Проклятие

Время успокаивает, так говорят, и иногда это правда. Но Дженсен все ждал неприятностей, просыпаясь в холодном поту от кошмаров, в которых то и дело появлялись или офицер стражи Ренси со своими солдатами, или ухмыляющийся кузен Чада Роен, или выплывала из ниоткуда чернокожая прорицательница и смотрела на него со смесью жалости и недовольства. Она будто что-то пыталась сказать Дженсену, и в тщетном усилии ее понять он просыпался и долго еще смотрел в потолок, потеряв сон. Но шла неделя за неделей, все было тихо. Из столицы пару раз приезжал гонец, и каждый раз при виде его Дженсен пугался. Но в первый раз посланец привез подарки для Дженсена, среди них – опять какой-то невиданный музыкальный инструмент. На этот раз это было что-то совсем необычное, и как подступиться к монстру, ощетинившемуся сотней сияющих латунью трубочек, было непонятно. Трубки переплетались, как змеи, а когда Дженсен, найдя что-то, похожее на мундштук, дунул в него – раздался такой отвратительный звук, что он невольно поморщился и отложил монстра подальше. Еще гонец привез несколько редких книг, письменные принадлежности, отделанные драгоценными каменьями, и еще бодрую записку, гласящую, что дело их продвигается, и как только Джаред покончит с делами – сразу же вернется. Разумеется, ни слова о любви, никаких признаний, только восторженный рассказ, где он раздобыл уродца с трубочками, и подробные инструкции, как им по льзоваться. Дженсен, улыбаясь, спрятал письмо во внутренний карман камзола. Ему теперь казалось, что музыкальные инструменты Джаред собирает не из желания ему угодить, а просто потому, что ему это тоже интересно. Во второй раз снова было письмо, уже без всякого пылкого энтузиазма исследователя. Джаред сообщал, что дело несколько застопорилось, но все разрешимо, и он не уедет из столицы, пока не добьётся положительного результата. Еще к письму прилагался перстень с изумрудом. В письме лаконично говорилось, что перстень Джаред купил для Дженсена в качестве компенсации за невольную задержку, но на этот раз обещаний приехать быстро не было. Дженсен повертел перстень в руках, решил примерить и нисколько не удивился, когда кольцо скользнуло на полагающееся место легко и так удобно, будто всегда там было. Джаред разбирался во всем, что касалось его размеров,гораздо лучше его самого. Дженсен кольцо решил не снимать: оно не мешало, и, глядя на него, Дженсен чувствовал тепло на душе – любовник тревожился за него, и хотя бы вот таким избитым способом давал знать, что не забыл и любит-скучает. Дженсен погладил кольцо, вспоминая, как Джаред с одного взгляда определял, какая одежда или обувь будет ему хороша и удобна, и никогда не ошибался. Сейчас Дженсен с удивлением вспоминал, как его злили раньше комментарии Джареда: «Это заверните. Джен, это не пойдет тебе, да и велико. Ужасный цвет, уберите розовый с желтым, лучше вон тот, темно-синий, со стальными нитями. Да, хорошо. Еще белый, очень хорошо. Джен, не хватайся за всякую ерунду. Удивительно, почему человек с абсолютным слухом настолько плохо разбирается в одежде и не дружит с цветом. Джен, это же тоже искусство – я имею в виду умение красиво одеваться. Нет? Ну хотя бы слушай меня, если сам безбожно тупишь. Нет!!! Я не выйду с тобой никуда, если ты вздумаешь надеть это красное безобразие! Да еще вместе с оливковым жилетиком! Уберите! Джен, не цепляйся, да что же это, блядь, ну хорошо. Оливковый заверните, черт с ним. Но не красное!» Дженсен ностальгически вздохнул, снова погладил перстень и отправился на поиски Леграна. За занятиями с мальчиком время проходило не в пример быстрее, непонятные страхи и мысли беспокоили меньше, и временами Дженсен чувствовал себя почти счастливым. – Джей, ну что мне делать? Уже в который раз задавал Чад этот животрепещущий вопрос, и Джаред не знал, что сказать другу. Он задумчиво рассматривал пьяного Чада, выпивал и лишь молча кивал на его горестные откровения. – Я не знаю, что мне делать. Алек как озверел, житья не дает, все попрекает – и я ничего не могу, он прав. И Крис– я уже хочу снова его видеть. Все как-то, не знаю. Неправильно. Джаред, ну что мне делать? – Что ты заладил одно и тоже. – Джаред недовольно отставил кубок, откинулся на большом кресле, закрыл глаза – усталость давала о себе знать, Джаред гостил у Чада уже третий день, и все это время хозяин, не переставая, пил и гостя от себя не отпускал. – Что делать? – тупо повторил Чад. – Не знаю. Ну хочешь, поедем в Ланн. Пока мои бумаги рассматриваются в этом гребаном министерстве, я все равно застрял здесь. Не поеду домой, пока все не сделаю – обещал Джену. Не думал, что так все затянется, уже месяц тут торчу. И еще, похоже, столько же придется. – Погоди, а зачем в Ланн? Я понял, что тебе делать нечего, но в Ланне... в Ланне Криса нет. – Тупица, – сообщил Джаред, – я прогуляюсь с тобой до Ланна, оттуда вышлем гонца в КелБит. Если он сможет – приедет. Ты же хочешь его увидеть? Чад задумался, лицо его просветлело, но потом он вновь нахмурился, покосился на дверь трапезной: – А что я Алеку скажу? Он теперь орет по каждому поводу. Не знаю даже, отпустит он меня? Джаред ухмыльнулся: – Ну, Чад, тебе нужно было думать раньше, прежде, чем заводить интрижку с Крисом, или прекращать эти отношения, пока они не выросли во что-то большее. Я не знаю, что тебе посоветовать, но могу составить компанию в поездке. Только предупреждаю сразу: в сам КелБит я не поеду. И тебе не рекомендую, нас там еще слишком хорошо помнят. Чад встал с кресла, покачнувшись, ухватился за край стола, пробормотал: – С Алеком я разберусь. Да. Скажу ему, скажу… Вот! Скажу, что еду с тобой, вот! Тебе нужно там что-нибудь. Он едва не упал, когда оторвался от стола и шагнул к двери. Джаред метнулся к нему, ухватил крепко за талию, предупредил: – Меня не вмешивай! Алек и так на меня как на врага смотрит после последней нашей поездки в этот долбаный КелБит. Придумай что-нибудь другое. Но Чад не стал утруждать себя сочинением сложных оправдательных речей, он нагло все свалил на Джареда. Дескать, он будет сопровождать друга в его поездке, Джареду он просто необходим, и отказать ему не может. В результате Алек разругался и с Джаредом, и с Чадом, и даже пригрозил напоследок, когда парни спешно покидали дом: – И не думай, что я буду ждать тебя, блядская твоя рожа! Да чтоб вам дороги не было! Разозленный Алек кричал еще много всякого вслед, но приятели его уже не слышали, перед ними лежал путь до приграничного торгового города, и путь этот они надеялись преодолеть верхом быстрее, чем в прошлый раз. В Ланне было все так же шумно на улицах, город не уставал поражать яркими красками и обилием странно одетых путешественников, иные из которых были и вовсе экзотичны на вид. В первый же день в гостинице Джаред столкнулся с высокой и полной темнокожей дамой, он даже дернул Чада за рукав и указал на нее: – Чад, посмотри! Дама как услышала, повернулась, смерила его взглядом, покачала головой и степенно ушла, за нею следовали два здоровенных, черных как головешки араба, при взгляде на которых немаленький и совсем не щуплый Джаред почувствовал себя подростком. А после укоризненного покачивания головы незнакомой дамы Джареду стало неловко. – Она тебя знает? – спросил Чад. – Нет, с чего ты взял? – удивился Джаред. – Откуда бы? Я первый раз ее вижу. – Она так смотрела на тебя, будто узнала, – пояснил Чад. – Странная какая-то. Дело даже не в масти. От нее… мороз по коже. В подтверждение своих слов Чад поежился, но скоро забыл о странной даме, слишком много вокруг было интересного и кроме нее. Он предложил отыскать поблизости питейное заведение, чтобы немного расслабиться. Посланник в КелБит был отправлен, и оставалось только дожидаться известий от Криса. Чад нервничал и постоянно допекал Джареда вопросами, что ему делать, если Крис уже забыл его. Джаред, уставший уже от бесконечного нытья, бесцеремонно заявил: – Ну вот и прекрасно, если забыл. Чад, правда, вам обоим лучше будет, если все закончится – зачем ты растравляешь себя? У тебя есть Алек, и он обижен на тебя, я вот не оставлял бы его одного надолго на твоем месте. Успокойся уже, у тебя есть семья. А Крис… И его ты мучаешь. Ты обоих делаешь несчастными. – Тогда зачем ты предложил ехать сюда? – мрачно спросил Чад. Искомый кабак был найден быстро, они убивали время ожидания за распитием вина. Джаред подумывал уже, а не слишком ли он в последнее время злоупотребляет, но за спиртным и время расставания летело быстрее… Джаред только усилием воли заставлял себя не думать все время об оставленном в замке Дженсене, невольно сравнивал свое положение с душевными терзаниями Чада и не понимал, отчего его это все немного злит. – Я надеялся, ты перестанешь ныть, опомнишься и сделаешь, наконец, выбор. Поймешь, что для тебя важнее. – Ну а если я люблю его? – с вызовом спросил Чад, поднимая глаза от чаши с вином, глядя на Джареда даже с какой-то враждебностью. Джаред с удивлением смотрел на Чада, выбирая, что сказать: – А Алек? Чад перестал сверлить его взглядом и снова опустил голову. Джаред сказал задумчиво, будто вслед своим невысказанным мыслям: – Как бы ты не пожалел потом, Чад, если потеряешь Алека. Джаред вспоминал сейчас, как жил до побега Дженсена, все казалось таким незыблемым. Может, их истории и не похожи, но Джаред тогда тоже был свято уверен, что Дженсен будет с ним всегда, ровно так, как и Чад сейчас уверен в том, что Алек всегда будет в его жизни, никуда не денется. Что имеем – не храним… Джаред нахмурился, размышлениям его мешало что-то, он чувствовал на себе враждебный взгляд и не понимал, то ли ему кажется, то ли на самом деле кто-то наблюдает за ними. Он оглянулся, везде за деревянными низкими столами сидели люди, путешественники разных сословий и разной степени богатства. Разумеется, никого из них он не знал и знать не мог. Он вновь вернулся к своим размышлениям. Нет, у них все было с Дженсеном по-другому, не так, как у Чада с Алеком. Ценность этих отношений для него была превыше всего остального, вот только любовь делает людей слепыми. Он наивно полагал, что Дженсен счастлив с ним, но это оказалось ложью, обманом. Видно, меряешь по себе, думаешь, Дженсен испытывает то же, так же искренне любит, и до последнего дня сомнений не возникало. Правда, теперь Джаред понимал, что просто тупо игнорировал все тревожные звоночки, он не хотел верить, не хотел допустить, его ревность носила яркий и демонстративный характер – но на самом деле он всячески гнал от себя все плохие мысли, он боялся поверить в измену. Нельзя игнорировать очевидное, нельзя заниматься самообманом, от этого становится только еще больней, когда правда выходит наружу. Джаред чувствовал, что сердце начинает бухать сильнее, он с усилием расстегнул верхние пуговки камзола, но дышалось все трудней. Он попытался что-то сказать, но язык едва ворочался. Он с изумлением посмотрел на кувшин вина – однако, забористая штука. – Чад, – с трудом сказал он, – может, вернемся в гостиницу? Я, кажется, перебрал малость. В ответ на это Чад, сидевший с осоловелыми глазами напротив, клюнул носом, попытался поднять голову, но неожиданно повалился лицом вперед, едва не попав в тарелку с закусками, промахнувшись совсем чуть-чуть. Через минуту Джаред услышал мирное похрапывание и совсем приуныл: глубокая ночь, до гостиницы не близко, нужно еще вытащить приятеля и как-то транспортировать его. Джаред кое-как поднялся, и его здорово повело, но он сконцентрировался и направился к выходу, надеясь, что на свежем холодном воздухе ему полегчает, он найдет экипаж и кого-нибудь, кто поможет ему оттащить пьяного Чада до места. На улице действительно стало чуть лучше, холодный зимний воздух немного отрезвил его. Сойдя с крыльца, он решил пройтись в поисках транспорта. Джаред увидел впереди повозку с чернеющей на облучке фигурой возницы, окликнул: – Эй, приятель! Фигура шевельнулась, и Джаред услышал недружелюбное-сонное: – Чего тебе? – Ты хозяина ждешь? – уточнил Джаред. – Его, – равнодушно ответили ему. – Хорошо, – борясь с невесть откуда взявшимся раздражением, подытожил Джаред. – Пойду еще кого-нибудь поищу. – Не торопись уходить, Джей, – раздался смутно знакомый голос за спиной, мгновенное ощущение опасности усилилось, шарахнул по венам адреналин, действуя отрезвляюще, но Джаред не успел ничего сделать, не успел даже потянуться к оружию, как получил сокрушительный удар по голове чем-то тяжелым и провалился в вязкую темноту. Сознание вернулось нескоро. Джаред с трудом открыл глаза. Затекшее в неудобной позе тело ныло, каждый удар сердца отдавался в голове пульсирующей болью. Когда зрение немного прояснилось, он увидел, что перед ним стоит высокий человек. Еще он отметил, что сидит возле стены, обнаженный, в оковах, и оковы эти, вделанные в каменную стену, держали его руки вытянутыми вверх в очень неудобной позе. Ноги оставались свободными, но толку от этого не было никакого. От стен и каменного пола тянуло холодом, окон не наблюдалось. Было похоже, что они сейчас находились в подземелье. Джаред пошевелился, цепи брякнули, но опустить хоть немного вытянутые вверх руки он не смог. Незнакомец заговорил: – Не ожидал тебя тут увидеть, Джей. Все так внезапно случилось. Ничего не готово к твоему приему. Так что придется пока так. Не очень уютно. Джаред пригляделся к говорившему, охнул, прохрипел неверяще: – Ты? Роен, ты что, спятил? Роен рассмеялся и присел на корточки – теперь его лицо было почти вровень с лицом Джареда, и Джаред, холодея, увидел во взгляде Роена искры безумия. Роен вполне мирно заговорил: – Ну зачем сразу «спятил». Во-первых, здравствуй. В последнюю нашу встречу ты меня бесцеремонно вышвырнул из своего дома, а до этого разжег мой аппетит, и обещанного я не получил. Так нечестно, Джей. За все надо платить. Я, помнится, говорил, что ты пожалеешь. – Что ты задумал? – Джаред чувствовал дрожь, может, от холода, а может, от напряжения. Он всячески скрывал свой страх, и пока ему это удавалось. Вот же, черт. Роен сошел с ума? Ходили слухи, что он отдалился от света. После нескольких громких скандалов, связанных с его нездоровыми пристрастиями, ему заказан был вход во многие дома. Говорили, он исчез куда-то, или путешествует, или купил где-то в глуши дом и живет там один. – Я и сам еще не знаю, – весело сказал Роен. – Не мог отказать себе в удовольствии, когда увидел тебя, вот, думаю, и подвернулся удобный момент. Это судьба. Он рассмеялся, и от этого смеха Джареда передернуло, а Роена переполняла радость: – И знаешь, я ведь не верю во все эти штучки с колдовством. Все, что говорили про вас, могущественных Падалеки – полный бред. Удивляюсь только, как это люди все еще верят. Проклятия, надо же… Я давно знал, что ты обманул этого дурачка. Только такой идиот, как Джен, мог повестись, но мы-то знаем: никакого проклятия не было. Всего лишь ловкая интрига. Кажется, только ленивый не знал этой скандальной истории. Джаред недовольно поморщился и не стал спрашивать, откуда полоумный баронет знает такие подробности его личной жизни. Может, Чад по пьянке проболтался, они же родственники. Однако надо как-то образумить Роена. – Ты не прав, – сказал Джаред наобум, – колдовство на самом деле есть. – А вот мы проверим! – вдохновенно заявил Роен. – Если сможешь уйти отсюда – значит, ты правда колдун, а если нет – ну извини. Останешься здесь, покуда мне не надоест развлекаться, но и тогда я тебя не отпущу. – Что ты хочешь? – глухо спросил Джаред. – Денег? Я заплачу, подпишу любые бумаги. Пока еще ты не зашел далеко. – А я как раз хочу зайти далеко, и даже на твои деньги мне наплевать, ты всегда бесил меня, Джаред. Всегда! Это твоя высокомерная рожа! Ты всегда получал, чего хотел. Все лучшее было у тебя, и даже Джен, – Роен запнулся, и Джаред почувствовал, как сердце пропустило удар. Джен. О, черт. Дженсен. Если с ним что-то случится, что будет с Дженсеном? Роен меж тем продолжал, его хорошее настроение исчезло без следа, теперь каждое слово его дышало злобой и ревностью: – Вы всегда отталкивали меня, даже когда мы были еще мальчиками – но я ничем не хуже вас! Я такой же, как вы все, из такой же семьи, но со мной нормально говорил только Чад, а вы все всегда смеялись надо мной. Однажды мне понравился мальчик, очень, я подумал: вот, это тот человек, кто поймет и никогда не будет смеяться – но он уже принадлежал тебе, Джаред, и ты не собирался ни с кем делиться. Ты даже избил меня, когда я пытался его поцеловать. – Роен, это был лет пятнадцать назад! О чем ты говоришь? – потрясено спросил Джаред, но Роен закричал: – Это всегда было со мной! И есть, и будет! Я всегда один, никому не нужен, и мне приходится силой брать то, что мне нужно, иначе не дается. Со временем я даже научился получать удовольствие от этого, и знаешь что? Я рад, что ты здесь. У меня появилась возможность высказать тебе все, что я думаю, и я не упущу ее. Но сейчас я тороплюсь, нужно сделать так, чтобы тебя не искали. Роен снова рассмеялся. Настроение его так быстро менялось, что уследить за его перепадами было сложно. Роен поднял с пола металлический прут, на вид довольно тяжелый, поворошил им валявшуюся беспорядочной кучкой недавно снятую с Джареда одежду и сказал рассудительно: – У меня есть подходящий человек для этой одежды из моей охраны. Представляешь, это точно судьба, я думаю. Каждый раз, когда я смотрю на Касса – вспоминаю тебя. Те же волосы, рост, фигура. Он отлично подойдет, после соответствующей обработки мой дурак-кузен поверит, что это ты. А за ним и все остальные. Видишь, мне ничего для тебя не жалко, жертвую своим слугой. – Роен ухмыльнулся и продолжил: – Твое тело найдут утром, обезображенное, и никто тебя настоящего искать не будет. А чтобы ты ненароком не сбежал, пожалуй, мне стоит обезопасить себя. Джаред с нарастающим страхом смотрел, как Роен подошел к нему с безумной улыбочкой, сосредоточенно примерился и резким движением опустил железку ему на ноги. Железо со свистом рассекло воздух, при соприкосновении его с плотью боль вспыхнула невыносимая, и из горла Джареда вырвался крик. Но Роен не успокоился на этом, он бил по ногам снова и снова и только после того, как Джаред потерял сознание от боли, удовлетворенно кивнул и сказал: – Вот теперь не убежишь, славный лорд Падалеки. Если только ты на самом деле не колдун. Я вернусь, и мы еще поговорим. Казалось, что эхо от криков Джареда еще отражается от каменных стен темницы, когда Роен с комком одежды под мышкой спешно покинул подвал своего дома, в чаянии создать иллюзию смерти своего ненавистного соперника. Плохие известия приходят быстро. Размеренная тихая жизнь закончилась внезапно, в утро, когда выпал первый снег. В покои, принадлежащие Джареду, ворвалась толпа вооруженных людей, и спросонья Дженсен не узнал лорда Джеральда в огромном, озлобленном мужчине, без церемоний выволокшем его из постели с рыком: – Этого ублюдка немедленно в пыточную! Лис! Какого черта он делает здесь?! Как из-под земли неслышно возник Люсьен, посеревший от ужасных новостей, тихо сказал: – Это было распоряжение молодого лорда… Джареда. Дженсен в растерянности попытался подняться с пола, но лорд в исступлении пнул его, отчего Дженсен снова упал: – Убрать!!! Я знаю, это из-за него мой сын погиб, он ради этого неблагодарного мчался на край света, лишь бы угодить ему. Оглушенный страшными словами, Дженсен успел сказать только: – Джаред?! Он погиб? – Как сильная рука сграбастала его за шиворот, и лорд с ненавистью уставился ему в глаза, прошипел: – Признавайся, это ты? Это из-за тебя он поехал черт знает куда? Ему нечего делать было в Ланне! Твоя работа? – Что… нет, я не… Джаред, вы говорите, он погиб? – Дженсен все никак не мог взять в толк, что делает в спальне целая куча вооруженного, еще пахнущего морозом народа, но уже страх сковывал члены, и пришло понимание, отчего ныло сердце: в предчувствии этого несчастья. Лорд Джеральд с силой оттолкнул от себя Дженсена, отряхнул руки брезгливым жестом, пообещал угрожающе: – Сейчас ты все расскажешь. Люсьен, отведи его, я сейчас буду. – Видя, что слуга стоит не двигаясь, он грозно нахмурился и рявкнул: – Что, совсем мозги отшибло?! Шевелись, если не хочешь стать его соседом! Люсьен вздрогнул, пробормотал: – Да, мой лорд. Дженсен на улице сообразил, что из одежды на нем только ночная рубаха и штаны, но отметил он это только краешком сознания, когда ступни обожгла ледяная крошка, наметенная уже во двор холодным зимним ветром. Он плохо понимал, что происходит, и шел как автомат, ведомый за руку Люсьеном. Они не разговаривали друг с другом; горе не объединило их, а развело, каждый страдал в одиночку. Дженсен не мог поверить, это знание никак не укладывалось у него в голове. «Нет. Не может быть. Он не мог так со мной поступить. Нет, только не сейчас, когда все стало налаживаться. Пожалуйста, нет». Люсьен казался закаменевшим, движения его были дерганы и рваны, губы сомкнулись в тонкую линию. Он сосредоточенно и отстраненно исполнял приказания хозяина: приковал Дженсена к широкой деревянной скамье, растопил камин, перебрал свои инструменты, а когда в подвал вошел старый лорд, протянул ему плеть с удобной рукояткой. Лорд Джеральд казался обезумевшим от горя. Известие застигло его в столице, и он немедленно, бросив все дела, кинулся в замок. Он помчался бы в Ланн, но известие содержало информацию, что обоз с телом его сына уже в дороге и вот-вот достигнет фамильного замка. Джеральд с ненавистью смотрел на распятого на скамье Дженсена, такого тихого, спокойного, словно задумавшегося, и сейчас ему хотелось только одного, разорвать мерзавца, причинившего столько горя его сыну. Лорд знал точно, во всех бедах и несчастиях его единственного сына виноват Дженсен, и может быть, если бы не он – его Джаред был бы сейчас жив и здоров. Лорд ухватил тяжелую плеть с радостью, в его огромных руках она казалась игрушечной, и ему хотелось сейчас выплеснуть всю боль и горечь. Джеральд подошел к скамье, сказал злобно: – Ты не выйдешь отсюда живым. Но я хочу облегчить твою участь, хотя бы в память о моем сыне, придававшем такое большое значение твоей жалкой персоне. Скажешь мне, куда и зачем уехал Джаред, и умрешь быстро. Относительно быстро. Повесим тебя завтра в полдень. А если будешь упрямиться – я знаю немало способов, о которых даже Люсьен не слышал. Дженсен молчал в прострации, все слова доносились до него неразборчивым гулом, он не слышал ничего. От первого обжигающего удара плетью, разорвавшего его ночную рубашку, Дженсен дернулся, сцепил зубы, чтобы не кричать, и зажмурился, но эта боль не шла ни в какое сравнение с тем, что творилось у него на сердце. Ему даже становилось немного легче, физическая боль отвлекала от душевной, выпивала из него силы, а когда рубаха на спине превратилась в кровавые ошметки, он стал проваливаться в забытье. Джеральд, выпустив пар, отшвырнул плеть, ухватил Дженсена за волосы, приподнял его голову над скамьей и процедил: – Говори. Куда он поехал? Зачем? Отвечай, ублюдок, забью до смерти! Дженсен посмотрел на лорда, и, удерживая стон, пробормотал: – Не… не знаю… Он уехал в столицу, оформлять документы и должен был уже вернуться. Я не знаю, куда он поехал, правда. Джеральд отпустил Дженсена, чья голова при этом со стуком упала на скамью, и, видя, что от него не будет толка, повернулся к Люсьену: – О чем он говорит? Какие документы? Люсьен бесцветно сказал: – Молодой лорд дал ход документам, возвращающим Дженсену статус свободного гражданина. Он не поставил вас в известность? – Нет. Это не имеет значения, я все равно расправлюсь с ним, – но Люсьен сразу уловил перемену в настроении лорда. Похоже, Джеральд несколько превысил свои полномочия по отношению к практически свободному человеку. Однако Люсьен неплохо знал Джеральда, вот уж кому закон не писан, и следующие слова подтвердили подозрения Люсьена: – Против меня никто не скажет слова в моем доме. Скажем, что произошел несчастный случай. – Нет. Возражение прозвучало так неожиданно, что старый лорд не поверил, потому переспросил: – Что ты сказал? – Мой лорд. Вы сейчас в гневе, но Дженсен действительно здесь не при чем, Джаред велел беречь его, а сам уехал в столицу, у меня есть от него два письма. Как он оказался в Ланне, ни я, ни Дженсен не знаем, надо выяснить все. С кем он туда поехал? Что там делал? Я не хочу, чтобы вы сгоряча наломали дров, мой лорд. А вдруг Джаред жив? А если семья Дженсена проявит недовольство, узнав, как вы с ним расправились? Лорд нахмурился было на фразе, что Джаред может быть жив, хотел возразить, но последние слова насторожили его: – Как они могут узнать? Хорошо, я не буду устраивать публичную казнь, чем меньше людей будет знать, как он умрет, тем лучше. Я даже позволю использовать целебный состав, чтобы тело было неповрежденным. Наше любимое средство, – он поднял кисть и повертел перед Люсьеном фамильным перстнем с заключенной в нем щепоткой яда, – и никто ничего не узнает. Я не могу позволить этому мерзавцу жить, когда мой сын умер! – Он не виноват, – тихо сказал Люсьен. – Косвенно все равно виноват, из-за него он поехал в Эрнегод! – Он не мог умереть. Пререкающиеся услышали со стороны скамьи голос Дженсена, повернулись к нему: Дженсен, вывернув голову, отчаянно смотрел на Джеральда, глаза его лихорадочно блестели: – Люсьен, скажи ему. Эта черная ведьма говорила про нас с Джеем, что-то про долгую жизнь. Он обессилено уронил голову на скамью, заговорил тише: – Ее звали, не помню… она еще упоминала вас, лорд Джеральд. – Что за бред. Черная ведьма? Она называла меня по имени? – Нет, – прошептал Дженсен. Джеральд посмотрел на Дженсена с брезгливой жалостью: – Только такой убогий, как ты, мог оставить моего сына и мог поверить чертовой мошеннице. Злоба Джеральда немного утихла, он недовольно сказал Люсьену: – Хорошо, пусть останется тут, утром я решу, что с ним делать. До них донеслись крики со двора, и Джеральд уже направился к выходу из пыточной с намерением узнать, что там происходит, но словно споткнулся, когда в спину ему прилетело имя: – Миссури… Лорд стремительно обернулся, но Дженсен лежал с закрытыми глазами и не подавал признаков жизни, а снаружи все громче кричали– и лорд коротко приказал Люсьену: – Не развязывай его, мало ли, как бы не сбежал. Теперь я хочу узнать. Постой, так ты тоже ее видел? Расскажешь мне, что помнишь. Но все потом, сейчас – за мной, узнаем, что там такое. Но последующие события заставили старого лорда на время забыть о черной ведьме. За воротами замка видна была небольшая группа людей, среди которых сторожа на башнях узнали Чада, друга их молодого лорда, и еще на белом снегу привлекала внимание траурная повозка в окружении всадников, покрытая черной материей. Лорд Джеральд приказал немедленно открыть ворота, и когда прибывшие вместе со своим страшным грузом оказались во дворе, он подошел первым и решительно откинул покрывало с неподвижного тела. Лицо человека, привезенного в замок было изуродовано до неузнаваемости, кроме того, тело явно побывало в огне, почерневшее, с остатками одежды на нем, с отрубленной правой кистью – Джеральд мгновенно вспомнил о фамильном перстне и сжал кулаки. Нападающие, видно, не смогли снять его. Спекшиеся остатки волос близки были к цвету волос Джареда. Фигура, рост – совершенно такие же. Лорд признал, это может быть его несчастный сын. Лорд покачнулся, его тут же поддержал стоявший рядом Люсьен. – Отнесите его в склеп, – глухо сказал лорд, его внимание обратилось к бледному и потерянному Чаду, глаза вновь прибрели прежнюю холодность, с какой он смотрел раньше на Дженсена, он произнес зловеще: – А вы, молодой человек, следуйте за мной. Нам предстоит долгий разговор. Я хочу знать, как все случилось. Как только старый лорд заперся с испуганным Чадом в кабинете, Люсьен немедленно отправился ревизовать собственные запасы на предмет отыскания целебной мази. Запасшись необходимым, управитель, а в последнее время, скорее, охранник Дженсена поспешил к нему. В пыточной становилось холодно. Люсьен снова разжег огонь в очаге, освободил застонавшего Дженсена от пут и принялся обрабатывать ему спину, все в неловком молчании. Его первым нарушил Дженсен, он спросил: – Там… что был за шум? Люсьен ответил не сразу, опустил руки и, глядя на огонь, пробормотал: – Мне все это не нравится. Очень… – Что? – Дженсен попытался подняться со скамьи и повалился назад, но упрямо продолжал попытки, сцепив зубы от боли, пока Люсьен мягко не остановил его, прижав рукой его затылок: – Подожди, я еще не закончил. Переведя дыхание, Дженсен спросил снова: – Что не так? Люсьен, наконец, заговорил, продолжая осторожно наносить мазь: – Привезли тело, одежда почти не уцелела, так, обрывки почерневшие. Его зарезали, а потом бросили в костер. Никак не пойму – зачем? Чтобы не узнали, кто это? Но там на виду остались некоторые вещи Джареда. Не сходится. По комплекции и росту это мог быть Джаред, но… – Что? – напряженно спросил Дженсен. Пока ничто точно не указывало, что привезенный – на самом деле Джей, и это рождало надежду в его душе. Видимо, эти же сомнения мучили и Люсьена: – Кисть отрублена. Правая. – Перстень, – выдохнул Дженсен, а Люсьен согласно кивнул: – Да, фамильный. Возможно, кольцо не смогли снять. Он в последнее время не мог его снимать без затруднений. Потому отрубили прямо с кистью, чем-то, похожим на саблю или широкий тяжелый нож. Джен медленно поднял голову и посмотрел на свою руку. Изумруд в перстне сиял в полутемном помещении. Как нелепо выглядел он сейчас, в этой обстановке, на руках, покрытых ссадинами от веревок. Джен коснулся камня пальцем, сказал с очень странным выражением: – Я должен посмотреть на него. Люсьен быстро ответил – видно, эта мысль тоже приходила ему в голову: – Нет. Дженсен заворочался, и теперь Люсьен помог ему сесть, протянул рубашку. Дженсен умоляюще уставился на управителя: – Люсьен, пожалуйста. Я должен убедиться. Я… мне кажется, это не он, пока не увижу… Я узнаю его, Люсьен, пожалуйста. Кому, как не мне лучше знать Джареда? – А если это он? – Люсьен смотрел со страхом, и Дженсен на миг представил, что это правда. Ему стало нехорошо, он пробормотал: – Нет, нет. Не может этого быть. Я не чувствую его мертвым, да, у меня были плохие предчувствия, но это… это другое. Он в беде, понимаешь? Мы должны ему помочь, успеть. Люсьен, помоги мне. Ты должен мне помочь, слышишь? – Да, – мрачно сказал управитель, – боюсь, мне придется. Лорд Джеральд не захочет слушать меня, он сейчас в ярости. Потерять единственного сына – большое горе. Он может прикончить тебя, его не остановит привязанность к тебе Джареда и даже то, что ты почти свободен. Лорд может сделать так, что ход твоего дела заморозят, с его-то связями. Джаред, я так понимаю, делал все, скрывая от отца и не используя его рычаги давления. Тебе лучше всего сейчас тайно покинуть замок и отправиться в столицу, попросить помощи у родных. Если они примут и укроют – лорд не сможет тебя убить, по крайней мере, добраться до тебя ему будет не так просто, как здесь. – Люсьен, сейчас не до этого. Как ты не понимаешь? Джаред жив, я думаю, я почти уверен, но нужно торопиться. И я не поеду в столицу! Спасибо, что ты хочешь мне помочь, но мне, честно говоря, сейчас наплевать, что будет с этими проклятыми документами. Старый лорд продержал у себя Чада до глубокой ночи, пытая его, но узнал только, что Чада сморил странный крепкий сон в кабаке, а как он оказался в гостинице – абсолютно не помнил. Утром он не мог поднять голову от подушки, чувствовал себя слабым и разбитым, позже, когда пришел в себя, начал искать Джареда. Из показаний слуг, работавших той ночью в кабаке, выходило, что Джаред из зала вышел сам, никого подозрительного с ним рядом не было, а после пропал. А на следующий день в лесу, совсем недалеко от городских ворот, нашли обгорелый труп с многочисленными ножевыми ранениями, с отрубленной кистью, недалеко валялось фамильное оружие лорда Падалеки, коим он, по всей видимости, воспользоваться не успел. Труп был брошен посреди кострища, одежда почти вся сгорела, но недалеко от костра нашли платок с монограммой Джареда. Ни документов, ни денег при нем не было, может, сгорело раньше в костре. Еще эксперты установили, что в костер был брошен уже мертвец. На убийство с целью ограбления это не было похоже никак, слишком много возни – зачем убитого волочить так далеко в лес, да еще пытаться сжечь? Если заказное, то непонятно было: убийцы не хотели, чтобы труп был опознан? Тогда почему оставили на виду личные вещи убитого? Или убийство не было тщательно спланировано, а в темноте и впопыхах злоумышленники оставили много следов. Джеральда волновали любые мелочи, например, он сразу заинтересовался подозрительно крепким вином. С одного кувшина слабого вина парни не могли так быстро опьянеть, как рассказывал Чад, скорее всего, им что-то подсыпали. Лорд в который раз настойчиво спрашивал: кого они видели в этот день, с кем разговаривали, требовал описать всех, и все это время напряженно думал, кто из его врагов посмел напасть на его сына. Джеральд не хотел верить в случайное ограбление, с присущей ему подозрительностью он видел умысел тайных или явных недоброжелателей, своих или сына. – Скажи, Чад, у Джареда были враги? – спросил лорд, внимательно разглядывая измученного приятеля сына. – Такие, чтобы пошли на убийство? Чад только головой покачал: – Нет, не думаю. Если только… но нет, это невозможно. Он не мог знать. – Кто? Джеральд навис над Чадом, как хищник, почуявший добычу: – Говори, я должен знать все. Кто мог это сделать? – В двух днях пути от Ланна есть городок КелБит. Мы были там с Джаредом, не так давно, и Джей… хм. Наказал там одного, довольно-таки жестоко, парень мог затаить обиду. Как же его звали… Ревси… Ренси? – Что вы делали в Карии? – Лорд еле сдерживал гнев. – Черт знает где, среди грязных кайросов. Так, я, кажется, понял. Это опять связано с Дженсеном? Помнится, он сбежал с представителем именно этого народа, таким же тупым, безмозглым, недалеким, как он сам! Чад вздохнул, похоже, ночь предстояла долгая. Пока старый лорд не вытрясет из него всю душу, покоя ему не видать. Лорд словно в ответ на его мысли потребовал: – Рассказывай с самого начала. Зачем вы ездили туда, что делали, все подробно. И кто такой этот Ренси? – Ну пойдем же, – Дженсен не находил себе места от нетерпения, даже не зажившие еще толком раны не мешали ему обеспокоено и беспорядочно ходить туда-сюда по зловещему помещению пыточной. Никаких новых распоряжений относительно Дженсена не было, а Люсьен не спрашивал, боясь лишний раз привлечь внимание взбешенного Джеральда. Он со страхом ждал прихода хозяина, но старый лорд прочно засел в кабинете с несчастным Чадом. Следовало скорее воспользоваться ситуацией, управитель ничего хорошего от хозяина для Дженсена не ждал, и твердо решил – этой ночью они должны покинуть замок, только вот перед этим Дженсен хотел непременно посмотреть на останки. Люсьен не раз и не два повторял упрямцу, что тело опознать практически невозможно, но Дженсен твердил: – Я узнаю его. Если это он, то… нет смысла. Я не… никуда не пойду. – Дженсен, пойми, тело обожжено, черное, как головешка, ты ничего не увидишь. Ни шрамов, ни родинок. Тот, кто сделал это – постарался на славу. Именно такое состояние тела и наталкивает меня на определенные размышления. И дает надежду, что, возможно, ты прав. – Я должен убедиться. Я не уйду, пока мы не увидим его. Люсьен вздохнул, сдаваясь. – Ну хорошо. Я принесу плащ, накинешь капюшон. Почти все разошлись, только стража на воротах и часовые на стенах, в склепе сейчас никого, священник приедет утром, вместе с леди Шерон. С каждым шагом все труднее было двинуться дальше, воздух будто загустел. Дженсен ощущал себя как во сне, в плохом, жутком сне, все никак не прекращающемся кошмаре. До каменного возвышения с установленным на нем гробом осталась всего пара шагов, но ноги не шли дальше. Дженсен растерянно смотрел на покрытый черным траурным шелком открытый гроб, смотрел не отрываясь, но двинуться дальше не мог, даже вздохнуть глубже не получалось. Кровь с шумом пульсировала в венах, он малодушно боялся сделать этот последний шаг. Факел в руках Люсьена отбрасывал пляшущие зловещие тени, серое и холодное помещение склепа дышало смертью, Дженсен простонал: – Я не могу… Люсьен положил тяжелую ладонь на плечо Дженсена, сказал негромко: – Тебе не нужно это видеть, пойдем. Вихрем друг за другом в памяти Дженсена проносились воспоминания, как в калейдоскопе. То он видел Джареда улыбающимся, довольным, он рассказывает забавную историю и сам же смеется первым. Вот их первый выход в свет. Они еще подростки, молча и с удивлением жмутся друг к другу. Но стоило какому-то юноше, ненамного старше их самих, ухватить Дженсена за подбородок и попытаться со смехом поцеловать его, с Джареда слетает робость, он отталкивает парня весьма бесцеремонно, грубит, завязывается драка, и Дженсен тоже лезет, но потом, без свидетелей, Джаред раз и навсегда запрещает ему вмешиваться. Таких драк будет еще немало, и далеко не сразу их оставят в покое, слишком лакомой добычей кажется Дженсен. С самого детства его красота служит объектом внимания, зависти и поклонения и доставляет Дженсену немало хлопот. А Джареду приходиться драться, угрожать, изворачиваться – соперники бывали и старше его, и хитрее, и сильнее физически, но он умудрялся удержать возле себя Дженсена. Чего это стоило Джареду, Дженсен только догадывался. Дженсена неизменно раздражали все эти тайны-интриги вокруг его персоны, он пожимал плечами и говорил с тенью обиды, что и так никуда не уйдет. Джаред лишь ухмылялся, затевая очередной заговор, потасовку или жестокую игру и продолжая усиленно опекать Дженсена. А через несколько лет из худого нескладного прыщавого юнца Джаред вдруг превратился в высоченного красавца. Плечи развернулись, мышцы налились силой – и неожиданно заглядываться стали уже не на охраняемого, а на охранника в этой, давно ставшей притчей во языцех парочке. Яркая, ослепительная улыбка, насмешливый блеск глаз, то зеленых, то серых, то, в приступе гнева, темневших до карего, пластичные отточенные движения сильного тела; красивый, уверенный в себе мужчина теперь приобрел много поклонников при дворе. Но как раньше нереально было добраться до Дженсена, вечно витающего в облаках, с рассеянной отсутствующей улыбкой выслушивающего комплименты, так и добиться расположения у красавца-здоровяка Падалеки было невозможно. Джарел уже настолько привык к роли ревностного защитника, что заигрывания и предложения встретиться считал провокациями, направленными, опять-таки, на то, чтобы увести у него драгоценного Дженсена. Даже рассеянный Дженсен замечал нездоровый ажиотаж вокруг друга, улыбался, снисходительно и немного насмешливо. Он даже озадачивался иной раз: правда ли Джаред не видит, что ему делают иногда почти откровенные авансы. Но вскоре убедился: Джаред все отлично понимает. Вот он грубой шуткой ответил на сладкий комплимент, поклонник обиделся и ушел, а Джаред улыбнулся лукаво и тут же состроил наивное лицо, когда увидел внимательный взгляд Дженсена. Сейчас Дженсен вспоминал и с тоской думал, какие же они были тогда счастливые, наивные, всего-то несколько, пять лет назад. Целая жизнь. Все изменилось, нет больше равнодушного и скучающего Дженсена, нет любящего – теперь он ясно видел это – любящего Джареда. Почему тогда ему было все скучно, все хотелось чего-то острого, запретного, нового? Почему мы не ценим тех, кто рядом, кто готов отдать за нас жизнь? Теперь в двух шагах от него тяжелый дубовый гроб, покрытый траурным шелком, тени от факела пляшут на серых каменных стенах, будто черти лезут из-под пола и устраивают свой беспощадный танец смерти, холод, холод в склепе, как на улице, зимняя равнодушная ночь. И как же страшно сделать два последних шага, откинуть ткань и убедиться, что шанса исправить прежние ошибки больше нет… Люсьен обнял Дженсена за плечи, повторил: – Пойдем. Дженсен, медленно покачав головой, шагнул вперед. Управитель не посмел его удержать. Собравшись с духом, Дженсен ухватил рукой ткань, откинул ее… и отшатнулся, его скрутило тут же, он чуть не упал на колени, согнулся в три погибели, со стоном втягивая воздух в легкие, но когда Люсьен кинулся к нему, прошипел сквозь зубы: – Нет. Люсьен в нерешительности остановился, не зная, что хочет сказать Дженсен. Он видел уже этот обезображенный труп, осматривал его со всеми, следил, как снимали остатки одежды, одевали чистое и новое, как с предосторожностями укладывали в гроб. И он понимал, какое впечатление это черное, неузнаваемое, изуродованное тело может произвести на Дженсена. Теперь Люсьен с тревогой смотрел на Дженсена, с тайной надеждой и страхом. – Что? – наконец спросил он севшим голосом. Дженсен с трудом выпрямился, пробормотал хрипло: – Нет. Это не он. Это не может быть он. – Джен, пожалуйста. Я же говорил, его не узнать. – Я хочу посмотреть еще раз, – медленно сказал Дженсен и уставился на Люсьена пугающе-сосредоточенно. – Сейчас… Я только… Соберусь. Люсьен поежился от неживого взгляда своего подопечного, попросил: – Дженсен, не мучай себя. Там ничего не … – Я знаю. Это немного... Мне надо взглянуть на него… еще раз. Люсьен смотрел на Дженсена недоверчиво, с сомнением, его пугали эти приготовления, а Дженсен будто и правда к чему-то готовился, постоял несколько минут, прислушиваясь к себе, потом ясно посмотрел на управителя и попросил: – Посвети мне. Люсьену сковал горло спазм, он молча придвинул факел ближе. Дженсен смотрел теперь на почерневшее тело так, что казалось, будто взгляд его проникает сквозь бренную оболочку и ищет, нащупывает медленно, обследует каждый сантиметр тела. Даже одежда на трупе не мешала этому непонятному, пугающему взору. Дженсен словно впал в транс, а воздух вокруг них сгустился, и явственно стало чувствоваться чужое страшное присутствие. Люсьен в диком напряжении смотрел на Дженсена, не узнавая его. Сейчас от обычно милого и спокойного парня словно исходили мощной волной странные флюиды, никогда не виданное раньше ощущение сдерживаемой, неизвестной силы. Дженсен как во сне наклонился над телом, шевельнул губами, но Люсьен не услышал ничего, зато ему показалось, будто черные тени на стенах заплясали быстрее, откуда-то прилетел порыв холодного ветра, и холод его был несравним с холодом морозной ночи на дворе. И вдруг наваждение, или что это было, закончилось, сгустившийся воздух снова стал прозрачным, Дженсен пришел в себя, увидел, на что смотрит, и отшатнулся от гроба. Что бы это ни было, происшедшее отняло у Дженсена все силы, он побелел, колени его подогнулись, и Люсьен поспешил подхватить чуть не падающего Дженсена за талию, спросил потрясенно: – Что?! Черт, что это было?! Дженсен отдышался, краски возвращались на его лицо, но он молчал. Люсьен в нетерпении встряхнул его: – Дженсен! Что это такое сейчас было? – А что ты видел? – спросил Дженсен. Люсьен пригляделся и с удивлением увидел, что его питомец выглядит немного сбитым с толку, но в остальном – как обычно. Может, ему все это со страху показалось? – Ладно, не хочешь говорить – не надо, – буркнул Люсьен разочарованно, а Дженсен высвободился, пожал плечом, и, глядя на него честными большими глазами, заглядывающими прямо в душу, сказал: – Я не помню ничего. Только теперь знаю: это – не Джаред. А Джей жив. Просто поверь. И улыбнулся. Люсьен смотрел испытующе. Ему так хотелось верить Дженсену, и что уж там, померещилось или нет, но его впечатлили странные ощущения, когда Дженсен смотрел на останки, мурашки бежали по коже, и как же хотелось верить, что молодой лорд жив. Люсьен сейчас страстно мечтал поверить, без всяких доказательств – и Дженсен дал ему надежду, неизвестно каким образом внушил ее, и управитель почувствовал, как немалый груз упал с его плеч. Он улыбнулся в ответ. Дженсен тоже испытал головокружительное облегчение, но так же быстро оно сменилось тревогой. Дженсен почувствовал теперь необходимость немедленно действовать, сейчас же, скорее. Но не успел он открыть рот, как Люсьен опередил его, он сказал твердо: – Надо сообщить лорду. – Нет! Что мы ему скажем?! Он не поверит. Надо торопиться. Пока он соберется, может стать слишком поздно… Люсьен, помоги мне покинуть замок. Ты обещал помочь, не отворачивайся. Люсьен признал с неохотой, если они пойдут сейчас к лорду Джеральду посреди ночи, непредсказуемый и темпераментный лорд неизвестно как отреагирует, а уж Дженсена он не любил прочно и давно, и при виде ненавистного беглеца, вполне возможно, прикажет снова выпороть его или вздернуть на дыбе. Да и непонятную уверенность Дженсена объяснить сложно, даже рассказать, что он видел возле гроба, не представлялось возможным. Оставалось действовать на свой страх и риск, спасая жизнь Дженсену и, очень возможно, его молодому хозяину. Люсьен понимал, что, возможно, поступает сейчас неразумно и вопреки логике, буквально требовавшей от него сейчас же идти к лорду и все ему рассказать, но он понимал так же: иногда логика и интуиция – отличны, и нет в них ничего общего. Он доверял, странно, но сейчас верил в интуицию Дженсена, только одно его болезненно царапало: Дженсен, похоже, не принимал его в расчет и собирался бежать один. Люсьен сейчас же высказался: – Помочь я не отказываюсь, сказал же. Только куда ты пойдешь один? Без денег, документов. Ты забыл уже, что может случиться с беглым рабом? Я все знаю, но пока ты еще раб. – В моей комнате, в тайнике, есть и деньги, и документы, поддельные. Джей мне их вручил еще в КелБите. Принеси, я объясню, как найти. У Люсьена заблестели глаза, он заинтересованно спросил: – Ладно, хорошо, и что дальше? Как ты собираешься покинуть замок? Взять меня в заложники? Или пробиваться с боем через ворота? Как бы там ни было, но Люсьен все еще не мог отделаться от прежних представлений о своем подопечном. Не будет же Дженсен, в самом деле, одним движением руки разгонять стражников или ввергать их в сон. Способность, что вдруг проявилось возле гроба, могла быть следствием сильнейшего душевного напряжения, в минуты, подобные этой, случается всякое. Дженсен – сильный молодой мужчина, но никогда не держал в руках оружия, и вряд ли он справится с кучей охраны, а то, что он видел… хм. Да видел ли? Думать об этом не хотелось, и логики в этом тоже не было. Однако Дженсен растерялся, сказал упавшим голосом: – Можно, наверно, перелезть через стену… – Хм. Знакомые слова, помнится, ты намекал уже в прошлый свой побег на такой путь. Но я тебе напомню: стража есть и по периметру крепостной стены, шесть башенок, в каждой сидит страж, из башенок прекрасный обзорный вид и во двор, и наружу. Тебя засекут сразу. – Что же делать? – Дженсен начал нервничать, срывающимся голосом попросил: – Ну придумай что-нибудь… надо торопиться! Люсьен покачал головой, вздохнул тяжко: – И что бы ты без меня делал. Нет, Дженсен, не могу я тебя одного отпустить. Я обещал Джареду присматривать за тобой, и даже если он… но будем надеяться на лучшее. Сейчас нам действительно нужно поторопиться. – Спасибо тебе. – Дженсен уже смотрел повеселее, но проблема «как покинуть замок» казалась ему неразрешимой, он спросил напряженно: – А у тебя уже есть какой-то план? Ты можешь предложить что-то конкретное, как нам выбраться? Управителя порадовало это «нам» и он втихомолку дивясь забывчивости бывшего аристократа, ответил кратко: – Есть подземный ход, ведущий из замка. Вход в подземелье находится в библиотеке. – Как же я… – Дженсен разочарованно застонал, – как же не догадался? Ну конечно. И у нас… Он прикусил губу, а Люсьен усмехнулся: – В каждом замке они есть, и, как правило, ход ведет из библиотеки, и все каждый раз забывают об этом. Дженсен не обратил внимания на усмешку управителя, ему не терпелось действовать. Время летело быстро, уже близилось утро, и в любую минуту старый лорд мог помешать их планам. Не сговариваясь, они молча направились к выходу из склепа, даже не взглянув напоследок на обгорелый труп незнакомца. Дженсен теперь был совершенно уверен, Джаред еще жив, он просто не мог умереть, нет, только не его Джей. *** Джареда лихорадило, он то и дело проваливался в забытье, а когда приходил в сознание, снова обнаруживал себя в этом кошмарном холодном подвале. Джаред смутно помнил обрывки разговоров возле себя, знакомый голос Роена, раздраженный и нервный: – Я должен уехать, срочно. Мне нужно обеспечить себе алиби, появлюсь в столице, устрою пару скандалов. И я хочу, чтобы к моему приезду он был еще жив. Ему отвечал другой, незнакомый и невыразительный: – Мой господин, ваш пленник в тяжелом состоянии. Ему необходима медицинская помощь. Если не оказать ему помощь немедленно, его в три дня не станет. – Но почему? Черт! Я всего лишь хотел, чтобы он не убежал, Заэл! – Немного погорячились. Впрочем, по своему обыкновению. Роен, судя по всему, разговаривал со старым слугой, который позволял себе немного больше, чем посторонний – поэтому хозяин спокойно отреагировал на замечание, лишь спросил: – И что теперь? Джаред почувствовал, как рядом с ним присел говоривший, но сил открыть глаза, подать голос не было. Незнакомец принялся ощупывать его многострадальные ноги, вспышка острой боли вызвала у Джареда лишь слабый, еле слышный стон. А человек меж тем продолжал: – Ну… Я сделаю все, что смогу. Хм… Правая нога пострадала больше, сломаны обе берцовые кости, вся сила ударов пришлась на нее. Левая, тут да, большая берцовая. Нужен покой, тепло, наложить шины. Если оставить всё как есть, дело закончится гангреной и заражением крови, и может еще… – Избавь меня, пожалуйста, от подробностей! – Роен прервал слугу, не желая выслушивать мало интересующие его нюансы. Дай волю этому домашнему костоправу, он начнет с удовольствием сыпать медицинскимитерминами и только нагонит больше туману. – Обещай, что он не подохнет до моего возвращения. Джаред снова провалился в темноту и в следующий раз очнулся нескоро, но положение его несколько переменилось. Теперь он не был прикован к стене, сидя в неудобном положении на холодном каменном полу, а лежал на соломенной подстилке, укрытый каким-то тряпьем. Джаред медленно оглядывал камеру, с трудом соображая, где находится. Слабый свет исходил откуда-то сверху. Это даже нельзя было назвать окошком, скорее, вентиляционное отверстие под потолком камеры. Камера. Камерой эту клеть можно было назвать весьма условно. Приподнявшись на локтях, морщась от боли, Джаред обозрел видимое пространство и решил, что это больше всего похоже на длинное узкое подвальное помещение, вдоль одной стены которого находились просматриваемые насквозь клети. Узников в соседних клетях Джаред не увидел, похоже было, он в подвале один. Таким образом, в камере Джареда была лишь одна стена с каменной кладкой, на которой болтались вмонтированные цепи – не так давно Джаред сидел возле этой стены прикованным. Почему-то эти цепи притягивали взгляд. Они холодно поблескивали в полумраке камеры, Джаред рассматривал их издалека и не мог понять, отчего это Роен велел снять его со стены. Джаред плохо помнил, сколько провел времени в этой адской растяжке цепей, когда непонятно было, от чего хотелось кричать больше: от боли в перебитых ногах или от боли в мышцах рук и спины. Руки были вывернуты и вытянуты вверх, он практически висел на руках, опереться на искалеченные ноги было невозможно, любое движение причиняло нестерпимую боль. Ноги. Джаред, помогая себе руками, сел и с замиранием сердца откинул вонючее одеяло. На удивление, Джаред даже обнаружил на себе просторные штаны. Нетерпеливо ощупывая ноги, он понял, что они в лубках до коленей. Плотно перебинтованные, зафиксированные невидимыми под бинтами дощечками, они выглядели как колоды и продолжали невыносимо болеть. Ноющая, тупая, пульсирующая боль изводила. Джаред повалился назад на тюфяк, закусив губу. С такими ножками далеко не убежишь. Проклятый Роен. Впрочем, с мыслями о побеге он расстался сразу после памятной экзекуции, теперь же оставалась только одна слабая надежда, что Чад и другие не поверят в его смерть, подсунутый Роеном труп не признают и будут его искать. Скоро по подвалу потянул сквозняк, загремели засовы, и чуть погодя возле его клети остановился невысокий широкоплечий человечек, лысый, с маленькими черными бусинками глаз. Увидев, что Джаред смотрит на него, он удовлетворенно улыбнулся, открыл клеть и вошел. – Кто ты? – прохрипел Джаред. Человек ему не ответил, будто не услышал. Джаред был слаб настолько, что и не думал сопротивляться, и, пока странный лекарь осматривал его, задавал вопросы и пытался надавить на молчуна: – Ты его раб? Слуга? Эй, я заплачу тебе, слышишь? Только помоги мне сбежать, я сделаю тебя богатым. Как тебя зовут? Ты хоть понимаешь, что это тяжелейшее преступление? Знаешь, что с ним и с вами будет, если раскроется все? Но лекарь помалкивал, заставил выпить его неприятную жидкость, снова укрыл тряпьем и удалился. Следующие несколько дней не отличались от этого. Джаред целый день ждал лекаря и каждый раз при его появлении не замолкал ни на минуту, обещая за спасение золотые горы. Он всячески пробовал найти слабое место у непробиваемого слуги, но все было напрасно. Джаред даже подумал на пятый день, что лекарь глухонемой, и Роен разговаривал возле него перед отъездом с другим человеком, но слуга развеял его сомнения. – Не трать силы, не поможет, – буркнул однажды лекарь, и Джаред от неожиданности замолчал. Он почти израсходовал весь запас угроз и уже механически их повторял. Преодолев секундное замешательство, он спросил: – Зачем ты ему помогаешь? Я же могу сделать тебя богатым и независимым. – Мне не нужно богатство, – равнодушно обронил Заэл. – Я верный слуга. – Ты станешь свободным, – устало проговорил Джаред, но, глядя на невыразительную физиономию своего врачевателя, уже не сомневался, что толку от его речей как не было, так и не будет. Этот человек не видел в жизни другого и не захочет, просить и грозить ему так же бесполезно, как стоять возле куста шиповника и пытаться уговорить растение самому вытянуть корни из земли, отряхнуть их и перейти в другой сад, где лучше земля и воздух, и птицы поют веселее. А еще через неделю вернулся сумасшедший баронет, и только начавший было поправляться Джаред снова оказался на краю гибели. Роен влетел в камеру даже не раздевшись, с мороза, в мехах, счастливый и довольный, со смехом поведал Джареду: – Слышал бы ты, какой переполох в столице, Джей! Наследник огромного состояния пропал, твоя мать, говорят, чуть не умерла, увидев обезображенный труп любимого сыночка. – Заткнись, урод, – вскипел Джаред, – не смей даже произносить ее имя. – И что ты мне сделаешь? – Роен ухмыльнулся, и глаза его хищно сверкнули, он заговорил с удовольствием: – Я смотрю, ты неплохо выглядишь, Заэл постарался, молодец. Нечасто ему удавалось починить мои игрушки, но тут тебе, можно сказать, повезло. Или мне повезло? За время, пока я добросовестно светился во всех возможных скандальных местечках Эрнегоды, ты набрался сил, надеюсь, теперь развлечемся на славу… как же мне не терпится. Неделю назад, когда Джареду стало значительно лучше, его вновь заковали в цепи, правда, это были лишь ручные кандалы. Джаред от подобной предосторожности приходил в недоумение, сбежать он в любом случае не мог. Но теперь, когда Роен находился от него так близко, он осознал, что оковы совсем не лишние: так хотелось кинуться на обидчика, дотянуться до горла – но цепи значительно ограничивали движение. Славный кузен Чада вернулся в камеру очень скоро, только переоделся и отобедал, и со всем нерастраченным пылом взялся за Джареда. Этот день едва не стал в жизни Джареда последним, так ретиво Роен принялся истязать пленника. Наплевав на предупреждения Заэла, Роен велел принести Джареда в пыточную, разложить на каменной скамье и с наслаждением взялся за свои инструменты. С этого момента жизнь Джареда превратилась в нескончаемую пытку. Иногда приходило благословенное беспамятство, но чаще садист издевался над своей жертвой помногу часов, умело не позволяя ей не ускользнуть в царство теней. Боль, мучения, пытки, издевательства не прекращались; только на пару часов ночью Джареду удавалось задремать, и, казалось, не успевал он закрыть глаза, как снова со зловещим скрипом открывалась подвальная дверь. Джаред издалека слышал приближение своего мучителя, сжимал кулаки, замирал, заставляя себя успокоиться, и всегда встречал входящего Роена холодным взглядом, неизменно доводящим баронета до бешенства. А баронет с удовольствием изобретал все новые мучения для гордого пленника. В это раз он весь лучился довольством. – Джей, а ты не меняешься. Не рад меня видеть? Смотри, что я принес, – злорадно ухмыляясь, Роен продемонстрировал пленнику железку в руках. Джаред пригляделся: это был тяжелый ошейник с шипами, такие надевали на сторожевых собак. Роен спросил весело: – Нравится? Забавно будешь выглядеть в нем, особенно если на поводке. Джаред каждый раз уговаривал себя, что не будет реагировать на ублюдка, замкнувшись в презрительном молчании, и всякий раз не мог удержаться: – Тебе он пойдет больше, Роен. Твоя рожа так и наводит на мысли о родстве с какой-нибудь тварью. – С какой, например? – С шакалом… или гиеной. Роен не боялся подходить к закованному пленнику, к тому же за последние дни Джаред значительно ослаб, и не внушал своему тюремщику никаких опасений, даже если они и были раньше. Затея с ошейником Роену нравилась. Никакой высокомерный выскочка-аристократ не помешает ему воплотить задуманное. Роен подошел, несколько раз от души пнул Джареда, метясь по ребрам и пару раз по ногам. Вызвав болезненный крик, он удовлетворенно хмыкнул, присел на корточки и, приподняв голову Джареда, процедил ему в побелевшее лицо: – Сейчас ты, конечно, еще будешь дергаться. Но очень скоро поймешь, каждое своё слово ты получишь назад, но другим способом. Я быстро собью с тебя спесь, очень скоро ты будешь умолять меня… Умолять, говорить, что сделаешь все, чтобы прекратить боль. Джаред непримиримо, с ненавистью смотрел на врага, но Роен лишь усмехнулся. – Меня ты не напугаешь, Джаред. Я не Джен. Ощутив, как Джаред напрягся под его рукой при этом имени, Роен злорадно улыбнулся: – А хочешь, я расскажу тебе, что сделаю с ним, когда он попадется мне в руки? Непременно попадется. С тобой вышло случайно, но эта счастливая случайность дала мне надежду на чудо – а вдруг? Вдруг твой недалекий маленький сладенький дружочек захочет поехать в Ланн, на место гибели своего бывшего? Скажи, такое ведь может случиться? Джаред ни одним движением старался не выдать себя, но, только представив такую картину, он чуть не застонал, а Роен заулыбался шире: – Да… может… очень может быть. Я постараюсь не пропустить его появления. Роен ловко нацепил на шею Джареда ошейник, и, глядя, как Джаред пытается сделать вид, что все это происходит не с ним, ухватил за ошейник и прижал так, что Джаред начал задыхаться. Насладившись видом полузадушенного лорда, он с неохотой выпустил его. Слушая, как Джаред восстанавливает дыхание, задумчиво пробормотал: – Знаешь, мы же могли стать друзьями. Могли, но ты не захотел. Не захотел делиться, высмеял, еще ударил. Но я надеюсь, теперь отплачу тебе за все, вам обоим. – Ему-то за что? – вырвалось у Джареда, а Роен спокойно ответил: – За то, что мне не удалось соблазнить его. За то, что он никогда не обращал на меня внимания. За то, что предпочел сбежать с грязным вонючим кайросом, чем согласиться стать моим любовником. У Джареда закружилась голова, он уже ничего не понимал. Или это бред сумасшедшего, или его Дженсена этот псих допекал гораздо больше, чем ему известно. – Но пока я не могу добраться до него. – Роен все еще сидел на корточках возле распростертого на полу Джареда и задумчиво разглядывал его, от побледневшего лица с недельной щетиной до замотанных в грязные бинты ног. – Жаль, что ты не в моем вкусе, я не могу представить что ты – Джен… Ну мы развлечемся по-другому, чуть позже. Тебе понравится. И постарайся не сдохнуть, мне очень хочется, чтобы ты дожил до момента, когда Джен явится сюда. – Он не явится! – вырвалось у Джареда. – Ну… Тогда я сам отправлюсь за ним, – без тени сомнения заявил Роен. – Я подкараулю его, оглушу, выкраду, даже если он будет в охраняемом замке. Роен все не мог угомониться, пленника не оставляли в покое ни на минуту. Утром ополоумевший баронет входил в его клеть с горсткой слуг, они поднимали Джареда и тащили по узким коридорам в пыточную, очень похожую на ту, что была в фамильном замке Падалеки. Но по неуловимым признакам, по воздуху в подвале, шуму, доносившемуся снаружи, кладке камней, не такой старой, как в его замке, Джаред понимал: это обычный городской дом, и дом этот находится, скорее всего, на окраине Ланна. У него не было ощущения, что в первый раз его везли сюда очень долго. Несмотря на легкое отравление, он очнулся почти сразу после удара, и была еще ночь – значит, от места, где его похитили, этот зловещий дом расположен не очень далеко. Свобода и люди – все было так близко и недостижимо рядом, Джаред с ума сходил от невозможности нечего сделать, любые попытки переговоров заканчивались провалом. Роен его не слушал. Роен жаждал развлечений в своем извращенном вкусе. Он проделывал теперь с Джаредом все то, что мечтал сделать с Дженсеном, и Джаред, глотая крики боли, подозревал, что маньяку приятнее причинять боль, чем насиловать жертву. Распяв Джареда на железном греческом кресте, он раскалял железный прут докрасна и, поднося к коже жертвы, с горящими глазами наблюдал, как невольно подтягивает живот Джаред, как тонкие волоски сворачиваются и сгорают от близкого жара. От многочисленных ожогов на теле уже не оставалось живого места, а Роен все продолжал наносить их, приказывая облить потерявшую сознание жертву холодной водой. Роену полюбились пытки на кресте, он мог использовать щипцы, плетки, делал все медленно и со вкусом, и, пожалуй, хуже всего было то, что Роен все время говорил. Он расписывал в красках, как и что сделает с Дженсеном, и демонстрировал на Джареде. Несколько раз Роен, не испытывавший к Джареду никакого сексуального интереса, все же заставлял прикрутить обессилевшего и измученного Джареда к кресту лицом и наглядно показывал с помощью искусственного фаллоса, какое он может принести удовольствие и радость разборчивому Дженсену. – Ну скажи, что тебе нравится. – Роен, привалившись к кресту сбоку, чтобы видеть лицо жертвы, втискивал в задний проход сжавшегося от предчувствия разрывающей боли Джареда обтянутую кожей игрушку и задвигал ему грубо, резко, заставляя его стонать. Каждое движение отдавалось в ноги лавиной боли, но в спасительное забытье удавалось провалиться не всегда, и Джаред слушал сквозь шум в ушах ненавистный голос, а еще его преследовала другая боль, как тонкий шлейф этой – яркой, животной, трепещущей и горячей. Джаред в полной мере осознавал теперь, вот только сейчас, через что пришлось пройти его любимому. Роен… Этот маньяк даже не понимал, что делает, и Джаред, отойдя немного от сильных приступов боли, что не давали ему покоя ночью, с убийственной очевидностью понимал, кого ему напоминает Роен. Сейчас спятивший кузен Чада до ужаса напоминал его самого, сразу после того, как Джаред вернул, заманил обратно в замок Дженсена и надел на него рабский ошейник. Ну и чем Роен хуже его? Действительно, ничем. Так же одержим Дженсеном, хотя так же, как Джаред, не имеет на него никаких прав. Он даже слова те же говорил, что-то вроде «предпочел меня грязному кайросу». Осознавать это было страшно, больно и жутко оттого, что ни изменить что-либо, ни объясниться с Дженсеном он не мог. Он так и подохнет в этом подвале, принимая муки, впрочем, вполне заслуженные. Но самое ужасное даже не то, что Джаред умрет, так и не попросив прощения снова, за все, что пришлось испытать его Дженсену, а то, что Дженсен снова пройдет через этот ад, который он когда-то устраивал, пусть не своими руками, а руками Люсьена. Это приводило Джареда в отчаяние. Джаред с каждым днем слабел, на Роена смотрел со странным выражением, испытующе и без всякого страха, смотрел так, будто он был не здесь, в этом вонючем, грязном подвале, а сидел в своем замке, в роскошном кресле, и разглядывал под лупой невиданное раньше насекомое. Роена этот испытующий взгляд, какой не полагалось бы иметь жертве, страшно раздражал, он получал от истязаний все меньше удовольствия. Джаред же мысленно видел на месте Роена себя. Он не мог больше ненавидеть безумца, он только с холодным отчаяньем осознавал: Дженсен не любит его. Нет. После наглядного и очень болезненного доказательства, преподнесенного ему Роеном, Джаред все больше убеждался: ни один нормальный человек не может любить своего мучителя. Джаред раньше заставил себя забыть о тех пытках, что пришлось пережить Дженсену, отгонял от себя воспоминания первых месяцев после его насильственного возвращения – те дни прошли для него как в угаре. А сейчас у него появилось много времени и повод для сравнения. Он лежал ночью без сна, мучимый болями телесными и душевными, и последние заставляли его плакать. Он видел перед собой Дженсена, как его привели, обнаженного, в золоченых оковах, больше похожих на украшения. Картина так ярко вставала перед ним, будто это было вчера. Джаред вспоминал сейчас испуганный и затравленный взгляд Дженсена, и боль от воспоминаний была несравнима с телесной – от нее огнем горело в груди. Вспоминал его неуверенный вопрос: «Я не понимаю, как мне вести себя?» Вспоминал вспышку гнева Дженсена при виде клавесина: «Мне не нужны твои подарки – никогда не будет как прежде!» Вспоминал попытку самоубийства и участие в этом происшествии Роена. Вспоминал свою глупую и жестокую месть… Отдать, даже ненадолго, в руки чужого самое дорогое! Как он мог быть такой бесчувственной скотиной? И еще рассчитывать после этого на что-то… Дженсен, конечно, не любит его и никогда не забудет, не простит. Осознание этого простого факта одевало Джареда в броню безразличия, он все равнодушнее смотрел на Роена, принимал новые побои и пытки с молчаливым и каким-то обреченным терпением. Роен, переставший получать от пыток удовольствие, приходил все реже, выволакивали Джареда из камеры теперь не каждый день, а бывало что и раз в три дня, а может, Роен боялся, что ослабевший Джаред умрет раньше времени. Все же он надеялся, что Джаред ему пригодится в качестве приманки, да и помучить его пытками Дженсена будет весьма приятно. О побеге Дженсена лорд Джеральд узнал несколько часов спустя, когда в ходе многочасовой беседы с Чадом в ответ на очередное приказание описать все виденные лица, услышал невнятное: – Да, еще была там в гостинице чернокожая женщина в сопровождении громил, тоже темнолицых… А был такой господин с усиками, с тростью, трость в виде львиной головы… – Стоп. – Старый лорд выпрямился в кресле. – Поподробнее про эту даму. – Ну… – Чад растерялся и вдруг вспомнил, что Джаред сам указал на нее, и незнакомка так подозрительно смотрела на Джареда. Путаясь, он рассказал, как женщина выглядела и как смотрела, лорд все мрачнел, потом, ни слова не говоря, встал и вышел из покоев, зычно призывая Люсьена. Он хотел немедленно поговорить об этой загадочной черной даме, о которой упоминал Дженсен, которую видели Люсьен, Чад и Джаред, только все в разное время. Вот тут и выяснилось, что Люсьена в замке нет, как и Дженсена. Лорд пришел в ярость, рвал и метал, приказал снарядить погоню, но когда железные ворота распахнулись и с грохотом упал мост через ров, лорд увидел под стенами замка карету леди Шерон в сопровождении верховой охраны. Из кареты уже выбирался священник в черной сутане, подавая руку его супруге, и, глядя на нее, лорд очень быстро остыл. Когда появлялась его супруга, лорд приходил в себя, она могла успокоить его только одним своим присутствием. К тому же Джеральд со стеснением ожидал от нее выражения недовольства. Оно последовало очень быстро. Как только леди поняла, почему ее встречают буквально верхом, она гневно сверкнула на него глазами, но, не желая скандалить при людях, холодно попросила: – Джеральд, прошу тебя, пройдем в покои, я хочу с тобой поговорить. На тоскливые взгляды, бросаемые мужем за ворота замка, она сказала с нажимом: – Ты мне нужен сейчас, Джеральд, очень. Предчувствуя, что погоню ему придется отложить, а то и вовсе отменить, он последовал за ней. Леди не церемонилась наедине. – Я знала, что ты ненавидишь мальчика, Джеральд, но неужели у тебя не осталось ничего святого?! Джей любил его, и хотя бы ради этого следовало не трогать его! Да как ты мог? Ты, Джеральд, ты сам вынудил его бежать, ему не оставалось ничего другого, а меж тем посмотри, – она вынула из большой сумки, внесенной слугами в ее комнаты пакет с официальными сургучными печатями, – видишь? Это документы, удостоверяющие, что отныне Дженсен свободен. Ты не мог так с ним поступить. Увидев движение, какое сделал ее муж по направлению к документам, леди поморщилась: – Не торопись уничтожить бумаги. У нотариуса есть заверенные копии, такие же копии отправлены Эклзам, и в министерстве тоже, разумеется, есть экземпляр. Это бессмысленно. Ты только все испортил, как всегда. Что уж теперь, он волен делать, что хочет… Оставим это, Джеральд и… проводи меня к моему сыну. Прошу тебя. Джеральд покорно наклонил голову, не желая спорить и внутренне смиряясь. Леди Шерон при виде обезображенного трупа плакать не стала, она даже нетерпеливо махнула рукой на священнослужителя, что-то заговорившего. Все с ужасом и состраданием смотрели на леди, не зная, как она сейчас себя поведет. Но леди Шерон после нескольких минут пристального изучения неподвижного тела повернулась к мужу, глядя на него широко открытыми, полными изумления и страха глазами, воскликнула: – Джеральд, это не он! Разве ты этого не видишь?! Лорд моргнул и не нашелся, что сказать. Подозрения его вспыхнули с новой силой, он доверял своей жене даже больше, чем себе. Леди же заговорила снова, немного растерянно, взяв мужа за руку, она потрясла ее: – Джеральд, посмотри! Ну это же не он, как ты не видишь?! Наш сын стройнее, а ноги… Снимите кто-нибудь с него обувь, пожалуйста, – вдруг обратилась она к окружающим. Сразу двое слуг кинулись выполнять просьбу хозяйки. – Это не он, – еще более уверенно произнесла леди, – я знаю своего сына и помню форму его стопы и пальцев. Это не он! Это посторонний мужчина, явно старше, крупней и шире в кости. – Она снова повернулась к мужу и со страхом спросила: – Джеральд, где мой сын?! И только после этого начала оседать в обмороке. Лорд подхватил ее и унес скорее в дом, а после, сидя возле ее кровати, выслушивал ее теперь дрожащий и жалобный, умоляющий голос: – Джеральд, что сделали с этим несчастным, чтобы ввести нас в заблуждение. Я боюсь думать, что сейчас с нашим мальчиком. Дорогой, умоляю, сделай что-нибудь, найди его, я знаю, он жив. Господи, помоги нашему сыну! – Она, наконец, заплакала, и Джеральд пообещал: – Я найду его. Милая, успокойся, я отправляюсь немедленно, возьму людей, Чада – он натолкнул меня на одну мысль, возможно, черная ведьма тут и не замешана. – Кто это? – слабо удивилась леди. – Неважно. Это было очень давно, не стоит и вспоминать… Хотя… Лорд подумал, что вряд ли Люсьен и Дженсен рассказали бы много о ней, они видели ее лишь мельком. Чад видел ее тоже и сможет опознать. Большего не требуется. Если это та, о ком он подумал… Она могла бы помочь. И если ничего не выяснится в КелБите, лорд намеревался отыскать ведьму, достать из-под земли. Чего бы ему это не стоило. С момента исчезновения Джареда прошло уже больше двух недель, и вот Люсьен и Дженсен снова были в Ланне. Дженсену не нравился этот город, воспоминания об интрижке Джареда сами собой лезли в голову, и он молча страдал, заново переживая незнакомое раньше чувство ревности. Он сейчас был в каком-то душевном ступоре, прислушиваясь к себе, с недовольством и затаенным страхом глядя на разворачивающуюся за окнами кареты пеструю панораму города. Может быть, совсем рядом – разгадка, что-то подсказывало Дженсену, что здесь они найдут ответы на свои вопросы. А Люсьен развил бурную деятельность: он заказывал еду, когда они останавливались перекусить, расспрашивал людей, как проехать, без конца теребил Дженсена. Сейчас он спрашивал обеспокоено: – Джен, как думаешь, Джаред и Чад где могли остановиться? – А сам как считаешь? – неприветливо откликнулся Дженсен. – Мне кажется, надо отправляться туда же, где мы были в прошлый раз. – Ну вот и я так решил, – согласно ответил Люсьен. Оба знали, насколько Джаред привыкает к одним и тем же вещам вокруг себя: скорее всего, раз побывав в городе, он в следующий раз посетит ту же гостиницу. Они оказались правы. В книге посетителей больше полумесяца назад были вписаны имена Джареда и Чада. При виде знакомого почерка Дженсен заволновался, нервно вцепился Люсьену в руку: – Мы на верном пути. – Успокойся, – посоветовал Люсьен и буднично поинтересовался месторасположением ближайших питейных заведений. Портье предложил было гостиничный ресторанчик, но Люсьен вежливо отклонил это предложение. Насколько он помнил из подслушанных нескольких фраз – в последний раз Джаред и Чад ужинали вне гостиницы. – Куда же они могли пойти? – Мы посетим их все, – флегматично заявил Люсьен, – это займет время, но у нас нет выбора. Придется сидеть, пить, давать чаевые. И лишь потом спрашивать. Никто не будет рассказывать просто так, хорошо, если вспомнят. Тут каждый день новые люди, Ланн – горд торговый, много путешественников… Методичный обход питейных заведений занял несколько дней. Дженсен потихоньку терял надежду. Никто не помнил двух посетителей, слишком общими были описания. Высокий? Да тут каждый пятый здоровый. Второй блондин? Хорошо одеты? А особых примет нет? Увы, нет, не помним таких. – Люсьен, это ничего не даст. – Дженсен чуть не плакал, они в темноте возвращались в гостиницу, и, спотыкаясь и скользя на осклизлых от мокрого тающего снега камнях мостовой, Дженсен жаловался: – Мы теряем время, ну что же придумать? – А ты воспользуйся своими способностями, – резко сказал Люсьен, впервые выказав свое раздражение. Не зная, что предпринять, он тоже постепенно приходил в отчаяние и злился. – У меня нет способностей, – тихо сказал Дженсен. Они остановились посреди ночной улицы, с неба медленно летели снежинки и таяли, не успев коснуться разгоряченных лиц. – Тогда что это было там, возле гроба в склепе? – спросил Люсьен. – Я почувствовал что-то. – Я не знаю! Правда! Я не при чем, Люсьен! – Дженсен даже шагнул к нему навстречу, заглядывая в глаза. – На меня нашло, как не по моей волей, не знаю. Или что-то проснулось во мне, но это… нам не поможет, я не могу этим управлять! – Ну тогда нам поможет только чудо, – жестко заявил Люсьен, развернулся и пошел в гостиницу, а Дженсен растерянно смотрел ему вслед. Ночью Дженсену не спалось, он вертел на пальце кольцо с изумрудом, мысленно обращаясь к Джареду. Он должен быть здесь. Где-то рядом. Это было что-то неуловимое, тонкое, как след аромата духов, как тень на песке, как тихий шепот за спиной, ощущение присутствия. Оно то пропадало, то появлялось снова, Дженсен то набирался уверенности, то снова приходил в отчаяние. «Ну где ты? Подскажи, Джей, я знаю, ты недалеко. Я чувствую, слышу. Только не пойму, где, столько запахов, цветов, шум. Отвлекает. Джаред, пожалуйста, откликнись», – не надеясь ни на что, Дженсен взмолился, зажмурился, молча и напряженно прислушиваясь к шорохам ночи, но ничего… ничего. Никакого знака, волшебства, того, что так неожиданно произошло в склепе – на что он тайно надеялся. Все молчало в нем, и ничего не складывалось, не придумывалось… Заснул Дженсен поздно, расстроенный и разбитый, а под утро ему привиделся сон, такой будничный, будто едут они вдоль улицы в открытом экипаже с Люсьеном, оглядывают окрестности, и внимание его привлекает дом, обычный в ряду других, но что-то тянет к нему взгляд. Холодом веет от равнодушных окон, и дверь дома похожа на могильную плиту. Неожиданно его пробирает страх, Дженсен поворачивается к Люсьену, хочет сказать ему, что надо ехать быстрее, и вдруг видит, что сидит рядом с ним не управитель замка, а обгорелый и почерневший мертвец, смотрит на него провалами глаз и растягивает в страшной улыбке рот. От ужаса Дженсен не может двинуться, крикнуть, силится открыть рот– и от этих неимоверных усилий рушится сонный морок, и Дженсен просыпается в своей постели, мокрый, испуганный и дрожащий. Люсьен утром с удивлением смотрел на сосредоточенного Дженсена, рассеянно ковырявшего завтрак. Управитель испытывал смущение и неловкость за вчерашнюю вспышку, не знал, как загладить свою вину. Он приглядывался к своему беспокойному подопечному, отмечая перемены. Дженсен же, казалось, его даже не замечает, так погружен он был в собственные думы. После завтрака Дженсен объявил новый план действий: – Мы наймем экипаж и объедем все окраины. Будем смотреть по сторонам, выглядывать все подозрительные лица, дома, особенно дома, я уверен, Джареда держат где-то здесь, в городе, наверняка на окраине. – Джен, но это же бессмысленно. Мы не можем обойти все дома, их сотни! – Пожалуйста. Не спорь. Сегодня. Хорошо? Я хочу, ммм, положиться на свою интуицию. Люсьен взглянул на Дженсена, и знакомый холодок пробежал у него по спине. Черт. Может, этот бессистемный, хаотичный и совершенно безумный поиск и сработает? Они болтались по окраинам уже третий час, когда внимание Дженсена привлек совершенно обычный, такой же, как и остальные дом, немного в стороне от других. Каменное двухэтажное здание спокойно смотрело на мир своими квадратными окнами, не видно было за невысокой декоративной оградой ни души, но и заброшенным дом не казался. Дженсен разглядывал дом внимательно, ему казалось, что это тот самый дом из сна, и таким же холодом тянет от окон, как в том сне, будто это не дом, а склеп. Мимолетное ощущение тревоги, кольнувшей в сердце, ушло, узнавание испарилось, теперь ему снова казалось, что этот дом ничем не отличается от остальных. Люсьен спокойно оглядел привлекшее внимание Дженсена здание, спросил: – Что не так с этим домом? Долго мы будем глазеть на него, привлекая внимание? Дженсен вздохнул с досадой, сказал: – Мне показалось, что здесь… Нет. Похоже, нет. Ладно, поехали дальше. Отъезжая, они не видели, как занавески на окнах второго этажа двинулись, а через несколько минут из дома выскользнула темная фигура. *** Дженсен уже сам не понимал, чего он добивается, заставляя возницу колесить по закоулкам и окраинам старого города. Все увиденные дома казались обыкновенными, некоторые даже уютными. Люсьен, уставший от хаотичных передвижений и проголодавшийся, в который раз предложил: – Джен, вернемся. Плохая затея, так, наобум, мы никого не найдем, только привлечем ненужное внимание. – А я, может, этого добиваюсь. Люсьен с удивлением посмотрел на хмурого Дженсена, разом забыв про голод. Самонадеянность бывшего аристократа Люсьена не удивляла, парень, на его взгляд, частенько совершал необдуманные поступки, и, похоже, на собственных ошибках ни хрена не учился. Но вот куда смотрел он сам, старый хитрый лис, отправляясь в эту странную поездку?! А что, если гипотетические похитители Джареда заметили их? И если Дженсен думает, что они могут вдвоем справится с… С кем? Вот в том-то и дело, что враг неизвестен, и есть ли он вообще. Но скоро Дженсен сам приказал вознице возвращаться, как бы тем самым признавая план провалившимся. Впрочем, у него оставалась одна слабая надежда, очень слабая, ему, скорее всего, просто показалось, но тот дом, тот странный дом с низкой оградкой по периметру. Как бы там ни было, этот дом стоило проверить. По возвращении в гостиницу, за ужином, Дженсен убедился, что его соратник категорически против нового плана – настолько, что даже вышел из себя и принялся орать, пугая соседей за ближайшими столиками в гостиничном ресторане: – Джен, это еще хуже! Ты понимаешь, что это опасно?! И как ты собираешься это сделать?! Дженсен испуганно огляделся, пригнулся к разбушевавшемуся управителю и зашипел: – Замолчи! Люди смотрят. – И что с того?! – Люсьен заговорил тише, но продолжал злиться: – Я все больше склоняюсь к мысли, что совершил непростительную глупость, связавшись с тобой! Джен, нас только двое. Если нас поймают… А с нашим счастьем так оно и будет! И вообще, это преступление – лезть в чужой дом. Я предлагаю вот что: написать лорду Джеральду, связаться с ним, вызвать его сюда, и если и идти в дом, то на законных основаниях. – У нас нет столько времени! Ты смеешься?! Кто его знает, где сейчас Джеральд. Да я и не жажду встречи с ним, в последний раз, когда я его видел, он грозился меня повесить. – Джен, я не уверен, что он привел бы угрозу в исполнение. Лучше всего сейчас действовать вместе. – Ты предлагаешь сесть и дожидаться папочку Джеральда?! Я не могу ждать. Люсьен, пожалуйста. Надо проверить этот дом! Я смогу открыть любые замки, мы проберемся незаметно, вот увидишь. – Какие криминальные таланты скрываются за приличной внешностью, – подивился Люсьен, – но я все равно не согласен. Я не пущу тебя. Не хочу, чтобы тебя пристрелили, приняв за грабителя. Дженсен обозлился, принял вдруг весьма высокомерный вид, раздраженно бросил салфетку и, поднявшись со стула, заявил: – Я не спрашивал у тебя разрешения. И я сделаю то, что считаю нужным. Не хочешь помогать – не помогай. Но и остановить ты меня не сможешь. И вышел, сукин сын, из ресторана, даже не оглянувшись. Люсьен так рассердился, что минут пять приходил в себя, с горечью рассуждая сам с собою, как неблагодарны бывают те, ради которых кого ты бросаешь все, налаженную жизнь, уважение – а в ответ получаешь вот такое презрительное «да пошел ты». Он полагал, что Дженсен отправился в номер, и решил выдержать паузу, прежде чем подняться вслед за ним и вправить упрямцу мозги. Что-то случилось. Джаред понял это сразу, настолько возбужденным выглядел его тюремщик, вбежавший в камеру: – Джаред, хорошие новости! Джаред зажмурил глаза, борясь с невесть откуда подступившей тошнотой, а Роен злорадно засмеялся: – Да, ты правильно реагируешь. Мне нравится. Посмотрим, куда денется твое высокомерие, когда наш глупый Дженни окажется здесь и я отдеру его прямо на твоих глазах. Не думаю, что взять его будет сложно, я не заметил с ним охраны. Джаред процедил сквозь зубы: – Ты не посмеешь тронуть его. – Еще как посмею, Джаред. Ты сам виноват, нечего было предлагать мне его, а потом в самом разгаре веселья врываться и обламывать кайф. Я просто завершу начатое, всего лишь. Но сначала нужно выманить его из гостиницы. До вечера, Джей. Сегодня замечательный день, правда. Предвкушение иногда слаще обладания, но я постараюсь насладиться сполна и тем, и другим. Не скучай, я скоро вернусь. Роен давно ушел, а в ушах Джареда все звучал его ликующий голос, и каждое слово баронета жгло, как огнем. Не хотелось верить, что выхода нет. Потянулись томительные часы ожидания. Джаред со страхом прислушивался к каждому стуку, он ждал – боялся и ждал – возвращения ополоумевшего баронета, он вздрагивал от каждого шороха и молился всем богам, чтобы у проклятого Роена ничего не вышло. Ну хотя бы сегодня, сейчас, ну пожалуйста, Джен, будь осторожен. Но молитвы его услышаны не были, и ближе к ночи заскрежетали зловеще замки, потом Джаред услышал топот многочисленных ног и увидел приближающийся свет факелов, и скоро возле его клети остановился ухмыляющийся баронет со связкой ключей и в окружении слуг. И самое главное, двое из них держали кого-то, явно оглушенного, безвольно свисающего с их рук. Джаред напрягал зрение, но в темном подвальном помещении трудно было разобрать, кого привели, пока пленник не застонал. Этот звук хлестнул по нервам Джареда, он обмер и прошептал, узнавая: – Джен… – Да, это он, – подтвердил сияющий Роен. – Я же обещал устроить тебе свидание с твоим бывшим. Или не бывшим? Он побудет здесь, заодно придет в себя, пока я поужинаю и приготовлюсь к забаве. Мне так хочется, чтобы ты все увидел, Джей, я даже пренебрегу некоторыми удобствами ради тебя. Все для тебя, всемогущий Джаред, колдун и прочая. Хы. Ты не представляешь, как давно я ждал этого, я должен сполна насладиться этим мгновением. Дженсена меж тем втащили в соседнюю клеть, да так и бросили без церемоний, связанного, на каменный пол, и вскоре вся компания удалилась, но только Джаред знал, что времени у них совсем нет. Может, минут двадцать. Новый факел чадил на стене, напоминая о недавнем явлении сумасшедшего хозяина, да еще скрюченная фигура на полу соседней камеры неловко шевелилась и издавала вздохи и стоны. Джаред прокашлялся. Голос не повиновался ему, он позвал и не услышал себя, так тихо и слабо прозвучал его голос: – Джен! Фигура шевельнулась еще раз, и знакомый голос откликнулся: – Я так и знал… Ох… Что ты жив! Джаред готов был поклясться, что, несмотря на кряхтение, придурок улыбается. Чертов идиот! Улыбается! Залезть в ловушку, попасться, как муха в паутину, и еще радоваться этому мог только такой тупой ублюдок, как его Дженсен. Блядь! Дженсен, охая, повернулся на другой бок, лицом к клети Джареда, спросил с беспокойством: – Джей, ты как там? Голос у тебя… Голос ему не нравится. Убил бы урода, но, похоже, это сделает за него шизанутый маньяк, и эта смерть не будет легкой. – Какого хрена ты здесь делаешь?– злобно спросил Джаред. Эта злость даже придала ему сил, он приподнялся на своей подстилке, задушив на корню нелепое желание подползти поближе к краю клетки. – Ты, блядь, понимаешь, что этот маньяк тебя… Он что-то сделал тебе? Он уже трогал тебя, да? Как он вообще тебя нашел? Джаред услышал возмущенное сопение, потом Дженсен нехотя и немногословно пояснил: – Меня оглушили возле гостиницы, где мы остановились. Больше ничего не помню. – Мы? – Джаред оживился. – Вас много? Кто еще с тобой, Чад? При определенном раскладе, если Дженсена сразу кинутся искать, у них есть шанс на спасение, но Дженсен его разочаровал: – Со мной только Люсьен. Мы немного поспорили, я разозлился и вышел один. Наверно, не следовало так рисковать, но я не ожидал, что все так получится. Так скоро. Люсьен, наверно, уже ищет меня, но я не уверен. Может, люди Роена расправились с ним. Роен, надо же. Ох! – Что ты? – испугался Джаред и увидел, как Дженсен перекатился к решетке, разделяющей их. После недолгой паузы Дженсен ответил сквозь зубы: – Ничего. Только голова гудит. Джареда снова начал разбирать страх, да что там, неконтролируемый ужас: теперь Дженсен здесь, в руках этого урода, и он, Джаред, ничего не сможет сделать, а только будет лежать, как бревно, и смотреть, что этот псих делает с его Дженсеном. С его Дженсеном! Нет. Нет, этого допустить никак нельзя. Не так давно по настоянию Заэла, домашнего лекаря Роена, с него сняли кандалы, но толку от этого никакого не было, Джаред был беспомощен и без этих цепей. Он сжал кулаки, ненавидя себя за слабость, рявкнул: – Расскажи по порядку, как ты здесь оказался?! Чего тебе дома не сиделось?! Дженсен заворочался, ответил обиженно-раздраженно: – Джаред, не ори. Мне ничего иного не оставалось, только бежать. Твой отец как с ума сошел, он утверждал, это я виноват в твоей смерти. Грозился повесить, и если бы не Люсьен, - Дженсен не договорил, а Джаред выругался вполголоса. А что еще можно было ждать от отца – он ненавидел отщепенца всей душой, и, пожалуй, если они останутся живы, надо будет поблагодарить Люсьена. Джаред вспомнил опять весь ужас их положения и повалился назад на подстилку. Мысли метались, он судорожно соображал, как и что можно сделать, но не видел выхода. – Так значит, они поверили в мою смерть, – глухо констатировал он, и уточнил: – А Чад тоже? Почему-то именно этот незначительный факт расстраивал Джареда больше всего. Какая, в сущности, разница, поверил Чад в его смерть или нет. Дженсен вглядывался сквозь решетку в дальний угол, он хотел попросить, чтобы Джаред приблизился к решетке тоже, но страх останавливал его. Голос Джареда казался таким слабым, глухим, непохожим на привычный. – Я… не знаю, – медленно ответил Дженсен, и тут снова заскрипел ключ в замке, и они оба вздрогнули. Джареда снова охватил приступ паники, не испытываемый ранее никогда ужас сковал язык и члены, он не мог даже шевельнуться. А Дженсен, вот странно, говорил, говорил уверенно, спокойно и чуть громче, чтобы Джаред расслышал его за лязгом, топотом и пьяными возгласами: – Джей, как жаль, что я не вижу сейчас твоих глаз. Может, сейчас нам не на кого рассчитывать и помощь ниоткуда не придет, но… Выход есть всегда. Слышишь? Джаред, я люблю тебя. Не забывай об этом, что бы ты ни увидел, что бы ни услышал. Хорошо? Джаред подумал, что ослышался – так странно звучали эти слова в устах Дженсена. Он повернул голову и внимательно вгляделся в силуэт возле решетки, а Дженсен просто повторил: – Я люблю тебя. Люсьен вернулся в их с Дженсеном номер и с досады выругался, упрямца в гостиничных апартаментах не наблюдалось. Оглядев помещение, Люсьен пришел к выводу, что Дженсен сюда из ресторана даже не поднимался. Черт, неужели он тоже… Прошло уже около часа, Дженсен не мог разгуливать в темноте, в незнакомом городе, в одиночестве. Максимум, он мог выйти наружу, постоять на крыльце, остыть и вернуться. Если его не подкарауливали. Бывший управитель замка опрометью кинулся вон и прямо в дверях столкнулся с могучей фигурой, прочно воздвигшейся на пути. Люсьен и сам был крупным и сильным, но такой статью и мощью мог обладать только один мужчина. Люсьен не успел испугаться, как уже летел на пол от сильнейшего удара в солнечное сплетение, а громкий голос лорда Падалеки разносился на весь этаж, пугая постояльцев: – Ах ты сукин сын! Ты позволил сбежать этому… этому гаденышу, и еще нагло, не скрываясь, поселиться в этой же гостинице! Где останавливался Джаред! Ты тупой, это наверно, заразно, это все он, Дженсен. Где этот слизняк?! Проморгавшись и отдышавшись, Люсьен увидел, что в номер входит мрачный Чад, многочисленная свита, и с души его свалился камень. Сколько бы лорд ни грозился и ни орал, его появление – самое лучшее, что могло случиться сегодня. Он не убьет Дженсена, а скорее, поможет его спасти, Люсьен выпалил торопливо: – Мой лорд, он пропал. Так же, как Джаред. Он вышел из ресторана, мы… ммм… немного повздорили, я как раз говорил, что нужно связаться с вами. Он вышел из гостиницы и я боюсь, он сейчас там же, где ваш сын, мой лорд. Люсьен много еще чего хотел сказать, но замолчал удивленно, потому что в номер входила чернокожая женщина, в яркой, богатой одежде, а за ее спиной маячили знакомые молчаливые охранники. – Что, проворонил красавчика? – ядовито усмехнулась ведьма, обращаясь к управителю, и тут же сердито добавила: – Тебе молодой хозяин что велел? Глаз с него не спускать, беречь и охранять. Ты должен был пойти за ним следом. А теперь… Да, он там же, ты не ошибся. Зловредные речи удивительной женщины действовали на окружающих ее мужчин завораживающе. Люсьен, открыв рот и вытаращив глаза, смотрел на нее не отрываясь, Чад ее сторонился и боялся смотреть в ее сторону, и даже могучий Джеральд замирал и будто остывал в ее присутствии. Ведьма не обошла и его: – А ты чего разошелся, старый интриган? Раньше надо было думать, еще до того, как вы их свели, а теперь они повязаны крепко, не разорвать. Может так случиться, что умрут в один день. Если, конечно, мы не вмешаемся. Тебе придется его терпеть, Джеральд. – Это мы еще посмотрим, – злобно проворчал лорд, однако тон его заметно смягчился. Он опасался проявлять свой гнев при ведьме. – Но тогда где же они? – нетерпеливо спросил Люсьен, поднимаясь с пола. – Если вы знаете, что они вместе, сможете указать, где именно? Ведьма отрицательно покачала головой: – Нет, это не в моих силах. Могу сказать только, что они живы и где-то недалеко, а поиском я не занимаюсь. Я могла бы найти в лесу потерявшегося ребенка, а тут слишком много запахов, волн, движений, такой плотный кокон чужих мыслей и действий, нет, не выйдет. – Ну хотя бы примерно? – Люсьен смотрел на ведьму умоляюще, остальные вошедшие мужчины на речи Люсьена реагировали весьма прохладно. Из дальнейших слов ведьмы Люсьен понял, что допекали ведьму такими вопросами постоянно. – Я уже говорила, повторять не буду, – недовольно сказала ведьма, – к тому же, лорд Джеральд проверил книги регистрации недвижимости в мэрии, и обнаружил любопытную вещь. Он намерен узнать, верны ли его догадки, а ты можешь присоединиться к нему. Люсьен с удивлением повернулся к лорду: – Что за догадки, мой лорд? Джеральд пояснил неохотно: – Я сразу, как только въехал в Ланн, отправился в мэрию, связался кое с кем, и мне предоставили интересующую меня информацию. Правда, это заняло много времени. Я не верю в случайности, Люсьен, и я не верю, что мой сын мог так просто попасться. Здесь что-то нечисто. Миссури говорит, что он жив и здесь, вот я и решил проверить, кто здесь покупал недвижимость в последние полгода, вдруг я увижу знакомые имена. Ты же знаешь, сколько у меня врагов. – И что же? – спросил Люсьен, с трепетом глядя на лорда. – Ничего. Кроме одного имени: пять месяцев назад дом в пригороде был зарегистрирован на Элиота Ваека. – Кто это? – непонимающе спросил Люсьен. – Хм… Не поверишь, Люсьен, я закрыл эту запись и просматривал книгу дальше, но все вспоминал и думал, где же я мог видеть это имя… Это случайность, что я вспомнил, Лис. Я видел это имя на генеалогическом древе одного знатного семейства, когда изучал архивы, мне как-то понадобилось. Очень может быть, я крупно ошибаюсь, но сегодня ночью мы проверим, действительно ли меня подвела моя интуиция. – Ну, так кто он? – вновь спросил Люсьен, сгорая от любопытства. – Дальний и нищий родственник Роена Челда, того самого, кого Джаред выгнал из нашего родового замка. Про этот инцидент мне рассказал Чад. Этот Элиот даже овцы купить не в состоянии, не то, что дом. Думаю, это подставное лицо. – Дженсен… он же его… – только и прошептал Люсьен, с ужасом глядя на лорда, потом закричал: – Так чего мы ждем?! Скорее! Через полминуты Роен уже входил в клеть Дженсена, полураздетый и слегка нетрезвый. И очень довольный. В коридорчике толпились несколько слуг, Роен небрежно приказал: – Оставьте все там. Я потом разберусь, что мне понадобится. Все мои любимые инструменты. И проваливайте! Это зрелище не для вас, а для моего драгоценного гостя. Джаред, слышишь? Он хохотнул, подождал, пока уйдут люди, и подошел к Дженсену. Ухватил его за шиворот и выволок на середину камеры, заставил лечь на крепко связанные за спиною руки. Неудобная поза заставила Дженсена поморщиться, но он ничего не сказал, только молча разглядывал возвышающегося над ним Роена. Джаред обрел дар речи: – Не трогай его! – голос сорвался, Джаред дернулся со своего ложа, и тут же острый приступ боли в переломанных ногах заставил его застонать. Роен лишь хмыкнул – мучения Джареда доставляли ему огромное удовольствие. Он нашел его слабое место, вернее, всегда знал, но только сейчас получил возможность убедиться в этом. – Нет, Джаред, даже не надейся. Я так давно ждал этого… – Я заплачу, Роен. Подпишу любые бумаги! Ты будешь очень богат. – Боль не отпускала, Джаред приподнялся и, уперевшись спиной в клеть, смотрел на Роена умоляюще, но тут неожиданно заговорил Дженсен, и оба соперника в немом удивлении уставились на него. – Роен, не слушай его. Его семья не выпустит из рук ни одной монеты, даже если удостоверятся в подлинности его почерка… ты ведь знаешь, Падалеки нельзя доверять. Роен присел на корточки, заглянул в глаза связанного пленника и увидел нечто странное. Казалось, Дженсен нисколько не боится его, лежит спокойно, смотрит призывно, слегка улыбается, и это было… необычно. Роен нахмурился. Его весьма возбуждал страх жертвы, и он составлял основу его удовольствия, но тут… Он так давно хотел, жаждал, добивался Дженсена, пошел даже на преступление ради этого мгновения – а теперь жертва вовсе не выказывает страх, и это… хм, это тоже было приятно, и даже захотелось продолжить, испытать новые ощущения. – Что ты хочешь сказать, Дженни? – мягко произнес Роен. Дженсен слегка подвигался, капризно дернул плечом, быстрый язычок молнией мелькнул, облизав губы, сделав их ярче, и в ответ на это незамысловатое движение Роен почувствовал, как у него шевельнулся член. – Мне даже приятно, Роен, что ты так неравнодушен ко мне. Прежде мне приходилось притворяться и прятать свой взаимный интерес, но ты ведь знаешь, какой Джей ревнивый урод. – Дженсен будто в смущении опустил ресницы и даже немного покраснел. – Зачем ты лжешь? – Роен недоверчиво покачал головой. Пусть слова Дженсена и были ему необычайно приятны, но врожденная подозрительность не оставила его. – Ты просто хочешь обмануть меня. Зачем? Я все равно не выпущу вас, убью обоих. Правда, не сразу. – О, ты такой решительный. Страстный. Мне нравится, всегда мечтал видеть возле себя настоящего мужчину, сильного, властного. – Джаред, выходит, слабак? – не сдержал Роен довольной улыбки. – Я тоже так думаю, но ты все равно врешь неубедительно. Только одно может подтвердить твои слова, Дженни. Вот сейчас и проверим. Роен протянул свои ручищи к груди Дженсена и одним движением порвал на нем рубашку, обнажив торс, медленно провел рукою по обнажившимся мышцам живота и тут же принялся срывать с него штаны. Джаред не мог вымолвить ни слова, глядя как то, чего он боялся, происходит у него прямо на глазах, но происходит как-то неправильно… Не так. Роен восхищенно выдохнул и провел пальцами по твердо стоящему члену связанного пленника. Дженсен смотрел на него бестрепетно, даже нахально, часто и неглубоко дыша и слегка улыбаясь. На прикосновение чужой руки он подался вперед, двигаясь под ладонь, застонал тихо, невнятно пробормотал: – Хочу… Роен, развяжи, есть более удобные позы… Роен потянулся было, наклонился над Дженсеном, но, поймав опасный блеск полузакрытых глаз, выпрямился опять, сказал: – А мне нравится, когда ты такой беспомощный, Дженни-принцесса. Для начала хочу так, думаю, и Джареду понравится. Пусть посмотрит со стороны, а если тебе действительно будет так хорошо со мной – продолжим, и не только здесь. Дженсен кинул быстрый взгляд в сторону Джареда, напрягся было, но тут же улыбнулся снова, пробормотал хрипло: – Как хочешь… Роен торопливо скинул одежду, приказал изменившимся от возбуждения голосом: – Поднимись, встань на колени. Не дожидаясь, пока Дженсен сумеет подняться, подхватил его и поставил перед собой, тыча в лицо своим полувставшим членом. – Давай, – сипло попросил он, и Дженсен, помедлив, коснулся губами члена, провел языком вдоль, осторожно облизал головку и вобрал ее в себя… Потом все завертелось перед глазами оцепеневшего Джареда как в калейдоскопе: бесстыдные позы, всхлипы, стоны, неясно было, кто кого трахает; то совсем близко, прижатый к решетке, с закрытыми глазами и закушенными губами Дженсен, стонет негромко и просит еще, вот он лежит уже на спине, неловко изогнувшись, мышцы связанных рук бугрятся, его ноги на мощных широких плечах ритмично двигающегося Роена, голова Дженсена мотается туда-сюда, и он то ли ругается, то ли снова просит. Джаред опять закрывает и открывает глаза и видит уже другую картину, и, о чудо, Роен развязывает Дженсену руки и целует стертые в кровь запястья, а тот улыбается и не смотрит в его сторону, они оба не смотрят, словно забыли о его существовании. Джаред отстраненно думает, что хуже: насилие, совершаемое у него на глазах, или вот это представление, жаркое, полное животной страсти, и на первый взгляд вполне добровольное. Он не может решить и думает с холодным отчаянием, что лучше было бы ему умереть и не видеть этого никогда. Что-то рвется в груди Джареда, он пересохшими губами шепчет: «Нет», – и снова закрывает глаза, и несколько минут просто слушает непристойную возню. Они, кажется, переместились снова к решетке, разделяющей их клетки. Джаред услышал вдруг, как тяжелое тело с глухим стуком врезалось в решетку и раздался неузнаваемый от злобы голос: – Джаред, помоги! Он открыл глаза и увидел, как Дженсен прижимает к решетке Роена, сомкнув руки на его горле, но тот явно сильнее. Роен крупнее, и руки у него длиннее, он сам дотянулся до горла Дженсена, и вот уже тот хрипит, задыхаясь, губы его синеют, но он упрямо не разжимает рук. Джаред рванулся к решётке. Незамедлительно вспыхнувшая боль заставляла мучительно стискивать зубы, но призыв Дженсена был сильнее голоса разума и протестов слабой плоти – и Джаред упрямо полз, и подоспел вовремя, когда глаза Дженсена уже закатились и руки его безвольно упали с бычьей шеи Роена. Джаред, цепляясь за решетку, поднялся на колени, потом быстро просунул руки через толстые крупные прутья, сдавил ладони на горле баронета, со всей силой ненависти и отчаяния, тратя неимоверные усилия, чтобы удержать забившееся сильное тело, не отпустить, добить, только бы он, это ублюдок, перестал душить Дженсена. Роен выпустил Дженсена из рук, тот упал к его ногам и застыл неподвижно, как мертвый. Баронет неловко взмахнул руками, пытаясь отодвинуться от решетки и как-то зацепить Джареда, он явно не ожидал, что обессилевший Джаред сможет прийти на помощь своему возлюбленному. Роен захрипел, в последнем усилии освободиться отчаянно дернулся и обмяк возле решетки, раскинув ноги и свесив голову, но Джаред все не выпускал его, тратя последние силы на то, чтобы сдавить посильнее горло врага. Он давил до тех пор, пока у него не потемнело в глазах, и перед тем, как потерять сознание, он услышал слабый хруст позвонков, улыбнулся и скользнул во тьму беспамятства. Мелькнула лишь пугающая мысль: «Только бы Джен был жив…» Первым, кого увидел Джаред, придя в себя, был Дженсен, в разорванной рубашке, с кое-как держащимися на нем штанами с бечевкой вместо пояса, но живой, живой… Дженсен стоял возле него на коленях, торопливо ощупывал всего и настойчиво звал: – Джаред. Джаред, эй, очнись! Слышишь меня?! О, господи, что с твоими ногами?! Джаред почувствовал болезненное прикосновение и застонал, Дженсен торопливо отдернул руки: – Ох... Не буду больше, Джей, ты слышишь меня? Джаред смотрел на помятого, с быстро багровеющими синяками на шее Дженсена, смотрел со странным чувством: ему хотелось одновременно и прижать его к себе, и хорошенько врезать. Правда, на последнее сил не осталось, но Дженсен углядел в выражении лица Джареда некую угрозу, скулы заалели, в глазах заплескалась неуверенность, Дженсен потупился было, потом с вызовом спросил: – Что так смотришь? Джаред молча покачал головой, закрыл глаза и вздохнул. И спросил грустно: – И что дальше, Джен? Дженсен поднялся, хмуро заявил: – Надо уходить. Оружия, правда, у нас нет. Этот придурок принес сюда всякую дрянь... Джаред открыл глаза и увидел, что Дженсен поднял с пола прихваченный, очевидно, из коридора хлыст, и разглядывает его с непередаваемым выражением. – А что там еще есть? – с внезапно проснувшимся нехорошим любопытством спросил Джаред и даже зашевелился в намерении присесть. Дженсен тут же отшвырнул хлыст, кинулся ему помогать, усадил, как смог, раздраженно бубня: – Извращенец чертов... Чего он мог еще притащить? Хлыстиками да щипцами от его головорезов не отмашешься. Джаред помолчал, вглядываясь в своего любимого, прикидывая, удастся ли ему убедить его уйти и стоит ли попытаться его прогнать... Сработает ли? Неизвестно, сколько у них есть времени, в любой момент в подвал могли вернуться люди Роена – и тогда их прикончат на месте. Им ничто не поможет, подкуп и уговоры в данном случае не сработают. – Джен... Я думаю, тебе надо уходить. – Ты совсем сдурел, что ли? – Дженсен посмотрел на него как на душевнобольного, и в других обстоятельствах Джаред, возможно, расцвел бы радостной улыбкой, но сейчас речь шла о жизни и смерти. Он заговорил громче: – Джен, я не смогу уйти. И ты меня не унесешь. У тебя есть единственный шанс: спрятаться за дверью, и когда они войдут в подвал – выскользнуть наружу. Если тебе повезет и ты никого не встретишь, ну вдруг... ты вырвешься на свободу. Пойди, поищи в баулах Роена, может, там завалялся нож? – Нет! – истерично воскликнул Дженсен, и Джаред даже скривился, настолько высоко прозвучал его голос. – И не подумаю! Я не оставлю тебя здесь одного! – Джен... – Заткнись. – Дженсен уже справился с волнением, теперь он злился: – Я все равно не уйду, не старайся. Я, блядь, не для того тебя искал, чтобы оставить тут подыхать. Джаред задержал на мгновение дыхание, потом спросил буднично: – Ты искал меня? Дженсен подозрительно оглядел невозмутимого Джареда с ног до головы. Как он умудрялся в жутком вонючем тряпье, заросший, худой, продолжать выглядеть заносчивым аристократом – для Дженсена оставалось загадкой. Но он не услышал в вопросе насмешки, хмуро и настороженно ответил: – Да. Ты, знаешь ли, кое-что мне задолжал. – Джен. Они убьют нас обоих! – Пусть попробуют. – Дженсен злобно покосился на застывшую в соседней клетке фигуру, потом снова присел возле Джареда, заглядывая в лицо, заговорил: – Джей... я не знаю, что дальше будет, поэтому... должен сказать, я... – Нет. Ничего не говори, ладно? Иначе... Это вправду будет похоже на конец, – поспешно прервал его Джаред, протянул руку, и Дженсен тут же взял ее обеими руками, ухватил крепко, и от этого незамысловатого жеста Джаред едва не расклеился. Судорожно вздохнул, борясь с подступающими слезами, сердито подумал, что превращается в плаксивую девицу, и нарочито сердито подытожил: – Джен, ты редкостный дурак. И я... не лучше. Дженсен не успел ответить, как заскрипела и с диким, отвратительным визгом распахнулась подвальная дверь: ввалились люди Роена. Они быстро приближались, негромко переговариваясь, посмеиваясь. Дженсен сильнее сжал ладонь Джареда, с тоскливой обреченностью осознавая, что вот сейчас... сейчас все закончится для них, а они даже не успели запереться в клети. Впрочем, это ненадолго сдержало бы этих головорезов... Внезапно до Дженсена дошел смысл обрывков разговора: – Он же не велел беспокоить... – Надо ему сообщить, что какие-то люди вертятся вокруг дома. Очень подозрительно. Не скажем – еще хуже будет... Случайно услышанное вселило в Дженсена надежду, он потряс Джареда за руку: – Ты слышал? Это Люсьен, наверно... Но слуги уже увидели, что случилось с их господином, секундное затишье сменилось ревом проклятий, они ворвались в клеть, мешая друг другу, и даже образовали небольшой затор в дверях. Дженсен загородил собою Джареда, но его быстро оттащили, принялись избивать, он слышал, как удары также сыпались на искалеченного Джареда. Отчаяние придало ему сил, он вырвался ненадолго, раскидал озверевших слуг от Джареда и снова закрыл его собой: – Ублюдки, не трогайте его! Но у напавших был значительный численный перевес, они с новой силой набросились на Дженсена, и под градом сумасшедших ударов он уже перестал соображать. Его снова оттащили от Джареда и запинывали тяжелыми коваными сапогами, один удар пришелся в висок, и все происходящее он начал слышать будто издалека, и издалека же услышал непонятный шум и топот. Он не видел уже замешательства, возникшего в камере, зато услышал разъяренный голос, благословенный, черт бы его побрал, голос лорда Падалеки: – Взять мерзавцев! Повесить немедленно, всех, сейчас же! Дальнейших угроз лорда Дженсен уже не слышал, силился подняться, но никто ему не помогал, а голова кружилась и глаза застилала пелена, и еще что-то липкое, мокрое... «Джаред... что с Джаредом?» Наконец, кто-то обратил внимание и на него, рядом раздался знакомый и успокаивающий голос: – Джен... Сейчас, погоди, вытру кровь... Сильные руки подхватили его и помогли сесть, чья-то рука заботливо вытерла ему лицо, и Дженсен снова смог видеть. Кровь... Это была кровь, она заливала глаза и мешала глядеть, а Джареда в камере уже не было, только Люсьен смотрел на него и с укором и с нескрываемой радостью. – Где Джаред? Он... жив? – еле вымолвил Дженсен, а Люсьен быстро закивал головой, как китайский болванчик: – Его уже унесли, он сильный парень, и если уж до сих пор жив, то... надежда есть. – Люсьен без церемоний протянул ему руку: – Вставай. Пойдем отсюда, нечего здесь оставаться... Конечно, сюда никто не явится, наши весь дом от подвала до чердака обшарили, кого нашли – связали и держат во дворе, лорд грозится всех повесить... как обычно. Думаю, сдадут их властям, но делать нам тут и правда нечего. Люсьен помог подняться Дженсену, приобнял за талию, но при выходе из клети оба невольно посмотрели на привалившуюся к решетке фигуру в соседней камере. – Кто его? – полюбопытствовал Люсьен. Дженсен подумал. Соображалось туго, все как-то так быстро, непонятно, откуда здесь лорд Джеральд, да еще вместе с Люсьеном... Он даже видел Чада, или ему показалось? Как они все здесь оказались, и так вовремя? Столько вопросов... Но сейчас было не до того, ноги подкашивались, голова кружилась, на теле не было живого места и как никогда хотелось вымазаться с головы до ног знаменитым исцеляющим бальзамом Падалеки. – Я, – неуверенно сказал Дженсен, – и потом Джаред. Мы вместе. – Хм. – Люсьен повлек Дженсена к выходу из подвала. – Если вас засудят, то, по крайней мере, вместе. Но, думаю, у суда найдется для вас оправдание. И кстати, Джен, ты был прав насчет этого дома. – О чем ты? – вяло спросил Джен. – Это тот самый дом, на который ты обратил внимание. Хоть в темноте, но я узнал его, а как только понял, что это тот самый дом, сразу предложил штурмовать. Лорда уговаривать не пришлось, он верит в такие штуки... – Выходит, спасением мы обязаны лорду Джеральду. – Дженсен улыбнулся бы, если б разбитые губы так не болели; зато Люсьен усмехнулся широко и радостно. Он вывел уже своего многострадального подопечного из подвала, усадил его в хозяйское кресло, отыскал и надел на него хозяйские сапоги – они были великоваты, но искать здесь одежду Дженсена не хотелось. Затем он вытянул Дженсена из кресла, закутал его в теплый, подбитый мехом плащ и только после этого сказал: – Да, спасением вы обязаны лорду Джеральду... И еще одной особе, убедившей его в том, что Джаред еще жив. Дженсена мутило и качало, и слова он разбирал с трудом, но тут его словно кольнуло что-то, он поднял глаза на Люсьена, придерживающего его за плечи, спросил: – Миссури? Бывший управитель кивнул: – Да, и у тебя еще будет возможность поблагодарить ее лично. Страх снова кольнул Дженсена, дыхание перехватило и он нехотя, через силу признался: – Не хотел бы я... видеться с ней. Снова. Теперь он верил предчувствиям, и ничего хорошего встреча с Миссури ему не сулила. Ему, по крайней мере, так казалось.