим появлением слуг в ступор. Ловя на себе испуганные взгляды, Джаред осознал, что даже не помнит, зачем спустился, но скоро примчался извещенный Люсьен, и, невзирая на протесты господина, дотащил до лавки возле хозяйственных построек и чуть не насильно усадил. Люсьен видеть уже не мог, как Джаред истязает себя. Он не смел делать замечания хозяину, но на этот раз душа не выдержала. Глядя, как Джаред прислонился к стене сарая, возле которого стояла скамья, как он еле переводит дух, закрыв глаза, он заворчал: – Мой лорд, нельзя так. Надо постепенно увеличивать нагрузку. Вы так делаете только хуже. Умоляю, поберегите себя. Джей не отвечал, стараясь привести дыхание в норму, а Люсьен возмущался дальше: – Вы можете навредить себе, мой лорд! Нельзя так надрываться! Джаред открыл глаза, сумрачно посмотрел на него: – А как? Как можно? Я столько тянул, и теперь… ничего не получается, Лис. Ноги не слушаются меня, если бы не эти проклятые палки, я бы упал на месте. Столько горечи было в его словах, что Люсьен не выдержал и быстро заговорил: – Мой лорд, я должен признаться вам… Я не мог сказать раньше, но сегодня получил известие от моего брата из Эрнегоды, вы же знаете, он служит при дворе, он нашел его! Нашел, и, самое главное, Рен согласен помочь! Он уже едет. Джаред нахмурился, отодвинулся от стены: – Ничего не понял. Кого нашел? Кто едет? Кто этот Рен? – Когда мы прибыли в замок, уже больше месяца назад, я написал письмо брату, – терпеливо принялся объяснять Люсьен. – Года два назад он при падении с лошади сломал ногу, очень плохой был перелом, и брат полгода лежал в постели. – Ну, и? – Джаред поневоле заинтересовался. – Теперь брат не хромает, ему помог Рен, он просто кудесник! Вы не представляете, он сделал тогда этим исцелением себе имя. Я поручил брату отыскать его, выяснилось, он осел в Эрнегоде, известен и пользуется заслуженным уважением, его приглашали во дворец. – Так он лекарь? – уточнил Джаред. – Он почти не пользуется лекарствами, – Люсьен ушел от прямого ответа, и Джаред ухмыльнулся, – но под его волшебными руками оживают ослабевшие мышцы, люди вновь начинают чувствовать свои руки и ноги, он именно тот, кто нам нужен. – Значит, у него нет диплома врача? Ты предлагаешь мне народного умельца, шарлатана. – Джаред не спрашивал, просто констатировал, задумчиво глядя на свои ноги. – Какая разница, кто он. Главное, чтобы помог, – защищаясь, Люсьен повысил голос, а Джаред поморщился: – О, да. До чего я уже опустился… Люсьену не нравился усталый, безжизненный голос хозяина. Не нужно было много ума, чтобы понять: Джаред ждет, ждет каждую минуту, все время взгляд его возвращается к охранникам на сторожевых башнях, к воротам, если он в помещении – к окнам… И не говорит ничего, не бросает обвинений и не злится, просто молчит, и ожидание от этого становится еще более тягостным. Люсьену уже казалось, что весь замок пронизан этим ожиданием, даже повзрослевший Легран безбоязненно подбегал к Люсьену и звонко спрашивал, когда приедет его учитель. Джаред заговорил, и Люсьен едва его расслышал: – Бесполезно все. Я уже столько пытался, не получается. Каждый шаг дается с таким трудом. За этими словами словно эхом прозвучало другое: «Он не вернется». В каждом движении и взгляде лорда теперь это читалось – отчаяние пополам с надеждой. То он начинал лихорадочно суетиться, то впадал в уныние, этими бесконечными перепадами Джаред буквально изводил себя. Люсьена эта неуверенность измучила тоже, но он ни за что бы не показал ее Джареду. – Все получится, мой лорд, – уверенно и внушительно заявил Люсьен. – Вы еще только начали, все так быстро не делается. На днях прибудет этот знаменитый Рен, он непременно поможет. Джаред не стал возражать, сил не было. Их не было даже встать с этой нагретой весенним солнцем скамейки, а спорить и ругаться с чересчур внимательным слугой действительно бесполезно. Попросить помощи? Ни за что. Нет. Джаред жестом указал, чтобы Люсьен подал ему ненавистные костыли, кое-как поднялся, предупреждая взглядом не пытаться помочь, и, уже отойдя на пару шагов, сказал негромко: – Ну поглядим, что там за кудесник… Люсьен перевел дух: Джаред вполне мог разозлиться, прогнать ни в чем не повинного лекаря, а все неприятности лопатой огреб бы он, от лорда – за самоуправство, от Рена – за потраченное напрасно время. Кудесник прибыл не в самое подходящее время. Джаред, с утра пройдясь по восточному гостевому крылу замка, до того измучился, что пришел в ярость. Едва добравшись до постели, он с наслаждением принялся колотить недоевшим костылем по всему, до чего мог дотянуться, второй он запустил в большое зеркало, от удара брызнувшее осколками в разные стороны. Когда от несчастного костыля остались ошметки, он отшвырнул ненужную деревяшку и рухнул на кровать лицом вниз и тогда только прекратил орать и сыпать проклятиями. В наступившей тишине, стоя возле дверей в покои лорда, Люсьен в растерянности смотрел на прибывшего лекаря, сомневаясь, что такой молодой и ладный парень может быть чем-то полезен. Привыкший к такой на себя реакции Рен снисходительно улыбнулся. Бумаги и рекомендации свои он уже показал, и в его персоне не должно быть сомнений. Рен сгорал от любопытства – ему хотелось посмотреть на будущего, такого вспыльчивого, пациента. Отсутствие страха перед лордом подкупило старого слугу, и он решился-таки открыть двери: – Пойдемте. Я представлю вас господину. Условности с приемной залой и прочими церемониями Люсьен решил отбросить, вряд ли в ближайшее время лорд согласится выйти из спальни, а тем более облачаться и тащиться в приемный зал ради безродного лекаря. Все напрасно, напрасно, уже пять дней как нет Дженсена, и так придется жить дальше, и сознавать это было невыносимо. Те микроскопические улучшения, которые, Джаред не мог отрицать, происходили-таки с его ногами, были столь незначительны… Они не позволят ему в ближайшее время поехать к Дженсену, да и захочет ли тот его видеть? Неизвестно, как обработали его родственники, помнится, он очень прислушивался к ним, дорожил их мнением, всегда старался быть послушным и оправдывать ожидания. И к чему это привело? В один прекрасный день он захотел быть собой и бросил всех. А сейчас он бросил его ради своей семейки. Джаред услышал, как в спальню кто-то вошел, рыкнул немедленно: – Все вон! – Мой лорд… Прибыл новый лекарь. Я вам говорил. Позволите ему осмотреть вас? Джаред поднял было голову, чтобы обложить чересчур ретивого слугу и послать подальше и его, и самозванца-лекаря, но… слова замерли у него на губах. Рядом с Люсьеном стоял удивительной красоты молодой мужчина, ростом он не уступал управителю, и шириной в плечах тоже, но был по-юношески строен, а в глазах гостя плясали бесовские искры, и таилась в уголках полных губ ехидная усмешка. Волосы парня были заплетены в сотни косичек, они черными блестящими змейками вились по плечам и падали за спину. Парень бесцеремонно и оценивающе разглядывал Джареда без всякого страха, трогая своей рукою подбородок и будто пряча в нем усмешку. Одет незнакомец был пестро и непривычно ярко, множество цепочек болтались поверх ярко-синего камзола и меховой накидки, на пальцах сияли перстни, в ушах болтались серьги с сапфирами, под цвет ярких глаз чудо-доктора. – Это лекарь?! – с сомнением спросил Джаред. – Да он похож на ярмарочного комедианта! Кого ты привел, Лис?! – Это он и есть, не сомневайтесь, мой лорд, я проверил бумаги. – Люсьен с неменьшим подозрением покосился на Рена и с наигранным воодушевлением закончил: – Я оставлю вас, мой лорд, подожду за дверью, пока вы… ээээ… побеседуете, и пока он осмотрит вас. Позовете, если я понадоблюсь. Люсьен торопливо скрылся за дверью, а Джаред переменил положение, усевшись на кровати лицом к гостю: лежать дальше задницей кверху казалось неприличным, и, к тому же, этот странный доктор будил в нем совсем неожиданные чувства. Ему стало немного неловко за весь разгром, что он учинил в спальне. Вот так прослывешь бог знает кем… – Ну и чего ты умеешь? – спросил Джаред, с любопытством разглядывая экзотичную ладную фигуру гостя и мысленно прикидывая, как он выглядит без этих многих слоев одежды. Гость словно услышал его, скинул накидку, бросил ее на ближайшее кресло, расстегнул камзол и снял, закатал рукава шелковой пестрой рубахи, подошел к кровати и нахально улыбнулся: – А что понадобится. Многое могу, знаю много ремесел, а более всего массаж. Вы не разденетесь, мой господин? Хотелось бы посмотреть, с чем придется работать. Джаред и глазом не успел моргнуть, как уже лежал, краснея, без штанов перед удивительным незнакомцем, а тот внимательно осматривал его, ощупывая сильными пальцами ноги, спину, бедра, бесцеремонно поворачивая его без всякого напряжения, а когда Джаред ощутил крепкие ладони на своих ягодицах, и было дернулся, то невозможный лекарь-самоучка только фыркнул: – Вы даже и представить себе не можете, мой господин, сколько я перевидал задниц на своем веку. Уверяю вас, ваша ничем не лучше других. Правда, и не хуже… После тщательного осмотра Рен помог натянуть смущенному хозяину штаны и на выжидательный взгляд пожал плечами: – Немного запущено, но ничего страшного. Если я возьмусь за вас, через месяц сможете ходить с тростью, через два свободно, но я буду с вами работать только при одном условии. – Условие? – Джаред поборол смущение и обрел дар речи. Еще какой-то самоучка будет ему ставить условия? В его собственном доме?! Но Рен заявил безапелляционно, с нажимом: – Именно. Если вы будете выполнять все, что я буду говорить, если не будете капризничать, драться, кидаться предметами – я останусь и сделаю свою работу. Смею заметить, никто еще не жаловался, всегда был результат. Если отказываетесь и продолжаете себя вести как истеричная девица – я немедленно уезжаю. Джаред оглядел разгромленную спальню, поежился под насмешливым взглядом не похожего на других странного лекаря, и, подумав немного, согласно кивнул: – Хорошо. С этого момента Джаред попал в рабство, самое настоящее. Он не знал прежде, что это такое – зависимость, полная, жестокая и непреклонная. Рен настолько мастерски и незаметно манипулировал людьми, так легко вызывал интерес, потом доверие, и, наконец, безоговорочную веру, и признание, и любовь окружающих, что Джаред иногда начинал думать, а не имеет ли этот лекарь дело с магией. И недели не прошло, как все в замке улыбались загадочному красавцу, искали его расположения и общения, а Джаред так вовсе попал в кабалу, и, самое главное, не жаловался, терпел и выполнял все, что велел делать этот чудо-лекарь. Каждое утро теперь у него начиналось с массажа, такого, что глаза лезли на лоб и крик застревал в горле. Кушетка, на которой когда-то Люсьен приводил в порядок Дженсена перед тем, как отправить его в покои Джареда, теперь стала его личным пыточным столом. Он ненавидел эту кушетку почти так же, как новые костыли, еще он возненавидел бассейн, в котором ему теперь приходилось плескаться каждый день. Это немыслимо! Раньше каменная ниша небольшого бассейна если наполнялась водою раз в месяц… ну ладно, раз в полгода – это было хорошо. Вообще, Джаред считал это сооружение баловством и предпочитал большую деревянную бадью, каковую и затаскивали к нему в покои сразу несколько дюжих слуг, наполняли ее теплой водой и потом, после омовения, все убирали. С бассейном возни было намного больше, но Рен утверждал, что от упражнений в воде большая польза. Джареду казалось через несколько дней, что вся старая кожа с него слезла, а новая нарасти не успела, каждое прикосновение упорного лекаришки приносило невыносимую боль, хотелось выть, когда беспощадные пальцы месили его мышцы, не зная устали. Но Рен всегда знал, до какой черты можно дойти, пока не сорвется Джаред. В эти минуты он ослаблял давление, включал свое обаяние, наклонялся нежно, ненароком задевая взмокшего Джареда своими косичками, смеялся, облизывал свои пухлые губы и будто заигрывал, но едва Джаред отвлекался на фривольные мысли, едва его рука тянулась к полураздетому соблазнительному затейнику, как тот его мягко отстранял. И вновь продолжал разминать ему ноги, сгибать, разгибать, втирать масла, и не было этому конца-края. После подобных экзекуций Джаред с радостью хватал костыли и пробегал с каждым днем расстояние все большее, а через две недели и сам был поражен, насколько они продвинулись. После целого дня мучений Джаред спал как убитый и без всяких снов. Это не значило, что он забыл о Дженсене – даже если бы захотел, это ему не удавалось, все, буквально все напоминало о нем. В первую очередь проклятая кушетка, на которой, он знал, лежал измученный Дженсен под руками Люсьена. Когда Рен трижды в день утром, днем и вечером раскладывал Джареда на этом неудобном ложе, он молчал, не позволяя себе даже пикнуть, как бы больно ему не было. Из-за Дженсена. Каждая комната, зала, кабинет, любой укромный уголок в замке напоминали Джареду о нем, любая тень, промелькнувшая во дворе, скрип колеса, крик кухарки, требующей еще дров, звонкий смех Леграна, все, все вокруг напоминало ежечасно, ежесекундно, не давало покоя измученному сердцу. Рену нужно было отдать должное, он знал свое дело, и через месяц Джаред ходил, тяжело опираясь на трость, пусть еще неуверенно, но ходил. За месяц между ними сложились вполне дружеские отношения, и Джареда восхищало то мастерство, с каким Рен уходил от более интимного общения с ним. Не так давно Джаред, вновь подвергнувшись откровенным, на его взгляд, заигрываниям, не вытерпел и завалил бесстыдного лекаришку на кровать, но получил неожиданный отпор. Однако раззадоренный и измученный долгим воздержанием, после недолгой борьбы прижал Рена к кровати, придавил своим телом, впился губами в развратный рот, и ему потребовалось несколько минут, прежде чем он почувствовал: Рен не отвечает ему, лежит непривычно покорно и с отсутствующим видом. Джаред прервал поцелуй. Разгоряченный, в запале, он не мог так все бросить, но холодный Рен сейчас никак не вписывался в привычный образ неуловимого соблазнителя. – Что не так? – нетерпеливо спросил Джаред. – Хм. Я на это не подписывался, – спокойно отозвался Рен. – И, кстати, если думаете, что справились со мной… это не так. Не могу же я врезать гостеприимному хозяину, оттого что ему захотелось затащить меня в постель. Да и работу свою жалко, калечить опять… – Ах ты…– Джаред возмущенно запыхтел. – Да ты сам крутишь тут передо мной задницей, как последняя шлюха! Я не железный. – Это просто метод моей работы, – невозмутимо отозвался Рен. – У вас глаза загораются, и занимаетесь прилежней, когда я вас раззадориваю. Интерес к жизни просыпается. Джаред замолчал, переваривая. Неужели так все просто? Ах ты, сукин сын. И ведь не поспоришь, работает. Но сдаваться не хотелось, такой красивый и, казалось, доступный парень, лежит прямо под ним, может, цену себе набивает? – Хочешь сказать, ни разу ни с кем из пациентов не было у тебя? – Джаред навалился сильнее, стараясь ощутить эрекцию, но тут Рен вдруг вывернулся, одним ловким змеиным движением выскользнул из-под него, соскочил с кровати, и Джареду ничего не оставалось, кроме как рассмеяться. – Это непрофессионально, – высокомерно заявил Рен. – К тому же… Насколько я понял, у вас есть возлюбленный? Игривое настроение разом оставило Джареда, он молча уставился в потолок, размышляя, неужели эта его безнадежная влюбленность написана на его глупой физиономии. Неужели всегда он обречен любить без надежды на взаимность, даже без надежды увидеть когда-нибудь вновь объект своей любви. Кровать неожиданно прогнулась, Рен присел рядом, по-дружески взял его за руку, непривычно мягко попросил: – Простите, не хотел вас расстроить. Это все слухи, все всё вокруг знают… У вас хорошие слуги, на самом деле, любят вас, беспокоятся. Говорят о… о нем. – Что говорят? – вяло поинтересовался Джаред. Он чувствовал себя так, будто из него выпустили воздух, было пусто, тоскливо, необыкновенно горько. – Говорят, что он вернется. Джаред хмыкнул, выдернул руку. Поглядел на Рена, нарочито громко пожаловался: – И что, так и жить мне до его возвращения без секса? Рен усмехнулся тоже: – Это ваше дело. Можете трахаться, как лекарь не запрещаю. Но не со мной, ясно? Но буквально через два дня к лорду Джареду, предваряемые смущенным Люсьеном, ввалились его главный конюх и кузнец, оба лопотали возмущенно, перебивая друг друга, пока Джаред не рявкнул на них: – Стоп! По очереди, Герк, говори ты первый. Конюх заорал, его не смущало даже, что его лорд полураздетый, принимает их на кровати, а не как раньше в приемном зале: – Этот ваш! Заезжий лекарь! Скажите ему, мой лорд, если он не перестанет, мы его милость подкараулим в темном углу, забудет, как чужих девок портить! Джаред перевел взгляд на кузнеца, тот посчитал это сигналом и жалостно запричитал; несмотря на внушительную комплекцию, голос он имел тонкий и пронзительный: – Это же невозможно, все, ну все девки из-за него передрались, в очередь стоят, никакого сладу с ними нет! Они, самое-то главное, отвернулись все от наших мужчин, ни на кого не смотрят, за этим лекарем проклятым бегают, обязанности свои забыли, дети голодные, везде грязь, а девки обнаглели: хоть запирай их, хоть не запирай, все равно выбираются… – Он хоть бы с девками только, – вступил снова конюх, – так нет, оргии устраивает, сукин сын… ох, простите, мой господин, так накипело! Джаред пригляделся: конюх являл всему свету внушительный синяк под глазом, а у кузнеца подозрительно вспухла правая щека. Видно, на лекаря уже покушались, и получили достойный отпор, и, похоже, успокаиваться Рен не собирался, раз к нему пришли жаловаться. Джаред с усилием удерживал на лице серьезное выражение. Перед своими людьми нельзя смеяться, тем более, когда они просят разрешить их проблемы. Какой он тогда господин? Тааак. Праведник, мать его! Скоро у него в челяди половина ребят будут сверкать синими глазками и черноволосыми головами, а перед ним Рен все невинность изображает. Хотя… Рен не обманул его, развлекается в свободное от работы время, а свободен он бывает только ночью. И откуда силы берет… Вот уж действительно сукин сын! Пообещав своим людям повлиять на беспутного лекаря, Джаред велел позвать и виновника беспорядков. Рен явился со свежей царапиной на щеке, немало своим встрепанным видом повеселив Джареда: – Так вот ты какой, честный и чистый лекарь. Не ожидал… Даешь всем, кроме меня? Джаред откровенно смеялся, а Рен возразил: – Не больно-то вам и хотелось, и потом, я уже сказал, мне моя этика не позволяет спать со своим клиентом. – А по морде получать этика тебе позволяет? Не боишься, что голову открутят? Народ у меня боевой. – Да уж. Впятером на одного, – Рен скривился презрительно, – и то я отбился. – Прекращай это, слышишь? Не развращай мне тут людей, говорят, ты оргии устраиваешь?! Я, как хозяин, тебе приказываю. – Что, совсем прекращать? – Рен приуныл, а Джаред, радуясь возможности отомстить, жестко подтвердил: – Совсем. Будем вместе страдать без радостей любви. Я же еще не умер. – Слабый аргумент, я-то абсолютно здоров, в отличие от вас, – вздохнул Рен. – Но, судя по настроениям в замке, мне действительно придется воздержаться от ночных прогулок и… прочих радостей. Хотя бы временно. – Вот-вот, – кивнул Джаред, – именно. Я рад, что мы поняли друг друга. Не хотелось бы мне остаться без лекаря раньше времени. Шесть недель. Шесть ужасно длинных, бесконечных, как годы недель – без Дженсена. Джаред с каждым днем терял уверенность, что его возлюбленный выполнит свое обещание и вернется. Он был так измучен ожиданием, что даже общество Рена не отвлекало его, последнюю неделю Джаред угрюмо молчал, выполняя все предписания неутомимого лекаря и терпеливо снося все процедуры, машинально сцепляя зубы. По сравнению с первыми, самыми первыми неделями, теперь было почти не больно. Гораздо сильнее боль была в душе. Ехать за ним? И что Джаред скажет, если нарвется на презрительный смех и отказ? Как жить после этого? Пока остается призрачная надежда, он будет ждать… А еще через два дня Люсьен, отправившись за почтой, привез письмо от отца. Эпистолярный жанр старый лорд не жаловал, и Джаред торопливо сломал сургучную печать, боясь дурных известий. Предчувствие его не обмануло. Вначале лорд Джеральд сообщил кратко о своих делах, о том, что леди Шерон здорова, а после поинтересовался, знает ли Джаред о помолвке, о которой ходят слухи в столице. Лорд упоминал Свейна Морета, при этом имени в памяти Джареда всплыл образ невысокого полного блондина. По словам отца выходило, что этот Свейн, смутно знакомый по прежним юношеским забавам, сделал предложение его Дженсену. И не было никаких сведений о том, что Дженсен отказался. Равно как и принял… Но Дженсен все не приезжал, значит… Значит, это не слухи. Дженсен не вернется.