Король вечеринок

Тьма рассеивалась неохотно — Флетчер изо всех сил пытался сосредоточиться, но, стоило ему хоть на секунду потерять концентрацию, как перед глазами вновь темнело. Наконец сознание вернулось к нему — медленно и мучительно, словно он приходил в себя после недельного запоя. Все его органы чувств противились этому пробуждению, но он каким-то невыразимым усилием воли заставил их работать, и они включались одно за другим: он лежал на холодном полу, и его руки были связаны за спиной, вокруг стояли какие-то коробки, лампа под потолком горела холодным, неприятным светом — или же ему любой свет показался бы сейчас неприятным. Его отвезли куда-то? Если да, то насколько далеко? Есть ли шанс, что его хватятся? За его спиной кто-то застонал. Флетчер с трудом повернулся и увидел Ольгерда, тоже лежащего на полу и тоже связанного. Кажется, человеческий фактор снова его подвел, подумал Флетчер — но тут же одернул себя. В конце концов, сам он был в таком же положении. Он попробовал сесть и одновременно с этим понял, что маски на нем больше нет — зато оба накладных клыка до сих пор целы. — Что произошло? — выдавил он, когда язык наконец-то соизволил его послушаться. — Не знаю, — хрипло ответил Ольгерд. — Кажется, меня ударили по голове — а дальше не помню. — Та же история. — Флетчер попытался заставить себя усмехнуться хотя бы для того, чтобы немного приободриться — но не сумел. Пальцы слушались его неохотно: видимо, тот, кто связал его, затянул веревку слишком туго. Веревка, блядь: он умел выворачивать сустав большого пальца, и несколько раз это спасало ему жизнь, но теперь от этого было мало толку. Голова болела, и боль страшно мешала думать — но он должен был думать, и думать быстро. Вряд ли тот, кто притащил их сюда, просто хотел мило пообщаться отдельно от основной части гостей. Флетчер сделал несколько неловких движений, пытаясь сесть и чувствуя себя огромной неуклюжей гусеницей. Для своего возраста он был в отличной форме — но теперь его форма подразумевала под собой разбитый затылок и стремительно немеющие руки. — Попробуй развязать меня, — сказал он, делая несколько движений к Ольгерду. Сходство с гусеницей усилилось — но, право, это было последнее, что его сейчас волновало. — Я рук не чувствую, — жалобно проскулил тот. — Какое совпадение! — рявкнул Флетчер. — Я смотрю, тебе тут нравится. Он наконец-то дополз до Ольгерда и попробовал развернуться к нему спиной — так, чтобы их руки оказались рядом. Но Ольгерд опирался спиной на один из ящиков, шумно и жалобно вздыхая, и двигаться, похоже, действительно мог с трудом. Флетчер попытался подпихнуть его плечом, но он тут же начал заваливаться на бок. Тогда он уселся лицом к ящику, поджав ноги к груди, а Ольгерд подался вперед и вбок — и вместо своего ящика облокотился на его спину. Хотя правильнее, конечно, было говорить «завалился»: он был ужасающе тяжелым и обрушился на Флетчера всем весом, даже не попытавшись удержаться своими силами. Но Флетчер все равно чуть не разрыдался от облегчения: его пальцы нашли сначала край рукава Ольгерда и сразу под ним — шероховатость веревки. Он начал медленно прощупывать ее в поисках узла — но тут дверь за ним заскрипела, отворяясь. Добегался, с каким-то странным и совершенно неуместным удовлетворением подумал Флетчер и в тот же момент услышал звук, который издал Ольгерд: неопределенный, но однозначно радостный, а в следующий момент его резко развернули за плечи, и перед его лицом возникло испуганное лицо Рэя. — Привет, — ляпнул Флетчер, и его рот сам по себе расплылся в глупой счастливой улыбке. — Дорогой, я конечно, всегда рад тебя видеть, но сейчас особенно. Веревка на его руках сперва ослабла, а потом и вовсе исчезла. — Кто это сделал? — спросил Рэй. — Что случилось? — Не знаю, — Флетчер пожал плечами, пытаясь восстановить кровообращение в пальцах, которые он уже почти перестал чувствовать. — Я просто вышел покурить, и тут кто-то въебал мне по голове. У тебя что, и на улице курить теперь нельзя? Он обязательно сказал бы еще что-нибудь в этом духе, просто чтобы дать Рэю понять, что с ним все в порядке — но тут чужие руки — кажется, у него действительно сотрясение, и он бредит? — погладили его по волосам и осторожно дотронулись до головы. Так, как не трогают, просто проверяя состояние: Флетчер ожидал короткого, делового осмотра, такого же быстрого и эффективного, как и все, что делал Рэй. Но пальцы медленно и осторожно скользили по затылку, как будто боясь причинить боль — и они правда ее не причиняли, в отличие от осознания: так могло бы быть, если бы не его работа, если бы не работа Рэя и если бы не все то, что они совершили. Особенно то, что совершил он, Флетчер. — Тебя тошнит? — спросил тем временем Рэй. Флетчер отрицательно помотал головой. — Не переживай, я сделаю все, чтобы не блевануть на тебя. — Ты дебил, — ласково отозвался Рэй. — Я пытаюсь понять, нет ли у тебя сотрясения. Ольгерд, кажется, сполз на пол — и, кажется, стоило сказать об этом Рэю, но Флетчер этого не сделал. Он был мудаком, да, а еще, если сейчас эти пальцы исчезнут, он просто ляжет и умрет здесь на холодном полу. На холодном полу, кстати, чего именно? — Где мы? — спросил Флетчер. — Как ты нас нашел? В моих накладных зубах жучок? — У меня, — отозвался Рэй. — В подвале. И нет, жучок не поместился бы в клык. Он все-таки начал развязывать Ольгерда — но Флетчер героически пережил это. Его затылок запомнил каждое прикосновение, как будто бы их выжгли клеймом. — Твоя машина была на месте, — продолжал Рэй, — как и все вещи. — И ты решил, что со мной случилась беда? — умилился Флетчер. — Вроде того, — кивнул Рэй. Решил, что ты опять сунул свой нос куда-нибудь не туда, понял Флетчер. Рэй подал ему руку, но Флетчер встал сам — просто чтобы проверить, способен ли он еще двигаться. Ключи сердито звякнули, они поспешили покинуть подвал — и тяжелая дверь с неприятным звуком, показавшимся Флетчеру тревожным, закрылась за ними. *** Флетчер привык работать один: другие люди могли облажаться в самый ответственный момент или переметнуться на другую сторону. Были, конечно, и профессионалы вроде Рэя — но профессионалы вроде Рэя требовали столько, сколько Флетчер привык брать сам. Он не был жадным, о нет, и он никогда не клал в рот больше, чем способен прожевать — но поэтому и не был готов к тому, что рядом с его собственным ртом появится еще один. Если это, конечно, не был бы Рэй. Флетчер положил бы в его голодный жадный рот все, что он пожелал бы — хоть двадцать миллионов от русских, хоть собственную жизнь. Но вернемся к делу: Флетчер привык работать один, и привлечь того из оболтусов, который не был занят — Праймтайм, ну и имечко, — ему в голову просто не пришло. А зря: пока он валялся в подвале, Праймтайм незаметно вытащил камеру. Просто виртуозно, я и глазом моргнуть не успел, сказал Рэй, и, кажется, страха, что Праймтайм так же незаметно вытащит из его дома что-нибудь еще, в его голосе было больше, чем восторга. — Я думал въехать тебе в забор, — доверительным тоном сообщил Флетчер, когда они втроем сидели в кабинете Рэя. Он ожидал, что Шамиль начнет возмущаться, что они ходят по дому, а не сидят в гостиной, пока не выяснятся детали смерти Орла, но тот, кажется, то ли был в шоке — то ли по какой-то причине начал им доверять. Или, может, его убедило бледное лицо и помятый вид Флетчера. Рэй вручил ему огромный пакет льда, оказавшийся больше его головы. Флетчер разумно рассудил, что держать пакет у затылка не сможет физически — поэтому Рэй держал пакет сам. Сердце Флетчера ликовало и отплясывало какой-то непонятный танец. Если бы он знал, он давно бы нанял какую-нибудь компанию уличных хулиганов избить его. Возможно, в Рэе проснулся собственнический инстинкт: он настолько хотел прибить его сам, что появление конкурента вызывало у него опасения. Что Микки, что Розалинд, увидев его без маски, не моргнули и глазом. — Хорошо хоть не в дом, — сказал Рэй. — Могли бы сразу меня попросить, — влез Праймтайм. Он нетерпеливо ерзал на стуле, заглядывая в ноутбук, где только что начали усаживаться за стол первые гости. — Извини, — Флетчер пожал плечами, — но вы с другом были слишком заняты поеданием пряничного человечка. — Я многозадачен, — возразил Праймтайм. — Не думаю, что настолько. — По-моему, — обвиняюще заявил Праймтайм, — вы просто хотите впендюриться мистеру Смиту в забор. — Не ты ли пришел домой к мистеру Смиту с калашом? — вмешался Рэй. — Ну так, чисто по-соседски в гости заглянул. — Вообще-то в гости зашел Тренер, а мы так, поздороваться. Мы с Эрни ехали снимать клип, а вы же знаете, как тяжело найти нормальный муляж оружия. Рэй окинул его пижаму выразительным взглядом. — Прямо вот в этом? — И что? У вас, кстати, такая ебучая внешность — это комплимент, мистер Смит, если что, — может, вы с Тренером тоже снялись бы? — В пижаме? — уточнил Рэй. — Это кигуруми. — О, — сказал Рэй. — Это, конечно, все меняет. Запись подошла к нужному моменту, и Флетчер замедлил видео. Праймтайм обиженно посмотрел на Рэя и произнес: — Что-то подсказывает мне, что вы тоже не против, чтобы вам впендюрились в забор. — Да отьебитесь вы оба от моего забора, — не выдержал Рэй. Они продолжили смотреть уже молча. Орел сидел во главе стола, и его то и дело кто-то загораживал — и каждый раз Флетчер испытывал странный позыв сказать что-нибудь вроде «да куда же ты лезешь». Шампанское, которое Орел пил перед смертью, изначально открыл Мартин — и тот тоже его пил, а в момент, когда Орел собрался произнести тост, все на экране замелькало — люди, бутылки, бокалы — и разобрать, что именно происходит, стало невозможно. — Надо идти, — мрачно сказал Рэй после четвертого просмотра. — Если мы будем отсутствовать слишком долго, это будет выглядеть подозрительно. В гостиной на удивление было достаточно мирно. Все присутствующие под руководством Шамиля и Тренера пытались воссоздать картину произошедшего, и Флетчер внимательнее пригляделся, готовый в случае чего поправить или подсказать. В конце концов, не зря же они столько раз гоняли эту запись. Но дело, кажется, и без него продвигалось неплохо: как минимум Лиза, до этого не слишком активно участвовавшая в разговорах, оказывается, внимательно следила за всем происходящим — чего уж говорить о Шамиле, который, ожидая в любой момент подвоха, мониторил обстановку так, будто находился не на светском мероприятии, а в зоне военных действий. Орлу, конечно, это не помогло — но кто из нас без недостатков. — Вот тут Джозеф взял тарталетку, — сказала Лиза. — Которая с паштетом и клюквенным джемом. Я точно помню, потому что сама хотела ее взять, но он меня опередил, когда я уже вытянула руку — и пришлось ждать, пока он ее подцепит. Шамиль бросил на Джозефа тяжелый взгляд, и она торопливо пробормотала: — Все хорошо, я совсем не в обиде. — Бери тарталетку, — приказал Джозефу Тренер. — Но они кончились, — возразил тот. — Значит, делай вид, что берешь. — Тренер хмуро покачал головой. — Как маленькие, ей-богу. Джозеф послушно пошевелил пальцами над пустой тарелкой и поднес их ко рту. — А я даже не попробовал эти тарталетки, — сказал Рэй Флетчеру на ухо таким грустным голосом, что Флетчер тут же захотел принести ему все тарталетки в мире. Рэй взял со стоявшего рядом блюда печеньку — самую обычную, круглую — и задумчиво откусил от нее кусок, и Флетчер продолжил пялиться на него только потому что ожидал, что он скажет нечто важное — а вовсе не потому, что хотел посмотреть, как тот проведет по губам языком, собирая шоколадные крошки. — У тебя, как я понимаю, все еще нельзя курить в доме? — поинтересовался Микки, и Рэй бросил на него укоризненный взгляд исподлобья. — Ладно, я тогда открою окно. Флетчер не понял, почему курение и открытие окна могут быть взаимозаменяемы, но смолчал. Кажется, запрет на курение в доме не относился исключительно к нему — значит, это не было проявлением личной неприязни. Микки распахнул створку окна — и тут же раздался грохот. Сначала Флетчер подумал, что Микки что-то уронил или разбил — но тот, повернувшись к ним, начал медленно оседать на пол, на лице его был гримаса искреннего удивления. На его черном в белую полоску пиджаке расплывалось алое пятно. Рэй подскочил со стула, закашлялся, как будто задыхаясь — Флетчер быстро поднял голову и понял, что он и правда задыхается: лицо покраснело, он схватился за горло, как будто это могло помочь. Флетчер попытался было спросить, что с ним, но Рэй захрипел и рухнул ему на руки — ровно в тот момент, когда Флетчер поднялся, чтобы ему помочь.