Проклятие

За неделю такого марафона у Джареда под глазами залегли темные круги, движения стали резкими, одержимый вид его пугал домочадцев, но никто не смел перечить наследнику. А с Дженсеном… Утром, когда еще было темно, несчастного выволокли во двор, облили холодной водой, и он сразу пришел в себя. Обнаженному, кинули его одежду, и он одевался здесь же, трясясь от холода. Люсьен снова надел на него кандалы и приковал к колесу, недовольно сказал: - Ты не угодил хозяину? Я думал, ты будешь служить ему только для ночных утех. Но Джаред хотел окончательно сломить дух беглеца и решил, что так Дженсен быстрее поймет, – чего теперь стоит он сам и его никчемная жизнь. У Дженсена темнело в глазах от боли, тряслись колени, но вскоре он почувствовал себя лучше: в движении застоявшаяся кровь разошлась и уже не отдавала такой мучительной болью в паху. Нежная кожа на ладонях снова стерлась, к концу дня руки вновь покрылись кровавыми мозолями; на ногах в этот раз были башмаки, но деревянные колодки от холода не спасали. Но никакая физическая боль не могла сравниться с душевной. Дженсена не оставляли мысли о потерянном возлюбленном. Яркие, полные света и радости воспоминания и жуткая действительность мешались, он бредил наяву, пока толкал свое колесо. Было тяжело и страшно, он чувствовал себя больным от такого бесцеремонного использования своего тела. Терпеть издевательства Люсьена еще можно было, они не окрашены были эмоционально ни ненавистью, ни местью, Люсьен просто делал свое дело, а Джей… Джаред, кажется, вознамерился растоптать все, что еще оставалось светлого в его нелегкой нынешней жизни. Дженсен устало и безнадежно усмехался, вспоминая, как он надеялся, что приезд Джареда изменит его жизнь. Он знал, что Джаред не простит его после такого предательства, но маленькие ростки надежды невозможно было вырвать с корнем. Хотя бы незначительное смягчение – в его положении даже наличие теплой обуви порадовало бы. Джаред как никто другой знал, насколько Дженсен изнежен, капризен, как привык он получать от снисходительного обычно Джареда все только по одному намеку. Но теперь Дженсен понимал: Джаред не собирается облегчать его участь. Стало хуже настолько, что Дженсен боялся очень скоро не выдержать, слишком яростен был напор, с каким пытался сломить его Джаред. В отсутствие Джареда Дженсен был свободен от своих нелегких обязанностей хотя бы ночью, когда его отправляли в холодную и маленькую келью. Там он мог, по крайней мере, спать в одиночестве, кое-как устроившись на соломенном тюфяке. Теперь же у него не было покоя вовсе: днем он крутил тяжелое колесо, выбиваясь из сил, ночью его терзал Джаред, и если ему удавалось поспать до рассвета хоть пару часов – это было счастьем. Дженсен таял на глазах; впрочем, его истязатель тоже. Когда его привели снова, на этот раз в кандалах, а не в ажурных золотых цепочках, грязного, с окровавленными ладонями, Джаред отпустил Люсьена со словами: - Утром, как обычно, заберешь его. Оставшись наедине с Дженсеном, развернулся к нему, сбросил мрачную маску, широко улыбнулся, встречая ненавидящий взгляд: - Мне захотелось сегодня немного экзотики. Хочу тебя вот такого, отвратительно неухоженного, вонючего. Дженсен шарахнулся было, но очутился очень скоро в ненавистных объятиях, стискивая зубы, терпел, едва не падая от усталости, измученный бессонной ночью и долгим рабочим днем. Однако когда Джаред повлек его к роскошной кровати, уронил на нее, когда навис над ним, полураздетый, с безумным блеском в глазах, прижал его к кровати и задышал часто – Дженсен почувствовал приступ паники. Он отчаянно не хотел повторения вчерашних пыток. Он столкнул с себя Джареда – и откуда силы взялись? – отпрыгнул от кровати – сам не понял, как – и забился в угол, выставив перед собой скованные руки: - Нет, не хочу. Нет, пожалуйста. Лучше убей. Джаред сдержал первый порыв силой вытащить из угла беглеца и подошел мягко, хищно надвинулся, потянул Дженсена на себя, медленно, уговаривая ласково: - Успокойся, любимый, тебе понравится. И снова повлек его к кровати, уложил нежно, не снимая с него ни цепей, ни одежды, только рука его скользнула под лохмотья, лаская пальцами напрягшиеся мышцы живота, спускаясь все ниже. -Джаред, не надо, - глухо просил снова Дженсен, повторяя в сотый раз уже сказанные слова, и в сотый раз убеждаясь, что его не слышат. - Ты не можешь мне диктовать свои условия, - ровно отвечал Джаред, с опасным блеском в глазах развязывая веревочки, удерживающие штаны на узкой талии Дженсена. - Прошло то время, когда ты мог помыкать мною. Я сделаю с тобой что хочу, а хочу я сейчас вот этого. Джаред сдернул с него штаны до колен, приник губами к члену, вобрал его весь в рот, засосал мощно, так что Дженсен беспомощно заскреб руками по простыням, пачкая их кровью: - Нет, Джей, я не могу больше… Руки Джареда шарили везде, он лежал, придавив ноги Дженсена своим весом, и самозабвенно ласкал член Дженсена, от таких усиленных стараний встающий на глазах. Дженсен обессилено закрыл глаза, стараясь удержаться от рыданий. Ему казалось, Джаред похож теперь на неумолимого, бездушного монстра, ничего не осталось в нем человеческого, ни жалости, ни сочувствия, и как никогда прежде, Дженсен уверен был: Джаред не любил его. И сейчас мстит ему, только из гордости, тщеславия, уязвленного самолюбия; и пощады, пожалуй, не дождаться. Дженсен ждал, что Джаред вновь перевяжет ему мошонку, его уже трясло от ожидания неминуемых издевательств, но Джаред, видимо, решил разнообразить свой досуг. В этот раз Джаред перевернул его, подложив под гениталии мягкую меховую подушку, небрежно смазал двумя пальцами вход и тут же вошел в него, ненасытно, с дрожью вожделения, тут же начал двигаться в нем, полностью растворяясь в своих ощущениях. Дженсен пробовал вырваться, но куда там: первоначальная боль прошла, и на него тоже начали накатывать волны удовольствия. Джаред всегда умел довести его до оргазма очень быстро. Раньше. Позволит ли он сейчас ему кончить или вновь будет изысканно пытать, Дженсен не знал. Джаред не долго оставлял его в сомнениях: вскоре он просунул свою руку ему под живот, нащупал и ухватил налившийся член, и принялся грубо ему дрочить, нашептывая в ухо, отчего волоски на загривке вставали дыбом от возбуждения и от ужаса: - Скажи, он так делал тебе? Я же знаю, тебе это нравилось. Вот так. - Услышав сдерживаемый стон, Джаред продолжал, со страстью наваливаясь на него сильнее: - Чем он лучше меня, скажи? Расскажи, как вы это делали. Отчаяние вновь охватило Дженсена. Джаред не забывал о своей обиде, напоминая о потерянной любви, каждый раз как нож втыкая в сердце. Дженсен, задыхаясь, отвечал: - Что тебе в нем? Тебе всегда было безразлично, что я думаю, чего ах… хочу, ты всегда, поступал по-своему, всегда заставлял, как и сейчас. Джаред был неприятно поражен, более того, обижен. Оскорблен. Вот, значит, как. Его неусыпные заботы, его внимание – всё воспринималось как жесткий контроль, и тем неприятнее ему было, от осознания, что доля правды в словах Дженсена есть. Он всему привык отдаваться со страстью, и если ему казалось, что вот этот цвет одежды – идет его любимому больше всего, в итоге Дженсен надевал то, что Джаред считал красивым. Окружение, одежда, вещи, книги – ни одна мелочь не проходила мимо пристрастного внимания Джареда, все подвергалось оценке: подходит ли это Дженсену? Если Джаред считал, что «это» не самое лучшее – оно исчезало из поля зрения его возлюбленного навсегда, а робкие попытки вернуть – пресекались. Врожденного макиавеллевского таланта Джареду было не занимать, семейная черта вечных заговорщиков. Теперь приоткрылась завеса тайны – значит, Дженсену тяжело было терпеть тотальную заботу и присмотр… Джаред разозлился; в нем и так все время кипели страсти, он не хотел находить оправданий, он не считал это веской причиной: - Что? – Он не прекращал своих движений, захватив крепкой ладонью налившийся член партнера, продолжал яростно дрочить, вызывая хриплые стоны. - Джен, ты неблагодарный. Я – заставлял тебя?! Что именно заставлял делать? Джаред не ожидал, что Дженсен ответит, он уже чувствовал, как по телу его партнера пробегают судороги подступающего оргазма… На этот раз он решил позволить ему эту радость, пусть вспомнит, как им было хорошо вместе. Дженсен неожиданно заговорил: - Ты никогда не давал мне свободы. Все было, как ты хотел, всегда! – Он выкрикнул последнее слово, содрогнувшись, освобождаясь, выплескивая горячую сперму, и обессилено утыкаясь лицом в испачканные простыни, и Джаред догнал его, изливаясь толчками в распластанное тело. Отдышавшись, он скатился с Дженсена, повернулся на бок, разглядывая уже по-новому бывшего суженого. «Так вот что оттолкнуло тебя. Выходит, я никогда не знал тебя, по настоящему…» вдруг змейкой проскользнула другая мысль: «И не пытался». Дженсен лежал неподвижно, тяжелые грубые оковы вновь натерли шею, плечи, запястья, ладони – в кровавых мозолях, и все равно – он был прекрасен. Этот мерзавец, даже умирая, будет прекрасен, и Джаред не избавится от своей ненормальной привязанности. Джаред рассчитывал, что, от зрелища измочаленного, в непотребном виде, Дженсена, его страсть поутихнет, а может, и вовсе пройдет. Ничего подобного: едва только Дженсен вошел – ему как под дых ударили. Как всегда. Джаред не хотел, но ноги сами его понесли к заветному шкафчику, он вынул золоченую коробочку из тайника. Джаред проклинал себя, но снял эти оковы и нежно обработал все раны, избегая смотреть в глаза удивленному Дженсену. Он бы убил себя, если бы мог, да любовь – больную, ревнивую, обозленную – не вырвешь из себя, не уничтожишь. Но это был лишь минутный порыв. Дженсен, измученный бессонной ночью и тяжелым днем, задремал, и сорвалось с его губ ненавистное имя. Дженсен так скучал, что почти каждую ночь говорил с Лери во сне, когда ему удавалось урывками поспать. Джаред, услышав имя соперника, пришел в бешенство и набросился снова на Дженсена, откуда только силы взялись – он ведь тоже уже сутки не спал, находясь весь день в состоянии нервного возбуждения. - Не смей даже думать о нем, ты никогда его не увидишь, - рычал Джаред в лицо Дженсена, снова врываясь в него, забыв о своих планах ласковых пыток и вбиваясь в него зло и беспощадно. Джаред и сам потом плохо помнил, что говорил и что делал; он помнил только, что Дженсен отчаянно сопротивлялся, сколько мог, а потом, уже, связанный шелковыми шарфами, даже почти и не стонал. Джаред, кажется, использовал снова фаллоимитатор, требовал, чтобы Дженсен рассказал, как именно они трахались «с этим ублюдком», и Дженсен думал уже, что его бывший просто сошел с ума. Джаред все больше пугал Дженсена – ему казалось, они вместе катятся в какую-то черную, бездонную пропасть. На исходе недели Дженсен почувствовал, что сам недалек от помешательства, из-за усталости, из-за непрекращающегося морального и физического насилия, то изысканно нежного, заставляющего его просить и унижаться, то грубого, но, опять-таки, Джаред всегда знал, как довести его до удовольствия, перемежая всякий раз нежность и грубость. Он вымотал Дженсена, как никто не мог бы сделать, кроме него. Никто так хорошо не знал его, никакой Люсьен не сравнился бы с Джаредом. Джаред мог одним прикосновением зажечь его, а так же одним словом мог причинить боль сильнее, чем сотня ударов плетью равнодушного Люсьена. И тут в замок приехал старинный друг Джареда, Чад. Чада Джаред знал почти столько же лет, как и Дженсена, по положению в обществе они были равны. Только вот Чаду повезло больше – в его семейной жизни все было прекрасно: кроме верного партнера, у Чада даже имелась пара наследников от наложниц, и он подумывал их признать. Приезд Чада всеми был воспринят с энтузиазмом, настолько угнетающе-безумная воцарилась в замке атмосфера. С таким страхом смотрели и слуги, и члены клана на эту бессмысленную войну бывшей пары, и настолько неясно было, что будет дальше и чем кончится – что все невольно перевели дух при виде всегда веселого и довольного жизнью друга Джареда. Даже Джаред вздохнул свободнее: он сам чувствовал, что летит в пропасть. В последнее время он запретил вмешиваться в свои непростые отношения с Дженсеном даже матери, несмотря на все глубокое к ней уважение и сыновнюю любовь. Совсем недавно Джаред поссорился даже с отцом, и дело было не в том, что кому-нибудь из членов клана стало жаль Дженсена, вовсе нет. Каждый из них спокойно убил бы недостойного отщепенца, посмевшего удрать и опозорить Джареда, но всех волновало состояние, близкое к безумию, в какое загонял себя Джаред, ни в чем не знавший меры: ни в любви, ни в ненависти… - Джей, ты когда в последний раз спал? – Чад, после приветственных объятий весело оглядел набежавших родственников и членов клана Падалеки, успевая кому-то улыбнуться, кого-то хлопнуть по плечу, с кем-то и парой слов перекинуться, в то время, как слуги занялись его багажом и экипажем. Джаред неопределенно хмыкнул, сграбастал снова друга в объятия, и пробормотал: - Все такой же. Джаред повел друга в трапезную, где они сразу же выпили и принялись вспоминать всех друзей и знакомых. Чад, улыбаясь, заявил, что следом, через пару дней, приедет его кузен, Роен, с надеждой на отличную охоту и попойку. Джареда словно кольнуло что-то в сердце, как предчувствие, он через силу улыбнулся, поставил кубок: - Помню, он … хм, неравнодушен был…- Он не смог договорить. Чад спокойно закончил, после стольких лет дружбы не обязательно говорить вслух, чтобы понять, о чем речь: - К Джену? Да, помню. Надеюсь, ты не думаешь, что он надеется на что-то? Пожалуй, Чад был единственным, кто знал о плане Джареда, найти и вернуть любыми способами неверного возлюбленного. Только по вечной своей доброте он не догадывался, в какие дебри заведет Джареда абсолютная, ничем неконтролируемая власть над провинившимся любимым, во что может обернуться его безответная любовь. Чад меж тем спокойно говорил: - Насколько я помню, Джену Роен никогда не нравился. Я это не из любви к тебе говорю, это просто констатация факта. - А его теперь никто не спрашивает, что ему нравится, - с ожесточением сказал Джаред, и Чад удивленно замолчал. «Да, похоже, я вовремя. Как же все запущено. Хорошо, что я приехал раньше Роена». Чад удержал рвущиеся наружу вопросы, по опыту хорошо зная, что лучше не давить, и Джаред, немного выпив, расскажет все сам. Джаред меж тем снова, в который уже раз, решал для себя, сможет ли он пойти «на это». Разумеется, никто его не заставит – подкладывать раба под приезжего гостя; хоть обычай такой и существовал, но Джен-то был исключением. Но такое могло произойти, и Джаред мучительно боролся с собой. Схлестнулись в душе месть и собственническое чувство – или любовь, которую он безуспешно пытался выкорчевать. Он не знал, сможет ли подобное сделать: желание наказать, унизить Дженсена, показать ему, где его место и чего он теперь достоин, было сильным, но и таким же сильным был иррациональный, непонятный страх. Он не мог понять его природу, но едва он представлял, как Дженсена уводит посторонний мужчина – зверь просыпался в нем. Даже сейчас, мимолетно представив эту картину, он невольно сжал кулаки и едва не зарычал, и одновременно возбуждение захлестнуло с головой, напрягся член. Как же бороться с собой, когда от возможности осуществления такой сумасшедшей мести разом закипает кровь и возникает полноценный стояк? Блядь, хорошо бы пустить урода по кругу, да еще самому его отыметь в конце фаллоимитатором побольше, но Джаред знал: после воплощения подобных фантазий все изменится уже навсегда. И кому станет хуже: Дженсену или ему, – это еще большой вопрос. *** Лорд уехал по важным делам ко двору, леди тоже отправилась с ним, надеясь, что благотворное влияние Чада на Джареда удержит последнего от необдуманных поступков. С приездом Чада у Дженсена появилась возможность перевести дух. Джаред уже вторую ночь не беспокоил его, попойка с гостем затянулась, но, кажется, все в замке были этому только рады. Дженсен настолько устал, что спал как убитый, и молодому организму хватило двух дней, чтобы немного восстановиться и прийти в себя. От унизительной работы его не освободили, но, по крайней мере, он мог хоть немного поспать. Чад теперь был в курсе всех событий, знал, что происходит в замке, и сочувствовал незавидной участи Дженсена. И только благодаря вмешательству Чада передали Дженсену теплую обувь и перчатки. Поглядев из галереи на Дженсена, он только вздохнул: - Джей, ты псих. Не думал я, что ты так круто с ним обойдешься. Джаред, не отрывая мрачного взора от толкающего колесо Дженсена, сказал холодно: - Он заслужил это. Ты представить себе не можешь, что мне пришлось пережить. Все эти насмешки, записочки, блять, они боялись мне сказать прямо! Смеялись за спиной. Если бы он, - Джаред указал подбородком на Дженсена, - выбрал бы ровню, а не этого ублюдка, мне бы не было так… тяжело. Этот маленький, слащавый кайрос. Чад, ты бы видел его. Просрать все ради этого воришки. Он отвернулся от окна, спросил злобно: - А что ты ждал, Чад? Что я буду снова выполнять все его прихоти? Нет, хватит. Они отошли от окна; Чад благоразумно промолчал, что приехал он, в основном, по просьбе леди Донны. Чад пойман был леди при дворе: когда Алан Эклз ненадолго отлучился, леди немедленно отыскала Чада и умолила его поехать и посмотреть, как там ее сын. Она не видела его два с лишним года, и сказала, что муж не позволяет ей повидаться с Дженсеном. Имя отступника было табу в семье Эклз, для всех он будто умер, но материнскому сердцу невозможно приказать. Что же делать, ее любимый мальчик ошибся – неужели за это нужно так жестоко наказывать? До нее доходили слухи о тяжелом положении Дженсена, но она хотела, чтобы Чад узнал точно; ей не верилось, и она надеялась на лучшее. Теперь Чад сомневался, стоит ли говорить леди о том, что слухи вовсе не преувеличены, а, пожалуй, еще и преуменьшены. Друзья уже выпили достаточно, когда Чад заговорил на опасную тему снова. Пьяно покачивая кубком, он философствовал: - Джей, невозможно заставить любить. Чего ты добиваешься, объясни? - О чем ты? – Джаред сидел в высоком кресле, развалясь, сумрачно оглядывая трапезную, заваленный яствами стол, провожая глазами быстро мелькающих слуг. - Я хотел его наказать. И я сделаю так, что он пожалеет, он за все мне заплатит. - А дальше? - Не понял, что дальше? – Джаред тоже уже был пьян и терял нить разговора, но Чад проявлял упорство: - Допустим, пожалеет. Ты хочешь, чтобы он просил у тебя прощения? Но любовь-то не вернешь. Я вообще теперь не понимаю, зачем ты все это… перспективы? Убивать его ты, вроде бы, не собираешься. Если ты хотел его вернуть, по-настоящему, знаешь, то надо было… по-другому, да. Чад озвучивал сейчас сомнения Джареда, от этого ему становилось только горше, в душе был настоящий ад. Сожаление, любовь, ненависть, понимание неправильности происходящего – Джаред теперь чувствовал себя убийцей или каким-то мерзким подонком, который отловил двух непослушных детей и вершит теперь их жизни по своему разумению. Ему запали в сердце слова Дженсена о том, что Джаред не давал ему свободы. Может, и так. Он не умел любить по-другому. Ему нужно было знать о каждом вздохе возлюбленного, знать его каждый шаг и каждую мысль. Отчего это происходило… Возможно, из страха потерять, но тотальный контроль и вмешательство во все интересы Дженсена привело к обратному результату. Как же тяжело. Джаред задумался, вспомнив брачного партнера Чада: нежный инфантильный юноша, вот уж кто никогда не скажет, что заботы «слишком много». Ему, Алеку, внимания всегда было мало, он буквально требовал этого внимания, купался в нем; вот уж кто никогда бы не попрекнул Джареда. И почему Дженсен – не такой. Джаред через силу спросил: - А как? Что я, по-твоему, должен был делать? Чад неверной рукой вновь налил себе вина, выпил, вытер губы рукавом и с пьяной смелостью заявил: - Не знаю. Завоевать его, снова. Сделать так, чтобы он захотел вернуться, сам. Джаред, напряженно ожидавший ответа, процедил, зло сверкнув глазами: - Ты издеваешься? Унижаться перед ним после всего, что он сделал? – Джаред неожиданно для самого себя тихо добавил: - Да он бы… Чад, он бы никогда не вернулся, если бы я его не заставил прийти. Видел бы ты, как он смотрит на этого мальчишку, - Джаред невольно смял в руках серебряный кубок, вино выплеснулось, он удивленно посмотрел и, морщась, отшвырнул испорченную вещь. Тут же слуги убрали мусор, принесли новый кубок, налили вина. - Я не знаю, чем это кончится. И что я буду делать дальше, - Джаред основательно хлебнул из кубка, поставил его на тяжелый дубовый стол, - но точно знаю, он пожалеет… Дженсен жил в замке довольно изолированно, почти ни с кем не общаясь: утром его уводил из его крохотной холодной камеры или из покоев Джареда Люсьен, после работы он приводил его обратно, пищу ему раз в день приносил тоже он. Но все же Дженсен знал, что в замок приехал друг Джареда. К его колесу иногда прибегала маленькая девчушка, работавшая на черной кухне, приносила или яблоко, или кусок пирога, смущенно протягивала ему и убегала. Ей никто не запрещал приходить, Дженсен каждый раз благодарил ее: сочувствие маленькой служанки хоть немного согревало его в искусственно созданной для него изоляции. Дженсен не переставал думать о своем мальчике, но приезд Мюррея встревожил его. Ему не хотелось, чтобы прежние друзья и знакомые видели его в нынешнем состоянии, он с ужасом представлял, какое Джаред может устроить развлекательное шоу. И был благодарен Чаду, что тот не пришел и не глазел на него, прикованного к тяжелому колесу, не смеялся над ним. Дженсен знал: не все друзья Джареда отличаются подобной душевной тонкостью, а Чад – он всегда был добрым, милым парнем. Настолько, что смог приручить Джареда. Джен, с усилием толкая колесо, давно научился не обращать внимания на окружающее: на снующих во дворе слуг, на крики сторожевых – он погружен был в свой собственный мир, замкнут на собственных переживаниях. Привык уже к тому, что и на него мало кто обращает внимание, и потому вздрогнул от смутно знакомого голоса, полного насмешки: - Какая прелестная картина. Радость моя, Дженни, ты ли это? Дженсен сцепил зубы: похоже, самые неприятные его предположения начали сбываться. Роен, кузен Чада. Скоро замок наводнится друзьями-приятелями Джея и Чада, которые и в хорошее-то время любили жестокие розыгрыши. Если они вздумают зло подшутить, Дженсену и впрямь несдобровать. Роен, к тому же, всегда был неравнодушен к нему. Здоровенный, в габаритах не меньше Люсьена, он всегда называл Дженсена ласково-уничижительно: то «Дженни», то «Моя девочка» – не рискуя повторять подобных слов при Джареде. Роен побаивался Джареда, как и многие молодые люди из их окружения. Кроме общей боязни, какую внушал всем большой и таинственный клан Падалеки, сам Джаред давно имел репутацию беспощадного, мстительного, хитроумного и жестокого человека, которого лучше иметь все же в друзьях, чем во врагах. Джаред никогда не развеивал мифы о своей семье, о себе, о так называемых колдовских способностях, а лишь снисходительно посмеивался на расспросы, никогда ничего не объясняя. Дженсена это обижало, отношение к нему как к ребенку раздражало; всегда, когда он хотел большей близости – Джаред отталкивал его. Однако теперь Дженсен с тоской вспомнил, как Джаред умел обезопасить его жизнь, он и не думал о таких, как Роен. Желающих познакомиться поближе с холеным красавчиком всегда было много. - Дженни, а ты невежлив. - Роен неожиданно шагнул ближе и запрыгнул на колесо, усевшись на перекладину перед самым лицом Дженсена. Колесо слегка накренилось, работать стало намного тяжелее, но Дженсен упрямо продолжал толкать его, глядя перед собой и не размыкая губ. Болтая ногами, холодно разглядывая Дженсена, Роен беспечно продолжал: - Дженни, плохие времена настали? Давно же я тебя не видел. Я смотрю, твой хозяин заботится о тебе. Работенка на свежем воздухе, так мило. Роен попрыгал на колесе, сотрясая его своим немалым весом, с усмешкой глядя, как Дженсен пытается колесо уравновесить. - Ну скажи что-нибудь, куколка. Я скучал. Я так хочу услышать твой бархатный голосок, Дженни. Дженсен молчал. Роен оглянулся, нагнулся к нему поближе – злые огоньки заплясали в холодных голубых глазах: - Все такой же упрямец. Что, не обломал тебя еще Джей? Странно, я был о нём лучшего мнения. Признайся, он все еще трахает тебя? Во все дыры, наверно, затрахал – вон ты какой бледненький, – отрывается за время твоего отсутствия. - Не твое дело, - все же не выдержал Дженсен, метнув на Роена горящий взгляд. Роен удовлетворенно ухмыльнулся: - Как же не мое. Как раз мое. Я хочу знать, трахает он тебя или ты ему уже надоел и он готов от тебя избавиться. Знаешь, я бы купил тебя. Роен мечтательно облизнулся, сощурил глаза, заговорил низким голосом: - Я бы все на тебе перепробовал, куколка. Всегда мечтал выебать тебя хорошенько, и сам, и с друзьями, а под конец, знаешь… есть у меня здоровый дрессированный кобель, Мица, я бы с удовольствием посмотрел, как в твою разъебанную задницу входит мой милый песик. В следующую секунду крепкий кулак Дженсена заткнул поток грязных слов, и Роен свалился с колеса, сверкнув пятками. Взбешенный, он быстро вскочил, кинулся к обидчику, замахнулся, но тут его кто-то крепко ухватил и оттащил от побледневшего, сверкающего глазами Дженсена. Роен обернулся, готовый ударить и выругаться, но, натолкнувшись на ледяной взгляд Джареда, остыл, вырвался из рук хозяина и принялся отряхиваться, скрывая замешательство. - Что здесь происходит? - холодно спросил Джаред, все внимание направляя на гостя и игнорируя Дженсена. - Твой раб забылся, - прошипел Роен, - посмел меня ударить. Джаред, ты же знаешь, за подобное преступление ему следует отсечь руку. Роен с вызовом смотрел теперь на хозяина замка, вытирая кровь с разбитой губы. Он решил воспользоваться ситуацией, а заодно прощупать почву, насколько осуществимы его желания. Джаред спокойно спросил: - И на что мне раб без руки? Роен гадко ухмыльнулся, покосился на Дженсена: - Будешь использовать его по назначению, как и раньше. Ну, разве что несколько поз будут недоступны. Джаред, я требую наказания. Иначе – ты знаешь, что будет. Джаред знал, конечно; если Роен донесет на Дженсена, его заберут власти и наказание будет исполнено, только он понимал: Роен добивается не этого. Вот теперь, неожиданно быстро, перед ним встала та самая диллема, тот выбор, над которым Джаред мучился уже не первый день и месяц. Он загнал самого себя и Дженсена в такие условия, что теперь ему не отвертеться: или он сможет переступить через себя и отдать Дженсена в чужие руки, тем самым доказав и себе, и Дженсену, насколько обесценилась жизнь самого Дженсена, или он откажет Роену, признав тем самым, что Дженсен ему небезразличен. Он даст Роену и остальным пищу для сплетен. Возможность Дженсену манипулировать собой. - Что ты хочешь? – Джаред говорил спокойно, ни одна живая душа не догадалась бы, какая буря эмоций скрывается за этими прищуренными глазами и презрительной усмешкой. Роен торжествующе улыбнулся, заявил громко: - Право гостя. Я хочу воспользоваться им. Дженсен задохнулся от возмущения, уверенный, что этого никогда не будет, выпалил не задумываясь: - Да пошел ты! Эти необдуманные слова послужили последней каплей на весах сомнений Джареда. Он надвинулся на Дженсена, сдерживая ярость, заговорил: - Ты давно потерял право голоса, Джен. Тебя никто не спрашивает. Ты пойдешь с ним и сделаешь все, чтобы наш гость остался доволен. - Я.. нет, Джей… - Дженсен растерялся: при всем том, что Джаред делал с ним, наказывая его, Дженсен все равно не мог ненавидеть Джареда долго. Он понимал Джареда, и, как ни смешно это звучало, сочувствовал ему. Столько лет, проведённых вместе, помогали ему понять все движения души и поступки Джареда, но сейчас, сейчас тот поступал несообразно своему привычному поведению. Для Дженсена Джаред всегда был в первую очередь страшным собственником. То, что он согласился делить его с Роеном, а если так прикинуть в перспективе – с любым заезжим гостем, не лезло ни в какие ворота. Джаред же вцепился ему в плечи, встряхнул: - Заткнись! Будешь делать все, и только посмей еще раз его ударить, тогда я сам прикажу тебе отрубить обе руки. Сгодишься для траха и такой, сдам в дом для извращенцев. Джаред отпустил Дженсена, с отвращением оттолкнул, повернулся к Роену и сказал отрывисто, не глядя ему в лицо: - Его приведут к тебе вечером, а сейчас он должен работать. Пойдем, тебя еще не видел Чад… Роен насмешливо подмигнул оторопевшему Дженсену, вытер еще раз кровь с губ и, довольный, пошел вслед за Джаредом, хохотнув: - Что, используешь раба на полную катушку? - Хороший хозяин должен уметь использовать своих слуг как можно более эффективно, Роен. Дженсен прошептал, не удержавшись, вслед: - Джей?.. Тупо толкая перед собой враз потяжелевшее колесо, Дженсен все пытался сохранять спокойствие. Он не верил, не мог поверить, что Джаред так легко может распорядиться им. Долгое время он выдерживал все, соглашаясь терпеть, он чувствовал себя виноватым перед Джаредом, но ему и в голову не приходило, что когда-нибудь Джаред вмешает еще кого-то в их личный конфликт. До этого, как бы там ни было, Джаред не пытался сделать из него шлюху, а теперь уверенность в своей безопасности, по крайней мере, в своей неприкосновенности «для чужих» быстро таяла. Дженсен даже на время забыл о Лери, настолько его поразило, как легко Джаред принял решение заставить его ублажать развязного аристократа. Что, если теперь Джаред будет мстить ему таким образом все время? Дженсен даже думать не хотел, что такое возможно, но грубая действительность легко разрушила его робкие надежды на чудо. Люсьен вечером повел его не в холодную камеру, а в знакомый уже косметический кабинет. В движениях и взглядах Люсьена появилось что-то пренебрежительное, он бесцеремонно готовил Дженсена, разрабатывая вход, грубыми и ловкими пальцами обильно смазывая его. Дженсен давно притерпелся к подобной подготовке, как и к остальным процедурам, но все никак не мог поверить в происходящее, тайно надеясь, что его все же поведут к Джареду. Когда Люсьен нацепил на него золотые легкие цепи, на Дженсена накатил острый приступ тоски, он спросил у своего молчаливого истязателя: - Куда ты меня собираешься отвести? Люсьен окинул его недовольным взглядом и соизволил ответить: - Пойдешь развлекать гостя. – Не удержался и добавил недовольно: - Для тебя это плохо. Хозяин брезглив, вряд ли он после этого захочет тебя. Дженсен задумался на мгновенье: неужели Люсьену было до него дело? Какая ему разница, что ждет теперь Дженсена, будет ли он подстилкой для гостей замка или будет находиться только в личном владении наследника… Вскоре Дженсена привели в комнаты для гостей. Нетерпеливый Роен встретил его на пороге и, не дожидаясь, пока Люсьен уйдет, сдернул с Дженсена плащ, отступил и заблестевшими глазами окинул его всего, похабно улыбнулся, ухватил за ошейник и притянул к себе: - Хорош. Так даже лучше, ты выглядел раньше слишком ухоженным. А сейчас… - Он не договорил и впился в губы Дженсена непристойным, влажным поцелуем, силой размыкая рот, насилуя языком, заставляя задыхаться. Люсьен окинул настырного гостя неприязненным взглядом и незаметно ушел, оставив ключи от оков на столике с вином и фруктами. Он был крайне недоволен и считал, что хозяин поступил опрометчиво, отдав свою собственность в руки глупого наглеца. В том, что это Роен – глуп, сомнений не было. Только самоубийца мой пойти на такой шаг – отобрать у льва его законную добычу. Теперь Роену несдобровать: сегодня он загнал Джареда в ловушку правил и условностей, но завтра его молодой хозяин может сплести такую паутину для глупца, что Роена не спасет ни святая дева, ни дьявол. А вот Дженсену придется расплачиваться, и неизвестно, сможет ли парень завтра работать. Судя по тому, что увидел Люсьен в комнате для гостей, Роен собирался развлекаться долго. Плети, цепи, непонятные крючья, кожаные ремни, ошейники с шипами, наручники. Люсьен решил предупредить хозяина о возможном причинении вреда неосторожным гостем его рабу. Он должен был это сделать. *** Дженсеном овладело странное оцепенение; он не слышал, что говорил ему Роен, сознание словно отключилось, не желая принимать действительность. Где-то далеко, возникали и тут же умирали коротенькие, не успевшие толком сформироваться мысли. Дженсен не мог понять, почему его так сильно задело решение Джареда позволить Роену воспользоваться правом гостя. В его положении – на что он мог рассчитывать? Теплившаяся надежда, иллюзорная, подпитываемая его инфантильностью, умирала сейчас – надежда на то, что все-таки Джаред успокоится, придет в себя и снова все наладится. Глупая, смешная надежда… Что может «наладиться»? Джаред не забудет измены, а Дженсен – никогда не забудет Лери, свою потерянную любовь… Роен не церемонился. Он с удовольствием осмотрел цепи Дженсена, рассмеялся: - Удобная вещь. Думаю, тебе понравится, Дженни, у нас много времени для развлечений. Видишь, я подготовился. – Он сделал широкий приглашающий жест, и Дженсен невольно окинул взглядом помещение. Да, Роен подготовился. Разложил плети, ремешки, фаллоимитаторы, какие-то склянки с неизвестным содержимым. Дженсена после школы Люсьена трудно было напугать, но ему стало дурно. Потому что это – Роен, человек, который был ему ровней раньше, но кого он всегда слегка презирал за низменные, грубые помыслы, за неотесанность и жестокость, более свойственную простолюдинам. Человек, чьи давние тайные фантазии теперь воплощаются помимо воли Дженсена. Роен же, словно не замечая подавленного состояния Дженсена, ласково погладил его по обнаженным плечам, подтолкнул к кровати: - Иди, дорогуша. Ложись и будь готов принять меня. «Это все не со мной происходит, - тупо думал Дженсен, разглядывая ложе, - нет, этого просто не может быть.» Уверенности в будущем у Дженсена не было и так, теперь же вырисовывались настолько мрачные перспективы, что он впервые задумался о бессмысленности такого существования. О желании уйти любой ценой от такой жизни. Зачем она, если Джаред не остановится на своем пути, желая растоптать Дженсена. Пока Роен, приговаривая что-то, укладывал его на кровать, разводил и закреплял руки у него над головой, прилично натянув цепи, Дженсен, закрыв глаза, лихорадочно и отчаянно пытался найти выход. Оттолкнуть Роена и убежать он не мог: пока он пребывал в ступоре, проворный гость уже успел приковать его к кровати, и, посчитав, что этого достаточно, оставил ноги свободными. Роен погладил его по животу, заметив, как рефлекторно сжались мышцы пресса, он пробормотал: - Хорош. Хочу увидеть, как ты будешь корчиться, когда я буду в тебе, но прежде… Прежде не помешает немного разогреться, красавчик. Роен зацепил тонкий золоченый ошейник двумя пальцами, придавил им шею Дженсена и с удовольствием смотрел, как тот задыхается и широко открывает рот. Когда же у Дженсена начали закатываться глаза, он отпустил ошейник и запечатал его рот поцелуем, грубым, жестоким. Лишь почувствовав содрогания теряющей сознание жертвы, он прервал поцелуй, заглянул в побледневшее лицо и прошептал: - Сейчас мы немного поиграем. Чад слишком поздно узнал о происшествии возле колеса во дворе замка, и о решении Джареда относительно Дженсена. В начале он не беспокоился, но его удивило отсутствие Роена на вечерней трапезе. Чад не решался расспросить Джареда, видя, как тот мрачен и задумчив, но столь долгое отсутствие кузена насторожило его. Когда же он услышал, что произошло, ему разом стало понятно настроение Джареда. У Чада пропал аппетит. Он отложил столовые приборы, внимательно оглядел Джареда и чужим голосом сказал: - Джей, ты хочешь сказать, что позволил Роену, блядь, Джей, что ты, черт возьми, делаешь? Джаред так же отчужденно ответил: - Я же сказал: он пожалеет. Чад встал, бросил на стул салфетку, лежавшую на коленях и рассерженно произнес: - Как бы ты сам не пожалел, Джей. Я знаю тебя достаточно, чтобы сказать: ты сейчас совершаешь ошибку. Ее потом трудно будет исправить, ты себе этого не простишь, не забудешь. А Джен… - Чад махнул рукой, отошел к окну. Он не мог сейчас четко сформулировать свою оценку происходящего, но знал точно: Джаред, с затуманенным от ярости и не проходящей обиды разумом, способен наломать таких дров, да что там, уже наломал, а сейчас стремится усугубить ситуацию, что это все может привести к трагическому финалу. - Я не могу отменить собственное распоряжение, - глухо сказал Джаред, не поднимая глаз. Чад удивленно оглядел его, догадываясь теперь, каких усилий стоило Джареду это наигранное спокойствие. Джаред похож был сейчас на приготовившегося к нападению огромного и сильного хищника. В каждом движении сквозило напряжение, сдерживаемая ярость, отчаяние – и Чада прорвало: - Господи, Джей. Что ты с собой делаешь? Иди и немедленно забери Дженсена, ты хозяин и волен передумать. Или я сам пойду, как младший член клана Роен мне подчинится. - Чад уже направился у двери, когда его остановил отрывистый приказ: - Чад, не смей. Если пойдешь – ты тем самым уронишь мой авторитет, этого нельзя делать. В замке все знают, что происходит. Чад медленно обернулся, пристально разглядывая Джареда. Джаред перестал или уже не мог скрывать беспокойство: взгляд его отчаянно метался по сторонам, щеки то бледнели, то краснели, руки беспокойно теребили салфетку, он бормотал: - Теперь уже поздно, я думаю. Чад подумал, что Джареду, пожалуй, плевать на авторитет, он просто боится. Только вот чего? Что ненароком может убить Роена? Чад решил не останавливаться, ощущая, как секунда за секундой неумолимо убегает драгоценное время: - Джей, это все такие глупости – твоя гордость, «я не могу отменить свое распоряжение»! Ты так долго искал Дженсена для того, чтобы мой шизанутый кузен прикончил его во время своих жестоких забав? Ты вообще знаешь, как любит проводить досуг Роен? Джаред тоже встал и забегал по трапезной, сшибая тяжелые стулья, не глядя, куда ступает: -Да… час назад Люсьен докладывал мне. Но я не могу. Не могу, Чад! Джен решит, что снова сможет вертеть мной, как вздумается, что я снова буду делать все, как он захочет. Чад поймал бегающего Джареда, крепко ухватил друга за руки, сказал внушительно: - Не говори ерунды. Милые пустячки, что ты покупал Джену, можешь забыть, это все мелочи. Ты делал все по-своему, и он подчинялся тебе, хотел он этого или нет. Не знаю, может, в этом причина. Но это уже не важно, главное – сейчас ты идешь на поводу у моего глупого братца. Джаред, решимость которого растаяла, как мартовский снег под палящим солнцем, пробормотал: - Ты думаешь, еще не поздно? - Бля, ты хозяин, Джаред. Ты передумал. Какого хера ты ломаешься, как девица? Я пойду с тобой, если ты боишься, эээ, неадекватно отреагировать. Идем скорее! Джаред прямо на глазах у Чада снова превращался в уверенного, насмешливого, злого хозяина. Он отстранился от Чада, собираясь с духом, сказал тихо, чуть усмехнувшись: - Хорошо. Пойдем. Роен отложил, наконец, серебряные щипцы, и с удовольствием оглядел Дженсена. Ему нравилось смотреть, как высокомерный и насмешливый раньше аристократ стонет от боли, корчится, умоляет прекратить, его пьянила власть, и он всячески растягивал удовольствие. Роен понимал, что, возможно, больше такого шанса не будет, и хотел попробовать на нем все. Сейчас его даже не волновало, что Дженсен может, например, умереть от болевого шока. Недалекий Роен лишь со страстью и старанием исполнял свои фантазии. Он провел грубой ладонью по истерзанным соскам, вызвав глухой стон у жертвы, коснулся распухших яичек, легко надавливая на свежие кровоподтеки, слушая, словно музыку, стоны несчастного. Все тело Дженсена было покрыто безобразными кровоподтеками, укусами, на нежной коже живота не было живого места – ее располосовали удары тонкой кожаной плети. Как ни странно, Дженсен был в сознании, он то и дело уплывал, но снова приходил в себя, от новой обжигающей порции боли. Садист умело не давал ему уйти надолго в беспамятство. Сейчас Роен низко наклонился над его лицом, поцеловал снова в распухшие от укусов губы и прошептал: - Вот сейчас ты готов, милый. Я хочу тебя, как никого никогда не хотел. Сейчас ты так прекрасен. Ты вызываешь просто дикое желание. - Он еще раз укусил Дженсена за шею, вызвав слабый, болезненный стон, и приказал: - Громче. Я возбуждаюсь от твоих стонов, Дженни. Сколько же я ждал. Оно того стоило. Роен подложил под ягодицы Дженсена подушку, развел его ноги в стороны, обвел мечтательно пальцами анальную дырочку, на невольный порыв Дженсена свести ноги легонько хлопнул другой рукой по истерзанному животу, и Дженсен вскрикнул: боль жаркой волной прокатилась по телу. - Не дергайся, милый, – ласково сказал Роен, - мы почти у цели. Роен окунул пальцы в небольшой сосуд со смазкой, потом погрузил их внутрь, в жаркую, тесную, трепещущую плоть, бормоча сладострастно: - Как здесь хорошо, Дженни, ты создан для горячей ебли. Блять, ты готов, и я сейчас выдеру тебя, как последнюю шлюху. Пребывающий в шоковом состоянии Дженсен попытался воззвать к разуму разошедшегося кузена Чада: - Роен, пожалуйста, не делай этого. Я прошу тебя. Не надо, мы же всегда, мы неплохо относились друг к другу. Роен ненадолго отвлекся, с удивлением посмотрел на запрокинутое страдальческое лицо Дженсена, на это распластанное, истерзанное тело. Он еще пытался что-то говорить. Еще смел что-то говорить! - Дженни, ты вспомнил прошлое? А ты забыл, как на самом деле вы ко мне всегда относились? Смеялись надо мной, считали неотесанным быдлом. Даже Чад, а про Джареда что и говорить: он же всегда вел себя, как наследный принц. А ты всегда был его подстилкой, он никому не давал даже подойти к тебе. Но сейчас я трахну тебя, и никто меня не остановит, и не смей мне напоминать о прошлом. Ты сейчас никто, даже если я убью тебя, мне ничего не будет. Роен, злобно сверкая глазами, мстительно задвинул пальцы поглубже, трахая ими недоступное раньше тело, внимая вымученным стонам и желая теперь причинить еще больше боли Дженсену. Он раздвинул ноги Дженсена шире, погружая пальцы все глубже, насилуя рукой, и продолжал говорить: - Это хорошо, что ты сбежал с каким-то выблядком из леса, Дженни. Я порадовался хоть раз в жизни, глядя на Джареда. Он так глупо выглядел, так смешно. Я вволю посмеялся над ним. За этот твой поступок тебе надо сказать спасибо. Что, Джен, член Джареда был для тебя недостаточно хорош? А может, ты напрасно убежал с кайросом? Попробуй мой, уверен, тебе понравится. Дженсен, наконец, понял, что ему не избежать ненавистного вторжения. Он закрыл глаза и отчаянно взмолился про себя: «Нет, пожалуйста, не надо, я хочу умереть, только не это, Джей, не надо так со мной, пожалуйста, Джей!» Дженсен так хотел сейчас оказаться в любом другом месте, пусть даже в аду, только не на одной постели с мерзким, отвратительным Роеном, что копошился сейчас у него в ногах и причинял новую, унизительную боль. Краем затуманенного сознания Дженсен отметил скрип двери. Он вывернул шею в отчаянной надежде, чтобы проверить, не мерещится ли ему благословенный звук, открыл уже рот, чтобы позвать на помощь, и увидел: да, в комнату входят Джаред и Чад. Увлеченный своими действиями, оглушенный вожделением, Роен ничего не слышал и не видел, а Дженсеном овладел новый приступ ужаса. Дженсен решил вдруг, что друзья спешат присоединиться к Роену. От осознания подобной мысли в груди что-то оборвалось, и Дженсен, наконец, провалился в глубокое беспамятство. Внезапно какая-то сила оторвала Роена от приятного занятия и отшвырнула на пол. Обнаженный, ошарашенный, он смотрел на невесть откуда взявшегося в спальне для гостей Джареда, не понимая еще ничего, но чувствуя, что все пошло не совсем так, как он рассчитывал. Джаред был похож на воплощение возмездия. Бледный, с плотно сжатыми губами, он не отводил пристального взгляда от валяющегося на полу Роена. - Так вот ты какого мнения обо мне, Роен, - холодно процедил Джаред. Чтобы удержаться от драки, он скрестил руки на груди и не глядел на окровавленного Дженсена. Все его внимание было приковано теперь только к Роену. Насколько он понял, до прямого контакта еще не дошло, и это единственное, что удерживало Джареда от убийства. Странное облегчение охватило Джареда. Пусть на Дженсена было страшно смотреть, главное – он жив, и этот садист, увлекшись, не успел еще завладеть Дженсеном полностью. Убивать гостя не принято, даже если этот гость повредил любимую игрушку хозяина. Роен быстро пришёл в себя и с вызовом оглядел Джареда и Чада: - А что? Я, кажется, не сделал ничего, что нарушало бы законы, в отличие от этого раба. Он ударил свободного и расплачивается теперь за свою дерзость. - Ты уверен, что ничего не нарушил? – Джаред подошел вплотную к Роену и – пусть Роен был выше, крупней – умудрялся смотреть на дерзкого гостя сверху вниз. - Ты в моем доме и нарушаешь правила приличия, говоря обо мне в таком тоне, Роен. Мало того, что ты искалечил моего раба, мою собственность, - Джаред, не глядя, кивнул на неподвижного Дженсена, - ты сейчас поливал меня грязью, и кажется, радовался моим несчастьям? Так я пригрел на груди змею, а, Роен? Я сейчас забуду о законах гостеприимства и вышвырну тебя из замка. Роен не мог вспомнить, что он говорил в порыве похотливого желания. Он растерянно огляделся, просительно посмотрел на Чада: - Я ничего… Чад! Я ничего такого не думаю, Джаред. Я просто… Роен растерянно замолчал, а Джаред, выдержав паузу, хмуро закончил: - Пожалуй, я позволю тебе остаться до утра. Не смей больше являться сюда без приглашения, если тебе дорога еще твоя жизнь. И вот еще что. Не советую тебе где-либо рассказывать о том, что тебя ударил мой раб. Никто здесь не подтвердит твоих слов, и ты своим поступком только обречешь себя на смерть. Я не шучу, Роен, ты знаешь меня. Роен только опустил голову, понимая, что с могущественным кланом Падалеки и с мстительным Джаредом в частности он воевать не готов. Придется отказаться от своих намерений. Он собрал вещи и начал молча одеваться, лелея про себя планы мести. Когда-нибудь он обязательно отомстит, он доберется до Джареда и до его ненаглядного Дженсена, он выждет подходящую минуту и ударит. А пока – нужно изобразить раскаяние и готовность подчиняться. Между тем Чад освободил от оков Дженсена, позвал Джареда: - Джей, посмотри, он без сознания. Джаред, забыв о Роене, осмотрел Дженсена, стискивая зубы, чтобы не разразиться бранью. Твердые его пальцы пробежались по телу, он сказал негромко: - Кости целы. Дай мне покрывало, Чад, вон с того кресла. Джаред завернул в шелковую накидку бесчувственного Дженсена, и, не слушая больше оправдывающегося Роена, быстро покинул комнаты гостя, желая поскорее добраться до своих апартаментов, чтобы внимательнее обследовать пострадавшего и оценить урон. Похоже, Люсьен был прав: вряд ли Дженсен сможет завтра работать, травмы он получил не только физические, но и душевные. Джаред не заметил, когда его оставил Чад – по дороге в его комнаты или позже, – все его внимание теперь было сосредоточено на Дженсене. Он принес и положил Дженсена на собственную кровать, пачкая его кровью дорогие, ручной работы покрывала. Джаред осторожно и нежно обработал все его раны и в последнюю очередь нерешительно потянулся к лицу и шее Дженсена. Когда пальцы Джареда невесомо коснулись искусанных губ, ресницы Дженсена дрогнули, он начал приходить в себя. Дженсен разлепил губы, смутно оглядел комнату, уперся взглядом в расплывающуюся фигуру, со страхом ожидая увидеть Роена. Увидев, что руки неопознанного тянутся к его лицу, Дженсен шарахнулся, прошептал: - Нет… Джаред удержал его за плечи: - Тихо, Джен, это я. Все хорошо, дай мне закончить работу. Джаред снова зачерпнул быстро впитывающуюся мазь, легко коснулся губ, шеи. Сосредоточенно размазывая мазь, он старался не смотреть в широко распахнутые глаза Дженсена, бездумно направленные в потолок. - Ну вот. - Джаред не знал теперь, что говорить, как удержаться от объятий, клятв и мольбы о прощении. Он только смотрел на измученного, отстраненного Дженсена, и просил про себя: «Ну, скажи что-нибудь. Скажи, что я урод. Я не смог, не сумел просто забыть тебя.» Дженсен, не глядя на него, отстраненно сказал: - Я не стану подстилкой для твоих гостей, Джаред. Джаред не стал повторять свое обычное «тебя никто не спрашивает», после сегодняшних событий он знал: попытка провалилась. На него подобное столь же разрушительно действует, как и на Дженсена. Он не сможет спокойно позволить хоть кому-то коснуться Дженсена. Ничего не изменилось. Но Джаред удержал в себе рвущиеся наружу признания, сознавая прекрасно: после всего случившегося Дженсену меньше всего нужны его извинения. И если Дженсен раньше не любил его, то теперь уже стойко ненавидит, и здесь трудно что-то исправить. Чад прав, он делает все хуже, надо хоть ненадолго остановиться, надо уйти, отдышаться, прийти в себя, подумать и решить, что делать дальше. Но как же тяжело уйти от Дженсена… Джаред вспомнил о насмешливых словах Роена, криво улыбнулся, спросил: - Джен, скажи все-таки, почему ты ушел? Он что, правда лучше тебе… он так хорошо трахал тебя? Джаред не ждал, что Дженсен ответит ему; слишком часто по ночам он задавал ему этот вопрос, заставляя его умолять и дрожать от страсти, и никогда Дженсен не отвечал. Но тут Дженсен вдруг устало вздохнул, пошевелился, взглянул на него и заговорил – просто, словно не было этой страшной ночи, и они не бывшие любовники, а старые приятели, и нет между ними непонимания и войны: - В наших отношениях я был дающей стороной. А он – принимающей. Если ты понимаешь, о чем я. Мне нравилось заботиться о нем, я защищал и оберегал его. И в любви, в плотской любви тоже. С ним я узнал, что такое радость обладания. Дженсен замолчал, погружаясь в воспоминания, даже улыбнулся едва заметно, не глядя на потрясенного Джареда. Дженсен принял решение, на его взгляд, единственно верное сейчас, и перед уходом решился сказать то, чего не мог сказать, в чем не мог, не умел признаться раньше. Пусть хотя бы этот вопрос не волнует больше Джареда, когда его не будет. Довольно они помучили друг друга, все это надо прекратить.