Вечный школьник.

Утро в портовых городах начинается очень рано. Как только на водной глади появляются золотые блики, когда  над городком пролетает глухой вой древнего существа, что спокойно обитает где-то на соседних островах, когда зевающие купцы топают отворять лавки – тогда и начинается утро.  Население Китового острова представляет из себя потомков пиратов, авантюристов и всякого торгового отребья.  На острове живут, по большей части, старики, которые застали те времена, когда по звуку колокола женщины хватали детей и бежали в укрытие, а мужчины вооружённые тем, что под руку попало, и топали на защиту городка. В этом месте отдавалась дань и религии. Как и в многих местах здесь правил политеизм. Поклонялись здесь пяти главным богам: Морс, Вита, Игнис, Аква и Вентус. Это вполне логично, так как с момента основания главным языком был латинский. Купцы говорили на нём, пираты, будучи  сборной солянкой из разных народов, тоже пришли именно к латыни.  В демонов здесь тоже верили. Только вот их вера обращаться к сумрачным созданиям разрешала. Может причина в том, что остров располагался на самом краю изведанных или безопасных земель и помощи, в крайнем случае, ждать особо и не от кого.  Разные люди здесь были с разными «причудами», а из этого исходит то, что никто не обращал внимание на то, что их сосед может пропасть на неделю, вызывать Сатану или пить чай без сахара. Все вполне нормально. Также старики верили, что дети, которые родились на этом острове, обладали какой-либо особенной силой: ловкость или излишний ум —были потомками богов. Это, конечно, можно объяснить тем, что нэн вещь неразгласимая, но ведь и старикам нужно что-то делать, не так ли? Из-за того, что Эмма был кладезь всевозможных талантов и свойств, он приравнивался чуть ли не к богу, что было крайне неправильно. Обладал он только двумя особыми способностями, которые даровала ему нэн. Морок и Приказ, который чаще встречается как Вето, что в корне неправильно. Но ему на это плевать, а противники путаются.  Освоив хацу на должном уровне, он принялся за вызов демонов, которые остались в малом ключе. У них он обучился: Живому отражению, Черному воскрешению и Нечестивым теням.  Теперь, сказав слово о том, на какой почве были вскормлены братья, кто-то в большей, а кто-то и в меньшей степени, стоит продолжить с того момента, как Эмма очухался от собственных мыслей. Солнце агрессивно било в закрытые глаза парня. Он сильнее зажмурился и попытался прикрыть лицо шторкой, ибо заснул в ужасной позе на подоконнике. В свисающей руке чудом удержался телефон, на левой руке он спал, облокотившись о стенку, ноги поджал под себя. Очнувшись от часового сна, он жмурясь сполз с подоконника и принялся разминать затекшую спину путём катания по полу своей тушки. На телефон пришло очередное сообщение. Наконец он обратил внимание на важнейший предмет, что был связью с миром для него. Сорок сообщений за последние два часа, а в окошке набора был текст — «; ими;;; им; им; ии» Главная проблема его телефона — заедающие клавиши, что позволяло зажать их и доводить собеседника до тихого психоза. Он принялся читать переписку. «Я ожидал только одно сообщение» «Интересно, что ты там пишешь» «Исповедь?» «Признание мне в любви?» «*_*» 20 сообщений спустя … «Да ответь уже!» «Что ты там пишешь?» «Я сейчас тебе позвоню» Эмма быстро набрал ответ. «Прости, я заснул с телефоном в руках.» «. . . Ты серьезно?» «Да» Парень быстро вынул батарейку из мобилки, запихнул её в карман плаща, а сам телефон убрал в штаны. — Мне стыдно, — прошептал Эмма, разглядывая свою сонную рожу в зеркале. — Каков красавец, — произнёс он, оттягивая пальцами мешки под глазами. — Какие синяки, какие морщины, какие красные глаза, ммм… Мечта и женщин, и мужчин, и докторов. Прекрасно поспав час за неделю и ощущая себя креветкой, он выхромал из каюты и потопал по коридорам. Люди, попадавшиеся ему на пути, кивали, и где-то он услышал, что они причалят через восемь минут. Это время он потратил на поиски туалета. Сойдя с палубы Фриск принялся вспоминать, где дом. Абстрактно он помнил, что идти фигову кучу времени, но вот куда идти он не помнил. Остановив мимо проходящего человека и добыв нужную информацию, он бегло осмотрел территорию и, не найдя ничего интересного, двинулся домой. *** Мито в руны хоть и не верила, но прислушивалась к мнению бабули. Поэтому, наготовив много еды, стала ждать хоть кого-нибудь из родни. Джина в дом она бы не пустила. Гон пока возвращаться не собирался, ибо письмо об этом не писал, а про его брата лучше молчать. Но на огромное удивление Мито, вечером того дня в дверь настойчиво постучали. Девушка откинула пяльцы на диванчик и, громко шурша юбками платья, помчалась открывать дверь. Дверь отворилась с лёгким скрипом, что говорило об отсутствии мужика в доме. Сквозняк подхватил дверь и со всей силой шибанул ею о стену, чуть не убив Гона, который спасся только благодаря хорошей реакции Киллуа. Золдик младший прижимал друга и ошалело поглаживал его по спине. — Знакомься Киллуа — тетя Мито, — провел мальчик невидимую линию между ними. *** Золдик был сыт, отмыт и явно доволен. Он сыто бурчал на очередную глупость, которую выкинул Гон и, валяясь на полянке, жевал травинку. Это место ему нравилось. Тихо, спокойно и никакой орущей родни. Ляпота. Рядом валялся Гон. Он счастливо улыбался и разглядывал небо. Вокруг них были раскиданы фотографии, картинки и всякие разные книги. На многих из них была изображена семья Фрикс. Киллуа нащупал рядом с боком фотографию и поднял ее над лицом. — О, а это твой брат? — спросил он. Гон перекатился поближе к другу и, положив голову на его плечо, начал всматриваться в чёрно-белую фотографию. На ней был запечатлён маленький мальчик в детском платьице, что говорило о особенном происхождении. Светлые волосы были заплетены в косичку, в которую были вплетены две ленты. На ножках были детские башмачки. Малыш радостно смотрел куда-то за камеру и тянул руки. Под карточкой красивым шрифтом было написано " Нам годик! Малыш Л.К-ф-Ф.» — Видимо, — произнёс Гон, вглядываясь в лицо малыша. — Удивительно. Он красится? — спросил он Киллуа и вопросительно заглянул в его глаза. — Наверно. Они нашли ещё немного фотографий маленького Эммы. Где-то он сидел за книжками, где-то рисовал мелками на полу, где-то учился метать ножи. — Такой милаш превратился в это, — шокировано произнёс Киллуа, вставая. Он протянул руку и, дождавшись, когда за нее схватятся, рывком дёрнул на себя и легонько придержал друга. Они принялись собирать фотографии. Небо было очень ясное. Мальчишки уже собрались уходить, когда на холме начал вырисовываться человеческий образ. Киллуа профессиональным взглядом оценил человека и понял, что ему лет восемнадцать, рост примерно метр восемьдесят при весе около семидесяти. Парень прихрамывает на левую ногу, что могло быть и давней травмой, и наживкой. Ноги длинные, руки тоже. По расположению рук парень прикинул оружие, которым парень может пользоваться. «Пара клинков или меч» — подумал Киллуа, осматривая с ног до головы человека и аккуратно оттесняя Гона себе за спину. *** Эмма уже задолбался подниматься на холм. Его тёплая рабочая одежда совершенно не подходила для активного отдыха : сапоги, что всегда надевались на толстый слой бинтов, сейчас бултыхались на голых ногах и сильно их натирали. Особенно сильно досталось левой. Плащ развивался, аки парус, снося хозяина по мере его движения. Парень уже начинал ворчать, когда увидел брата и его друга. «Анализирует, засранец» — подумал он, стягивая капюшон. Его идеальная коса раздербанилась и теперь превратилась в портовую бечевку и цвет имела аналогичный. Утром он вспомнил, как мама заплетала ему волосню и попытался повторить. Повторил, но ценой клочка волос и одной ленты, что отправилась в ленточный рай. Он поджал губы и постарался шагать ровнее. Сапоги предательски сползали и уже через десять шагов он, пронзительно матерясь, мотал ногами, скидывая окончательно сбрасывая злосчастные сапоги с многострадальных ног. Пацаны на этот жест ненависти к обуви, синхронно склонили головы и шокировано застыли. Первый очнулся Гон. Он радостно задрожал, будто в предвкушении подарка, потряс Киллуа за плечо и, не дождавшись ответа от зависшего друга, рванул к цели. Цель вовремя не среагировала: ругалась на сапоги и вытряхивала из них камушки. Поэтому, резкий удар в грудь он заметил только постфактум. — Добро пожаловать домой, нии-сан! — от солнечной улыбки Гона где-то около солнечного сплетения, Эмму ослепило и тот через слёзы ответил: — Я дома! *** Его избили. Эмма стоял на коленях в зале и получал тумаки от всех, кому это было не лень. Его возлюбленная коса ещё сильнее раздербанилась, спина покрылась неровным слоем синяков от ремня и сковороды, а под глазом был хороший кровоподтёк. Встретили его радушно. По-семейному. Если бы Киллуа не перехватил нож, а Гон не закрыл брата от летящей кастрюли — Эмма бы умер. Прямо на пороге. Но прошло четыре часа издевательств и гнев, вроде, сменили на милость. — … Ты меня понял!!! Эмма сильнее вжал голову в плечи. Киллуа закинул в рот очередной кусочек попкорна и присвистнул. Какие страсти! Какая игра! Гон мельтешил между старшим побитым братцем и тёткой, что стала причиной всех увечий. Бабулька сидела рядом с Киллуа и раскладывала руны. — Мито, — прокряхтела она и погладила волосы. Женщина перевела бешеный взгляд с племянника на бабушку. — Оставь мальца, он уже всё осознал… Эмма послал взгляд, который индефицировался как «Я осознал то, что возвращаться было ошибкой» — Тем более, — произнесла она, вставая из-за стола и подходя к парню, — его демоны готовы тебя разорвать. Собакам никогда не нравится, когда на хозяина руку поднимают. Мито ещё сильнее разозлилась и замахнулась махровым полотенцем на Эмму. Она хотела отомстить за все слезы и бессонные ночи. Засранец! Внезапно полотенце оказалось в зубах у пса. Огромного чёрного с горящими глазами и капающей слюной из пасти. Этот пункт заставил всех обратить внимание на габариты зубов, что очаровательно блистали на свету. — Пушок, — произнёс подползший к пёсику Эмма. — Сладкий мой, перестань. Песя ещё раз ощетинился, но потом взвыл и лизнул лицо хозяина, перед тем как исчезнуть. Мито сжала и разжала кулак и резко посмотрела на племянника. Эмма, который к тому моменту уже отполз на четвереньках к лестнице, чтоб занять защитное положение на втором этаже, испуганно застыл и начал тихонько поворачиваться к тётке.  Послышались громкие шаги на лестнице и, скинув с оной Эмму, Гон перепрыгнул почти четыре ступеньки и с видом Христа Спасителя подал тёте аптечку.  Лицо ее в этот момент выражало крайнюю задумчивость, а бабушка, про которую все уже и забыли, схватила старшего правнука за косу и потянула к столу. Тот ещё и встать не успел.  Побои ему обработали с должной заботой, главное не забывать, что пришел сюда он здоровый. Киллуа, разочарованный в том, что реалити-шоу закончилось, почесал переносицу и выдвинулся помогать Гону накрывать стол к обеду.  Гон быстро накинул стол белой скатертью, разгладить ладонями складки и принялся расставлять сервиз. Киллуа помыл фрукты. Одно яблоко засунул себе в рот, а остальные кинул на скатерть. Фрукты запрыгали по ткани, и Гон с протяжным вздохом начал ловить их по столу, ибо те оставляли мокрые следы. Он переложил яблоки себе в футболку, край которой сильно задрал, и ушел в поисках корзинки. Киллуа хмыкнул каким-то своим мыслям и шлепнулся на стул, поджав одну ногу под себя. Громко откусив кусочек яблока, он повернул голову и принялся наблюдать.  Первое, что он попытался сделать — сравнить членов семьи по внешнему виду. Он скользил глазами по людям, то цепляясь за что-то, то быстро проскальзывая с одного на другого.  Главной чертой семьи оказался цвет кожи — смуглый, но это сразу было отброшено к чёрту, стоило только обратить внимание на старшего брата Гона. Он был очень бледный. Брови мальчишка сразу нахмурил, нос немного вздёрнул, а нижней губой почти соприкоснулся с носом, обнажая белые зубы. Вся его физиономия выражала крайнее отвращение к тому, с кем или чем шло сравнение этого цвета кожи. Труп, Иллуми, мать и Хисока — вот с кем ставил в один ряд Золдик Эмму. Он даже представил, что стоят эти существа над трупом, Эмма на корточках тыкает пальцем в труп, мать лицо веером прикрывает и играет омерзение, брат с нечитаемой мордой-лица и пустыми глазами оглядывает сборище. Хисоку он знал мало, поэтому ничего придумать не мог, но он в этой сценке явно присутствует. Немного подумав он понял две вещи: первое — он идиот, а второе вытекает из первого. Цвет кожи семейства — типичный островитянский. Эммы на острове долго не было, поэтому он и бледный, как чёрт. Цвет глаз, вроде, был у всех одинаковый — карий, но у кого-то цвет был ближе к золотому, а у кого-то очень тёмный. Как просто все у него в семье. Волосы или белые, или чёрный. Глаза чёрный, голубые или фиолетовые — на выбор. Из этого мы получаем не слишком большое количество возможных комбинаций, что и позволяет сразу понимать кто стоит перед тобой. Эмма сидел смирно, но иногда косил глаза на слишком притихшего мальчишку. По себе он знал, что если ребёнок затих, то с возможностью девять к десяти — будут проблемы. Очередной раз скосив глаза и поймав взгляд полный заинтересованности, Эмма попытался здоровой рукой убрать волосы с лица, но тетя, что с должным усердием обрабатывала царапины, перехватила его ладонь. Гнев сменился материнской заботой и, совершенно забыв, что причины всех увечий — она сама, Мито решила начать диалог. — Ты красишь волосы? — спросила она, старательно избегая зрительного контакта. Юноша хотел покрутить волосы между пальцев, чтоб оценить ущерб, что был нанесён туманом и дождём на последней миссии, но тетя руку не дала. — Да, — честно ответил он, тем самым поразив даже себя.  К этому времени уже вернулся Гон с корзинкой фруктов и одеждой Мито, которую та решила дать на сменную Эмме. Киллуа наконец догрыз яблоко и, вытерев ладони от сока об штаны, принялся осматривать старое, но красивое рабочее платье, попутно представляя как убого в нем будет выглядеть юноша. Юноша тоже оценил степень обиды тетки на него, но язвить не стал. Слишком уж спина ноет. — Смой краску с волос, — внезапно ответила Мито, — иначе испортишь.  — Пять лет крашусь, — тихо пробурчал Эмма отвернувшись, чтоб его недовольную моську никто не видел. Золдик радостно осматривал платье иногда обращая внимание на спектр эмоций на больно недовольном, но на огромное удивление — правильном лице. Такая вот стройная, жилистая «англицкая» лошадка. Теперь он принялся приглядываться и к другу и вспоминать то, чему его пыталась научить матушка. — Пять лет красился, а теперь не будешь! — Есть, мэм. Когда на нос Эмме налепили пластырь, тогда бабушка вынула из духовки курицу. Мито аккуратно убрала в аптечку оставшийся спирт и жестом указала племяннику умыться. Эмма ушел, но только для того, чтобы пожаловаться отражению на жизнь, но подумал и решил, что позориться он не желает. Золдик-третье-издание занял своё место около Гона, который сидел напротив Тётки около бабушки, оставляя место для брата в опасной близости к источнику телесных увечий. Блондинчик заметил, что в тарелку старшему навалили курицы столько, что он начал сомневаться в способностях этого дрыща съесть это. Как однажды сказал Гон : «Моя тетя слишком горда чтобы извиняться, поэтому она просто зовёт покушать.» Эмма медленно спускался по лестнице, посвятив всё своё внимание книге, которую захватил с собой по дороге в ванную. «Известный богослов 2 века Ириней, автор влиятельного сочинения «Пять книг против ересей» был, по-видимому, первым христианским писателем, пытавшимся установить правовое отношение между богом и Христом с одной стороны и дьяволом — с другой…"(выписка 1) Тяжело вздохнув, он положил книгу на кофейный столик и на автомате подошёл к свободному стулу. — Приятного нам аппетита! Хором произнесли Гон и Эмма, одникаво сладывая руки на столе. *** — Шуруйте в ванную! С этим лозунгом Мито встретила мальчишек и юношу после того, как те вернулись из библиотеки. Эмма передал книги Гону и принялся качать права на отдельную помывку, но встретился с железным аргументом, что стесняться ему нечего, ибо в штанах, простите за выражение, одно и тоже.