С чистого листа

      Тишина. Полная, абсолютная тишина, дающая возможность услышать самые сокровенные собственные мысли. После всего произошедшего она казалась благодатью, ниспосланной свыше. Холод. Пробирающий до костей мороз, на котором застывала даже текущая в жилах кровь. Хорошо, что холод не давал возможности в полной мере прочувствовать каждую рану на теле, и мужчина просто теоретически знал об их наличии, но не ощущал. Не хотелось ни думать, ни двигаться, ни, тем более, что-то делать. Хотелось, чтобы хоть на секунду исчез холод, и дал измученному сознанию забыться крепким сном, в котором растают все заботы и тревоги.       Кстати, о тревогах. В голове бьется какая-то неоформленная в слова мысль. То ли он что-то забыл. То ли кого-то. То ли о чем-то. Противная мысль не давала расслабиться и отдаться ощущению покоя, слушая тишину до тех пор, пока не потеряешь способность вообще что-либо слышать.       Мужчина попробовал сосредоточиться и уловить мешающую назойливую мысль. Перед внутренним зрением возникло искаженное страхом лицо девушки.       — Я с тобой!       — Нет, я справлюсь.       — Но…       — Линдси, это приказ. Уходи. Сейчас!       Глаза мужчины резко распахнулись, прогоняя оцепенение.       — Линдси!       Успевшее окоченеть тело отказывалось повиноваться еще не до конца прояснившемуся сознанию, но он упрямо двигался в ту сторону, где на белом фоне видел яркое пятно неправильной формы. Поскальзываясь, теряя равновесие, обжигая руки о царящий здесь вечный лед, он медленно, почти ползком, приближался к лежащей фигурке. Не будучи в своей жизни религиозным человеком, сейчас он молился, умоляя высшие силы оставить ее в живых. Было не важно, кто он и кто она. Он помнил ее имя, и этого казалось достаточно.       Наконец, невероятным усилием преодолев последние метры, мужчина упал на колени возле лежащей на снегу девушки. Его пальцы потеряли чувствительность от холода, и он не мог проверить ее пульс. Он целовал холодные руки и то ли вслух, то ли молча просил:       — Очнись! Пожалуйста, Линдси, очнись! Ты должна жить!       Через несколько минут девушка тихо застонала и открыла измученные глаза. Одну бесконечно долгую секунду она всматривалась в склоненное над ней лицо, а потом хрипло проговорила:       — Коннор! Ты жив!       Эти слова сорвали плотину мнемовоздействия, и их обоих затопили воспоминания. Настоящие воспоминания. Теперь они помнили, кто они на самом деле. Снова пережив наяву самое страшное воспоминание, они обрели память и их личности снова стали цельными. Мужчина слегка приподнял девушку и увидел на снегу пятна крови. Она была ранена серьезнее, чем могло показаться.       — Надо уходить, — сказал он, стараясь не показать паники. Нужно поскорее добраться до людей, до станции. — Тебе нужна помощь. Ты сможешь встать?       — Не думаю, — отозвалась девушка, прислушавшись к себе. — Похоже, на этот раз моя очередь остаться. Иди один. А я буду ждать здесь.       Они оба понимали, что она не дождется. Кровопотеря и холод убьют ее раньше, чем он успеет добраться до станции «Защитник», не говоря уже о том, чтобы привести помощь. Он обнял девушку, стараясь не причинить ей боли.       — Мы пойдем вместе. Либо не пойдет никто. Я помогу тебе.       Линдси улыбнулась немеющими губами — ну да, когда это Коннор Дойл прислушивался к голосу разума, если кто-то из его команды был в опасности! Но она действительно не может идти. Значит, надо заставить его уйти в одиночку, убедить в необходимости. Но как?       — Коннор!       — Подожди, молчи. К нам кто-то идет.       Мужчина с трудом встал и взмахнул рукой. Но в этом почти не было необходимости — две фигуры в ярких комбинезонах приближались со всей возможной скоростью. Коннор снова сел и попытался согреть свою Линдси. Разбираться, кто к ним идет, друзья или враги, он будет потом. Сейчас главное — девушка в его руках, которая лишь усилием воли удерживает себя в сознании.       Два ярких комбинезона резко появились в поле зрения и Дойл удивленно выдохнул:       — Питер? Антон? Но как?..       — Все потом, Коннор, — резко отозвался Хэндрикс, падая на колени рядом с девушкой и открывая висящую на бедре сумку. — «Адмирал Смирнов» отходит через два часа, и мы должны уйти с ним. Иначе мы тут застрянем минимум на полгода. А Лин нужна помощь хирурга. Ее нужно понести. Жаль, наш снегоход провалился в трещину… Питер?       Эксон, все это время сидевший рядом и с улыбкой смотревший на старого друга, встрепенулся и встал:       — Я готов, Антон.       — Нет. Это сделаю я. — голос Дойла был тихим, но уверенным.       — Коннор, — нахмурился доктор Хэндрикс, — тебе самому нужна помощь.       — Антон, я должен это сделать.       Коннор медленно поднялся и взял на руки снова потерявшую сознание девушку.       — Ей не повредит такой способ перемещения? — с тревогой спросил он, увидев, что рана на затылке снова открылась.       — Не больше, чем то, что она лежит на льду и истекает кровью, — заверил Антон, и мужчины медленно двинулись вперед.       Коннор не задумывался, успеют ли они на корабль, смогут ли выбраться отсюда, как здесь появились его друзья… Все его мысли сосредоточились на одном. Идти. Дойти. Донести ее живой. Иногда из-под его руки в снег падали яркие капли, кровь и не думала сворачиваться. А это значит, что рана глубокая и опасная. Поэтому нужно идти. Шаг. Еще шаг. И еще один. Не сводить взгляд с лица девушки, которая то приходила в сознание, то снова лишалась чувств. Периоды беспамятства удлинялись, но каждый раз, открывая глаза и видя склоненное к ней любимое лицо с напряженно сжатыми губами и нахмуренными бровями, уголки ее губ трогала нежная благодарная улыбка, действовавшая на Коннора как глоток тонизирующего напитка. И появлялись силы еще на один шаг. И еще один. И еще.       Забыть о том, что каждое движение набатом отдается в голове и режущей болью в каждой клеточке тела. О том, что руки одеревенели под тяжестью безвольного тела, и уговаривать их не разжаться. О полыхающей болью ране чуть выше левого локтя. О том, что в глазах темно, и если бы не ледяные белые покровы вокруг, он бы давно потерял направление. И делать очередной шаг. И снова. И еще.       Первый раз силы оставили Коннора, когда на границе дальности человеческого зрения можно было заметить темный холм здания станции. Он остановился и покачнулся, крепче обхватив лежащую на руках девушку. Питер и Антон моментально подхватили его под руки, и он понял, что расслабляться рано. Нужно идти. Сделать хотя бы один шаг. И еще один. И еще…       Наконец их заметили. Как ни странно, не со станции, а с корабля. Коротко рявкнула сирена, и с трапа сбежали несколько человек, таща за собой ручные носилки. Одни. Никому и в голову не могло прийти, что тот, кто держит на руках безжизненное тело, и сам едва стоит на ногах.       — Этих двоих — к доктору, — услышал Коннор голос Антона, когда к ним подбежали матросы с «Адмирала Смирнова».       — Я в порядке, — Дойл помогал разместить на носилках снова потерявшую сознание девушку.       — Не спорь! — Хэндрикс, кажется, впервые на памяти Коннора, повысил голос. — Ты держишься исключительно на упрямстве. И тревоге за Линдси. Так что врачебный осмотр тебе необходим. И проведу его я сам. Чтобы убедиться, что пребывание «на том свете» не изменило тебя физически. То, что психологически ты мой друг Коннор Эндрю Дойл, я уже убедился.       Израненный мужчина улыбнулся. В голосе Антона было столько заботы, что вокруг, кажется, стало ощутимо теплее. Тяжело опершись на подставившего плечо Эксона, Коннор медленно последовал за носилками, которые тащили четверо матросов. Ладно, он даст Антону пять, а, может быть, даже семь минут на осмотр его персоны, и сам убедится, что Линдси оказывают всю необходимую помощь. Это самое малое, что он сейчас должен сделать.