Проклятие

Дженсен проснулся от негромкого разговора, но не показал виду, осторожно приоткрыл один глаз и прислушался. Джаред стоял на пороге спальни, заканчивая фразу: - Скажите ему, приду позже. Могу я быть занят? Там же за дверью мелькнула светлая голова Чада, и низкий голос Криса пророкотал: - Сам знаешь, этот надоедливый Сэд кому хочешь плешь проест. Я не хочу, чтобы он мешал нам своим нытьем. По ощущениям Дженсена, было уже обеденное время, можно бы уже и встать с постели, но Джаред шикнул на визитеров: - Тише вы! Разбудите. - И нетерпеливо махнул рукой: - Сказал же, буду. Он закрыл дверь спальни, и скоро кровать прогнулась под тяжестью его тела. Дженсен почувствовал, как Джаред осторожно коснулся его руки, услышал его вздох. Услышанные обрывки фраз лишили Дженсена покоя, его снова одолели нешуточные сомнения и раздумья. «Ну конечно, Джаред. Как же я забыл – тебе нельзя верить. Только такой наивный тупица, как я, мог купиться на вечернее, вернее, утреннее признание. Джаред давно, судя по всему, крутит тут роман и останавливаться не собирается». Дженсен понимал, что вполне явно выказал свою ревность, и страстно желал реабилитироваться в собственных глазах. Он же не тряпка, он не позволит больше себе продемонстрировать слабость, нужно немедленно доказать, как на самом деле ему безразличны глупые интрижки Джареда. -Джен, - тихонько позвал его Джаред. Дженсен перестал притворяться, что спит, ядовито откликнулся: - Чего тебе, хозяин? - О. Сердишься? - Нет. Можешь идти, куда ты там хотел. Можешь вообще там жить остаться, не мне решать, - Дженсен замолчал, со стыдом сообразив, что снова выдает себя. Джаред хотел было придвинуться, обнять его, но Дженсен вдруг проявил бешеную активность. Соскочил с кровати, злобно заговорил: - Как же мне все это надоело. Джаред, ты говорил, не будешь прикасаться ко мне. Или твои слова пустой звук? Все, что ты обещаешь – ложь? Джаред уже не знал, что и думать. Ревность? Или он так противен Дженсену, что тот не хочет и не может стерпеть его присутствия? Дженсен между тем продолжал, торопливо одеваясь: - Незачем было оставаться. Иди, у тебя же тут столько всяких дел, Джаред, или ты решил меня сам караулить? Помрачневший Джаред поднялся с кровати. Он тоже вздумал теперь позлить строптивца, тайно ожидая увидеть желанную ревность. - Ты прав. Глупо валяться здесь, да еще вместе с таким склочником. К тому же, есть общество более приятное, там мне действительно рады. Слова достигли цели: Дженсен переменился в лице; увидев же победную усмешку Джареда, поспешно отвернулся и, справившись с собой, пробормотал: - Вот и отлично. Джаред мгновенно оказался рядом, ухватил его за плечи, спросил, пытаясь заглянуть в глаза: - Отлично? Так ты действительно хочешь, чтобы я ушел? Дженсен бросил на него убийственный взгляд, сказал тихо: - Убирайся. Видеть тебя не могу. И не прикасайся ко мне! Джаред только сейчас понял, что держит его, опустил руки, отступил. - Ты ненавидишь меня? Дженсен смотрел непримиримо, побледнел, сжимал кулаки, а Джаред усмехнулся снова, на это раз невесело, сказал задумчиво: - Джен… я раньше думал, я был уверен – тебе было хорошо со мной. Как мало я тебя знаю. Дженсен не отвечал, да и что тут скажешь. Его теперь душила неконтролируемая ярость, он не слушал голоса разума, все пережитое в последние недели теперь обернулось злостью, и какой процент ревности в этой злости – не поддавалось подсчету. Дженсен боялся, что кинется в драку: накопившаяся энергия искала выхода. Джаред собрался, не говоря больше ни слова, и ушел, а вскоре явился из своего номера Люсьен, при виде которого Дженсен едва не заплакал. Настроение менялось так быстро. Это все расшатанные нервы…Ну зачем, зачем он прогнал Джареда? Сиди теперь с этим громилой, а это все равно, что в одиночестве. Говорить с Люсьеном было совершенно не о чем, он только исправно выполнял свои функции, единственное – теперь Дженсен не чувствовал себя при нем настороженно. Все, что когда-то проделывал с ним Люсьен, давно стерлось из памяти, казалось, это было не с ним и не с Люсьеном, а с какими-то другими людьми, а пережитое в КелБите и вовсе странным образом сблизило их. В опеке Люсьена теперь проскальзывало неумело скрытое расположение, и если отбросить все печальные события – именно так должен был бы относиться верный слуга к брачному партнеру любимого лорда. Дженсен тоскливо размышлял, куда мог направиться Джаред. Вчерашние воображаемые картины вновь с бешеной скоростью стали проноситься перед глазами. Вот Джаред привозит молодого красивого блондинчика в замок…Может даже так случиться – они все вместе поедут домой. Домой? Неужели это он сейчас подумал «дом» про замок Джареда? Не может быть. Но это все неважно сейчас, как же узнать… Мучимый нехорошими предчувствиями, Дженсен вновь пристал к Люсьену с расспросами, но управитель помалкивал, только предупредил о скором визите доктора. - Зачем это? – подозрительно спросил Дженсен. Мысль, что его снова будет кто-то трогать, была очень неприятна. - Я здоров почти! Не хочу, не надо. - Это распоряжение лорда, - невозмутимо заявил Люсьен, - ты же хочешь, чтобы мы поскорее уехали? Если доктор скажет, что ты в состоянии перенести дорогу, у меня есть приказ собирать вещи. Да и то, к слову, пора уже, задержались мы тут. Сердце тревожно забилось, Дженсен не мог понять, хороши ли новости. Если… если все так, как говорил Джаред, это неплохо – уехать подальше от соблазнов, а если Джаред решит взять с собой этого мальчика? Ну просто назло ему… Дженсен вновь забегал по комнатам и настолько распереживался, представляя бесконечные стычки с Сэдом в замке, что визит доктора прошел мимо его сознания. Он вяло позволял себя осматривать и выглядел грустным и задумчивым, доктор даже пробовал привлечь его внимание: - Молодой человек, вот так – больно? Доктор холодными твердыми пальцами ощупывал ему грудь, надавливая на ребра, Дженсен чуть поморщился: - Нормально. - Хм. Хорошо, одевайтесь. - Чего он сказал-то? – хмуро спросил Дженсен во время обеда, без всякого аппетита ковыряясь вилкой в тарелке. Люсьен невозмутимо оглядел с головы до ног мрачного Дженсена, подложил ему в тарелку еще порцию мяса и молча продолжал есть. Сейчас он, похоже, сердился на Дженсена, но щадил его, не желая, да и не смея заводить ссору. Внезапно с шумом распахнувшиеся двери заставили Дженсена вздрогнуть. Джаред ворвался, взволнованный, громкий, сразу стало ощутимо меньше места в большой комнате, где Дженсен с Люсьеном обедали. Увидев, чем они занимаются, Джаред воскликнул: - Я надеюсь, ты не успел съесть слишком много! Лис, что сказал доктор? Джен, собирайся, хочу показать тебе дивное местечко. Лис, ну? Люсьен степенно отложил столовые приборы, поднялся: - Господин Ронг уверяет, что мы можем ехать. - Ну вот и отлично. Это будет прощальный праздничный обед. Дженсен! Дженсен растерянно поднялся тоже, во все глаза глядя на возбужденного Джареда. Он был уверен: Джаред давно весело проводит время с молодым красавцем. Дженсену и упрекнуть его было не в чем, удивительно только, как раньше Джаред не завел себе такого вот юного любовника. Джаред нетерпеливо позвал: - Пойдем же. Джаред направился вновь к выходу. Дженсен замешкался, было, но пошел следом, его разбирало, кроме испуга и недоверия, любопытство: что задумал Джаред? Вопросы теснились в голове, пока они ехали, когда же экипаж остановился, Дженсен спросил напряженно: - Куда ты привез меня? Дженсену до ужаса не хотелось быть сейчас в любом публичном месте, где могли присутствовать люди, когда-то знавшие его совсем в другом статусе. Этот ужас отразился в его голосе, и Джаред понял его. Не смотря на запрет, Джаред снова прикоснулся к его ладони и осторожно сжал, сказал негромко: - Не беспокойся. Я меньше всего сейчас хочу расстроить тебя. Пойдем. Дженсен взглянул на него недоверчиво, спросил: - А что там? - Милое заведение. Я в первый же день нашего приезда заметил его и сразу подумал: как хорошо было бы прийти сюда с тобой. Видишь, мечты сбываются. Пойдем? - Но там, наверное, люди. - Я позаботился об этом, Джен, пойдем же. Дженсен, наконец, решился выглянуть из экипажа, и увиденное ему сразу понравилось. Ему показалось, будто они выехали за город – такая здесь была тишина и умиротворение. Но, оглянувшись, он увидел, что они проехали широкие витые металлические ворота, которые сейчас с трудом закрывали за ними двое крепких мужчин, по одинаковой одежде которых легко можно было определить их принадлежность к обслуге. За воротами же видны были еще городские улицы. Тенистый парк с увитыми плющом беседками был пуст, и лишь вдали за деревьями угадывалась красная черепичная крыша двухэтажной постройки. Дженсен немедленно спросил: - А где это мы? Он уже вышел наружу, с удовольствием вдыхая напоенный ароматами уходящего лета воздух, отсутствие людей немного успокоило его. Джаред улыбнулся: - Нравится? - Да. Они неторопливо прошли к зданию, и Дженсен задержал дыхание при открывшемся виде, когда деревья перестали заслонять обзор: изящный дом был построен на берегу небольшого озера, широкая терраса окаймляла его по периметру и была устроена так, что казалось, будто она лежит на воде, окруженная ее зеркальной гладью. Дженсен ускорил шаг; ему так захотелось оказаться поскорее на этой импровизированной пристани. Оказавшись там, он увидел, наконец, первого человека в этом маленьком раю. Им оказался слуга в уже знакомой зеленой ливрее, хлопотавший вокруг стола, уставленного яствами. Впрочем, прислужник тут же убежал, обменявшись с Джаредом только им понятными знаками, и Дженсен сразу забыл о нем, заглядевшись на озеро. Дженсена всегда завораживало зрелище близкой воды, эта обманчиво-спокойная ласковая красота затягивала его, ему всегда казалось: озеро живое, и даже слышно дыхание спящего большого и сильного таинственного существа. - Слышишь? – тихо спросил Дженсен, забыв на время о распрях, прислушиваясь к тихому шороху бьющей о террасу волны. - Дышит. - Фантазии, - Джаред ласково смотрел на Дженсена, даже руки убрал за спину, чтобы не касаться его снова, - это только вода. Они скоро сели за стол, но Дженсен продолжал смотреть по сторонам, удивляясь про себя отсутствию людей в таком красивом месте. Наконец, он спросил: - А почему здесь никого нет? Тут так хорошо. Джаред принялся уже есть, но заданный вопрос отвлек его от затейливого салата. Он отложил вилку, огляделся тоже: - Да, хорошо. Выкупить бы совсем это гнездышко. - Выкупить? – Дженсен удивился, а Джаред откинулся на сидении, задумчиво сказал: - Ну да. Если бы мы остались тут жить. Но я выкупил только один день, единственное, что здесь мне не нравилось – это толпы снующих людей. А без них здесь вполне комфортно. - Погоди. Ты выкупил день? Что это значит? – Дженсен никак не мог понять, о чем говорит Джаред, тот досадливо вздохнул и терпеливо разъяснил: - Джен, ну что ты тупишь. Да, я выкупил весь этот клуб в свое распоряжение на денек. Думал развлечь тебя, но я знал, что тебе не понравится, если тут будут глазеть на нас. Обычно такие клубы бывают загородными, но тут приятное исключение, собирается местная аристократия – на приемы, некоторые приезжают только пообедать или поужинать. Кухня здесь знатная. Повара, что ли, переманить? – Джаред задумался ненадолго, а Дженсен потрясенно его разглядывал. В груди снова разливалось теплое, нежное чувство, хотелось сейчас встать, обойти стол и прижаться снова к Джареду, как встарь, или просто сказать ему… но Дженсен вновь испуганно постарался отогнать от себя предательские мысли, он снова вспомнил Сэда. Может, он рассорился с молодым любовником, а чтобы все не пропадало, привел его сюда. Дженсен помрачнел, заерзал на месте, Джаред заметил это, обеспокоено спросил: - Джен? - Я ничего. Только скажи, мы едем сегодня? - Домой? Нет, конечно, надо собраться, да и Чад. Впрочем, он может задержаться, если хочет, да и дороги у нас теперь разные: он в столицу, мы в замок. Ты так торопишься? - Нет. А а этого ты не возьмешь с собой? – еле вымолвил Дженсен. Джаред изумился: - Кого, повара? - Да нет же, - Дженсен начал сердиться, - ну этого своего, блондина. С кем я тебя видел. Джаред молчал некоторое время, и когда Дженсен решился посмотреть на него, выражение лица Джареда было уже довольно хмурым. Джаред заговорил не сразу, но все равно голос его звучал раздраженно и сердито: - Джен, мне иногда кажется, мы говорим с тобой на разных языках. Я же ясно сказал: мне этот парень безразличен. С какой стати я повезу эту потаскушку с собой, в родовой замок? Я боюсь, ты меня не слышишь в большинстве случаев. Как мне объясняться с тобой, на пальцах? И что мне сделать, чтобы ты понял, наконец: мне никто другой не нужен, кроме тебя? Джаред встал и отошел от столика, установленного посреди террасы, оперся о перила, посмотрел на воду и постарался успокоиться. Раздражение потихоньку уходило, сменяясь сожалением. Ну и чего он разорался? Непонимание. Черт, они никогда не понимали друг друга. Ну почему так: изо всех своих сил стремишься показать расположение, любовь, а это вызывает лишь отторжение, или насмешку, или еще того хуже. Но… Дженсен имеет право не верить ему, он же обманул его с этим дурацким проклятием. Один-единственный раз, в отчаянной попытке вернуть потерянное, а на самом деле никогда не принадлежавшее ему. Дженсен насторожен, испуган, ему многое пришлось вынести. На самом деле удивительно, насколько крепким оказался его любимый, и как же действительно он мало его знает. Джаред придумал когда-то давно себе образ и уверился в его существовании, а теперь безуспешно пытается совместить в сознании придуманный и реальный и пока выходит очень плохо. Неожиданно Джаред почувствовал, как на рукав ему легла ладонь. Он обернулся, так стремительно, что Дженсен отступил. Но не отошел, встретил его взгляд спокойно и сказал застенчиво: - Джей, прости. Вернись за стол, мне неуютно там одному. – И вдруг сделал шаг навстречу, руки его скользнули на талию Джареда в очень осторожном, неуверенном объятии. Дженсен уткнулся лбом в плечо ошеломленного Джареда и еще раз сказал, почти неслышно: - Прости. Надежда есть. Когда-нибудь он разгадает этого непонятного, непредсказуемого, но такого любимого и нужного, необходимого ему Дженсена. Есть время, надо быть осторожным и внимательным, и непременно все получится… Джаред, не веря еще в происходящее, обнял за плечи приникшего к нему Дженсена, вдыхал запах волос на его взъерошенной макушке и улыбался. Надежда есть. Так сложно было начать первым этот все откладывающийся бесконечно разговор, но время уходило, истекало, просачивалось между пальцев, и ничего не менялось, и становилось все хуже. Чад не видел больше смысла в их отношениях, за последнюю неделю они отдалились друг от друга страшно. Крис казался прежним – насмешник, волокита и дерзкий, веселый гуляка, только иногда в его речах и шутках проскальзывала горечь, и ночью он умело доказывал свою привязанность. А вот днем они почти не разговаривали: присутствовали на бесконечных обедах-приемах-вечеринках-охотах, и некогда было сказать что-то важное, а может, они оба боялись этого. Но теперь Чад все же начал. Выманив Криса на прогулку в тенистую аллею, он спросил грустно: - Крис, скажи, что мы делаем сейчас? Зачем все это. Я хотел побыть только с тобой в последние дни, поговорить. - О чем? – осведомился Крис. - Что ты хочешь услышать, интересно? Что я буду любить тебя вечно? И это сильно утешит тебя, когда ты будешь обнимать своего Алека? - Ну не думаю, что ты долго будешь скучать по мне в одиночестве. Быстро найдешь мне замену. – Чад разозлился, а Крис с горечью подтвердил: - Ну конечно. Как только вернусь в КелБит, тут же и найду. И пойду с ним предаваться разврату. - Я не это хотел сказать, Крис, да что мы… я люблю тебя. Я тебя люблю и не знаю, что мне с этим делать. Крис усмехнулся, спросил нежно: - А Алека? Его же ты тоже любишь. Чад опустил голову, потом признался: - Да. Вот это то и страшно. Я скучаю по нему, даже сейчас. Но уже по тебе я скучаю тоже, а мы еще не расстались! Увидев, что его несчастный любовник вот-вот заплачет, Крис обнял его и рассудительно заговорил: - Чад, успокойся, мне тоже нелегко. Ты просто нагло украл у меня сердце. Я же не пристаю к тебе с дурацкими риторическими вопросами типа «что делать?». Что делать – жить дальше, терпеть. Попробовать выжить друг без друга. У тебя семья, Чад, не хотелось бы мне… ну ладно. Вот что: давай договоримся, если все-таки окажется, что эта наша с тобой интрижка больше, чем просто интрижка, если станет невыносимо – мы встретимся. Здесь же, через полгода, в этой же гостинице, и если расставание не подействует на нас должным образом… - Встретимся? А ты правда будешь ждать меня здесь? Крис, я… да, я непременно. Я приеду, Крис, ты же сказал, как раз через полгода у тебя заканчивается служба? - Вот и решим, что делать дальше, – подтвердил Крис, оглядел просветлевшее лицо Чада и все же добавил: - Если ты, конечно, еще не забудешь о своем приключении. - Не забуду, - пылко заверил Чад, окрыленный надеждой и укрепил свои слова поцелуем. Надежда всегда живет в сердцах влюбленных: на будущие встречи, на возможное счастье, – надежда уходит последней, она помогает жить и верить в лучшее. Ранним утром путешественники стояли во дворе гостиницы. С этого момента дороги их расходились. Чад уступил Джареду двух человек из охраны и обещал отправиться следом за ними, но Джей лишь головой покачал. Он был уверен, его друг влюбился насмерть и постарается задержаться, насколько это еще будет возможно, но ему самому уже не терпелось отправиться в путь. Замок долгое время без хозяев оставлять нельзя, это расхолаживает слуг, Джаред уже беспокоился не на шутку. Конечно, у Люсьена были помощники, но доверять большое налаженное хозяйство даже проверенным долгой службой людям Джареда могли заставить только чрезвычайные обстоятельства. Пора, пора возвращаться. К тому же Джен. Джаред при мысли о любимом начинал непроизвольно улыбаться. Ничего особенного не произошло: после роскошного и долгого обеда они еще погуляли в парке, Дженсен с любопытством изучил внутренние покои особнячка и вздремнул в одной из комнат пару часов. Дженсен продолжал настороженно относиться к его прикосновениям, и Джаред старался руки не распускать. Но появилось что-то, чуть приоткрылась завеса и начал потихоньку исчезать таинственный и недобрый Дженсен, а проявлялся все больше родной, знакомый, любимый – в улыбках, жестах, движениях. Больше доверия и теплоты в отношениях Джареда несказанно радовало, он не пытался ночью приблизиться к Дженсену в постели, боясь его спугнуть, а когда проснулся, увидел, что Дженсен придвинулся к нему сам, обвил его руками, закинул ногу и уютно устроил голову на его груди. Джаред давно не просыпался с таким удовольствием, но все же постановил для себя обещаний своих строго придерживаться. Домогаться Дженсена он не будет, нет. Но можно попробовать спровоцировать Дженсена, чтобы тот сам захотел. Это, кстати, будет интересно. А пока надо выждать и закрепить достигнутый результат. Джаред простился с Крисом, они напоследок крепко обнялись, Крис хохотал: - Отпусти, задушишь, громила! - Надеюсь, еще увидимся, - серьезно сказал Джаред. Он искренне привязался за эти месяцы к Крису. Тот неопределенно улыбнулся: - Как знать. Джаред повернулся к Чаду: - Ну, с тобой-то мы точно увидимся. Желаю удачи. Они обнялись тоже, Чад шепнул напоследок, чтобы не услышал уже дремавший в карете Дженсен: - Ты поаккуратней с ним, нежнее. Не дави на него, Джей. Тебе удачи. Некоторое время после отъезда перед мысленным взором Джареда еще маячили две фигуры на мощеном булыжниками дворе, но вскоре его внимание переключилось на Дженсена. Тот, не в силах бороться со сном, скорчился на сидении, уложив голову на его колени. Джаред старательно удерживал Дженсена, не давая ему свалиться на пол, размышлял о неудобстве экипажей, и то и дело ловил себя на дурацки-довольной улыбке. Путешествие проходило вполне мирно, обычно молчаливый Дженсен и сейчас не изменил своим привычкам: либо дремал, неудобно скрючившись, либо смотрел в окно. Несколько ночевок в гостиницах Джареду не запомнились, они сразу проваливались в сон, завтракали или обедали и отправлялись в дорогу снова. Наконец, впереди показались шпили замка. Сердце забилось сильнее, Джаред распахнул окошко и крикнул: - Люсьен! Посмотри, мы дома!!! Люсьен путешествовал верхом, он наотрез отказался ехать в карете. По его выражению, ему там было душно и он не видел приближающейся опасности. Дженсен на такие слова скромно опустил глазки, а Джаред перечить не стал, хотя какая может быть опасность на спокойных проверенных дорогах – не понимал. Люсьен тоже выказывал признаки волнения. Подъехав близко к карете, он крикнул: - Да, похоже, у нас гости. - Что? – Джаред пристально посмотрел на приближающиеся шпили и стены, повернулся непонимающе к Люсьену: - С чего ты взял? - Я приказал: если кто прибудет в замок – поднять флаг; вижу, флажок подняли. Ругая себя за тупость, Джаред присмотрелся и тоже увидел реющий на одном из шпилей флаг. Беспокойство зашевелилось в нем с новой силой: да кто же это может быть? Беспокойство вперемежку с досадой: так хотелось остаться с Дженсеном наедине, чтобы никто не мешал. Ясно, в замке кто-то из близкой родни. Или старый лорд, или леди, либо они вместе, или еще какие родственники. Вот неудача. В самом мрачном расположении духа Джаред захлопнул окошко, предчувствуя, что если это приехали отец или мать – ему предстоит выслушать немало нотаций и нравоучений: как он посмел оставить родовое гнездо так надолго, да еще без присмотра. И Дженсена придется изолировать от них, отец его на дух не переносит, а мама… тут, скорее, Дженсену неприятна будет ее жалость и сочувствие. Уловив перемены в настроении Джареда, Дженсен обеспокоено посмотрел на него, но лишних вопросов не задавал, дожидаясь окончания путешествия. Дорога его порядком измучила, хотелось встать на твердую поверхность, это бесконечное движение выматывало, только бы добраться до постели и выспаться, а все остальное потом. Джаред был готов к гостям, но не таким. Когда загремели цепи, поднимавшие за ними мост, Джаред коротко выругался, увидев знакомые цвета ливрей спокойно расхаживавших во дворе замка слуг и еще более очевидно сияющий герб на чужой карете. Дженсен непонимающе посмотрел на него, потом во двор и смертельно побледнел. - Нет, - невольно вырвалось у Дженсена, он ощутил, как все внутри противно сжалось и затрепетало. Джареда теперь вместо страха охватила ярость. По натуре боец, он не умел долго предаваться слабостям, а сейчас вдруг почувствовал себя обманутым, словно кто-то собирается вырвать у него законную добычу, причем в его собственном логове. Ярость мешала трезво мыслить, застилала все вокруг пеленой, но сейчас это Джареда не волновало. Он вышел из кареты, сцепив зубы, едва не рыча от бешенства. Он увидел тут же две женские фигуры. Что делали они во дворе в столь ранний час? Скорее всего, их карету в сопровождении всадников заметили сторожа на башнях и сразу известили женщин, и вот теперь они торопливо шли навстречу Джареду. Джаред узнал их сразу – это мать и леди Донна, но данное обстоятельство ничуть не убавило его ярости. Если она явилась забрать Дженсена – ничего не выйдет! Нет, только не сейчас, это невозможно! Церемониться с захватчиками на своей территории он не собирался. Дженсен тоже вышел из кареты и, не отрываясь, смотрел на мать, смотрел с непередаваемой смесью чувств: и жалости, и тревоги, и вины, и любви, раскаяния, и страха. Донна кинулась было к Дженсену, но Джаред заслонил его собой, процедил холодно сквозь зубы: - Что вы здесь делаете? Немедленно отойдите от него. Мама, что это значит? Мы же говорили с тобой, я категорически не желаю видеть здесь, в своем доме, никого из семейства Эклзов. Или мое слово хозяина ничего не значит? Дамы заговорили одновременно, Донна – задыхаясь от волнения, леди Шерон – скрывая смущение и недовольство: - Джаред, пожалуйста! Я не видела сына три года! - Джей, ты ведешь себя… - Раньше надо было думать, сударыня! – рявкнул Джаред, и Донна отшатнулась. Дженсен сделал было движение за его спиной по направлению к матери, но Джаред приказал: - Люсьен! Немедленно отведи Дженсена в его камеру. Немедленно. Он будет находиться там, пока леди Донна нас не покинет, я надеюсь, это произойдет очень быстро. - Джаред, - потрясенно заговорил Дженсен, но Джаред не желал сейчас никого слушать, он чувствовал себя загнанным в ловушку обвиняющими взглядами женщин, поэтому, резко повернувшись к Дженсену, зашипел: - Замолчи, иначе я не отвечаю за себя. Ты пойдешь за Люсьеном, и нечего мне тут цирк устраивать. Или ты забыл, что они отказались от тебя? - Я не пойду, - глухо сказал Дженсен, - это жестоко, Джей. - Ах вот как. А не жестоко было бросать меня перед самой свадьбой, в доме, полном гостей? Люсьен, уведи его. Люсьен возвышался за Дженсеном, беспомощно глядя на хозяина, словно разучился понимать его язык, и Джаред все больше выходил из себя. Леди Шерон опять начала: - Джаред, успокойся. Джаред взвился: - Я спокоен! Я совершенно спокоен и буду еще спокойнее, если леди Донна немедленно покинет замок. Я не желаю слушать никаких объяснений. После нарушения определенных договоренностей у меня нет перед ними никаких обязательств. - Скотина! - Джаред не ожидал нападения и повалился назад от сокрушительного удара разозленного Дженсена, и, пока Люсьен и Джаред опомнились, Дженсен успел хорошенько врезать Джареду, разбить ему губу и поставить синяк под глазом. Пока продолжалась короткая схватка, обе леди, вцепившись друг в дружку, молча смотрели, как они катаются по каменным плитам двора. Джаред бить не пытался, ловил Дженсена за руки, а тот никак не хотел успокаиваться: - Вот урод! Джаред, а я-то думал, ты изменился! Ненавижу, отпусти! - Прекрати, Джен! Люсьен, чего смотришь, помоги! - Что, сам не можешь справиться?! Скотина, урод, ты же обещал, лжец! - Я не хочу тебя бить! Обстоятельства изменились! - У тебя всегда они меняются! Только я начал тебе доверять, а ты опять, все снова, по-прежнему! Как ты со мной обращаешься?! Люсьен, наконец, опомнился, оторвал брыкающегося Дженсена от хозяина, завел его руки в жестком захвате за спину, а Джаред поднялся, но своего настроя не потерял, оба смотрели друг на друга непримиримо и зло. Вмешалась леди Шерон, голос ее приобрел властные нотки: - Довольно! Джаред, может, ты и меня выставишь из замка? Или ты забыл, что я здесь тоже хозяйка?! Как смеешь ты вести себя так неподобающе?! - Мама, мы говорили с тобой! - Так мне уехать? Леди Донна моя гостья. - А Дженсен мой раб! – Джаред повысил голос, тяжело дыша и утирая разбитый рот. Он смотрел на мать упрямо, не собираясь уступать. - А мне ты говорил иначе, - не утерпел Дженсен, все еще пытаясь вырваться из рук Люсьена. Леди Шерон оценив ситуацию, заговорила мягче: - Хорошо. Никто не собирается отнимать у тебя Дженсена. Но ты, будь добр, веди себя как следует хозяину, леди Донна не заслужила подобного обращения. К тому же мы задержимся здесь ненадолго. Леди Донна собиралась уезжать еще вчера, муж требует ее к себе, и у меня много дел в столице. Дженсен не смотрел на мать, ему было жарко от стыда и гнева, ему казалось теперь, что лучше было бы ему умереть раньше, чем пережить подобное, только сказал тихо: - Лжец. Джаред не глядя на Дженсена, приказал снова: - Люсьен, уведи его. Или ты хочешь занять место рядом с ним под замком? Люсьен повел все еще упиравшегося Дженсена в сторону построек, где находились камеры для рабов. Холодные кельи, предназначенные для усмирения непокорных, с одним лишь жалким соломенным тюфяком на каменном полу и зарешеченным маленьким окошком под потолком. В одной из них Дженсен уже сидел когда-то. - Ты пожалеешь, - донеслось до Джареда, но он только зубами скрипнул. Сейчас в нем говорил только инстинкт защищающего свое логово зверя, он не желал прислушиваться к голосу разума. Донна потянулась вслед за Дженсеном, но леди Шерон удержала ее, успокаивающе обняла, посмотрела значительно: - Все будет хорошо. Пойдемте. Леди Шерон еще раз бросила испепеляющий взгляд на сына и повела запинающуюся подругу со двора, мягко уговаривая ее. Джаред остался один во дворе, даже слуги попрятались, испуганные вспышкой злобы хозяина. Кажется, он снова все испортил. - Вот так обстоят дела, милый, - спокойно закончила свой рассказ леди Шерон, а Джаред вздохнул. Да, кажется, он снова отличился. Не сдержался: слишком неожиданным для него оказался приезд Донны. Только он принялся строить планы на будущее – и вдруг она. Он поддался первому порыву гнева, обидел и Донну, а уж Дженсен теперь не простит его никогда, надо же было так облажаться. Леди Шерон выждала время, пока ее сын немного успокоится, пришла в его покои и рассказала, что они с Донной ждали их в замке уже несколько дней, и приехали они только с целью проведать сыновей. Джаред выслушал мать, нехитрую историю Донны и самое главное: она приехала лишь убедиться, что ее сын жив, здоров, взглянуть хоть издали на него. А отец так и не простил отступника, видеть его по-прежнему не желает, и не сделает ни одного шага для возвращения блудного сына. В общем, по всему выходило: разозлился Джаред напрасно. Джаред снова вздохнул: - Мне нужно попросить прощения. Леди Шерон согласно кивнула, улыбнулась грустно: - Пойдем, я провожу тебя к ней. Добиться прощения Донны было легко, но вот как подступиться к Дженсену, Джаред понятия не имел. Он дождался, пока пришел к нему Люсьен, спросил нетерпеливо: - Ну что? Люсьен выглядел на удивление хмурым. Буркнул, неподобающе верному слуге: - Он не идет. Я сказал ему, даже силой пытался вывести. Не драться же с ним. Идите сами, мой лорд. Так и слышалось за этой речью язвительное: «Сами заварили – сами и расхлебывайте». Джаред набрал побольше воздуха в легкие, медленно-медленно выдохнул и направился в келью, где отсиживался упрямый до невозможности Дженсен. Дверь была открыта, Джаред замер на пороге, вглядываясь в полумрак. Дженсен лежал на тюфячке, в своей роскошной, но помятой в драке одежде, спиной ко всему свету и к Джареду в частности. Джаред прислонился плечом к косяку, позвал: - Джен. Никакого отклика. Дженсен игнорировал его, и на долю секунды Джаред вообразил, что с ним случилось страшное. Например, остановилось сердце. О, черт. Джаред в мгновение ока оказался на коленях возле него, взял за плечо, опрокинул его на спину – и перевел дыхание, напоровшись на ненавидящий взгляд. Главное, он жив. - Джен, прости. Я был не в себе, что-то нашло на меня. - Отвали, - четко ответил Дженсен и попытался вернуться в прежнюю позицию, но Джаред удержал его: - Джен, пожалуйста. Я извинился перед леди Донной, она простила меня. Дженсен вспыхнул снова, ледяная маска презрения и ненависти слетела с него, задыхаясь, он заговорил: - Как ты посмел так с ней обращаться? Со мной ладно, но мог бы хотя бы при ней вести себя по-человечески! Теперь она будет страдать, а я не хотел причинять ей боль! Как ты мог? А еще говорил что-то о моей свободе. Пусти, не держи меня. Дженсен повернулся вновь к нему спиной, уперевшись носом в стену. Джаред растерянно откинул рукой налезшую на глаза прядь. И что теперь делать? - Джен, пойдем отсюда, тебе здесь не место. - А, по-моему, как раз здесь мое место, судя по твоим последним речам. Джаред, оставь меня в покое, уходи. - Нет. Джен, она хочет видеть тебя. И завтра утром она уезжает. Ты можешь провести с ней этот день – или будешь сидеть тут? Дженсен застыл от этих слов, и несколько томительных минут Джаред думал, что он так и останется в этой келье, но Дженсен устало вздохнул, сел на тюфяке, не глядя на Джареда, сказал с плохо скрываемым отчаянием: - И что я ей скажу? Она будет плакать, Джаред, ты снова все разрушил. Джаред встал, протянул ему руку. Помедлив, Дженсен ухватился за нее и поднялся. По его виду казалось, Дженсен собирается с силами и готовится к тяжелому испытанию, и, похоже, так оно и было. И виноват в этом в большей степени Джаред со своими дикими инстинктами и неконтролируемыми вспышками ярости. Все ужасы, что напридумывал себе Дженсен, сразу отступили при виде мамы. Леди Донна не упрекала его, и как только их оставили наедине, прижалась к нему и не отпускала, сказала лишь: - Мальчик мой. После, успокоившись, они сидели напротив друг друга, и, казалось, леди Донна не могла наглядеться на своего любимого мальчика, а Дженсен расспрашивал обо всех: о старшем брате, о сестре, об отце. Вздыхая, Донна рассказала, что его имя в семье табу, отец запрещает говорить о нем, и она чудом смогла вырваться, пригрозив скандальным разводом. Алан уступил и дал ей на поездку всего неделю, которая вчера благополучно подошла к концу. - Дорогой, мне так жаль, что время вышло. Я так скучаю по тебе, все время молюсь за тебя. Ты… тебе очень плохо было? Донна пересела к сыну на диванчик, нежно взяла за руку, Дженсен покачал головой: - Мама, все не так ужасно, как может показаться. Ты не переживай за меня, я сам виноват, прости, я принес тебе столько горя. Не думал, что так все выйдет. Я не думал о вас, понимаешь? Был эгоистичной скотиной, вот теперь за все и расплачиваюсь. Донна смотрела не отрываясь, гладила дрожащими пальчиками его руки, говорила: - Не думай об этом. Дорогой, даже не верится… Похудел немножко. Ты, пожалуйста, ешь, милый, не привередничай, ладно? И вот еще. Джен, не забывай, помни, что я у тебя есть, хорошо? Даже в самый трудный час – не уходи. Мне раз показалось, ты… я думала, ты умер. Так было страшно, милый, я верю, все может еще наладиться. Джаред, он … мне думается, он все еще тебя любит. Дженсен, убедившись, что мама не будет его ни в чем обвинять, просто наслаждался ее обществом, слушал ее голос, почти не вникая в содержание речей, чуть улыбался, вдыхая родной запах и чувствуя тепло и заботу. Но при упоминании Джареда нахмурился, покачал головой: - Нет. Не думаю. Донна вздохнула, понимая, что ее сын обижен и расстроен и может не увидеть за своей обидой главного, того, что она почуяла в Джареде материнским сердцем: - Джен, не торопись с выводами. А если все же станет невмоготу – дай мне знать. Я добьюсь аудиенции с императором, упаду к нему в ноги, наша семья столько лет служила ему верой и правдой, я добьюсь свободы для тебя, смогу. Дженсен испугался, сам не зная чего, встрепенулся: - Мама, остановись. Ничего не нужно, пожалуйста, я все же надеюсь, может, Джаред выполнит свое обещание. - А что он обещал тебе? - Он сказал, что я могу считать себя свободным. Что он скоро все оформит официально, но я не знаю теперь, он так вдруг накинулся на тебя. Не знаю, что ждать от него. Донна внутренне улыбнулась, она, кажется, понимала, в чем дело. Ее сын не догадывался, насколько сильные чувства вызывал он в Джареде. Это могло показаться странным, но Дженсен действительно не понимал, пребывал в неведении, насколько сильно и глубоко запал он в сердце и душу Джареда – настолько, что малейшая угроза потерять его вызывала столь неадекватную реакцию. - Дорогой, я все же думаю, ему можно верить. Дженсену не хотелось разочаровывать мать. Он никогда бы не смог рассказать ей всего, что произошло с ним за последний год, только обмануть ее он не мог тоже, она читала в его душе. Донна колебалась, потом все же неуверенно начала: - Джен, я не хотела говорить, но есть кое-что. - Что, мама? Она поднялась, ушла в спальню, вернулась с небольшой шкатулкой, села снова возле Дженсена и сказала задумчиво и немного удивленно: - Дорогой, посмотри. Едва взглянув на содержимое шкатулки, Дженсен залился краской стыда, даже закрыл глаза на секунду, а Донна, не замечая этого, говорила: - Здесь почти все, не хватает только одного колечка с сапфиром. - Да. Я подарил его Лери. Оно не было продано, потому и… Но как он сумел? Я же продавал это по частям, разным людям. - чужим голосом произнес Дженсен. - Я не знаю, как. Но он отдал это мне сегодня со словами извинения, сказал, что это ему не нужно и он возвращает это в семью. Джен, ты же понимаешь, для нас их ценность гораздо выше реальной стоимости камней, это фамильные драгоценности. - Да. А я их украл и продал, - с трудом сказал Дженсен. - О, дорогой. Я не хотела ранить тебя, прости. - Донна успокаивающе коснулась его рукава, Дженсен поймал ее руку, поцеловал: - Это ты прости меня, мама. - Дженсен. Это в прошлом, я смирилась с этой потерей, но она несравнима с другой. Я ведь думала, что никогда больше не увижу тебя. Эти камни… Если тебе нужно было – хорошо, взял и взял. Я другое хочу сказать: почему Джаред собрал их все так бережно? Он же мог только узнать у ростовщиков твое имя, где ты живешь, и ограничиться этим. А он купил их все. - И что это значит, по-твоему? – Дженсен непонимающе смотрел на леди Донну. - Ты дорог ему, Джен. – просто сказала она. - Ты хочешь сказать, я дорого ему обхожусь? – криво ухмыльнулся Дженсен. - Не знаю, зачем он их выкупил. Но точно не потому, что я ему дорог! Ох… Прости, мама. Но не так-то легко было сбросить со счетов такой удивительный факт. Зачем Джаред это сделал? Никаких логических объяснений Дженсен этому не находил, но знал точно: никогда в жизни не посмеет он спросить у Джареда, как ему удалось собрать проданные им драгоценности и по какой цене. И главное, зачем? Чертов Падалеки. Но матери свои сомнения и тревоги он не открыл, ее, наоборот, нужно было успокоить, убедить, что живется ему неплохо. Конечно, после сегодняшней безобразной драки даже самый легковерный усомнился бы в спокойном житье Дженсена. Но леди Донна сама страстно желает поверить в хорошее, не стоит ее разочаровывать. Больше они не говорили о Джареде, вспоминали прошлое. Дженсен очень кратко рассказал о своей жизни, больше упоминая время, проведенное с Лери. Но рассказывал не о нем, а где он жил, каких людей встречал, что он видел, что экзотическое пробовал, всякие пустяки. Время летело незаметно, слуги бесшумными тенями несколько раз приносили напитки и яства, но Дженсен потом даже не вспомнил, ел ли в тот день. Даже молчать, сидя рядышком, было необыкновенно приятно. Ее нежный голос, руки глаза заставляли забыть обо всех его бедах. Лишь увидев за окнами рассветный сумрак, Дженсен словно очнулся, огляделся кругом, сказал растерянно: - Уже ночь? - Уже утро, Джен. Она ласково погладила его по волосам, сказала грустно: - Как быстро летит время. Я скоро уеду, через пару часов. - Мама, я не дал тебе заснуть, - потрясенно сказал Дженсен, но она лишь покачала головой: - Я бы не смогла, что ты. Она выглядела немного усталой, но гораздо более спокойной, глядела увереннее и даже пыталась внушить уверенность сыну. И, кажется, ей это удалось: он пришел к ней разбитым и обиженным, а сейчас умиротворенно улыбался и, не смотря на бессонную ночь, казался полным сил. Еще два часа пролетели быстро, вот уже слуги принесли им завтрак. Минута расставания приближалась, и Дженсен отчаянно боялся сейчас потерять присутствие духа. Выражалось это в нем непривычной суетливостью: он беспокойно бегал по комнатам, глядя, как слуги пакуют вещи леди, первым выскочил перед матерью в коридор и шарахнулся от неожиданности назад, увидев в полумраке темную фигуру, что выступила ему навстречу. Джаред смотрел хмуро, и Дженсена немедленно посетила мысль что, пожалуй, тот не спал этой ночью тоже, может даже, прямо здесь и просидел. Дженсен обозлился снова: - Что, караулишь? - Дженсен! – укоризненно сказала Донна, Джаред шагнул навстречу, поцеловал ей руку, спокойно произнес: - Леди Донна, прошу еще раз прощения за свою несдержанность. Донна кивнула ему милостиво, бросив предостерегающий взгляд на Дженсена, явно собирающегося сказать какую-то гадость. Дженсен недовольно закрыл рот, и троица проследовала во двор. Слуги сновали вокруг кареты, багаж уже был уложен и оставалось совсем немного времени. Дженсен все больше выходил из себя: неужели этот проклятый Джаред не уйдет, не даст ему проститься с мамой, так и будет торчать тут! Джаред действительно уходить не собирался. Леди Донна кротко улыбнулась сыну, поцеловала его в лоб, шепнула: «Береги себя», и скользнула внутрь кареты. Дверцы закрылись за ней, и что-то будто оборвалось внутри у Дженсена. Он двинулся к карете, желая снова увидеть мать, заглянуть в окошко, но его удержала рука Джареда, намертво вцепившаяся ему в рукав: - Стой. - Оставь меня в покое! – Дженсен выдернул руку в отчаянии, но, не желая пугать мать, чье лицо показалось в оконце, сказал негромко: - Боишься, что я сбегу снова? Дженсен неестественно улыбался матери, пока она кивала ему и говорила что-то, за общим шумом во дворе не разобрать было ее прощальных слов. Джаред же крепко держал его уже за талию и улыбался леди Донне с гораздо большим искусством, чем ее сын, и тоже почти не шевеля губами отвечал: - Ты не уедешь. - Да? Джей, ты совсем недавно говорил, я свободен и могу идти куда хочу. – Дженсен продолжал насильственно улыбаться матери, и леди Донна озадаченно нахмурилась, глядя как мальчики стоят, плотно прижавшись друг к другу, и дружно ей улыбаются, и что-то подсказывало ей, ее милый упрямец сын еще довольно выпьет крови у своего несостоявшегося партнера и теперь хозяина. Она кивнула еще раз Дженсену, карета тронулась, Дженсен дернулся следом и чуть не упал от рывка назад. Разворачиваясь, Дженсен с размаху хотел ударить Джареда, но наученный уже горьким опытом, Джаред ловко увернулся, заломил ему руку за спину, вскрикнул: - Успокойся! - Отвали! Сукин сын, обманщик, какого черта ты все время лжешь мне, Джей?! – заорал Дженсен, не оставляя попыток вырваться. - Пусти, урод! Не дал даже проститься с матерью по-человечески! - Мне не хотелось потом выковыривать тебя из кареты, я решил проконтролировать ситуацию. Джен, у тебя было достаточно времени пообщаться с ней! - Ты говорил, что я свободен, - продолжал упорствовать Дженсен, - так докажи это, докажи что ты на самом деле готов отпустить меня. Докажи, что ты любишь меня! Джаред от неожиданности опустил руки, Дженсен выпрямился, стоял перед ним, тяжело дыша и сверкая глазами. Карета уже пересекала подъемный мост, но Дженсен будто забыл о ней. Джаред пристально смотрел на Дженсена с таким странным выражением, что, казалось, еще секунда и он кивнет согласно, но безумный порыв прошел, лицо его стало непроницаемым, он холодно сказал: - Тебе некуда идти, Джен. Ты провоцируешь меня. Зачем? Насколько я понял, тебя не ждут дома. Они отказались от тебя. Дженсен сказал невесело: - Вот ты и открылся. Ты не собирался отпускать меня, Джаред, не при каких обстоятельствах, ты лгал мне. Думаешь, за этими воротами только одна дорога? – Он рукой ткнул в закрывающиеся решетки, помолчал, потом сказал спокойно, словно констатируя факт: - Теперь я знаю свое место. Что же, надеюсь, я больше не услышу снова эти надоевшие обманные присказки. - Я не лгал тебе, - Джаред видел, что все снова выходит из-под контроля, все просто ужасающе неправильно, все не так, как должно быть, и он действительно, действительно собирался сделать все то, что обещал Дженсену. Только немного позже, когда он будет хоть немного, хоть самую малость уверен, что небезразличен ему. Дженсен отрицательно покачал головой, рассеянно оглядел опустевший двор, развернулся и пошел по направлению к хозяйственным постройкам. Джаред оцепенело смотрел ему вслед, уже догадываясь, что последует дальше. Дженсен шел, судя по всему, снова к той келье, камере, в которой не так уж давно ему приходилось жить. - Куда ты? – все же окликнул его Джаред. Дженсен, не оглядываясь, бросил через плечо: - На свое место. *** Усталость как-то разом навалилась на него, бессонная ночь, новая и бессмысленная схватка с Джаредом. Зачем, и так все было ясно с самого начала. Дженсен едва переставлял ноги, думать ни о чем не хотелось. Он добрался до знакомой двери, толкнул ее, и из-за неё сразу пахнуло сыростью и запахом прелой соломы. Дженсен вошел в полумрак, кое-как закрыв за собой дверь и сожалея мимолетно о том, что не бывает в камерах внутреннего замка. Закрыться бы от всех, хоть ненадолго, не видеть опостылевших лиц. Устроившись на тюфяке, Дженсен прикинул, сколько времени пройдет, прежде чем распахнется дверь и вновь явится Джаред со своими сказками о свободе. Одно только имя его вызывало теперь в Дженсене целый спектр отрицательных эмоций, от глубочайшей обиды и недоверия до ненависти. Проклятый собственник, так и нарочно не сделаешь, чтобы больнее унизить и оскорбить. При воспоминании о последней сцене Дженсена вновь охватывал гнев. Он заворочался на тонкой подстилке, с неудовольствием ощущая, каким холодом тянет от каменного пола, и сознавая, что в противостоянии придется поступиться некоторыми удобствами. Что ж, ему не привыкать. В глубине души Дженсен понимал: он не злился бы так, если бы Джаред был ему совершенно безразличен. Осознание этого факта несказанно пугало его, и он кипятился еще больше. «Нет, ну как он мог, негодяй, скотина, сволочь, он же чуть не вытолкал маму взашей! – Дженсен благополучно забыл, что сам вспылил не хуже Джареда, и лелеял свою обиду. – Хорошо же, я тебе покажу, увидишь теперь все мое отношение к тебе. Отыграюсь за все!» Но сколько бы он ни злился, и как бы ни было тут неудобно и холодно, усталость дала о себе знать, и Дженсен вскоре забылся беспокойным и тяжелым сном, так и не дождавшись появления Джареда. Опасности потерять Дженсена больше не было, и это удерживало Джареда от радикальных методов воздействия на упрямца. Сейчас он уныло размышлял, была ли такая опасность вообще. Нет, конечно, теоретически – была. Он мог повестись на провокацию и отпустить его с леди Донной, а потом сходил бы с ума от беспокойства. Присутствие матери тоже удерживало его от немедленных разборок, стыд за свое поведение вообще заставлял скрываться в собственных покоях, Джаред только приказал Люсьену: – Присмотри за ним, Лис, как бы он не навредил себе. Только издали. Люсьен предложил: – Мой лорд… Может, я смогу уговорить Дженсена вернуться в его комнату в ваших покоях? Ему нельзя там находиться после тяжелой дороги, холодно, еще заболеет. Джареда самого терзали такие мысли, но высказанные слугой они усилили его раздражение, он повысил голос: – Что-то раньше тебя не волновало, холодно ли ему там! Люсьен, что с тобой происходит? Ты как наседка хлопочешь вокруг него, с чего бы это? – Вы сами мне велели заботиться о нем, – обиженно возразил Люсьен, – вот и сейчас. – Ну не с таким же рвением. Признайся, он околдовал тебя? Люсьен не посмел сказать: «Как и вас», – но задумался тоже. Его отношение мало было похоже на пылкое внимание хозяина, он скорее стремился облегчить жизнь Дженсену, насколько это возможно, а вот почему и когда он проникся симпатией к нему, сейчас и не вспомнить. Как будто… это член семьи, которого он обязан защищать не только по долгу службы, но и по велению сердца. Люсьен вдруг решился, посмотрел прямо на хозяина и признался: – Может, и околдовал, только я не смогу больше причинить ему вред. Мой лорд, если вы вздумаете наказать его, я откажусь. Поручите это кому-нибудь другому. Джаред посмотрел на старого вояку с необъяснимым чувством в душе, будто они вдвоем каким-то странным образом оказались равно беспомощны перед очарованием пленника. Люсьен выглядел решительным и в тоже время уязвимым, беспокойство и досада одолевали его так же, как и Джареда. Джаред усмехнулся: да, под такой защитой вряд ли Дженсен останется холодным-голодным. И когда это все обернулось против него в его же собственном доме? Он неопределенно махнул рукой: – Хорошо, ступай. Люсьен с неудовольствием сверлил хозяина взглядом, не уходил. Джаред сказал раздраженно: – Ну что ты предлагаешь? Идти к нему? Он не захочет сейчас никого слушать. Кажется, тихоня, а вон как разошелся. Пусть остынет. Люсьен постоял еще немного и, наконец, ушел, что-то недовольно ворча под нос. Джаред только собрался вздремнуть, как прибежал слуга матери. Леди требовала его к себе. Джаред обреченно огляделся, будто надеялся спрятаться в складках гардин, но от себя не спрячешься. Он предвидел: едва мать дождется отъезда подруги – устроит ему гневный разнос. Да когда же все это закончится! Вечно он во всем виноват, и все всегда происходит из-за его ненормального отношения к Дженсену. Сволочной зеленоглазый божок – причина всех его несчастий и бед, а так же источник нереальной радости и наслаждения. И что прикажешь с этим делать? Джаред стремительно шагал по узким сводчатым петляющим коридорам замка, хмуро и сосредоточенно глядя перед собой, отбросив мысленно оправдательные речи. Он готовился дать упрекам достойную отповедь. Он не сделал ничего плохого, и он может распоряжаться в своем доме как хозяин. Хватит уже шпынять его как мальчишку. Взвинченный предстоящим нелегким разговором, бессонной ночью, ссорами, Джаред влетел в покои матери с таким угрюмым и решительным видом, что леди сразу поняла свою ошибку. Нужно было переждать, дать улечься эмоциям, а теперь Джаред ее не послушает, он готов наломать еще больше дров. – Вы хотели видеть меня? – сухо спросил он, после обычных приветствий. – Присядь, дорогой, – ласково попросила леди Шерон, и Джаред немного удивился. Похоже, видя его настрой, мать решила действовать иначе. Леди беспокоила судьба сына, и ей не нравилось, что в его жизни такое большое место занимает Дженсен. Но, как умная и дальновидная женщина, она понимала: видно, это судьба, ничего не поделаешь и нужно попробовать изменить все как-то к лучшему, чтобы можно было этим двоим существовать рядом нормально, без претензий и склок. Может ли она помочь в этом единственному сыну? Она сомневалась, но попробовать стоило. Леди начала издалека, спросила с неподдельным любопытством: – Куда ты уезжал? Тебя так долго не было, мне доложил помощник Люсьена, Айлен. – Это упрек? – сразу ощетинился Джаред. – Бог мой, нет. Скажи просто, где ты был? Или это тайна? – Какая тайна, – проворчал Джаред, сел поудобнее, расправил плечи, – ничего такого, мама. Это, хм. Это касалось Дженсена. – А что в твоей жизни не касается Дженсена? – Леди улыбнулась, потом посерьезнела: – Я беспокоюсь за тебя, Джей. Ты временами кажешься просто одержимым. Джаред опустил голову, задумчиво разглядывая свои ладони. Мать сумела так быстро погасить его агрессию. Ему не хотелось сейчас спорить. Как тут поспоришь – она права, его и самого пугали эти выплески, приступы неконтролируемой ярости. Может… если бы он уверен был в Дженсене, уверен в его чувствах – такого бы не было. Это все от бессилия, от страха потерять. Потерять?.. А разве уже не поздно? Джаред сообразил, что, задумавшись, не расслышал нового вопроса матери, переспросил: – Извини, что? – Джаред, помнишь, мы с тобой уже говорили об этом. Ты не думаешь, хотя бы в будущем, признать этот кабальный договор недействительным? Джаред опять тяжело задумался. Он не готов. Только никто не спрашивает у него, готов ли он отпустить от себя самое дорогое, нужное, жизненно важное и необходимое от себя, никто не спрашивает у него, как он будет дышать без Дженсена, есть, смотреть на потерявший краски мир. Кому до этого дело? Разве объяснишь в двух словах, что это все равно, что резать по живому. – Дай мне время, – глухо сказал он, – я должен подумать. Леди сочла, что давить в данной ситуации на сына неразумно, и примирительно сказала: – Дорогой. Я понимаю, тебе нелегко. Только помни: Эклзы – могущественная семья. Пусть сейчас они отказались от Дженсена, но кто знает, что будет потом. Не стоит рубить с плеча, постарайся быть аккуратным. Я уезжаю завтра, и надеюсь на твое благоразумие. Пожалуйста, Джаред, держи себя в руках. Дженсен проснулся от движения рядом с собой: что-то взметнулось над ним и накрыло его с головы до ног. Он в панике дернулся было спросонья и сел на своей подстилке, очумело моргая, теплое пуховое одеяло соскользнуло с плеч, нежным облаком живописно разлетевшись вокруг него. – Что это? – тупо спросил он, замечая, как нелепо смотрится это роскошное одеяло в убогой камере. Люсьен посмотрел укоризненно, как на неразумного ребенка, буркнул сердито: – Тебе нельзя здесь оставаться. Тут сыро, холодно, ты можешь снова заболеть. Дженсен в удивлении покачал головой, почти слово в слово повторяя за Джаредом: – Раньше тебя это не особо заботило. Но Люсьен отрезал: – Это было раньше, я не знал еще тебя достаточно. Все изменилось. От одеяла стало сразу тепло. Не удержавшись, Дженсен завернулся в него, глянул на Люсьена и насмешливо фыркнул: – Это Джаред велел? Люсьен был непреклонен: – Хозяин не будет заниматься такими пустяками. Он велел позаботиться о тебе. Дженсен, перестань упрямиться, вернись в свою прежнюю комнату, не заставляй меня применять силу. – Ты не будешь. – Почему ты так уверен? – А смысл? – Он пожал плечами под одеялом. – Странные у вас способы позаботиться. Что у хозяина, что у слуги. Люсьен расстроено вздохнул, сел рядом с ним и сказал: – Джен, ну что ты намеренно ухудшаешь свое положение? Ты ведь знаешь, как к тебе относится хозяин. – Вот именно, знаю: как хозяин. Все, устал, не хочу больше, он все время врет мне, говорит одно, делает другое.Нет. Не могу, нет. Не хочу даже его видеть! Дженсен спрятал лицо в одеяле. Снова вспомнилась безобразная драка во дворе. Тоска, ненависть, обида и глубоко-глубоко скрытый страх, что он неожиданно попал вдруг в зависимость другого рода – ему и хотелось увидеть Джареда, и одновременно он боялся этого. Боялся себя, своих эмоций, что вместо того, чтобы придушить Джареда, захочется поцеловать его. Неожиданно Дженсен поднял голову и, распахнув глаза, потрясенно уставился на Люсьена. Ему только что пришла в голову мысль, что он уже несколько дней – блядь, да это же так много, очертчертчерт! – не вспоминал о Лери. Как такое может быть?! Он не вспоминал. Этот проклятый Джаред со своим долбаным проклятием, со своими долбаными собственническими замашками, от которых он бежал когда-то – теперь он заполонил все мысли Дженсена. Там не осталось места даже для его горячей и пылкой любви. Она, эта любовь полиняла, выцвела, скукожилась и уже не казалась такой яркой, а после некоторых печальных событий, включая свадьбу – его героический побег и вовсе казался несусветной глупостью. Тем не менее, эта глупость разрушила его жизнь. Его и Джареда. «Отчего ты злишься теперь? Ты сам виноват во всем, мало тебе, повел себя как трусливый эгоист, побоялся пойти против Джея тогда – чего же рыпаешься теперь? Ты знал, ты всегда знал: Джаред не отпустит тебя. Ты знал, что значишь для него, ты для него ценная игрушка, вещь, которую он считает только своей. Напрасно ты надеялся на равноправие и любовь. Ничего не изменилось. Все по-прежнему, даже еще хуже. После твоего побега Джаред стал неуправляем и опасен». Обеспокоенный странным поведением оцепеневшего Дженсена, Люсьен спросил: – Да что с тобой? У тебя такое лицо. Болит что-нибудь? Может, позвать Джареда? Последние слова привели Дженсена в чувство, он поспешно сказал: – Нет! Нет, нет, не надо. Люсьен, пожалуйста, оставь меня. Я хочу побыть один. Смотритель тяжело поднялся, потоптался еще немного возле и с тяжкими вздохами, наконец, ушел, буркнув на пороге, что принесет скоро ужин. Дверь он только прикрыл, и Дженсен невесело усмехнулся. Камера с незапертой дверью, теплое одеяло, ужин – да, все это похоже было на глупый фарс, игру с дурацкими непредсказуемыми ходами, с неизвестным финалом. Он выглядел глупо в этом противостоянии, но, сознавая это, тем не менее, останавливаться не собирался. Как умел, он пытался сохранить остатки самоуважения и прятал даже от себя боль разочарования. Дженсен провел бессонную ночь на неудобном тюфяке, измучился и передумал всякое. Джаред все не приходил. Дженсен злился и нервничал все больше, и гнал от себя сожаление, что добровольно заключил себя в камеру. Поздним вечером, забирая посуду после ужина, Люсьен извиняющимся тоном предупредил, что запрет его, если он немедленно не пойдет к Джареду. – Я не могу поставить тут сторожа, он может отвлечься нечаянно, а потом ты вдруг надумаешь бежать, и погибнешь. Нет, мне спокойнее будет, если я закрою тебя. Прости, ты сам решил тут остаться, – заявил Люсьен, потом спросил: – Или все-таки надумаешь пойти к молодому лорду? Дженсен на эту наивную попытку шантажа гордо отказался: – Нет. – Он поборол в себе желание спросить, почему Джаред не пришел сам. Люсьен, погремев посудой, а потом ключами, вскоре оставил его, а Дженсена одолела бессонница. Почему Джаред не идет? Дженсен все больше заводился, растравляя свои обиды, даже пробежался кругом по тесной каморке,выпил воды, снова сел, закутавшись в одеяло и сумрачно глядя перед собой. Не идет… Ведь таким поведением Джаред подтверждает все предположения, высказанные Дженсеном в запале, и от этого становилось еще горше. Люсьен, и тот проявляет к нему больше сочувствия, чем бессердечный хозяин замка. А Джаред спокоен: его собственность на месте, под замком, никуда не сбежит – зачем торопиться? Стоит немного подождать – и Дженсен сам запросится к нему… «Не дождется», – мстительно пообещал сам себе разобиженный Дженсен. На следующий день, как только леди Шерон покинула замок, Джаред немедленно призвал к себе управителя. На всякий непредвиденный случай Дженсен до отъезда леди был под замком, теперь Джаред хотел узнать, каково самочувствие затворника. – Ну как? – нетерпеливо спросил он Люсьена, надеясь, что Дженсен уже несколько остыл и готов к мирному разговору. Сколько раз ночью Джаред порывался пойти к Дженсену, управителю знать было не обязательно, но сейчас ждать уже не сталось сил. – Ну как, он успокоился? Как думаешь, послушает он меня? – снова спросил Джаред. Люсьен с сомнением смотрел на молодого лорда, не решаясь сказать, что утром Дженсен был в еще худшем настроении, чем вчера. Когда Люсьен, отправив кухонного служку восвояси, собственноручно внес поднос с завтраком в камеру, Дженсен сидел на своей подстилке, снова завернувшись в одеяло, и вид имел довольно-таки озлобленный. А какие мысли могли появиться за длинную и наверняка бессонную ночь у него – страшно представить. – Он не стал есть, – сообщил Люсьен бесстрастно, но недовольство все равно читалось на его мрачном лице. Он будто всем своим видом говорил, как ему надоело находиться между двух огней. У Джареда неспокойно было на душе, после этих слов он сердито спросил: – Он сказал что-нибудь? Он что, вообще отказывается есть? Или просто не хочет? – Мой лорд. Идите и спросите у него сами. Я даже пригрозил ему – он не слушает. Джаред уныло опустил голову. Так, значит, акция протеста продолжается. Страх, скребущийся внутри, парализовывал, не давал пойти к Дженсену, как бы сильно он этого не хотел. Что он может сказать? Что обещать теперь? Если за это время Дженсен не угомонился, значит, будет стоять на своем. – Там Легран крутится, – счел нужным сообщить Люсьен. – Пронырливый мальчишка. Что делать с ним? Джаред невольно хмыкнул и даже слегка воспрял духом. Может, ребенок поможет ему наладить контакт с Дженсеном? – Люсьен, не отгоняй его. Может, что получится, – велел Джаред, а управитель понимающе кивнул. Люсьен, оставив ранее замок на попечение Айлена, не спешил снова взять на себя функции смотрителя. Он придирчиво осмотрел владения, прошелся по каждой кладовой, обошел весь замок и остался доволен, на вопросительный взгляд помощника ответил коротко: – Ты хорошо справляешься, продолжай. Джареду же он сообщил, что приготовил достойную смену себе и постепенно будет отходить от дел. Джаред не возражал, сказал только, что без Люсьена обходиться не привык: – Ты же не оставишь нас? – обеспокоено спросил он. Люсьен, скрывая радость, степенно ответил: – Куда же я уйду, мой лорд. Буду служить вам, пока будут силы. Но я уже не так молод. – Хорошо-хорошо, как скажешь. Ты знаешь, что я хочу от тебя. Люсьен сразу приуныл: пожалуй, легче управиться с большим хозяйством, чем с одним упрямым Дженсеном. Но он сам хотел присмотреть за ним, и боялся, как бы другой, кому доверят Дженсена, не напортачил. Хочешь сделать хорошо – сделай сам. Ну, по крайней мере, он знал: хозяин доверил ему самое дорогое, что у него есть. Теперь-то Люсьен в этом не сомневался, и подводить молодого лорда больше не хотел. Легран слышал, конечно, что его бывший учитель снова здесь, и рвался продолжить знакомство. Не было места в замке, куда бы мальчик не успел сунуть свой нос, а находиться возле помещений для рабов никому не запрещалось. Когда недалеко от этих построек замелькал маленький оборванец, Люсьен не стал церемониться, властно подозвал к себе мальчишку. Тот посмотрел по сторонам в размышлении, куда бы улизнуть, потом все же любопытство пересилило, и, сверкая испуганно глазенками, Легран приблизился к управителю. – Чего шныряешь тут? – грозно спросил Люсьен. – Кого высматриваешь? Мать разве не велела тебе помогать ей в оранжерее? – Я все сделал, – обиженно пролепетал мальчик, – воду ей натаскал, обрезал засохшие листья, чего еще? – А здесь зачем ходишь? Легран громко сопел, признаваться не хотел, и управитель решил ему помочь, спросил чуть мягче: – Ты хотел увидеть своего учителя? Уловив чутким ухом смену интонаций, малыш с надеждой уставился на Люсьена: – А можно? Люсьен погладил мальчика по непокорным вихрам, усмехнулся: – Ну что же. Если так хочешь – ступай. И не сомневайся, дверь открыта. – А почему тогда он там? – удивился Легран. – Если не заперт, значит, хозяин не сердится на него больше? Люсьен пожалел даже, что затеял с любопытным и сообразительным Леграном скользкий разговор, ну как объяснишь ребенку сложности и перипетии взаимоотношений двух взрослых людей? Но мальчик быстро нашел ответ, лицо его озарилось пониманием: – А он, наверно, сам сердится на нашего лорда за то, что его вернули в замок. «Почти», – согласился про себя с Леграном управитель и подтолкнул его по направлению к узкой подвальной двери. Кто знает, может, этот непоседа вынудит Дженсена изменить свое решение… Дженсен вздрогнул от скрипа двери, напрягся весь, ожидая увидеть Джареда. Время для трапезы было неурочное, так что это не Люсьен. Все приготовленные обвинения мгновенно забылись, Дженсен с трепетом смотрел на дверь. «Это не Джаред», – вздохнул он про себя, испытывая вместе с облегчением неясное разочарование, и признавая в небольшой фигурке, проскользнувшей в камеру, Леграна. – Дженсен? Привет, – неуверенно сказал мальчик, подходя ближе. – Здравствуй. – Дженсен чувствовал себя неловко под придирчивым взглядом Леграна, поежился, завернулся плотнее в одеяло – здесь даже днем было довольно прохладно. Он предложил: – Садись, раз пришел. Хочешь есть? Легран осмотрел быстро изящный столик с нетронутой едой, выглядевший здесь довольно нелепо, перевел взгляд на тяжелую, почерневшую от времени плошку, валявшуюся в углу, из которой обычно ели рабы. Потом посмотрел с удивлением на Дженсена. Ощущение неловкости усилилось. Дженсен слабо улыбнулся: – Что так смотришь? Недолго думая, Легран схватил яблоко со стола и плюхнулся рядом с Дженсеном на тюфяк, сказал: – Тебя хорошо кормят. И дверь не закрыта. Я думал сперва, мне придется колоду тащить, чтоб через решетку тебя увидеть, высоко она. Но Люсьен мне разрешил, не пришлось хитростью пробираться. – Он с хрустом откусил яблоко, и рот Дженсена тут же наполнился слюной, он сглотнул, а Легран протянул ему надкушенный плод, поинтересовался, когда Дженсен взял яблоко: – А зачем ты тут сидишь? Злишься на хозяина? Дженсен кивнул, не вдаваясь в подробности. – Только себе хуже делаешь, – с сожалением сказал Легран, потом, помолчав, добавил обиженно: – А ты знаешь, мне попало из-за тайного места. Люсьен догадался, что это я рассказал тебе. И меня выпороли. Из-за тебя, между прочим! – Ну прости. Дженсен не знал, что еще сказать. Конечно, он виноват, жаль, что Леграну пришлось расплачиваться за него. Легран же, увидев, что Дженсен расстроен и удручен, сменил тему и спросил жадно, блестя глазами: – А ты расскажешь мне, что видел там? – Где? – очнулся от своих мыслей Дженсен. – А… в комнате? – Ну да, – нетерпеливо заерзал рядом мальчишка. – Что я, зря, что ли, пострадал? Ты там видел колдовские вещи? Ну там, волшебные башмачки или шапку-невидимку? Как-то же ты сбежал из замка! – Нет. – Дженсену жаль было разочаровывать Леграна, но он ответил честно: – Ничего такого. Полки, наполненные всяким хламом. Книги, зелья. – Он замолчал. Снова все переживалось остро, будто вчера было. От осознания, как жестоко он был обманут, сжалось сердце. Лери. Как странно. Обида на Джареда живет, злая, горячая, от нее щиплет в глазах и трудно вздохнуть, а вот чувства его к Лери все дальше. Неужели было оно, это безумство? Дженсен торопливо вспоминал все время, что они с Лери были вместе, желая всей душой снова ощутить то пленительное, нежное, сильное чувство, что делало его безмерно счастливым. Сейчас воспоминания не приносили даже светлой грусти, все казалось, что было это с кем-то другим. Лери. Что его привлекло в этом юноше, не только же красота? Что еще… Беззащитность? Хм. В этом мире воришка с базара оказался умнее и предусмотрительней его, такого сильного, как он думал. Лери живет в роскоши и любви, а защищать его есть кому. А вот сам Дженсен. – Ты просто не заметил! Там наверняка была куча всяких вещичек! Они были спрятаны колдовским заклятием от постороннего глаза, – разочарование так явно слышалось в голосе Леграна, что Дженсен всерьез задумался: неужели только это привело к нему мальчика? Но Легран будто услышал, сказал тотчас: – Ну ладно. Я это просто так спросил. А ты будешь меня снова учить? Я не забыл твоих уроков, помню все буквы, что мы прошли. Я рисовал их углем на стенах, мама меня ругала даже. Хочешь, покажу? – Он выудил из кармана уголек, уставился на Дженсена глазами, полными надежды. Дженсен растерялся и почувствовал себя бессердечной скотиной. Ну надо же, он забыл про мальчишку, а тот помнит, надеется… Это все равно, что приручить щенка, да выбросить его снова на улицу, только намного хуже. У Дженсена вновь защипало глаза, он выбрался из одеяла, притянул Леграна к себе, обнял и пробормотал: – Прости меня, малыш. Я совсем забыл о своем обещании научить тебя грамоте… Конечно, я буду, если никто не запретит нам, мы будем заниматься. – Здорово! – не привыкший к проявлениям нежности, Легран выбрался из его рук, сияя улыбкой, тут же спросил требовательно: – А когда? Дженсен вздохнул, попробовал утишить этот маленький ураган: – Легран, я сказал – если нам разрешат. Я, хм. Я спрошу у Люсьена. Здесь это невозможно: темно, и тебе нельзя здесь находиться. – Он разрешит, – торопливо фальцетом закричал Легран, – и хозяин тоже, он же не против был в прошлый раз! Мальчик не мог усидеть, соскочил с тюфячка и чуть не подпрыгивал на месте: – Дженсен, давай прямо сейчас пойдем, спросим?! При упоминании хозяина Дженсен опять задумался, потом посмотрел отстраненно: – Легран. Я думаю, эм, я поговорю с ним чуть позже, а сейчас ты иди. Легран посерьезнел, еще раз испытующе вгляделся в Дженсена, сказал негромко: – Хорошо. Я буду ждать. Чертов Падалеки все не приходил, даже Люсьен, первое время прибегавший через каждые пару часов словно провалился, и Дженсен начинал думать, что это заговор. Они надеются, что он сам выйдет, заскучав в темноте и одиночестве. Дженсен покружил немного по тесной каморке, потом снова улегся на истончившийся тюфяк. Кости уже ныли от промозглой сырости, и лежать на этом тюфяке было все равно, что на полу: неудобно, холодно. Ночью было особенно прохладно, и даже роскошное одеяло не помогало. Дженсен ощущал признаки надвигающейся простуды. Но больше всего удручало, что Джаред и не думает первым идти на примирение. Примирение? Это он так подумал?! А может, стоит воспользоваться подвернувшимся поводом – пойти и поговорить? Да, по поводу Леграна. И в библиотеке еще столько работы… Но в замок он не вернется. Спать все равно будет здесь. Но как же мучительно ничего не делать, не видеть ничего, кроме этих серых стен! – Я должен его увидеть, – твердо заявил Джаред, но Люсьен возразил: – Подождите, мой лорд. Вот увидите, он сам придет к вам. Сегодня или завтра, просить за мальчишку. – А если не придет? – взвинченный Джаред не находил себе места, он сейчас ощущал просто непреодолимую потребность увидеть любимого, увидеть прямо сейчас, немедленно, иначе… иначе просто… – Вот, я же говорил, – удовлетворенный Люсьен замолк на полуслове, так ему не понравился при свете дня измученный вид Дженсена, медленно входящего в кабинет Джареда. Джаред уже шел ему навстречу, и снова все слова, что так тщательно подбирал Дженсен, забылись, он даже немного отступил, увидев, как стремительно налетает на него Джаред. – Джен, – Джаред говорил отрывисто и недружелюбно, – блядь, что ты с собой делаешь? Выглядишь, как одной ногой в могиле. Немедленно перебирайся в свою комнату, клянусь, я не буду… – Не клянись, все равно не исполнишь. – Дженсен поморщился, еще немного отошел от Джареда, буквально нависшего над ним. – Я пришел поговорить. Люсьен, не дожидаясь пока хозяин попросит, покинул кабинет, размышляя, а не запереть ли сейчас же помещения в хозяйственном пристрое, где сейчас обосновался Дженсен – все равно там нет никого, рабов хозяева приобретали крайне редко. В основном в замке служили свободные, старый лорд уверен был в них больше, чем в рабах, которых приобретал только в качестве взятки кому-нибудь. Рабы почти всегда были узкой специализации, последнего, что остался в замке, старый лорд купил лет пятнадцать назад по причине его таланта кулинара. Лорд давно дал ему свободу, но он продолжал служить в замке шеф-поваром, на судьбу не жаловался и уезжать никуда не спешил. Кажется, не только Люсьену пришла в голову светлая мысль запереть помещение для рабов; он услышал за спиной резкий голос хозяина: – Я прикажу сейчас закрыть эту конуру. Я сейчас прикажу вообще снести эти постройки! Ты не вернешься туда, Дженсен, и нам действительно пора поговорить об этом. – Тогда я буду спать на улице! Или на конюшне, но сюда я не вернусь тоже! – повысил голос Дженсен. Люсьен притормозил и решил подслушать, чем окончится спор, в конце концов, его это тоже касается. Джаред повысил голос: – Да я не заставляю вернуться тебя ко мне, черт! Как же все это… Дженсен, ты можешь жить в комнатах для гостей, там, где жила леди Донна. – А я не гость! И не хочу забывать об этом, слишком больно потом становится, когда осознаешь действительность. Джаред заговорил тише и медленней: – Да, ты не гость. Ты знаешь, кем ты мог быть здесь. Мог, но не захотел. Джен, я прошу. Пожалуйста. Давай оставим эти глупые препирательства, дай мне немного времени, ты убедишься, что я тебя не обманывал. Дженсен глухо ответил: – Я тоже не хочу спорить. И пришел я не за этим, Джаред. Позволь мне продолжить занятия с Леграном. – Мои условия тебе известны. Вернись в дом, прекрати смешить людей – и занимайся, чем вздумается, – тут же выпалил Джаред. – Значит, отказываешь. – Дженсен развернулся и направился к выходу. Джаред не утерпел, кинулся за ним, схватил за руку: – Джен! Я не сказал, что отказываю. – Ты ставишь невыполнимые условия. Мне не нужно было приходить. Пусти. – Ладно, хорошо! Делай, что хочешь! Я не буду тебе препятствовать, ты, упрямая сволочь! Неужели так трудно не делать из меня все время монстра? Джен, займи, пожалуйста, комнаты для гостей, они в другом крыле замка, мы даже не будем видеться! – А ты заставь меня, – перебил Дженсен, дерзко вздернув подбородок, провоцируя на агрессию. – Покажи, что ты хозяин, тебе же так хочется. Ну? Джаред едва удержался, чтобы не схватить и потрясти урода, но отступил, прошипел: – Убирайся! И сам скорее ушел, боясь снова выйти из себя. Дженсен, после того как стычка с Джаредом осталась позади, не вспомнил, как вернулся в облюбованную камеру, так хотелось поскорее отгородиться от всего. Спрятаться. По очкам – он выиграл, несомненно. Только вот на душе было неспокойно, тоскливо, холодно и одиноко. С того разговора прошло несколько дней. Дженсен проводил в жилых покоях замка почти все время, занимаясь с Леграном и вновь взявшись за доработку каталогов в библиотеке, но с наступлением ночи уходил в свою камеру. Раз вернувшись, он обнаружил там вместо тюфяка кровать, ту, что стояла в его комнате в апартаментах Джареда. Выпихнуть роскошное ложе в одиночку из камеры не представлялось возможным, да и тюфячка нигде поблизости не наблюдалось. Пришлось с кроватью смириться, и даже задавить в себе низкую тайную радость, и облегчение: спать на тюфяке было очень некомфортно. Правда, теперь в камере почти не осталось места, только в уголке притулился маленький столик. Дженсен старался не обращать внимания на удивленные взгляды жителей замка, впрочем, за повседневными заботами люди очень скоро перестали замечать странности в поведении хозяина и его раба. К тому же, и раньше эти отношения не отличались нормальностью. Леграну учеба давалась легко, и Дженсен рад был заниматься с бойким мальчиком, время шло быстрее. Хуже было, когда он оставался наедине со своими мыслями. Каждую минуту он теперь думал о Джареде. Измышлял способы мести, вспоминал свои обиды, при редких с ним встречах каменел лицом и отворачивался. Несколько раз Джаред пытался поговорить, даже хватал его за руку, приводил в кабинет, допрашивал с пристрастием: – Ну что ты хочешь, чтобы я сделал? Джен, сколько ты еще будешь молчать?! Дженсен не мог ничего сказать, не мог открыться: настолько он был напуган тем, что происходило сейчас с ним. Все силы уходили на эту внутреннюю борьбу – нельзя, чтобы Джаред догадался, насколько ему стало важно все, что касалось Джареда. Неожиданно, сильно, как ураган, пришло новое чувство или воскресло старое, первые признаки были еще в Ланне, когда он с удивлением испытал первый ядовитый укус ревности. Хуже всего приходилось ночью. Дженсен никак не решался признаться даже себе, что с ним происходит что-то неладное. Потому что, несмотря на все обиды, как ни пытался он их раздувать и лелеять – он все больше понимал страшное. Он не хотел уезжать. Мать твою, он не хотел теперь никуда уходить от Джареда, более того, он боялся этого. Не представлял, как сможет жить один, без пристального и бесцеремонного внимания, ведь даже сейчас он чувствовал эту заботу, пусть не любовь – но оказаться сейчас в одиночестве очень не хотелось. И вновь откуда-то появилась призрачная надежда – все еще может быть по-другому. Но он упрямо продолжал начатую игру, вопреки всему. Эта его внутренняя борьба с самим собой, мучительная и бесполезная, не проходила даром. Дженсен, поправившийся было, снова стал бледной тенью самого себя. На настойчивые требования Люсьена есть он лишь вяло ковырялся в тарелках, все вкусненькое скармливая растущему и потому ненасытному маленькому Леграну. Джаред при неизбежных встречах в замке за руки его больше не хватал, поговорить не пытался. Но смотрел все мрачнее. Прошло еще несколько дней. Дженсен, поздним вечером войдя в свою каморку, едва не получил сердечный приступ: в темноте что-то большое зашевелилось на его кровати, и только неимоверным усилием воли Дженсен сдержал крик. – Что… ты тут делаешь? – Голос не подчинялся, срываясь на высокие ноты, сердце стучало где-то в горле, ноги ослабели, и Дженсен не мог сдвинуться с места. Джаред ответил, насмешливо и чуть сердито: – Ну извини, напугал, кажется. – Он поднялся с кровати, подошел, его горячая ладонь безошибочно нашла руку Дженсена. – Здесь темно уже, я хочу видеть твое лицо. Пойдем наружу. Они выбрались на залитый лунным светом двор. Джаред запрокинул голову, удивленно сказал: – Как красиво. Давно не смотрел в небо. Дженсену совсем не нравилась расслабленная неторопливость Джареда, она пугала его своей новизной. Что-то появилось такое в Джареде, будто он понял, как решается сложная задача, и теперь уверенно шел к финалу, больше ни в чем не сомневаясь. Дженсен вновь первым нарушил молчание: – Зачем пришел? Джаред перевел взгляд на него – тоже новый, странный, заинтересованный и в тоже время отстраненный. Улыбнулся пугающе спокойно и так же пугающе мягко сказал: – Ну вот. Самому смешно, не знаю, как начать. Джен, ты не перебивай меня, ладно? Выслушай хотя бы раз. Хм… Знаешь, мне всегда казалось: я знаю, как тебе будет лучше. Теперь выясняется: я ошибался. Это понимание было в самом начале, а потом ушло, исчезло, дальше я тупо обманывался и продолжал тупо верить, что ты… тебе хорошо со мной. Сейчас понимаю: ты не виноват, ты не раз по-своему пытался мне объяснить – но я не слышал тебя. Вспоминаю нашу с тобой жизнь и не поверишь, теперь думаю, как это ты не сбежал раньше. – Он рассмеялся, и от этого смеха у Дженсена мурашки побежали по спине, и перехватило горло, но он не посмел двинуться, коснуться Джареда, еще как-то обозначить свое участие. Ему становилось все страшнее, Дженсен с ужасом слушал Джареда и понимал: вот, вот сейчас он скажет. И ты получишь свою гребаную свободу, и желанную, и страшную своим одиночеством. «Джаред, не говори ничего, – мысленно взмолился Дженсен, – не надо, прошу тебя. Я все понял, я вернусь в дом, даже вернусь в твою постель, я тоже скучаю и люблю тебя. Не отпускай меня, Джей!» В голосе Джареда не было тоски, злости, он говорил спокойно, словно размышляя: – Когда я искал тебя все эти два года, мне хотелось только наказать тебя, наказать жестоко, отомстить, но после, когда ты уже был в моей власти, я понял, что не могу. Не могу ничего сделать с собой. Я вдруг вообразил, что можно будет все вернуть, как раньше, и мы снова будем счастливы. Глупец. Теперь я понимаю: это все был обман – я никогда не был нужен тебе, это только в моих воспоминаниях мы были счастливы когда-то. Этого всего на самом деле никогда не было. Верно? Ты только терпел меня. Ну что же. Довольно, я больше не хочу обманываться. Не хочу мучить тебя, я понял, наконец, что тебе никогда не будет хорошо со мной. Завтра утром я еду в столицу. Как только твои бумаги будут готовы – я пришлю с ними нарочного в замок. И ты можешь идти куда хочешь, прошу только: дождись его. Ну вот, пожалуй, и все что я хотел сказать. Дженсен даже дышать перестал на секунду, пристально смотрел ничего не выражающим взглядом на Джареда, и в голове промелькнула только одна вялая мысль: «Это все...». Джаред неожиданно ласково коснулся его руки, и все так же спокойно сказал: – Да, вот еще. Если ты захочешь остаться – тебя никто не посмеет выгнать из замка. Ты можешь жить в качестве гостя столько, сколько захочешь, я распоряжусь. И, пожалуйста, перейди в комнаты для гостей. Ты вправе это сделать, не нарушая своих принципов. – Он помолчал, потом заговорил снова, и в голосе его, наконец, проскользнуло что-то, похожее на печаль: – Ты береги себя, Дженсен. Постарайся не влипать в истории. Меня не будет рядом, и некому будет приглядывать за тобой. Джаред какое-то время колебался, но потом все-таки осторожно положил руки на плечи оцепеневшего Дженсена, нежно коснулся губами его губ, прошептал в них, обдавая горячим дыханием: – Мы не увидимся больше, Джен. Прости меня, если можешь. И прощай. *** Он уходил. Так ясно и отчетливо Дженсену еще не представлялась его будущая безрадостная и одинокая жизнь, он не верил раньше, что такое может быть. Джаред уходил от него, спокойно, без тени сомнений, как он поступал всегда, приняв решение. И с каждым его шагом темнота плотнее обступала Дженсена, холодная, вязкая, полная одиночества и горечи. И в этот момент что-то случилось с ним, исчезла сдержанность, наружу вырвалось все: ярость, обида, страсть – Дженсен, не помня себя, кинулся следом за Джаредом, схватил за руку, с силой развернул к себе: – И что бы это значило, Джаред?! – Что? – Не ожидавший нападения и потому растерянный, Джаред искренне не понимал, чем еще недоволен Джен. – Ты же говорил, что любишь меня, – выпалил Дженсен, и Джареду показалось, что это уже с ними было, это – или что-то похожее. – Ты говорил, что я тебе нужен. И так легко отказываешься? Или это снова была ложь, и ты сейчас просто избавляешься от меня? Джаред вспыхнул от несправедливых обвинений: – Легко?! В жизни не видел подобного придурка. Ты считаешь, мне легко было сейчас, как ты говоришь, отказаться от тебя?! Ты не оставил мне выбора! Ты, блять, достал меня уже до печенок своей обиженной мордой, еще не хватало, чтобы ты загнулся в этом подвале, доказывая мне, какое я чудовище. Вот что, я устал, понял, Джен? Я тоже человек, у меня есть сердце, и мне тяжело. – Джаред, это не я сам сюда себя засунул, ты первый это сделал! А теперь! Теперь ты убегаешь. Смелый и сильный Джаред вдруг испугался. Ему легче отступить, чем признать очевидное. – Что? – Джаред был сбит с толку и все больше сердился, а Дженсен и не думал останавливаться, его трясло от возмущения: – Ты не умеешь меняться. Ты не хочешь по-другому, Джаред. У тебя всегда был один принцип: или по-твоему, или никак. И то, как ты сейчас уходишь, это – «никак». Конечно, легче уйти, чем измениться, это ведь значило бы изменить себе, не так ли? Ты не умеешь быть на равных, ты даже представить этого не хочешь. И ты никогда не любил меня по-настоящему. Джаред рассвирепел, подступил очень близко, но хватать и трясти придурка не стал: – О, да, я не меняюсь, это новость для тебя, Джен? Новость, что всегда твои интересы, ты сам, все, связанное с тобой – всегда было приоритетным для меня?! Как могу, так и люблю, по-другому не умею! Дженсен и сам не понял, как это произошло, что толкнуло его к Джареду и заставило запечатать ему рот поцелуем, жестким, неистовым, почти жестоким. Джаред автоматически, совершенно непроизвольно обнял его, руки сами поднялись в таком необходимом, обязательном, естественном движении. Через пару секунд Джаред забыл уже, что ему еще так хотелось высказать, что накипело – он бережно, почти невесомо придерживал Дженсена, будто боялся, что если прижмет его покрепче, тот начнет вырываться. Неожиданная атака ошеломила Джареда, выбила все мысли из головы, он предался приятным ощущениям и с удивлением чувствовал, как дрожит под его руками напряженный, испуганный, отчаянно решительный и такой непривычный Дженсен. Джаред разорвал поцелуй, едва не задохнувшись. Он с удивлением вглядывался в лицо Дженсена, такое близкое, с горящими глазами, спросил только: – Что… – как Дженсен вдруг вывернулся из его рук и потащил за собой в густую темноту полуподвального помещения. Спотыкаясь в чернильной темноте, они чудом добрались до камеры Дженсена. Дженсен с легкостью ориентировался здесь даже в отсутствие освещения; он толкнул Джареда на кровать и тут же лег сверху, с тихим-сладким-мучительным стоном прошептал: - Джей, – приник к нему, будто желая срастись, сплестись – и тут Джаред потерял себя. Темнота и сближала, обостряя до предела тактильные ощущения, и мучила, не давая увидеть, насладиться совершенством близкого, родного, такого красивого тела. Джаред сам не понял, когда успел раздеться сам, как и когда это сделал Дженсен; он прижимал к себе в радостном, недоверчивом удивлении любимого, слушал, как неистово стучит в его груди сердце, и шептал глупое, бессвязное: – Тише. Не бойся. Красивый, ты такой красивый, Дженсен. Услышал нервный всхлип: – Джей, ты придурок, тут же темно – хоть глаз выколи, ничего не видно. Джаред подумал, что, несмотря на все неудобства и болезненно-острое желание увидеть ту красоту, что он теперь осязал, в темноте есть некоторые плюсы, она немного сглаживает неловкость – можно не смотреть в глаза. Голова кружилась, хотелось говорить глупости. Холодный подвальный воздух обжигал разгоряченную кожу, и казались нереально горячими быстрые, как укусы, поцелуи Дженсена. Джаред таял, лежал и улыбался, в блаженстве закрыв глаза, а Дженсен, расположившись на нем, немного ерзал, устраиваясь, покусывал, дразнил-гладил-целовал, и Джаред не против был остаться в этом мгновении навсегда. Но после одного особо завлекательного движения Дженсена желание обожгло так, что Джаред застонал, не утерпел, вывернулся и подмял не ожидающего подвоха партнера под себя, сам уже навис над ним, зацеловывая и чуть не рыча от возбуждения, и не сразу заметил перемену. Только через минуту-другую Джаред уловил, как напрягся и закостенел Дженсен, не отвечая на ласку. Джареда вдруг пронзила догадка: сейчас он снова не дал реализовать желание Дженсена вести иначе любовную игру. Черт. Вот же, привычка всегда направлять и действовать не задумываясь вновь сыграла с Джаредом дурную шутку, к тому же Дженсен, кажется, был напуган. Резкие движения Джареда могли напомнить Дженсену о насилии. Ругая себя последними словами, Джаред перекатился на бок, не решаясь обнять, потянулся к лицу Дженсена, слепо погладил. Дженсен не отвечал ни движением, ни стоном. Джаред все же притянул его к себе, тихонько поцеловал в губы, пробуя языком проникнуть в судорожно сжатый рот. Через некоторое время Дженсен, казалось, чуть расслабился и приоткрыл рот, и вскоре уже отвечал на поцелуй, и даже застонал тихонько. Джаред, после поцелуя хватая ртом воздух, спросил хриплым шепотом: – Я напугал тебя? Джен, не молчи. Пожалуйста. Вскоре Дженсен приник к нему сам, задышал куда-то в шею, Джаред едва понял невнятное: – Да. Нет. Я не знаю. Вспомнилось. Не хотелось нарушать то тайное, что снова сейчас связывало их. Слова, произнесенные вслух, рушили очарование, возвращая их в реальность. Джаред решил не торопиться. Если уж вдруг ему так повезло, что Дженсен сделал первый шаг, не стоит, пожалуй, сразу начинать с главного, как бы ни мечталось. Но он все же спросил: – Джен. Ты хотел сам все сделать, да? Я помешал тебе? Смысл завуалированного вопроса дошел до Дженсена, но он не ответил, не делая никаких попыток вновь вести в постели, все еще приходя в себя. Джаред задумался, но сразу отбросил странное желание продолжить, вряд ли у Дженсена теперь было настроение, и к тому же Джаред не был уверен, что готов к этому сам. Черт, так все неожиданно. Тут даже ничего нет, и проблематично будет заниматься полноценным сексом без всякой подготовки и смазки. Твою мать, Джаред, о чем ты думаешь?! Ну что же, если Дженсен переоценил свои силы и, возможно, не знает, как прервать неловкую сцену, то Джаред не собирался упускать свой шанс. Он сполна воспользуется ситуацией. Джаред усмехнулся, рука его заскользила вниз, он уверенно обхватил член партнера и тут же услышал короткий изумленный вздох, но опомниться Дженсену не дал. Вскоре Дженсен, увлекаемый настойчивыми, ласковыми, нежными, уверенными движениями большой теплой ладони Джареда по его вновь вставшему члену, уже стонал не сдерживаясь, вскрикивал, беспомощно цеплялся за плечи Джареда, и эти его хриплые стоны настолько завели Джареда, что он едва не кончил вместе с Дженсеном. Перед наступающим оргазмом Дженсен еле успел выговорить: - Джей, – и обмяк без сил, почти без памяти, в кольце любимых рук. Джаред же, не теряя времени, всего лишь несколькими резкими и сильными движениями руки довел себя до разрядки, коротко вскрикнул и замер на постели в блаженной прострации, бездумно отмечая, как в темной камере словно вспыхнули и растаяли сотни маленьких разноцветных сияющих искр. Никакие силы бы сейчас не заставили Джареда выйти из этой сырой комнаты, он только подгреб Дженсена к себе, облапил всеми конечностями, счастливо вздохнул и заснул, не обращая внимания на его недовольное бурчание и слабые попытки отодвинуться. Под утро Джаред проснулся оттого, что спина его замерзла. Он открыл глаза, и первым, кого он увидел в сером сумраке и слабом, пробивающемся из маленького окошка под потолком свете, был Дженсен, уютно устроившийся в его объятиях, закопавшись носом в его подмышку. Джаред подтянул ногой сбившееся одеяло, укрыл им себя и Дженсена и заснул снова, продолжая ласково усмехаться даже во сне. В следующий раз он проснулся, как от толчка, под пристальным, изучающим взглядом зеленых глаз. Джаред поборол желание притянуть к себе их владельца и поцеловать, спросил, усмехаясь: – Что? На этот раз – что я сделал не так? Дженсен, не ожидавший, что Джаред так быстро проснется, притушил голодный блеск глаз, опустив ресницы, но было уже поздно. Желание распознать было легко, Джаред слишком хорошо его знал, по едва заметным признакам, чуть изменившемуся дыханию, по неловким движениям, с какими Дженсен попытался выбраться из кровати. Джаред, не задумываясь, ухватил длинной рукой убегающего Дженсена: – Джен, подожди. Я снова в чем-то виноват? – Нет, – буркнул Дженсен, не делая больше попыток удрать, и Джареду сразу стало легче. Раз он соизволил заговорить, все и правда не так плохо, и надо же, он еще оправдывался: – Я… Мне нужно… Я хочу… Явные затруднения Дженсена в причине его поспешного бегства позабавили Джареда. Он мягко притянул снова сопротивляющегося Дженсена к себе, будто невзначай провел рукой в районе паха, и сразу утвердился в своих подозрениях. – Мммм? – Джаред сильнее прижал его к себе, когда почувствовал, как вздрогнул и как задержал дыхание Дженсен, прошептал ему на ухо: – Может продолжим в другом месте, Джен? Поиграем. Как ты хотел. Или боишься? Дженсен одарил его таким полыхающим взглядом, что у Джареда невольно закрались сомнения, а не поторопился ли он с предложением поиграть. Хм. Смотрителю замка полагается знать все, что творится в его пределах, он должен каждую минуту знать, где находится его господин, он встает с первыми лучами солнца и ложится последним. Люсьен помнил о распоряжении приготовить экипаж ранним утром, но когда увидел две встрепанные полуодетые фигуры, торопливо пересекавшие пустынный двор замка, насмешливо хмыкнул, подумал, и приказал слугам не спешить с приготовлениями к отъезду. Возможно, молодой лорд задержится. Возможно даже, передумает уезжать совсем. – Я не уверен. – Я тоже. Но попробовать стоит. – Джаред перевернулся на живот и даже приподнял голую задницу, в намерении привлечь внимание напряженного и взвинченного партнера. Дженсен на это завлекательное движение улыбнулся и вдруг с загоревшимися глазами ухватил одну из шелковых подушек, ловко подсунул под Джареда так, что ягодицы остались в таком приподнятом положении. Дженсен на удивление быстро осмелел, или это давно сдерживаемое желание сделало его безрассудно смелым. Он начал со спины, целовал и покусывал так возбуждающе, что напрягшийся было Джаред скоро почувствовал, как его уносит в приятнейшую, расслабляющую негу. Но было в этом приятном что-то пугающе-непривычное, просыпалось желание, заставляя Джареда ерзать и постанывать. А когда Дженсен переместился в своих ласках ниже спины и, устроившись у него между ног, аккуратно раздвинул ягодицы и принялся вылизывать анус, Джаред ахнул. Ощущения были не совсем обычными, но не такими уж неприятными, как опасался Джаред. Горячий настойчивый язык, касающийся ануса, это… странно. Восхитительно, трепетно-горячо и страшно. Джаред не вынес сладкой пытки, даже задергался, но Дженсен удержал его в неожиданно властном захвате: – Джей… – Всего лишь его имя отрезвило Джареда, он присмирел и, уткнувшись носом в сгиб локтя, стонал сквозь зубы и не мог сдержать дрожь удовольствия, когда Дженсен затрагивал особо чувствительные точки. Потом было что-то влажное, мягкие и осторожные массирующие движения, проникновение осторожных гибких пальцев, а потом Джаред вскрикнул от неожиданного, с оттенком боли, удовольствия. Дженсен задел что-то внутри него, умело, осторожно, и продолжал касаться волшебной точки снова и снова, заставив Джареда заметаться под изысканной пыткой: – Джен, давай уже! Черт! – еле выговорил он и тут же почувствовал, что пальцы исчезли, а в отверстие его уперлось настойчивое орудие, и нежное, и твердое, и уже начало свое движение. Дженсен входил медленно, все время останавливаясь, и дрожа от нетерпения, и боясь навредить, но Джаред уже сам двинулся ему навстречу. Одно резкое движение – и Дженсен охнул, так плотно сомкнулось жаркое и узкое отверстие вокруг его члена. От такой тесноты прерывалось дыхание, он не мог больше терпеть ни секунды и продолжил немедленно свои движения, с каждым толчком проникая дальше, сильнее, не слыша собственных стонов и не замечая, что от его жестких пальцев на коже Джареда остаются следы – так сильно и неистово он входил, проникал, сливался с Джаредом. Чувствуя приближение оргазма, Дженсен нетерпеливо нащупал член партнера, Джаред даже с готовностью приподнялся, разгадав его намерения. Когда же пальцы Дженсена сомкнулись на его члене, понадобилось совсем немного, чтобы прийти к финалу почти вместе. Дженсен обессилено повалился на его спину, загнанно дыша, потом скатился с него, глухо спросил: – Джей, ты как? Джаред молчал, и лица его не было видно за волосами. Дженсен не на шутку забеспокоился, легонько коснулся его плеча: – Джаред, эй! Он не шевелился. Дженсен вцепился в него покрепче и оторвал от постели, и в ту же секунду Джаред перехватил его кисть. Один ловкий прием и вот уже Дженсен барахтается под хохочущим Джаредом и ругается: – Черт. Отпусти, задушишь. Что ты, спятил? – Ты испугался? Признайся, струсил! Они скоро прекратили возню; в итоге борьбы Дженсен оказался лежащим на широкой груди Джареда, и отодвинуться не спешил. Ему вполне уютно было и так. Он слушал стук сердца у себя под ухом, водил пальцами по гладкой кожи груди Джареда, не замечая, как тот жмурится от удовольствия, и едва не задремал, очнувшись только от добродушного замечания: – Джен, ты теперь решил всегда быть сверху? Джаред, на попытку сползти с него, удержал Дженсена на месте: – Лежи, я пошутил. Знаешь, я, хм. В общем, повторим при случае. Мне понравилось разнообразить нашу, ээээ, интимную жизнь. Джаред не заметил, как прошел этот безумный, долгожданный и неожиданно страстно-активный день. Сколько раз появлялся бесшумной тенью Люсьен, сопровождаемый еще более неразговорчивыми служками из кухни, сколько раз они засыпали в обнимку и снова просыпались, сколько раз еще каждый из них воплощал свои самые сокровенные сексуальные фантазии, он не запомнил. Все слилось в какой-то безумный праздник удовлетворения плоти, отрывочно лишь помнились вкус кожи, сорванное дыхание, вскрики, нежные долгие ласки, ощущение рук, ласковых, нежных – везде, в самых невероятных местах, ласки языком, губами, и такое заводящее, такое безумно приятное – его имя с пересохших губ: «Джей…» Джаред тоже говорил, бормотал ласковые глупые слова, отдавал себя без остатка, и снова – как безумие какое-то накатило – не мог остановиться, насытиться, ему хотелось задержать эти мгновения навсегда, чтобы переменчивый, обидчивый и своевольный Дженсен всегда был таким, с огнем в глазах, таким же страстным, безумным и готовым на многое. Но рано или поздно приходит насыщение, пусть еще сплелись как в любовной битве тела, но уже движения медленны, ласки не так лихорадочны, улыбка удовлетворения трогает губы, и вот уже Джаред нарушает тишину, говорит, тихонько усмехаясь: – Джен, ты так заездишь своего бедного лорда до смерти. Что скажут люди. Упоминание о «бедном лорде» было лишним. Джаред слишком поздно понял это и теперь готов был немедленно пойти и побиться собственной неразумной головой об стену, ну надо же было так глупо все испортить, одной неудачной шуткой. Дженсен замер, оживление оставило его. Он странно смотрел теперь на Джареда, глаза в глаза, очень близко, так, что ресницы можно было пересчитать, и вновь раковина с драгоценной жемчужиной внутри закрылась, отсвечивая своими стальными полированными боками, отражаясь пустотой в любимых глазах. Настроение Джареда сменилось тоже, он хорошо чувствовал Дженсена, и неожиданно с раскаянием пришла злость. Не доверяет, не понимает шуток, снова ждет гадостей – и снова закрылся. Как будто не было ничего, не было этого безумного дня – Дженсен снова смотрит на него холодно и настороженно, как на незнакомца, и если одно только слово способно разрушить все – очень далеко еще до взаимопонимания, он опять обманывался. Дженсен лишь отдался страсти, минутной слабости – и теперь отодвигается от него и говорит совершенно холодным и равнодушным тоном: – Думаю, ваши люди четвертуют меня, если с их драгоценным лордом что-нибудь случится. Вряд ли я смогу доказать, что это лорд принудил меня. Джаред замер на секунду, не ожидая, что подобное заявление подействует на него так болезненно. Собрался, сказал скучающе: – Я не знал, что отымение лорда в задницу является принуждением. Джен, ты снова начинаешь. – Это ты начинаешь, – тут же возразил Дженсен. – Если на то пошло, ты пришел ко мне, привел сюда, и ты же напоминаешь о нашем неравном положении. Джаред, подперев голову рукой, разглядывал профиль Дженсена со смесью удивления и страха: так, начинаем все сначала? Это он снова, опять начинает козлить – на ровном месте цепляться. Но если проблема так серьезна, если даже сегодняшний день ничего не донес до этого придурка – следует все решить не откладывая, иначе каждый раз, каждый гребаный следующий раз вместо ласковой улыбки на шутку он получит вот такой колючий взгляд и будет созерцать закаменевший профиль. Значит, придется ехать не откладывая. Джаред поднялся с кровати, накинул на себя халат и произнес задумчиво: – Так. Я вижу, это всегда будет между нами. Что бы я ни сделал, ты не веришь, боишься и знаешь, ты, пожалуй, прав. Я иногда испытываю огромное искушение оставить все как есть. Но, вижу, это необходимо исправить немедленно. Иначе всякий раз ты будешь смотреть на меня как на врага. Хорошо, Дженсен. Я больше не напомню тебе о нашем неравном положении. Не оглядываясь, всклокоченный, в одном халате, босиком, Джаред выскочил из спальни, пробежал до дверей апартаментов, распахнул их и тут же увидел Люсьена, с готовностью повернувшегося к нему. – Мой лорд, вам что-то понадобилось? – тут же спросил управитель. – Да, – недовольно сказал Джаред, запахнул халат, спросил хмуро: – Я должен был ехать еще утром, Лис, экипаж готов? Люсьен растерялся, но, как положено вышколенному слуге, степенно сказал: – Мой лорд, к тому времени, когда вы соизволите одеться и поужинать, все будет готово. Только… отправляться в дорогу на ночь глядя… может, отложим до утра? Джаред немного остыл, призадумался, оглянулся назад, потом согласно кивнул: – И в самом деле. Хорошо, только утром, Люсьен, смотри! Я имею в виду раннее утро, чтобы все было готово! Прямо сейчас выносите багаж, я и так уже задержался… На этих его словах дверь за ним открылась, на пороге возник Дженсен, полуодетый, в незастегнутой рубашке, в штанах, но тоже босиком. При виде Люсьена слова замерли у него на губах, но вид он имел такой смущенный, такой неуверенный, что недовольство Джареда растаяло. Он кивнул Люсьену, и верный слуга испарился. – Джей, я не хотел тебя обидеть, – с трудом выдавил из себя Дженсен, и Джаред мысленно себе поаплодировал. Может быть, если он не будет все время извиняться, все время мучиться сомнениями, а будет действовать решительно – тогда чаще будет слышать такое от Дженсена? На шею уже сел, в самом деле, слова нельзя сказать! Джаред решил тоже встать в позу и сухо ответил: – Ну, ты это делаешь регулярно. Я же, по-твоему, диктатор, монстр, собственник, никогда тебя не слушаю, а еще я твой бессердечный хозяин. – А разве не так? – хмуро сказал Дженсен. По всему видно было: он не хочет ссоры, но врожденное упрямство не давало ему шанса промолчать. – Может и так, – неожиданно легко согласился Джаред, – но я стараюсь. Ты всегда меня обвиняешь в том, что я не меняюсь, но сам – ты что же, думаешь, ты подарок? Я, по крайней мере, стараюсь измениться, а вот ты – нет. Он обошел Дженсена, застывшего в дверях, вернулся снова в спальню, налил себе немного вина, думая, стоит ли одеться, или уж так и ходить, но тут его размышления прервал Дженсен, потребовавший разъяснений: – Что значит «а ты – нет»? Что я должен изменить в себе? – А? – Джаред рассеянно обернулся и с удовольствием обнял взглядом стоявшего на пороге спальни полуодетого, с недовольным лицом Дженсена. Но засматриваться на Дженсена было чревато. Он поймал ускользающую мысль, поспешно отвернувшись, уставился в стакан и продолжил: – Джен, а ты никогда не думал, отчего начинаются проблемы? В паре они начинаются обычно с недомолвок. Ты предпочитаешь отмалчиваться и дуться, вместо того, чтобы сказать, чем ты недоволен. Весь месяц ты полоскал мне мозги своей высокомерной рожей, но объясниться не хотел. – А что говорить? Ты сам знаешь, что мне нужно было! Я хотел, чтобы ты не врал мне, Джаред, всего лишь. – Ну вот, теперь я должен доказать тебе, что не думал лгать. Надеюсь, ты останешься доволен, – Джаред выпил и уставился снова на Дженсена, не имея никаких сил отвести от него взгляд Вот ведь. Бывают же такие красивые и такие говнистые. И ничего с этим не поделаешь. Джаред подумал, что, возможно, отвратительные привычки, или дурной характер, или упрямство, а то и все вместе, всегда дается в немалый такой довесок к красоте, чтобы владельцу такого подарочка жизнь не показалась раем. «Подарочек» нервничал, порывался что-то сказать, ходил вокруг, но Джаред жизни ему решил не облегчать, сидел спокойно в кресле, попивал вино, и когда в комнату вошли слуги во главе с Люсьеном, только кивнул: – Очень хорошо. Люсьен, багаж обычный, что ты там подбираешь на не слишком долгую поездку. Особых предпочтений у меня нет, собери, что считаешь нужным. Люсьен уточнил: – Мой лорд, насколько недолгая поездка? Джаред кинул взгляд на насторожившегося, побледневшего Дженсена, выдержал паузу: – Думаю, за месяц управлюсь. Да, три-четыре недели, вместе с дорогой. Еще, пожалуй, загляну к Чаду. Посмотрим, как поживает наш влюбленный друг. Если он меня задержит, ну может, еще пару недель. Люсьен молча направился в гардеробную, за ним слуги потащили пустые пока баулы. Джаред ухмыльнулся, выпил еще и устроился в кресле поудобнее. Долго ждать ему не пришлось: – Ты уезжаешь? – Дженсен не сумел скрыть тревоги, Джаред беспечно пожал плечами: – По-моему, это очевидно. Мы же говорили об этом, помнишь? – Он хмыкнул в кубок, его почему-то и забавляла, и заводила эта игра. – И что мне делать? Джаред, ты сказал, что я могу уйти. Ты пришлешь документы с нарочным, и что? Ты хочешь, чтобы я ушел? – Как ни старался Дженсен скрыть, но в его вопросе слишком явно прозвучал страх. Джаред даже на мгновенье лишился дара речи. Вот черт. Дженсен думает, что Джаред все еще будет действовать согласно прежней своей прощальной речи, и, черт возьми, почему бы ему так не думать?! Джаред встал, осторожно поставил кубок на низкий столик, подошел к Дженсену, заговорил серьезно: – Извини, я что-то заигрался, забыл, но, я надеюсь, ты никуда не уедешь, пока я буду отсутствовать. Дженсен все смотрел непонимающе, напряженно, и Джаред плюнул на все, поддался порыву и обнял его, зашептал на ухо, поглаживая по спине: – Джен, ты сам хотел равноправия. Я поеду, привезу документы, ты убедишься, что все официально и ты – свободен. Ты же хотел этого? Не говори, что нет. Я приеду, слышишь? Дождись меня, и потом решишь сам: остаться ли со мной или уехать. Клянусь, я не буду тебя удерживать силой, но если ты захочешь остаться – буду счастлив. Он почувствовал, как под его руками Дженсен немного расслабился, а потом он услышал вопрос, заданный очень недовольным тоном: – Почему так надолго? – Ну, не все так просто. Придется дать взятку, ждать. Ты должен понимать, с этой бюрократией даже с большими деньгами приходится ждать. Тем более в таких вопросах. – Почему-то потерять свободу можно очень быстро. – Дженсен таки высвободился из его рук, даже отошел немного, и Джаред невольно вспомнил: зала, полная людей, Дженсен стоит перед ним с мальчишкой на руках. Воспоминание принесло боль, он поскорее отогнал его, сказал задумчиво: – Столько времени прошло. Будто и не со мной, не с нами все это было. Да, чтобы стать рабом нужно всего лишь несколько свидетелей, произнесение вслух клятвы и клеймо, а вот чтобы вернуть права – куча бумаг, восстановление документов и немалое количество денег. – За долги продаются немало в низшем сословии, – сказал Дженсен, – но только ты догадался сделать такое с лордом. С равным. – Я был зол тогда. Не понимал, что делаю, и мне хотелось, чтобы ты тоже страдал, как и я. Мы оба постарались, Джен, что теперь вспоминать. – Да. – Дженсен тоже не хотел вспоминать, но он ясно понимал, это всегда будет с ним, он будет жить с этим, и если бы всего, что случилось, не было – он бы многое не понял, не узнал. Он изменился – что бы там Джаред ни думал. Он меняется тоже, на многое он смотрит теперь по-другому, и если бы можно было, он изменил бы то единственное, что мучило его и раньше. Он не ушел бы так от Джареда, тайно и подло, он рассказал бы ему, и, возможно, все было бы иначе. Сейчас, правда, он думал иногда, что, может быть, так, как есть – самое правильное. Ему нужно было так уйти, а Джареду нужно было его найти, и им обоим нужно было пройти через это все, чтобы измениться и понять, что главное, а что пустяки, о которых не стоит даже думать. Дженсен не мог успокоиться. Стоя у камина, он смотрел на Джареда, сидящего в кресле, с этим серебряным кубком, усмехающегося, расслабленного, и страх холодной змейкой проникал в сердце, непонятное, незнакомое раньше чувство надвигающейся беды, словно над Джаредом распахнулись невидимые черные крылья злого демона и он только и ждет удобного момента, чтобы нанести удар. А Джаред не чувствует опасности, он уверен в себе и спокоен. – Не уезжай, – прошептал Дженсен – они лежали в постели, и кто знает, может, спали за всю ночь лишь пару часов – но Джаред на его шепот только улыбнулся. Притянул его опять к себе, возразил: – А потом ты снова будешь упрекать меня? При любом удобном случае. Нет, Джен, давай сделаем все правильно. – Я не буду упрекать, – в отчаянии сказал Дженсен, – поедешь потом, после. – Я не буду откладывать, – упрямо ответил Джаред, и это так похоже было на него, что Джен едва не застонал от досады. Но потом забылся снова. Джаред дразнящее провел кончиком языка вдоль скулы, поцеловал его в уголок губ. Серия нежных, как прикосновение крыла бабочки, поцелуев закончилась пленением соска. Джаред обвел языком по его ореолу, потом засосал в себя, одновременно теребя пальцами другой. Дженсен судорожно вздохнул и вцепился в плечи Джареда, а тот все не останавливался. Он уже исследовал языком впадинку пупка, все ближе подбираясь к члену. Когда же его губы коснулись истекающей естественной смазкой головки члена, Дженсен вскрикнул и только и мог, что подаваться навстречу и стонать, и в голове его была лишь одна мысль: «Неостанавливайсяджейнеостанавливайсянет». Но после, когда прошел угар и приятная истома покинула его, Дженсен снова попросил: – Джей, может, ты останешься? И увидел снова – нет, Джаред сделает по-своему, как решил, и отчаяние снова накатило на него, потому что подтолкнул к этому решению Джареда он сам, своим поведением, своей нетерпимостью и непримиримостью. Люсьена вовсе не смущало, что его хозяин со своим возлюбленным трахаются сутки напролет, как озабоченные кролики, его это не касалось. Он был скорее рад, что долгое противостояние, наконец, закончено, и даже одобрял скорый отъезд хозяина. Глядишь, Дженсен образумится, скорее поймет, как ему повезло с лордом, и, возможно, даже начнет скучать. Но его волновало, останутся ли в силе данные вечером распоряжения. Он с некоторой опаской стучал ранним утром в двери апартаментов молодого хозяина, гадая, а не пошлют ли его, часом, куда подальше. Но, к его облегчению, лорд был уже одет, распахнул навстречу ему двери, свежий и довольный, и немедленно спросил, готов ли экипаж. Дженсен, стоявший за ним и тоже уже одетый, таким довольным не выглядел, но Люсьен полагал, что это так и должно быть. Не должен Дженсен выказывать радость при отъезде любимого лорда, хотя с такой кислой физиономией тоже ходить не следует. Оставив свои размышления при себе, Люсьен предложил спуститься позавтракать в трапезную, а он меж тем заберет последние личные вещи хозяина. Завтракать в пять утра Дженсену не хотелось, он без всякого удовольствия грыз куриное крылышко и мрачно размышлял, остался бы Джаред, если бы он вдруг серьезно заболел? Симулировать приступ неведомой болезни ему, скорее всего, не удастся, да и учитывая познания Джареда в медицине – он раскусит его запросто… Как же его остановить? – Оставь, Джен, я скоро приеду. Ну что ты, в самом деле, так нервничаешь? То видеть меня не хотел, а сейчас опять дуешься. Пойманный врасплох за коварными планами, Дженсен смутился, потом коротко взглянул на буквально светящегося Джареда, с независимым видом заявил: – Делай, что хочешь. Ты никогда со мной не считался, почему сейчас должен. – И прикусил язык, но Джаред не перестал улыбаться, кивнул, уверенно сказал: – Вот. Видишь? Ладно, не успел сказать: «Ты же хозяин». Во избежание дальнейших эксцессов, придется действовать, как я и задумал. И действия свои я считаю правильными. Пока Джаред отдавал Люсьену последние распоряжения, Дженсен стоял немного в отдалении, смотрел, как возле экипажа суетятся слуги, и вяло размышлял, возьмет ли его с собой Джаред, если он попросит. Совсем немного времени. Вот Джаред повернулся к нему, и спросил о чем-то, но Дженсен не услышал его. Накатил страх и четкое мистическое предчувствие, что он видит его в последний раз. Не думая больше, не слушая, не рассуждая, Дженсен шагнул навстречу, крепко обнял и попросил снова срывающимся голосом: – Не уезжай! Джаред нахмурился: это не похоже было на прежние выходки Дженсена, это не похоже было вообще ни на что. Он переждал пару минут, легонько, осторожно, оторвал от себя Дженсена, заглянул в глаза, спросил встревожено: – Джен, да что такое? Кого ты боишься? Тебя никто не посмеет здесь обидеть. – Да при чем здесь я! – с досадой сказал Дженсен, замялся, вгляделся в такого уверенного, сильного Джареда, тревога немного отпустила его, но он все же сказал: – Ты будь осторожен. Пожалуйста. Мне что-то все, не знаю, страшно. Джаред успокоился, улыбнулся даже: – Какие пустяки. Ну что ты, что может со мной случиться? Посмотри на меня: ни одна сволочь не посмеет даже подойти ко мне. А если только сунется – я сумею за себя постоять. Джен, я постараюсь обернуться скорее. Джареду стало тепло от неприкрытого и такого непривычного беспокойства Дженсена, он нежно прикоснулся рукой к его лицу, сказал негромко: – Джен, я рад, что ты обо мне думаешь. Я буду скучать по тебе, я уже скучаю, но это нужно сделать как можно скорее. И вот что, не вздумай возвращаться в подвал. Обещаешь? Дженсен кивнул и, снова прижавшись поплотнее к Джареду, буркнул: – Хорошо. Давно уже скрылись за поворотом шпили замка, а Джаред все никак не мог выкинуть из головы странное поведение Дженсена. Если в целом – странным оно не было, засранец всегда вел себя так, как бог на душу положит, лишь бы поперек, лишь бы все по его, но тут немного странно. Дженсен, похоже, на самом деле был испуган. Джаред не верил во всякие вещие сны, плохие предчувствия и интуицию, но, как здравый и осторожный человек, решил все же быть настороже. И, не смотря на странность поведения Дженсена, Джаред был несказанно доволен. Он потянулся: после столь активных игр все тело сладко ныло, но это была приятная усталость. Улыбнулся при воспоминании о новых впечатлениях и подумал, что возвращаться будет очень приятно. Всегда приятно возвращаться домой, где тебя ждут и, как Джаред надеялся, любят. Ранним утром во дворе замка уже вовсю кипела жизнь, по всем направлениям пробегали его жители. Вот кухонный служка еле протащил ведро, полное воды, вот двое здоровых мужчин пронесли куда-то бревно, вот высунулась из распахнутого окна кухни, откуда валит пар, красная рожа и прокричала что-то служке с ведром; а Дженсен все стоял в оцепенении, не слыша ничего, глядя себе под ноги. К нему тихо подошел Люсьен, потоптался возле, и вдруг совсем непривычным Дженсену тоном заговорил: – Мой господин, позвольте спросить. Дженсен очнулся от размышлений и с удивлением посмотрел на Люсьена: – Что с тобой? Чего это ты вдруг? Я не господин тебе. Люсьен отвел глаза. Странно было видеть огромного и невозмутимого обычно управителя таким неуверенным, но Люсьен быстро поборол смущение и пояснил: – Мой лорд объявил мне, что отныне вы здесь на правах почетного гостя, и я должен относиться к вам соответственно. Позвольте уточнить, где вы намерены остановиться, в хозяйских апартаментах или в комнатах для гостей? – Хм. – Дженсен оглядел с головы до ног Люсьена, вздохнул и попросил: – Люсьен, давай все же без церемоний. Я хочу, чтобы ты по-прежнему обращался ко мне по имени. Какая разница, где я буду спать? А Джаред что сказал? – Он сказал, как вам будет угодно, я не должен препятствовать. – О. – Дженсен заинтересованно и насмешливо спросил: – А чему ты должен препятствовать? Очень интересно, Люсьен! Есть что-то, что мне нельзя делать? Ну я же должен знать, скажи мне. Джаред вот не нашел времени. Нехотя Люсьен забубнил: – Обычно гостям не дозволяется занимать хозяйские покои. Но вас это не касается, однако вы не можете жить в комнатах старого лорда или леди. Еще вам нельзя забираться в помещения для рабов, но у вас и не получится, я закрыл их, и проникнуть туда не удастся. Он замолчал, а Дженсен даже развеселился. – Продолжай, – велел он. – Ну, я должен препятствовать, если вы захотите один покинуть пределы замка. – Вот как. Люсьен, а тебе не кажется, что в таком случае это похоже на статус почетного пленника, а не почетного гостя? Дженсен не сердился, он просто пытался понять логику распоряжений Джареда и с любопытством смотрел на Люсьена, а тот вдруг выдал: – Мой лорд очень привязан к вам. К тебе, Дженсен. И он боится, что с тобой может что-нибудь случиться, но если ты захочешь поехать куда-нибудь, ты можешь это сделать в моем сопровождении. Так что ты не пленник. Дженсен опять хмыкнул: – Логика. Под охраной, значит, это не пленник. Ну да черт с тобой, я не собираюсь никуда уезжать. Но по приезде Джареда все ему выскажу, а теперь, может, отыщешь мне Леграна? На повторный вопрос Люсьена Дженсен без колебаний ответил, что останется в покоях Джареда. Он вернулся туда, и ноги сами принесли его в кабинет. Все было в нем так, будто хозяин только покинул его и вот-вот вернется. Да, собственно, так оно и было. Дженсен медленно прошел вдоль полок, уставленных книгами, коснулся рукой широкого кожаного кресла, взял со стола и взвесил в руках пресс-папье, вспоминая, почему Джаред предпочитал всегда эту страшную штуковину из зеленого камня изящным вещицам, что дарил ему Дженсен. «Она тяжелая и удобная. Я привык к ней. А твои игрушки – для красоты.» Джаред не любил менять ничего в обстановке, казалось, он вообще редко менял свои предпочтения. Дженсену все хотелось посмотреть на клавесин, стоявший в углу, но он удерживал себя, он даже сел с ногами в огромное кресло, и, устроившись, оглядывал вокруг все по новой. Его взгляд задержался на стене напротив кресла: между двумя тяжелыми, набитыми книгами и безделушками шкафами была небольшая ниша, и из другого положения в кабинете она не бросалась в глаза. В нише виднелось что-то, задрапированное темно-зеленым бархатом. Дженсен выбрался из кресла, обошел огромный дубовый стол и встал напротив ниши, гадая, что же это такое может быть, но дотянуться он мог только до её нижнего края. Подтащив стул, Дженсен взобрался на него и потянул за край мягкой ткани. И увидел, что в нише за бархатной накидкой спрятана картина. Любопытство ничуть не уменьшилось, теперь ему хотелось узнать, чье изображение было так тщательно скрыто от постороннего и хозяйского глаза. Он, не церемонясь, резко дернул накидку – послышался треск, и она тяжелым мягким водопадом заструилась вниз, накрыв его с головой. Дженсен, морщась от пыли, стряхнул с себя ткань и поднял глаза. И чуть не упал со стула. Вспомнилась тут же далекая, будто из другой жизни, сцена и несколько дней, что они позировали художнику. Как он мог забыть. Тогда он уже встречался с Лери и всячески отлынивал от утомительных сеансов. Приходилось сидеть неподвижно несколько часов, и если бы не Джаред со своими бесконечными шутками, какими он развлекал Дженсена, этот портрет никогда не был бы написан. Дженсен не видел его раньше, не успел. Сейчас он спустился со стула и отошел на несколько шагов, чтобы охватить взглядом всю картину. С забившимся сердцем и слабой улыбкой он смотрел теперь и вспоминал: – Джаред, я устал, может, он и без меня дорисует? – Надо говорить – допишет. Нет, Джен, не допишет. Хотя бы два сеанса, потерпи. Куда ты так спешишь? – Я, эм, ну это. Я потом скажу, ладно? – Мне все же непонятно, Джен, куда ты так часто убегаешь, что за страшный секрет? Да ладно, все, молчу, не надо злиться. Чуткий взгляд художника уловил и передал возникшее уже отчуждение, может, намеренно, а может, иначе не получилось у талантливого портретиста - Дженсен на картине вышел высокомерным, капризная линия губ, холодные, равнодушные глаза. Чужой и далекий, недоступный, и, казалось, он едва терпит всех, и мысли его далеко. Может, это была робкая попытка мастера открыть Джареду глаза на настоящее, на то, что скрывалось под роскошной одеждой и красивой внешностью его суженого? А Джаред, возвышавшийся над ним, являл собою полную противоположность Дженсену - открытый, светлый взгляд, довольная улыбка трогает губы, от всего облика веет радостью и довольством, и он нежно и уверенно держит руку на плече Дженсена. И видно сразу, он не подозревает, какой в ближайшем будущем ждет его жесточайший удар. Дженсен прикрыл глаза на секунду, и отвернулся поскорее от такого говорящего портрета, но не выдержав, он посмотрел снова. Да, так и есть. Как видно всё, все чувства написаны на лицах. Джаред обещал показать ему портрет после свадьбы, и даже после всего, что случилось, сохранил его. Мама была права, Джареду важно и ценно все, что связано с ним, а Дженсен этого никогда не ставил ему в заслугу. Что имеем – не храним? Дженсен с тоской огляделся снова, его внимание вновь привлек клавесин, тот загадочный инструмент, ради которого он пришел сюда. Подарок Джареда. Редкая вещь, необычная и наверняка очень дорогая, но когда Джареду важна была цена? Он просто хотел порадовать любимого. Дженсен подошел к клавесину, откинул крышку, коснулся пальцем клавиши, и тонкий нежный звук раздался в помещении. Снова иглой в сердце вонзилось недоброе предчувствие, рождая в душе тоску и страх. Дженсен, не в состоянии больше находиться здесь, где во всякой вещи проглядывал образ хозяина, поскорее покинул кабинет; но куда идти, тут все везде напоминает о Джареде. Он вошел в спальню, только сейчас с ужасом осознавая, что остался один, и как пережить это одиночество – неизвестно, когда хочется сказать, догнать, объяснить, попросить прощения. И обещать, и даже верить, что обещания будут исполнены. Пусть только он вернется.