Вечный школьник.

Хисока был личностью крайне непредсказуемой и экстравагантной. За ним всегда было интересно наблюдать. Эмма был личностью крайне скрытной и необычной. Рядом с ним было интересно находиться и наблюдать за его действиями. Наверно это и было ключевыми факторами их дружбы. Им было интересно находиться рядом друг с другом. *** Объятия, в которые Хисока насильно втянул Эмму, тянулись уже десять минут и обещали стать уже неловкими. Юноша смиренно притих и совершенно не сопротивлялся. Когда ему еще раз перепадёт возможность посидеть на коленках? Хисока тоже не спешил отсаживать дружески настроенную тушку и просто наслаждался. *** Резко пиликнул телефон, оповещая Эмму о чем-то непредвиденном. Парень подскочил с колен друга, нечаянно ударив того по голени, вытащил телефон и с удивлением заметил, что время уже шесть, а Гон и Киллуа совсем пропали с радара. Ужас и понимание того, что он потерял мальчишек с поля зрения, накрывал его с головой давящими волнами. Хисока этого видеть не мог. Ему тоже пришло сообщение, в котором говорилось, что если этот человек сейчас же не явится на собрание, то жди санкций от всей труппы. — Мне нужно идти, — синхронно сказали они, вставая друг напротив друга. Эмма протянул ладошку. Хисока её пожал, замечая с какой силой трясутся руки друга. Эмма пулей вылетел из номера, подхватив рюкзак. Вывернув на коридор, он направился к ближайшему зеркалу, в котором, ленно зевая, уже зависло его отражение. — Ищем кого-то? — растягивая гласные, промурлыкал демон. — В мой номер! Живо! — скомандовал парень, погружая руку в зеркало. Пространство начало растягиваться, принося очень знакомую боль. Задержать дыхание, закрыть глаза, шагнуть в неизвестность, воспроизводя в голове примерный образ места назначения. Вышел он уже в своём номере. Разлепив глаза и вдохнув поглубже, он вышел из ванны, пинком отворяя дверь. Комната пустовала уже давно. Людьми в ней пахло очень слабо, не говоря про энергетические слепки. Слабая энергия выветрилась, что говорило о том, что люди покинули это место более шести часов назад, а отсутствие сильных всплесков о том, что покидали это место мирно. Он подошёл к столику, поддел кружку пальцем, понюхал. Ушли семь часов назад. Эмма попытался успокоиться. Сделав пару вдохов и выдохов и ничего не получив, парень принялся заламывать пальцы. И, разумеется, думать. Кровная связь отзывалась очень слабо. «Далеко. Очень далеко. Примерно двадцать километров на север. Что у нас на севере? Север.» *** Гон и Киллуа попались. Другого слова в этой ситуации они подобрать не могли. Нет, почему же? Могли. Они попали. Сидя с завязанными руками за спиной и наблюдая за тем, как собачатся те, за которыми они следили и те, кто их поймал в одном лице они понимали, что если их не казнят здесь и сейчас, то это сделает белобрысик с наполеоновскими замашками. Даже кинуться сейчас на того гото-мальчика, как назвал бы его Эмма, идея более удачная, чем прийти с повинной. Что им не сиделось? Денег мало. Да, тех денег, что Эмма подарил Гону, категорически не хватало на Остров жадности, а своей семье с просьбой профинансировать его побег, Киллуа звонить не спешил. Идти с повинной к собственному брату, а уж тем более, к собственной семье Киллуа не желает до одурения. Уж простите, но компания мальчика-зайчика и юноши-который-по-какой-то-причине-еще-не-умер ему льстит больше. — Гон, — прошептал Киллуа, стараясь вспомнить уроки чревовещания от Эммы, — как ты думаешь, Эмма нас ищет? — Лишь бы его встреча продлилась еще день, — в ответ начал молиться парнишка. На них недобро зыркнули, что мгновенно избавило их от желания хоть как-то перешёптываться. — Это всего лишь дети, — внезапно до ушей детей донёсся чуть более громкий окрик, чем до этого. Люди, которым это обращение было предназначено, совсем на это не отреагировали. Низкий парень все также молчал. Женщина с крупным орлиным носом, короткими, не слишком густыми светлыми волосами, острыми пронзительными глазами, высокая, но не крупная повернулась и с неким сочувствием посмотрела на мальчишек. Киллуа стало мерзко от того, что он так слаб. Мальчик попытался разорвать верёвку, но чем сильнее тер, тем сильнее запястья сжимало. Разумеется, он так легко это место не покинет. Страшнее всего ему было за друга. Гон молчал, опустив голову на грудь, поджав ноги под себя, разглядывая исподлобья труппу Пауков. Такое поведение ему было совершенно не свойственно. Очень медленно и почти беззвучно Киллуа подполз ближе к другу под апатичным взглядом низкого парня, попытался нащупать его ладонь, но только испачкал руку в пыли. Вторая попытка его была более успешной. Игнорируя боль, которая с каждым движением становилась всё сильнее, тот нащупал палец Гона и сжал его в ладони. Гон наконец-то обратил внимание на манипуляции друга и позволил себе немного расслабиться. — Да что с ними делать? — рявкнул мужчина, тыкая пальцем на мальчишек. — Вы предлагаете их убить? Киллуа напрягся ещё сильнее, но мозг, который переживал сейчас не самые спокойные времена, обдумывать что-то спокойно не собирался и, временами вырубаясь, вводил хозяина в прединсультовое состояние. — Не горячись, ждём босса, — и это все, что услышали мальчики перед тем, как на них обернулись все. Абсолютно все и невероятно синхронно. Киллуа сглотнул слюну, что предательски застряла в глотке, а Гон, вытянув палец из хватки друга, раскрыл ладонь и взял ладонь друга, переплетая пальцы. Они обязательно выживут. Где бродит Эмма? *** Эмма бродил вокруг да около. Было две причины, которые мешали ему ворваться в здание и героически спасти детей. Первая и самая главная — его могут узнать. Парень с нарастающей тревогой разглядывал старое заброшенное здание, перекатывая круглую сигилу с руки на руку. Воспользоваться помощью демона и спасти детей или поступить хитрее, но подвергнуть детей опасности. Как бы не старался держаться от людей на расстоянии Эмма, находясь рядом с младшим братом, он чувствовал себя намного лучше. Его наследие демонида не подвергало его опасности и почти перестало действовать на его здравомыслие. Голова снова стала чистой, а сам юноша более здоровым. Да, на это сильно влиял Гон. Боясь напугать младшего брата, Эмма перестал говорить сам с собой, с отражение, наносить себе увечья и подвергать себя не оправдываемому риску. Это можно было назвать исцелением. Прождав пять минут и поняв, что он ничего придумать не может, он решил просто войти в парадные. *** Хисока сидел на балке, что просто прекрасно маскировала его нахождение в этом захудалом помещение. Пауки стойко игнорировали его нахождение среди них и в свою дискуссию не пускали. Это, конечно, совсем не расстраивало мага, но то, что ему пришло оторваться от приятной компании в чистом номере отеля и поменять на обшарпанное, видавшее лучшие годы здание, и просиживать штаны в компании, где его интерес составлял только Хролло и два парня, что синхронно моргали и глупо палили его местонахождение. Как самый хороший друг (разумеется, в понятие самого мага) он незамедлительно среагирует на акт угрозы по отношению к младшим братьям его друзей. Но только если это будет необходимо. Лапочка Эмма явно близко: Хисока его чувствовал, его и его офигительную нэн. Сейчас будет что-то интересное и он, повинуясь всеобщему интересу, поворачивается к парадным дверям, в которые совсем недавно ввели мальчишек и, в которых теперь обдуваемый ветром маячил силует. *** Нобунага считал себя умным, но не слишком сильным. К врагам он был более жалостливый, чем остальные, но все равно оставался Пауком и убийцей. Но дети оставались детьми. Их стоило отпустить, ибо опасности они не представляют. В крайнем случае их можно принять в Геней Рёдан. Но не убивать. Беловолосый мальчишка — убийца. Этот взгляд он мог узнать из тысячи, но совершенно его не боялся. Действия убийцы можно предугадать. Но вот тёмненький парнишка с совершенно нечитаемым взглядом и прямой спиной вызывал опасения. Он или был уверен в своих силах, или в силах того, кого ждёт. И он снова убедился в том, что нужно слушать свою интуицию. С потолочной балки раздался тихий смешок и шелест карт. Дверь с мерзким скрипом распахнулась, резко ударяясь об стены. С потолка посыпалась побелка, облако пыли опустилось на людей, от чего некоторые, злобно шипя, начали отряхиваться, не забывая подглядывать на вечернего гостя. — Да кто ещё там! — гаркнул гото-мальчик, облокачиваясь на зонт. — Как видишь, — произнесла женщина, поведя рукой на гостя, — человек. Человек бесшумно вошел в полуразрушенное здание, переступая через упавшие балки. Киллуа торжественно пискнул и, сильнее вцепившись в руку друга, с некой надменностью принялся разглядывать стушевавшихся убийц, которые явно не ожидали такой наглости по отношению к ним. Эмма рассматривал разношёрстную компанию, примерно раскидывая их на группы: не представляет опасности, представляет реальную опасность и, разумеется, интересен как враг. Гон продолжал разглядывать Хисоку, что так хорошо устроился в двадцати метрах от него. От фокусника доносился запах его брата и он, видимо, помня о том, что Гон обладает прекрасным нюхом, даже наслаждался напряжением пацанёнка. Хисока поднёс валет червей к губам, вдохнул запах совсем уже родных карт, поцеловал изображение масти и послал Гону насмешливый взгляд. Мальчик полыхнул праведным гневом и посвятил всё своё внимание брату, что бесцеремонно разглядывал ногти. — Пусти меня, Пакунода! — гаркнул мужик с катаной, вырываясь из захвата женщины. — Я убью эту паскуду! Всё же вырвавшись, он почти запнулся о камень, что так не вовремя вылез на поверхность, от души ругнулся и, перехватывая катану поудобнее, направился прямо на юношу. — Я ждал этого три года, я готовился, я был унижен! Мразь, ты такая! Почему ты меня тогда не убил? Ты сделал ошибку! — громыхал мужчина, потрясая оружием. Парню, кажется, было интереснее разглядывать древнюю обстановку здания, что оказалось старой церковью. Эмма вытер подошву сапога об выпирающий камень, цыкнул и совсем по-царски посмотрел на толпу. Он пошёл на сотрясающего воздух мужчину. Нож, если что, он призовёт, а пистолет успеет достать из кармана. Но лучше избежать бессмысленного насилия. — Прими свою смерть достой… — Да заткнись ты, — на выдохе протянул Эмма, поправляя волосы, убирая их с лица. Он был уже в зоне поражения, когда резко изменил траекторию движения и появился у мужчины за спиной. Среагировал тот, конечно, незамедлительно. Перестроившись для рубящего удара, он развернулся на пятках и по инерции собирался отрубить парню руку. Но хрен там плавал, как говорится. Сначала он почувствовал, что ему что-то упирается в затылок, а когда уже развернулся, то понял, что парень сложил пальцы пистолетиком и направлял ему в лоб одной рукой, а в другой зажимал тесак, что с большей вероятностью, спокойно выдержит удар Катаны. — Блефуешь, — прошептал мужчина, смотря прямо в «дуло» пистолета и наблюдая, как парень закрыл один глаз, а другим, будто целясь, разглядывал, куда пустить пулю. Эмма провёл языком по губам и растянул оные в хитрой улыбке. — Как знать, — мурлыкнул он в своей манере, делая жест пальцами, будто снимая предохранитель. — Раз в год и палка стреляет, а мне всегда везёт. Нобунага под немигающим взглядом отступил. И действительно. Парень опустил пистолет вниз и прицелился тому под ноги. Выстрел. — Воу, — удивлённо и не менее восторженно воскликнул юноша, откидывая косу за спину. — Правду люди говорят. Вот чем ему нравились пауки — они не лезли в тёрки, если один из них уже попал. Им чисто плевать. Могут даже шутливо болеть за противника. Чудо люди. — Я-то, на самом деле, с миром, а вы тут вот, — разочарованно похлопал глазами юноша, разворачиваясь к притихшим уголовникам. Кто-то засмеялся и, матерясь как сапожник, опустил руку на плечо гото-мальчика, что сразу понравился Эмме. Тот и глазом не повёл. — Да я тебя знаю! — крикнул он, отсмеявшись, и показывая пальцем прям в лоб Эмме. Тот совершенно некрасиво открыл рот, чтобы сказать, что пальцем тыкать некрасиво, но предпочёл заткнуться. — За твою голову бабла столько дают, что ого-го-го. Только вот я тебе её оторвать не успел, а ты уже смылся. Кстати, у нас с тобой юбилей. Пятая встреча. Эмма сдержался, чтобы не спросить: «А ты, собственно, кто?». Память услужливо подсказала, что это Финкс. Спасибо память, но нам это не помогло. Не за что. — Ага, мы это обязательно отметим, но я не за этим, — разочарованно вдохнул затхлый воздух Эмма, чувствуя себя с каждой секундой только хуже. Церковь. Это всё из-за неё. Святой водой его, разумеется не победить, но если у вас получится его ею окатить, то вы имеете ровно десять секунд, чтобы помолиться на последок. — Прости, пожалуйста, — язвительно прервал череду вздохов Финкс. — Налить за встречу не могу, но ты босса подожди. — Бог простит, а моя задача — вас познакомить, — разглядывая древнюю мозаику, ответил юноша. Его волосы сверкали, отражая лунный свет, и пускали загадочные тени на бледное от переживаний и наследственности лицо. — Ой-ей, график обиделся? — Я устал, отстань, — отмахнулся Эмма, просчитывая шансы на побег с двумя баластами. Рядом с детьми, в трёх рывках, висел большой кусок зеркала на одной верёвке. Оттуда ему уже салютовало ножом отражение, аккуратно перепиливая верёвки, которые никто не додумался снять с детей. — Где Хролло? У меня дело к этому падшему засранцу, — проворчал Эмма, достаточно громко, чтобы обозначить, что с ними переговоры закончились и говорить он будет только со своим адвокатом, а точнее со старым знакомым. На задворках разума заскреблось что-то ужасающее в своей непредсказуемости, и Эмма прикрыл глаза. Он чувствовал каждый стук сердца у него в голове. Сера в крови пыталась найти выход, прорываясь вперёд и совсем не беспокоясь о носителе, грея кровь, заставляя сердце биться ещё быстрее. Но куда уж быстрее. Эмма больше не может смотреть на людей; пульс в голове отбивает только ему виданный ритм. Кровь пошла носом. Эмма вытирает красную струйку кистью руки, забывая, что на нём перчатки. Его ипостась бунтует, пытается утянуть его из церкви, но парень продолжает стоять. — Ладно, — надломившимся голосом сказал он, через несколько минут раздумий. — Я заберу то, что принадлежит мне и уйду. Он направился в противоположную сторону от детей на ходу просчитывая, сколько времени ему понадобиться, чтобы добраться до них. Два рывка. А если задействовать наследие демонида? Мгновенно. Но какая цена? Большая. Слишком большая. — Нет, так не пойдёт, — отрицательно покачала головой блондинка, беря парня на прицел. — Ты дождёшься босса. Он стоял спиной к противникам и разглядывал мозаику. Сколько он сможет продержаться в этом месте? Еще три минуты, а потом сорвется: напугает и так напуганных детей, убьет того, кто просто нафиг не сдался. И зачем ему это? А он и сам не знает. Его тянет отсюда, но ему уйти непозволительно. А ведь раньше он ругал Хисоку за нелогичность. А Хисока сидел и не мог понять — что, мать вашу, происходит? С каких это пор Кайн знает как минимум троих их Пауков? Почему его нэн коробит, а он сам чуть ли не рвётся отсюда? Что он пропустил? Фокусник прикрыл глаза на то, что отражение парня уже справилось с верёвкой, и она в реальном мире и времени осыпалась пеплом. — Я не просил разрешение на это, — твёрдо, будто для самого себя ответил Эмма. — Я беру то, что принадлежит мне властью данной мне Великими чинами и Великими силами. Парень заложил руки за спину и повернулся к труппе. Здесь десять противников. Хисока не враг, детей нужно спасать. Пятеро представляют угрозу его жизни. Трое для него марионетки без кукловода — такие же бесполезные и хрупкие. Остальным оценку дать труднее. Хролло шляется где-то далеко. Это есть хорошо. Глаза его, освещаемые одними лишь редкими проблесками луны, казалось, что совсем уже потемнели. Вены вокруг глаз набухли. Парень медленно менял свой облик. На медленную трансформацию юноши Пауки незамедлительно отреагировали, хотя и это было незаметно. Тишину в комнате можно было резать. Каждый шаг Эммы отдавался звоном в полупустой церквушке, отражался от стен и рассеивался. Его отражение зависло в пяти метрах над землёй, готовясь отрубить верёвку, когда Эмма начнёт действовать. — Я пришёл с миром, — говорил парень, медленно перекатывая стеклянный шарик по ладони, который также медленно извлёк из кармана. Он аккуратно ступал по каменному полу; так и не оступившись ни разу и не запнувшись, говорил медленно, растягивая гласные, но при большом желании можно было видеть отросшие клыки, спокойно водил правой рукой то вправо, то в левой, заставляя напряженно следить за ней. Резкие движения делать было опасно. Кто знает, как отреагируют на это убийцы. И ладно они обратят внимание на него — он-то это переживёт, но за детей было страшно. Да чего греха таить? За себя страшно было тоже. Он не хотел снова принимать облик малолетки, а второй раз за год за чудесным исцелением идти стыдно и неудобно. Мужик-то много отдаёт за это. И ладно, если просто убьют. Отражение подало знак: взмахнуло рукой вверх и указало на верёвку. — Передайте Хролло, что к нему заходила инспекция и что луна скоро повернётся к нему задом, — прошептал он, зная, что его услышали. К нему также тихо и медленно начал приближаться гото-мальчик. С каким-то обречённым стоном он, наставив на замершего на мгновение противника зонтик, вопросительно взглянул на продолжающего путь парня. Совсем на мгновение показалось, что парень исчезает перед тем, как сделать шаг, но Фейтан, отодвинув глупые мысли подальше, приготовился задержать внезапного знакомого босса живым, или наиболее действительно — мёртвым. Мельком показав отражению три пальца, что уточняло количество необходимых секунд, чтобы полностью и без вреда для себя погрузиться в зеркало, но отражение решило, что к этому следует добавить ещё две, учитывая скорость парня с грузом. Парень отрицательно помотал головой. — Остановись, — проворчал парень совсем не детским голосом. Гото-мальчик превратился в гото-фрика. Про детей в этой компании помнили только самые ответственные — Хисока и Эмма. Так что, пережив пару инфарктов после того, как инфернальная сущность перерезала им верёвки и закляло их стоять поближе к зеркалу, жестом указав их место в этой разборке, они принялись наблюдать за второй сущностью в этой комнате. Поправка. Была еще и «сучность», напомнил Киллуа, указывая пальцем на Хисоку, цветом лица подражая камуфляжной форме. Тот, в свою очередь, состроил обиженную мордашку на сей нелицеприятный жест и вернулся к разглядыванию слишком перенапряжённого друга. «Сводить бы его в бар. Или в кафе. Или в парк. Или куда-нибудь, где он перестанет вести себя так, будто от его действий зависит что-то масштабное…» — легкомысленно размышлял Хисока, перекидывая карты. «Любит же, амант, всё усложнять. Мог бы и помощи попросить… О-о-о-о-о. Как ты посмотрел, драгоценный мой, что за взгляд. Ааа, ты намекнул на этот милый шарик. Не бойся, mon chéri, я его давно заметил. Как только ты его подкинешь — я сразу уйду от сюда. " Детей передёрнуло, стоило им увидеть, как посмотрел на Эмму Хисока. Гон сравнил это со взглядом Киллуа на шоколад. Эмма мимолётным движением руки подкинул шарик вверх. Тот заманчиво блистун, выдавая себя толпе и приковывая на себе всё внимание, пока, напрягшийся как струна демонид, резкими рывками двигался к детям. Киллуа по привычке (на самом деле жутко перепугался) попытался уклониться, но жилистая рука сграбастала того за шиворот и, притягивая еще и Гона, от чего дети поцеловались лбами. Их траектория изменилась снова. «Одна звёздочка вашему такси» — думал Киллуа, одной рукой ещё сильнее вцепившись в Гона, а другой в своё спасение. В калейдоскопе мира он успел заметить, что фокусник показал фокус с исчезновением и, естественно, исчез. Зеркало полетело вниз. Гон и Киллуа решили что всё — пьяный фокус не удался и Эй! если собрался убиваться об зеркало, то давай без нас! Но не всё коту масленица. Гото-фрик тоже оказался очень быстрым и в следующее мгновение, резко остановившийся Эмма, одной ногой зацепился за камень и повернул себя в лево, пропуская удар катаной мимо горла. Кто-то даже присвистнул, но это его уже мало волновало. Зеркало уже подлетело к земле и, в следующее мгновение пошло трещинами. Их спасение можно было назвать расчудесным, а сам план «Повезло и удалось». Повезло, что шарик летел ровно столько, сколько ему нужно было. Повезло заметить приближающегося противника. Удалось уклониться в самый последний момент. Повезло добраться до последнего целого куска зеркала. Удалось запрыгнуть в него ровно в тот момент, когда шарик ударившись об каменный пол, выпустив скверну, что заботливо складировал Эмма. Пауки этот вечер долго не забудут. Удалось предупредить друга. Повезло, что он и сам всё заметил. Не повезло только в том, что аккурат в том месте, где находилась рука ещё не перенёсшегося Эммы, пошла трещина. Одна из опасностей в переносах через зеркало — если ты не успеешь найти ближайшее зеркало или не запомнил координаты нужного зеркала, а та гладь, через которую ты вошёл разбилась — ты не выйдешь никогда. И ладно если бы Эмма был один. Его отражение просто на чистой силе воли вытащило бы его через ближайшую отражающую поверхность. Не факт, что целого, но относительно живого. А вот с грузом дела обстоят иначе. Вторая опасность — трещины. Эмма старательно прикрывал детям нос и рот, чтобы те не наглотались сероводорода, и старательно не издавал звуков. Что-то с правой рукой. В Зазеркалье нет времени, нет запахов и нет цветов. Это не значит, что тут ничего нет. Человек не способен уловить это, он существует совсем на других пластах, если можно так выразиться. По этой причине многие люди не могут заметить монстров или те же люди не используют нэн. Да, нэн можно обучиться, но и тут должен быть пункт с восприятием. Игдрасиль прекрасно распределял эти пласты миров. Но об этом когда-нибудь потом. Эмма и дети вывались в комнате отеля под недоумевающие взгляды Леорио. Предусмотрительный обладатель восприятия на пять пластов мира, поставивший заранее большое зеркало прям в гостиную, теперь боготворил себя за свою продуманность. Дети расползлись по диванам и пытались перевести дух от пережитого. — Проклятый, чёрт тебя дери! — заорало отражение. — Ты совсем мозги потерял? Тебя почти расщепило, и не делай такие удивлённые глаза. Его от загрузки отвлёк вскрик Леорио. Мало что соображающий, полностью истощённый преображением и транспортировкой груза Эмма, перевёл рассредоточенный взгляд на Леорио. Глаза слипались. Будто в замедленной съемке парень посмотрел на свою руку. Все предплечье было залито кровью, так что сказать, что именно тут повреждённой было нельзя. Через шматки отдельно свисающих мышц виднелась плечевая кость. Хуже всего пришлось плечевой мышце, ибо сказать, где сейчас она, было затруднительно. Парень попытался сжать кулак, но рука частично отказала. В глазах у него стремительно темнело, и самая последняя мысль, что посетила его светлую во всех смыслах головушку была о том, каким это образом раненый он умудрился не принести в этот мир что-то пострашнее и Пауков, и его отца, и Хисоки. " Интересно, если я умру, то попаду в Вальхаллу или в Хельхейм? "