На звук флейты

      Это было сложно. Даже с Тамаки Момо мог больше поговорить, хотя в ответ тот только мог распушить сизый хвост или по-своему тявкнуть. С Юки у Момо получалось неловко молчать, хотя на языке уже копошились десятки вопросов. Момо сам по природе ведь был любопытным, словно тот же лис.       Мир ёкаев всегда притягивал его своими маленькими и большими тайнами, но получалось узнать совсем чуть-чуть, ведь на контакт шли и показывались ему только самые малыши. Потому его заметили и ёкаи посильнее, которые с удовольствием обращались к нему за помощью, когда обычные люди присваивали дорогие им вещи или случайно портили им жизнь.       Но высшего ёкая Момо видел впервые и столько хотел у него спросить! Сколько он живёт здесь, какие события истории этого мира он застал, знает ли он других тенгу… Но сил хватало только на мысли, а вот слова не слушались, пропадали в целительном крепком сне, который Юки его точно намагичил своей силой.       Момо старался за ним наблюдать. Если Юки не хотел отвечать на все его сонные вопросы, то он мог узнать его и так.       Юки расчёсывал волосы обычным деревянным гребнем, всегда умудрялся порезаться маленьким серебристым ножиком, которым очищал целебные коренья. Он очень следил за своей резной флейтой и каждым пёрышком тёмных крыльев. А ещё прятал в рукаве веер — опять из своих же перьев, и Момо пытался вспомнить, не с помощью него ли тенгу как раз и летают? А какая разница — всё равно завидно! Ведь такая сила, рвануть в небо по собственному желанию и полететь, куда глаза глядят, в любой уголок мира!       — У тебя красивые крылья, — сказал он однажды, вырвавшись из дрёмы на солнечном берегу шумной реки. — Даже завидую немного.       — Чему же? — Юки кинул на него быстрый взгляд из-за плеча. — Крылья как крылья. Бесполезные и неудобные.       — Ты можешь летать, эй!       — Могу. У меня есть такая сила, но нет силы заставить затрепетать даже крохотное пёрышко. Я не знаю, для чего мои крылья были мне даны.       — Значит, даже высшие ёкаи не знают всех своих секретов, — выдохнул Момо и сладко зевнул в тот самый миг, как Юки подошёл к нему и опустился рядом на песок. — Ну вот, ты опять! Не надо меня усыплять всегда, когда я пытаюсь что-то у тебя спросить.       — Ты слишком любопытный. Самый любопытный человек из всех, что я встречал.       — Наверное, бешу тебя тоже больше всех, раз ты мне ничего не рассказываешь, — сонно проворчал Момо, чувствуя, как к боку тепло приткнулся Тамаки. Вот же соня!       На миг ему показалось, что его лба коснулась прохладная ладонь. Да нет, это сон, наверное. Ему всё то время, что он уже провёл здесь, они такие и снились — живые. Свободные. Где он мог шагнуть в бескрайнее синее небо и взлететь. Словно кто-то дарил ему невидимые крылья.       Запах ягод и сухой травы — он щекотал нос в этих снах, окутывал, звал куда-то. Каждый раз, просыпаясь, Момо хотел спросить Юки, почему же тот показывался ему под конец сна лишь краешком крыла или смутным прикосновением, и каждый раз не мог. Много секретов, значит? Этот ему тоже вряд ли откроют.       Наверное, так было потому, что Юки лечил его своей же духовной силой. Момо не слишком понимал все эти мистические заморочки, но, наверное, это связало их друг с другом? Как-то это было слишком странно, слишком интимно — словно Юки каждый раз во сне касался самой его души. Словно ненароком пускал его и в свою.       Я боюсь летать       Момо слышит эти слова в своей голове, они расползаются черными строчками по яркому небу, и он не может двинуться с места. Кошмар? Или приоткрытая дверца в чужой сон, в чужую душу, ответ на непрошенный вопрос?       В это раз Юки показывается ему, стоит безмолвной тёмной фигурой почти рядом, всматриваясь в чернеющее небо. До него не дотянуться, только нужно сделать шаг или два, и Момо всё равно не может. Ноги не слушаются, словно вросли в землю… Землю? Он же стоял в бескрайнем небе? Но теперь пред ним простирается погибшая, покрытая острыми камнями земля.       Момо крепко стискивает зубы и старается шагнуть. Тяжело, больно — ноги словно сами стали каменными, срослись с землёй, он почти что слышит хруст вросших в неё костей. Юки так и не поворачивается к нему, смотрит в мрачную даль, но он вздрагивает, когда Момо повисает на нём, крепко ухватив за шею.       — Откуда этот страх, Юки?.. Ты же сам привязываешь себя к земле. Почему, Юки? — бормочет Момо ему в шею, цепляется за него крепко-крепко, чувствуя, как тот осторожно обнимает его в ответ, едва касаясь ладонями спины. В мыслях в этот момент столько шума — так завывает ветер, когда бежишь ему навстречу. Или летишь.       Так завывает ветер, когда убегаешь и не боишься обернуться, посмотреть в лицо тому, кто смотрит тебе вслед. В мыслях теперь возникает незнакомое грустное лицо — обычный парень, человек с чистыми синими глазами. Такой же любопытный человек, как он? Которому когда-то бил ветер в лицо на прощание от взмахов больших сильных крыльев.       Момо просыпается от резкой боли. Юки сидит рядом, зажмурив глаза. Он изо всех сил стискивает его ладонь в своей, и Момо, наверное, не сразу сможет пошевелить потом затёкшими до боли пальцами. Он неловко тянется свободной рукой к чужому лицу, стирает лихорадочный пот с висков, и Юки медленно открывает глаза.       — Прости. Я любопытный дурак, я… заглянул туда, куда не нужно было, да?       — В этом есть и моя вина. Я дал тебе больше духовной силы в этот раз, мой собственный барьер ослаб, и ты каким-то чудом смог прорваться сквозь него, увидеть… — Юки устало вздохнул и прервал сам себя: — Неважно. Ты почти здоров. Ты уже можешь возвращаться домой. Для обычного человека ты и так слишком тут задержался.       — Ты сбегаешь от людей или же выгоняешь их сам? Чего ты боишься, Юки? Этот страх и забирает твою свободу, твою страсть летать самому.       — Ты не понимаешь, ты…       — Да, я лишь человек, и что с этого?       — Людям отмерян маленький срок, и рано или поздно они уходят. Уходят раньше ёкаев. Даже когда твои волосы будут белее снега, этот малыш кицуне будет всё ещё лисёнком, пойми это. Ты уйдёшь. Уйди же сейчас в свой человеческий мир, когда ты ещё не будешь оглядываться.       Тамаки грустно фыркает на этих словах и сворачивается в клубок, пряча нос в длинном меху собственного хвоста.       — Нет, — зло выдыхает Момо. Ему обидно, ему плохо, он готов задохнуться сейчас от странного колючего чувства, которое пробирает ядом ещё сильнее недавней раны. — Нет. Ты же сам будешь смотреть мне вслед, как ты можешь говорить мне не оглядываться?       Юки снова закрывает глаза и медленно мотает головой. Не согласен с ним? Тогда почему не может смотреть ему в глаза? Момо резко выдирает ладонь из его хватки и вцепляется пальцами в собственный бок, давит ими на только затянувшуюся рану.       — Я не уйду, не уйду сейчас. Ты не сможешь меня выгнать, пока не долечишь до конца, ты просто не сможешь, значит, я буду здесь, пока эта рана болеть… — выдыхает Момо и жалобно всхлипывает под растерянным взглядом. Боги, как же стыдно сейчас от самого себя и такого эгоизма. Но он не может ничего с собой поделать, поделать с этой болью — не физической, нет.       — Момо, ты…       — Я влюбился в тебя с первого взгляда, — выпаливает он и отбрасывает ладонь Юки, когда тот хочет к нему прикоснуться. — Я не знаю, что мне…       Боль корёжит, врывается в тело, вышибает болезненный стон, и Момо скрючивается на земле. Его словно в один миг окутывает жаром, странным, нетерпимым, шелестом пробирающимся в самую глубину мыслей. Словно сила, которую он не может сдержать, которой он должен дать себя поглотить, иначе она разорвёт его на куски. Словно с ним кто-то разговаривает на неведомом, незнакомом языке, уговаривает принять это… странное. Он вцепляется пальцами в землю, с ужасом наблюдая, как ногти удлиняются, обращаются острыми коготками, и по телу в этот миг словно проходит ток.       А потом Юки накрывает его ладони своими, и от его прохладного прикосновения так тихо и легко.       — Вот уж верно ты сказал — даже высшие ёкаи не знают всех своих секретов, — говорит Юки, и Момо поднимает на него взгляд и недоверчиво принимает лёгкую улыбку. — А я всё думал, как у тебя, обычного мальчишки, получилось приманить себе кицуне в питомцы. А ты даже меня одурачил.       — Что?..       — Посмотри на себя, — Юки кивает на реку, и Момо, покачиваясь, подходит к воде, щурится на ломающееся в бушующей воде отражение, но всё-таки замечает у себя на голове лисьи уши, а за спиной…       — У тебя так много хвостов, почему у меня один, я тоже хочу, — звучит рядом незнакомый ворчливый голос, и Момо отшатывается от высокого парня, который неуверенно переминается с ноги на ногу. У него знакомые сизые лисьи уши, прячущиеся в отливающих голубым светлых волосах, и Момо с недоверием спрашивает:       — Тамаки?       — Ага, — парень весело улыбается, показывая кончики острых клыков — так по-лисьи — и Момо тут же ему верит.       — Похоже, твоя пробудившаяся сила повлияла и на него, раз он теперь может обращаться в человека, — задумчиво говорит Юки, и Момо всё ещё пытается собраться с мыслями:       — Но… как? Как вообще?.. Я же всю жизнь был обычным парнем, что вообще…       — Наверное, ты чего-то пожелал настолько сильно, что пробудил сам свою силу.       — Я хочу, чтобы ты снова научился по-настоящему летать, — упрямо выпаливает Момо, и Юки ехидно щурится:       — Только лишь?       — А ещё поцелуй меня, — с этими словами Момо шагает прямо к нему, пока не оказывается к нему почти нос к носу — ну, почти, ведь Юки немного его выше. И получает лёгкий незатейливый поцелуй прямо в переносицу.       — Так устроит?       — Эй! — только хочет возмутиться Момо, но Юки вдруг распахивает крылья, обнимает его ими, прижимает к себе, и Момо счастливо затихает.       Успеет он дорваться до поцелуя, а сейчас ладно, погреется в сладком запахе сушёных ягод.