Перья павшей пустельги

      Эспарцет смотрел в будущее так, что ему не терпелось в это будущее войти. В солнечном свете, на белом коне, по цветочному ковру.       Он строил предположения о том, с чем вернётся из похода и как приступит к оставленной на время работе.       Камни он обычно получал от самого заказчика, а покупал лишь единожды. Если долго работать с одним видом камня – он надоедает. Обрабатывая неделями сапфиры, вскоре с предвкушением начинаешь думать о том, как займёшься обработкой малахита. После приедается и малахит. Тогда с вожделением берёшься за гранат...       Игра с цветом особенно занимала Эспарцета: сабли, ножны и рукояти, украшенные рубинами. Шпаги с одним-двумя камушками топаза в сплетении эфеса. Парные дага и рапира, исполненные в едином стиле. Маленькие кортики - защитники чести для леди, обильно нашпигованные розовым кварцем так, что оружие больше напоминает заколку для волос. Или алыми рубинами, что выглядят, будто капли крови, которые, дай-то Бог, никогда не испачкают клинок. С серебром идеально сочетаются камни любого цвета – от чёрного мориона до прозрачно-белого горного хрусталя.       Янтарь же был особенным материалом. Эспарцету очень нравились серьги с этим природным камнем. Женщины, надев такие серьги, в миг обретали стать, величие и особенный блеск в глазах. Янтарь коренным образом менял положение вещей. Женщины были того же мнения.       Девицы теряли головы от его колец, кулонов и браслетов. Узоры в виде цветов и листьев, голов животных, персонажей мифов, рун и прочих символов.       Ювелирным делом Эспарцет занимался у господина Лоритса, причём лишь по пятницам и субботам, в свободном графике.       А в будущем можно было бы освоить тонкости изготовления сбруи для боевых лошадей, браслеты-наручи, - обилие идей огорчали лишь страхом не успеть их все исполнить, ведь человеческий век короток. Но Эспарцету было всего-то восемнадцать лет, так что в запасе ещё имелось потенциальных восемьдесят два года, ну… или приблизительно около того, как он сам считал.       В общем, Эспарцет любил жизнь и тогда ещё думал, что это взаимно.       Поток мыслей прервало фырканье Луча.       - Что-то почуял? – Эспарцет частенько говорил с коньком. – Дикий зверь?       Паренёк вспомнил о косулях. Было бы интересно посмотреть на косулю. Он соскочил с седла, дальше пошёл сам, смотря под ноги, в надежде увидеть раздвоенные следы, не прикрытые травами. Вскоре его сапог чуть не размозжил тельце маленькой мёртвой птицы. Он успел заметить её и вовремя отпрянул.       Огорчение и смирение сменили друг друга и уступили место любопытству. Эспарцет присел на корты, поразглядывал трупик, держа руки на коленках. Птичка оказалась красивой: сего-голубые перья резко контрастировали с яркими рыжими. А обилие чёрных и белых пятен и полос делали окраску ещё интереснее. Аккуратно пальцами он взял крыло за кончик самого крупного пера и попробовал развернуть его.       Не с первой попытки, но всё же крыло удалось раскрыть. Он посмотрел на него и с внутренней стороны. Сделал вывод, что птичка действительно хороша. И птичку жаль. Он заметил колечко на лапке. Вытащил записку, бегло бросил взгляд на буквы, машинально смял и выбросил. Бумажка угодила в мокрую от крови траву.       Немного подумав, Эспарцет решил, что птичку, конечно, жаль, но что же добру пропадать? Он выдрал самые крупные перья из хвоста и крыльев, убрал в сумку, и вернувшись в седло продолжил путь.       Не пройдёт и суток, как здесь, над трупом птицы, будет стоять демон. Он наткнётся на мёртвую птицу, увидит записку, ничего не разберёт на смятой, вымокшей в росе и крови бумажке, но пораскинув мозгами (а мозги у него не самые паршивые, заверяю сразу) он пойдёт по следу, тянущемуся от трупика…