***
— Я не могу сосредоточиться на волшебстве, когда тут такой шум! — Стиг закрыла книгу заклинаний «Вода. Том 3», положив её на листки с корявым переводом от Корбака. Зверолов знал язык мягкотелых получше, чем ведьма. Он активно помогал ей, переводя то одно, то другое слово. Хотя именно слово «вода» была самым трудным для перевода. Если у эрафийцев это слово означало ту самую жидкость, то в языке Таталии было несколько десятков переводов одного единственного слова. — Когда уже это всё закончится? Море успеет выйти из берегов, и новые корабли людей прибудут им на помощь. — Может быть тогда мы вернёмся в болота, — пробормотал Корбак. Днём он слышал как ругаются солдаты и грызутся между собой звероловы, а по вечерам слушал недовольный бубнеж Стиг. Никакого отдыха, никакого покоя. Будь проклята война и короли! — Если ты будешь так говорить, то с тебя снимут шкуру, — фыркнула Стиг. — И Дрэйкон сделает себе новые сапоги. Будет счастливо хихикать и пустится в пляс, пока в него не вселится духи. И этот садист наконец разорвёт сам себя! — Почему ты просто не убьешь его и не заберёшь войска себе? — спросила Стиг так, словно разговор шёл о погоде. — Может быть это работает при дворе, — огрызнулся ящер, — но здесь Дрэйкон нужен. Войска идут за ним, потому что он даёт то, что они хотят. Такие безумцы как он и заканчивают войну, убивая всех на своём пути, — моргнув, Корбак хмыкнул. — Кстати, о нуждах! Разве ведьмы здесь не затем, чтобы переступить через стены замка? Вы лихо расправились с кораблями. Неужели стены замка тяжелее? — Глупый зверолов! Камень тяжелее дерева! — обиженно оскалилась Стиг. — Это не так. — Нет, так! Дерево изменчиво по своей природе. Оно цветет и гниет, а значит я могу заставить его сгнить. Вода изменчива и легче дерева. — Если я упаду в море с большой высоты, то непременно разобьюсь, — сказал Корбак, пытаясь уловить мысль Стиг. — Потому что ты не умеешь правильно нырять, — спокойно ответила она. — Вода может быть рекой или волной. Может стать льдом и застыть. Я хорошо понимаю воду, — довольно сказала Стиг, и Корбак кивнул. — Но камень — тяжёлый. Он не меняется сам. Он всегда одинаковый! Земля может стать грязью, но камень — нет! Мы пытались заставить его поменяться, но это трудно. Невозможно. — Но ведь камень не всегда имел такую форму, — сказал Корбак. — Люди меняют его, чтобы строить крепости. Разве ведьмы не могут так? — Ведьмы меняют так, как если бы стихия поменялась сама. Вода бы замёрзла, если бы воздух стал холодным. А как сам захочет измениться камень? — Камень ничего не хочет, — фыркнул Корбак. — Ему хорошо быть таким, какой он есть на самом деле. Но я верю, что брешь должна быть. Мудрецы из Эрафии говорили, что даже в самой крепкой стене есть уязвимое место. Может быть, найди я его, то мы бы что-то придумали. И они замолчали. Корбак прикрыл глаза и дал себе тот миг покоя, а Стиг над чем-то глубоко задумалась. В её горящих изумрудных глазах плясали болотные огоньки. Длинный красный язык прошёлся по острым зубам. — Брешь, говоришь? — Стиг поднялась с самодельного стула из костей и сухожилий. — Может быть... а может быть и да! — Куда это ты? — удивился Корбак. Обычно Стиг не уходила, предпочитая сплетничать о ведьмах из дерева. Кто у кого что взял, кто украл все жабьи лапки, кто высыпал слишком много глаз василиска и другое. — Я ничего не имел ввиду такого. Это же просто поговорка! — В поговорках всегда есть доля истины, глупый зверолов, — беззлобно отмахнулась Стиг, покидая хижину. Хотя Корбака и мучили сомнения и мысли, он наконец-то остался наедине со своими мыслями. Невероятная роскошь в военное время.***
Следующее утро началось с тишины. Машины больше не обстреливали стены города, а солдаты не стреляли по белым стенам. Над головой собрались свинцовые тучи, предвещая грозу и дождь. Корбак был вызван на совет, как всегда срочный и неотложный. Алкин шёл с ним, подбрасывая свою секиру в руке. — У этого Вистана большие амбиции, — хмыкнул гнолл, сверкнув маленькими красными глазками. — Посмелее нашего короля будет! — похихикал здоровяк. — Думаешь, что завоюешь его расположение? — ящер тяжело ступал по размякшей грязи. Как таталийцы боролись с замком, так и почва болот, боролась с твёрдой землей. Последняя стала уступать. — Едва ли Тралосск позволит тебе вернуться. — Кто говорит об этом старике? Я говорю о Вистане. Он ценит мою грубую силу и храбрость. Я принесу ему голову генерала и тогда он назначит меня своей правой рукой! Не волнуйся, — гнолл хлопнул Корбака по плечу. — Разрешу тебе стать моим оруженосцем. Корбак отмахнулся, недовольно зашипев от удара. — Говоришь так, словно Вистан скоро станет королём. — Он уже король, — остановился Алкин. Уловив испуганный взгляд Корбака, гнолл хмыкнул. Тралосск не любил Алкина, и история умалчивает почему. Алкин тоже не был в восторге от короля, а потому стал самым яростным, самым известным и самым сильным среди двуногих воинов Таталии. — Что? Думаешь, что меня беспокоит, что подумают прихлебатели? Тралосск стар, а Вистан молод и умён! Пока король сидит в своём дворце, его приемник сражается здесь и сейчас. Его уже видят королём и, помяни мои слова, когда он вернётся домой, то народ возлюбит его! Никто не будет против, если молодой завоеватель сменит старого правителя. Это история. — Ты так уверен, что мы победим? — Корбак указал на замок. — Став частью его армии, мы только и делаем, что торчим здесь, пока трупный смрад убивает наших солдат. Неужели ты думаешь, что его будущее величество справится? — Пока мы здесь — да! — Алкин расправил плечи. — Теперь у него всё получится. И мы это сделаем! Как мы сделали раньше. Брось, Корбак, — гнолл махнул рукой. — Почему ты относишься к этому так? Ты убивал и раньше. — Я защищал свой дом! — А я — расширяю свой. И твой тоже. — В войне нет ничего благородного! — настаивал Корбак. — И что с того? — фыркнул Алкин. — Все умрут. Ты. Я. Эрафийцы, таталийцы. Какая разница как? От старости или от моего лезвия. — Ты не можешь решать судьбы этих людей! — Но ведь король решил мою, — холодно сказал Алкин и пошёл вперёд. — Не мысли как неудачник, Корбак. Ты же самый мозговитый среди нас всех. Разве твои «философщики» не говорили, что наши судьбы не принадлежат нам? Можешь и дальше плакать о страшном и жестоком мире, полном несправедливости и обмана, — белый гнолл сжал кулак. — А я попробую плюнуть судьбе в лицо и помочиться ей на ботинки! — здоровяк зарычал и грозно взглянул на друга. — И пусть духи сжалятся над тем, кто встанет у меня на пути! Я с детства прорубал себе путь и не собираюсь отступаться, какая бы задача не легла на меня. Я — выживальщик! Я воин и знаю, что я делаю — это правильно! — Даже когда убиваешь безоружного? — Корбак скрестил руки. — Даже когда сжигаешь дома с людьми внутри? — Оружие — это просто инструмент, Корбак. Убивают люди, а не оружие. И ты будешь страшно удивлён, когда заметишь, что даже самый просто предмет может стать оружием. А теперь заткни свою умную пасть и пошли! — рыкнул Алкин. — У меня голова болит от этих твоих осмыслений. В отдалении ударил гром, облака превращались в одного большого свинцового бесформенного монстра. Становилось темнее, отчего многие солдаты чувствовали себя неуютно. Змеи бесились в клетках, горгоны топали копытами и изрыгали из ноздрей серу. Василиски грозно шипели, хватая лапами землю. Каждый предчувствовал предстоящую бойню. Туда-сюда бегали гноллы, чья броня была помечена красной краской. И почти все недобро пялились на Корбака, хмурясь и скалясь. — Какой-то особый отряд Дрэйкона, — заметил Алкин, подходя в большую палатку. — Видел как он мажет их броню краской. Цвет крови. Мне нравится. Внутри было гораздо тише, чем снаружи. Звероловы молчали, пока Вистан водил когтем по карте Александрита. — Пусть твои отряды атакуют с канализации. Когда прогремит взрыв, то стражи там не останется, — говорил он Брохильду. — Разве не мудрее было бы напасть с воздуха? — спросил ящер. — В этот раз небо не будет нашим союзником, — сказал Вистан. — Дрэйкон, ты и твои воины обеспечат поддержку штурмового отряда. Как только откроете ворота, вас прикроет Брон и Алкин. Я хочу, чтобы Гервульф и его машины были на площади. А затем мы займёмся штурмом дворца. Вистан рассказал о деталях плана, пока все внимательно слушали. Многие согласились с главнокомандующим, а остальные слишком устали, чтобы спорить. Корбак тоже не стал возражать. Чем быстрее закончится этот бой, тем раньше прекратится шум. Может быть Алкин был прав, когда говорил, что Вистан скоро займёт место короля? Может быть Корбаку будет, что сказать ему? Например, о... — Главнокомандующий, — обратился Корбак к Вистану, когда все принялись расходиться. — Я могу поговорить с вами наедине? — Не слушайте его! — подскочил Дрэйкон. — Этот мерзавец трус и человеколюб! Он пытался договориться с эрафийцами! Проклятый изменник! — Закрой свою вонючую пасть! — зашипел Корбак в ответ. — Или я вырву твою глотку, и ты наконец подохнешь! — Хватит! — Вистан достал кинжал и воткнул его в стол, пробив дерево. — Мне надоели ваши распри! Попридержите ярость для боя! Дрэйкон, оставь нас! Жест был довольно показательным. Струхнув, Дрэйкон быстро вышел из палатки, а Корбак почувствовал, что у него свело живот. Кажется, он успел надоесть Вистану. Наверное вот, что чувствовал Алкин, когда Тралосск отчитывал его. Но нельзя опускать руки и бояться! — Я хотел избежать боя, — сказал Корбак. — Я думал, что договорившись... Вистан поднял синюю лапу вверх, веля Корбаку замолчать. Зверолов умолк. — Оставь свои объяснения, зверолов. Я обо всём прекрасно осведомлён, — Вистан вынул кинжал и ловко спрятал его под шкуру, покрутив в воздухе. — И уж тем более я знаю, что ты пытался стать дипломатом, а никак не изменником. Наверное, тебе обидно, что эти варвары предпочитают войне переговоры, — хмыкнул ящер. — Да, — шокировано сказал Корбак. Он и не ожидал, что Вистан так легко поймёт его. Да еще так кратко изложит его мысли. — Тебе не нужно бояться меня, Корбак. Я ценю всех своих командиров! — Вистан развёл руки в стороны. — Ты, верно, хочешь, чтобы я не считал тебя трусом и оценил твои тактические способности. Что ж, обещаю тебе земли... — Я не за тем, — вырвалось у ящера, — чтобы требовать награду за шкуру неубитой гидры, командир. Я хотел лишь знать как долго продлится это завоевание. Вистан обошёл Корбака, сложив руки за спиной. Высоко подняв морду, главнокомандующий вёл себя как некий генерал, чьи амбиции во много превосходили возможности. — Война противна тебе, не так ли? — Вистан вдруг остановился. — Ты считаешь, что Таталия творит только зло? — Я солгу, если скажу, что не допускаю таких мыслей. И что мы подвергаем себя куда большему риску, чем кажется. — И я понимаю тебя, — сказал Вистан. — Раненный лев опасен. Тралосск не видит этого, но я вижу, — говорил он. — Король велит заниматься расширением границ, чем я и занимаюсь. С падением Александрита это закончится. Мы осядем в этой крепости и объявим его нашим. Далее пройдёмся только по соседним землям, а там дело за политикой. — За солдатами? — спросил Корбак. Вистан улыбнулся шире. Ему нравилось, что хоть кто-то его понимает. — Как далеко вы намерены идти? — Достаточно, чтобы вернуться домой победителем. Корбак, ты не видишь всей картины целиком. — Боюсь, что вижу, — ящер удивлялся собственной дерзости. — Смерть. Разрушения. Война. — Это история. Так и есть, — кивнул Вистан. — Но себя ты не видишь в этой истории. Ты ценный человек в армии. Когда крепость падёт, я предлагаю тебе место в совете. Мне понравились твои методы войны, а такой человек нужен рядом, а не на передовой. Обещаю тебе, что буду прислушиваться к командиру, знающего своего врага. — Но... — Достаточно! — сказал Вистан, сменив свой дружелюбный тон на властный, полный решимости. — Пора брать замок!***
Корбак крепко держал копьё со щитом, чувствуя, как разряженный воздух щекочет его ноздри. Свинцовые тучи заполонили весь небосвод, словно лишив низменности Таталии солнца. Белые стены Александрита сменили свой цвет на серый, словно из него вытекла вся краска. Позади Корбака находилось древо, внутри которого ведьмы снова призывали к духам и силам природы. После разговора с Вистаном, Корбак думал, что не сможет мыслить о предстоящем сражении, но ошибся. Зверолов был полностью поглощён этим моментом, самым главным, самым страшным, щекочущим нервишки. Этот момент предстоящего боя, который вот-вот развернётся. Даже земля, казалось, шевелится под ним. Корбак опустил свой взгляд вниз и заметил, что она колеблется. Будто некий гигантский зверь двигается к замку, рассекая подземный грунт. Ящер крепче сжал щит, вновь смотря на белые стены Александрита. Сверкнула молния, на секунду вернув городу его величие. Темнота рассеялась всего на мгновение, но никто не заметил, как с западной стороны стена покрывается чёрными линиями, словно червями. Подземный зверь уже не скрывался, поднимая под собой землю, словно гигантский червь. Раздался гром, такой громкий и яростный, что скрыл под собой шум тысячи корней, вылезающих из-под земли, впивающихся в своих собратьев, проросших в стене. А затем раздался взрыв. Могучие корни оплели стену, разрушая её, разрывая ровную поверхность бесчисленным количеством окрепших толстых корней. На стене началась паника. Хлынул дождь, закрывающий лучникам обзор. Лианы прорастали дикими цветами, крепко впиваясь в стену. Раздался зов горна, и таталийцы бросились на стену, карабкаясь по толстому стволу, опутанными тысячами поменьше. В небе засверкали молнии, ударяя по стенам замка. Горящие стрелки падали с крыши, шлёпаясь на грязную мокрую землю. Грифоны, взмывшие в небеса, бросались к корням деревьев. Молнии сверкали, рассекая разряженный воздух, и били по благородным химерам. Запах жженой плоти смешался с запахом грязи, дождь нещадно поливал тела. Болотники продолжали взбираться по корням, невзирая на нападающих грифонов и тяжёлые болты. Волна атаковавших захлестнула оборону стены и растеклась разноцветным пятном. Щит Корбака весил вдвое обычного. Весь истыканный болтами, местами пробитый, он окончательно пришёл в негодность. Ящерочеловек отталкивал им врагов, сбрасывал их с узкой лестницы, а потом и вовсе отшвырнул в сторону. Гноллы Дрэйкона мелькали красными пятнами то тут, то там, бросаясь на врага, не жалея собственных животов. Стрекозы Корбака кружились рядом, кусая людей, мешаясь и плюясь ядом. Зверолов отчаянно сдерживал войска врага, пока таталийцы поднимали врата. Его копьё сломалось о тяжёлые латы бронированного война, а самому ящеру пришлось отступать, отбивая выпады своим кривым мечом. Тонкая стрела попала в шлем, вонзившись в глаз солдату. Корбак оттолкнул тело, и то грузно рухнуло со стены. Брохильд прикрывал собрата с другими лучниками, активно опустошая колчан. Но организованные эрафийцы пробивались наверх, сбрасывая захватчиков с высоты, пронзая их мечами и копьями. Корбак держался в толпе, неловко размахивая лезвием перед собой. Ещё немного, и он рухнет со стены. Тогда ворота открылись. Эрафийцы построились, выбросив копья лезвиями вперёд. Отряд из горгон ворвался внутрь, прыгая на копья и падая под градом болтов. Следом выбежал ещё один отряд рогатых животных, затаптывая тела, прыгая прямо на своих врагов. Алкин, мчавшийся впереди, спрыгнул в тот момент, когда его горгона разбила вражеский строй. Лезвие секиры свистнуло в воздухе, отбрасывая тела. Грозное шипение раздалось у ног гнолла. Василиски зелёной волной двигались вперёд, сверкая глазами-фонарями. Солдаты падали на землю ещё до того, как болотные чудовища добегали до них. Солдаты на стене замешкались с отрядом настенных захватчиков, что сыграло на руку Корбаку. Издав боевой клич, зверолов бросился вперёд, отбрасывая защищающихся назад. Гноллы и ящеры, вдохновлённые поступком своего командира, ринулись вперёд. Оборона стены пала. Корбак смотрел как в город въезжают баллисты. Их везли горгоны, а позади толкали крупные гноллы. Следом вошли основные войска, ведомые Вистаном на многоголовой бронированной гидре. Гигантское чудовище внушало страх даже у своих, двигаясь удивительно быстро для своих габаритов. Капли дождя оглушительно тарабанили по железной броне чудовища. Корбак опустил плечи и довольно улыбнулся. Отряды за его спиной сбегались вниз, ведомые Дрэйконом, который пытался поспеть за гидрой. Корбак отошёл к стене и шумно выдохнул, смотря, как волна из чешуи, шерсти и размытых лиц спускается по стене. — Эй! — раздался чей-то голос. Корбак обернулся. Красное размытое пятно мелькнуло перед глазами. Затем последовал удар, после которого боль исчезла. Зверолов оступился, хватая руками гладкий мокрый камень, но тот выскользнул у него из рук. Затем исчезла земля, а с ней и все звуки. Даже исчез шум дождя и грозный топот с криками. Серые сломанные стены замка исчезли во тьме, пока Корбак стремительно приближался к земле.