***
До конца рабочего дня Гермиона просидела в своём кабинете, так и не решившись добраться до Мунго. Её припечатало к месту осознание, что за порогом кабинета ждёт теперь враждебно настроенный мир. Он будто укорял её: как она посмела связаться с кем-то вроде Малфоя? Ведь от неё, героини войны, ждут совсем не этого. Может, того, что она вечно будет примером для подражания? Знали бы они, какая она на самом деле… И за это время Гермиона поняла две вещи. Во-первых, она не в состоянии думать о чём-либо, кроме посылки, Пэнси и Астории с Блейзом. Во-вторых, ей совершенно не хотелось идти домой. Вдруг там уже поджидали журналисты? Вместо того, чтобы заниматься делом об ограблении магазинчика, она строила план беседы с «миссис Малфой номер один» и Забини, решив, что вернее всего будет не ждать «нападения», а «напасть» самой. Нужно заранее продумать вопросы и тактику поведения, чтобы не вышло как с Пэнси. Поучаствовав во множестве допросов, Гермиона знала, что самое главное — сохранять спокойствие и быть невозмутимой. А ещё лучше — дать понять допрашиваемому, что она знает куда больше, чем показывает, и ложь только усугубит ситуацию. Гермиона не могла не согласиться с Пэнси в том, что Астория и Блейз имели очень убедительный мотив для убийства и, как следствие, повод её запугать. Но как быть с покушениями? Ей снова пришла на ум жуткая мысль, что покушающихся на жизнь Малфоя было несколько. Вернее — тот, кто покушался, и тот, кто убил. Если убийцами были Астория и Блейз, то кто подсыпал яд в еду? Взрывчатку в летучий порох? Прислал бутылку отравленного вина? У неё снова голова пошла кругом, а фразу «я не собираюсь в это лезть» Гермиона повторяла с такой частотой, что слова эти очень скоро потеряли всякий смысл. Нехотя перебирая почту, пришедшую за день, Гермиона решила пригласить Асторию и Блейза в Министерство. Так она будет хозяйкой положения и сможет чувствовать себя «в своей тарелке». Не в последнюю очередь из-за того, что сегодняшний разговор с Пэнси проходил на её территории, Гермиона так и не смогла взять себя в руки, и разговор получился не таким информативным, на какой она надеялась. Вскрывая очередной конверт, она думала о последних словах, сказанных Паркинсон. Думала — и не понимала, как так вышло, что Малфой, даже спустя столько лет, умудрялся оставаться загадкой для тех, с кем провёл детство и юность. Но Гермиона не сомневалась, что вела бы себя точно так же — скрывала, недоговаривала, старалась бы держаться отдельно — постоянно находясь в кругу тех, кто вполне мог воткнуть нож в спину. Фотография Малфоя, напечатанная в газете, словно примёрзла к обратной стороне век. Стоило только закрыть глаза, и из темноты снова выплывало это надменное лицо с лёгкой усмешкой на губах. Теперь он смотрел с некоторым укором; будто осуждал её за отказ помочь. Но всё это, конечно, игра воображения, и Драко Малфой уже никогда и ни в чём не сможет её обвинить. Несколько раз за вечер она порывалась сжечь письмо — ты же сам просил! — уже и палочку направляла, но так и не смогла произнести положенного заклинания. Что-то её останавливало. Какое-то подсознательное нежелание действовать так, как он хотел бы. Гермиона тряхнула головой, чтобы прогнать мысли о Малфое. Она держала в руках последний конверт, но взгляд не мог сфокусироваться на нём не меньше минуты. На мгновение снова одолела паника, как сегодня утром, на крыльце. На конверте не был обозначен отправитель, только её имя. Но иррациональный страх быстро отступил. Никто не смог бы прислать в Министерство вредного письма. Если бы внутри было какое-нибудь проклятье или ещё что похуже, то в стены Министерства оно бы попросту не попало; вся входящая почта тщательно проверялась. Она спокойно коснулась конверта палочкой, вскрыв его, стараясь не думать о слове «паранойя». Казалось, ничего не происходило целую вечность. Сотая часть секунды потребовалась для того, чтобы понять — конверт пуст. Ещё меньше времени понадобилось её чутью, чтобы подать сигнал тревоги. Но было поздно. Из конверта, который был не больше ладони, хлынул фонтан ледяной воды. Удар стремительного потока пришёлся прямо в лицо. Гермиона резко вдохнула — то ли от испуга, то ли от пробравшего до костей холода — и тут же нахлебалась воды. Лёгкие будто обожгло пламенем. Окружающий мир сузился до крошечной точки, а в темноте черепной коробки взорвался целый фейерверк белых ослепительных точек. Инстинктивно отшвырнув конверт в сторону, Гермиона покачнулась на стуле и опрокинулась вместе с ним назад. Спинка стула ударилась об пол с таким треском, что наверняка слышали во всём отделе правопорядка. Она надеялась, желала этого больше всего на свете, потому как была уверена, что сейчас умрёт. Но Гермиона не отключилась. Кашель рвал горло, но ей удалось сделать спасительный вдох. Кислород показался даже сладким на вкус. Понадобилась бесконечность, а на деле мгновение, чтобы перевернуться на живот и попытаться оценить ситуацию. В затылке пульсировало так, будто там вдруг оказались все её нервы. Рукой, которая ощущалась чужой, она ощупала затылок. На дрожащих расплывающихся пальцах, поднесённых к лицу, показалась кровь, такая ярко-красная, ненормально красная, что её затошнило. Боже мой… Она не понимала, как вообще удалось составить в разрозненном, хаотичном движении частичек разума такую внятную мысль. В голове шумело, чудилось, что где-то внутри черепа прорвало трубу. Гермиона встала на четвереньки, упершись руками в пол. Ладони тут же скользнули вперёд, и она снова растянулась во весь рост, уверенная, что не сумеет больше подняться. Вся одежда промокла, и она только тут поняла, что никакого пола нет, вокруг сплошная вода. Чувства вернулись так быстро и полно, будто по щелчку пальцев. Ледяная вода, которая уже на треть скрыла стол, словно иглами впивалась в кости, пронзала каждую косточку трепещущего тела. С трудом Гермиона поднялась на дрожащие ноги, и у неё закружилась голова. Ослепительные белые точки снова затанцевали перед глазами. Она пошатнулась, но не упала. Стоя по колено в воде, она поняла, что шумело не в голове, а снаружи. Конверт, который она отшвырнула, перелетел через весь кабинет. Из него по-прежнему хлестал фонтан, да такой мощный, что не оставалось сомнений — то была не безвинная шутка, которыми частенько подкалывали друг друга коллеги-детективы, а самое настоящее пожелание умереть страшной смертью. Инстинкты вопили о том, что ей срочно нужно найти палочку, её оружие, её спасение. Взять в руки тёплое древко, вновь обрести равновесие. Каким-то образом в голове выстроилась цепочка: если найдётся палочка, то ясность чувств сразу же вернётся. Гермиона диким взглядом зашарила по сторонам. Воды в кабинете всё пребывало и пребывало, и её уровень поднимался так стремительно, что за пару минут легко сможет добраться до потолка. Я утону! Утону. Утону… — ярко-алыми всполохами колотилось в голове, в груди, в ногах, в онемевших руках. Она напрягала зрение, но казалось, что мир навсегда потерял чёткость. Мысли метались в пульсирующей темноте, но белыми вспышками в ней мелькали попытки призвать палочку. И через мгновение она увидела бледный сноп красных искр — палочка услышала её призыв. Она плавала возле картотечного шкафа. Как могла быстро, Гермиона продвигалась через толщу воды, с трудом перебирая бесчувственными ногами. Вода доходила уже выше талии. Последний рывок, и нога подкосились. Но она схватила палочку, тут же с головой нырнув под воду, не сумев удержать равновесия. Целая вечность под толщей, целая вечность, чтобы взять под контроль конечности. Целая вечность с мыслью, что она не доберётся до поверхности, не сможет упереть ноги в твёрдый спасительный пол, вынырнуть, не сможет глотнуть такого сладкого на вкус кислорода, и пальцы, сжимающие последнюю надежду, вот-вот разомкнуться. Красные всполохи снова затопили сознание. Сквозь них рвалась одна мысль — нужно перестать барахтаться, нужно успокоиться, нужно понять, где верх, а где низ… Она наконец вынырнула, и кашель снова вспорол горло. Вскинув руку вверх — воды набралось уже по шею — и направив палочку, только чудом не упущенную, на уплывший к окну конверт, Гермиона закричала во всю мощь обожжённых разодранных лёгких: — Финита! Финита! Финита! С громким всасывающим звуком конверт прекратил извергать потоки, и воцарилась тишина. Гермиона схватилась за уже скрытую под водой ручку картотечного шкафа, чтобы снова не рухнуть вниз. Силы окончательно покидали её, колотьё в голове оглушило, ручка то и дело выскальзывала из пальцев, и мир тоже будто ускользал. Она не слышала, что в коридоре поднялась суматоха. В кабинете творилась катастрофа. Всё, до чего добралась вода, теперь мирно покачивалось на поверхности. Направив кончик палочки в пространство, она попыталась осушающим заклинанием — единственное, что пришло в голову — убрать воду, но ничего не вышло. Ошалело уставившись на палочку, Гермиона на грани истерики повторяла заклинание. Ещё и ещё. Но — ничего. Из-за двери доносились громкие выкрики, кто-то отчаянно пытался проникнуть внутрь. — Я здесь! Господи, помогите мне! — услышали ли её? В дверь заколотили, но она не поддалась напору. И самое странное, целый бассейн натекшей в кабинет воды не хлынул в коридор. Только теперь Гермиона, стоя по шею воде, поняла, что она действительно никуда не убывала. — Гермиона! — кричал Рон, проталкиваясь внутрь. — Что, чёрт возьми, происходит? — Боже мой… — только и прошептала она. К крикам Рона присоединились ещё несколько голосов. На противостояние с дверью он, видимо, созвал ещё людей, и вместе они наконец протолкнули её через толщу воды. Кровь билась в ушибленный затылок и заглушала все внешние звуки. От холода Гермиона ничего не чувствовала, и даже мысль о том, чтобы пошевелиться, вызывала приступ паники. — Вот же… — раздалось из-за спины. Гермиона ощутила, что по щекам потекли слёзы. Единственное, что всё ещё связывало её с реальностью. Всё остальное превратилось в бесчувственный кусок льда. — Гермиона, давай сюда! Сюда, чёрт возьми! Слух постепенно возвращался, и Гермиона чётко услышала ругань и всплеск воды. Её подхватили чьи-то крепкие руки. Колотьё в голове усилилось из-за громких выкриков.***
Минут через тридцать Гермиона, укутанная в четыре пледа, сидела в кабинете у Гарри, всё ещё дрожа от холода. Испуг прошёл, но чувствительность тела возвращалась медленно. Когда Рон вытащил её из воды, то она, увидев со стороны свой кабинет через распахнутую дверь, пришла в самый настоящий ужас. Его заполняла вода, но ни капли не вытекало за порог, словно в дверной проём вставили стекло. Отбросив всякие предубеждения, она выложила друзьям и об утреннем происшествии, и о том, что наврала про поход к Калпепперу, а вместо того ходила к Паркинсон. — Ещё раз, Гермиона, — Гарри, потирая лоб, прохаживался взад-вперёд. — Кто-то прислал тебе письмо, а когда ты его открыла, то оттуда хлынула вода? Гермиона кивнула. — Не просто вода, — буркнул Рон. — Заколдованная. Простое осушающее на неё не подействовало. Гермиона посмотрела на Рона. Тот неотрывно глядел на неё, всё ещё сжимая в руке волшебную палочку. Лицо было белым как мел, одежда насквозь мокрой, а к ногам натекла лужица воды. Через несколько минут после того, как он вытащил её, выяснилось, что мокрая одежда не поддавалась сушке колдовством. — А утром, — Гарри остановился и, прищурившись, посмотрел на подругу, — тебе пришла посылка с кошачьим трупом. — Всё ещё поверить не могу, что ты ничего нам не рассказала про эту посылку, — Рон так сильно сжал зубы, будто боялся, что изо рта вылетит кое-что похуже, чем простой укор. — Потащилась к Паркинсон! Одна! Ты с ума сошла? Гермиона промолчала. Её непоколебимая уверенность в том, что она справится со всем сама, рухнула как карточный домик — и продолжала рушиться прямо сейчас. Маленькая ложь о письме подтолкнула к дальнейшей лжи, и теперь Гермиона сожалела о каждом своём решении, которое приняла после того, как покинула кабинет адвоката с грузом наследства и просьбы Малфоя на плечах. — Значит, Паркинсон сказала, что не имеет к этому отношения… — продолжал Гарри, не обращая внимания на слова Рона. — А ты что думаешь? Она на это способна? — Думаю, способна, — кивнула Гермиона, всё ещё дрожа от холода под слоями пледов. — Она так странно отреагировала на слова о посылке… Не знаю. Да и Астория с Блейзом действительно могли попытаться напугать меня. Если я откажусь от наследства, то деньги достанутся им. — Точно не Нотт… — Гарри присел на краешек стола и скрестил руки. — Да, он ведь… Гермиона замолчала. По немому согласию они с Гарри даже словом не обмолвились о том, что спустя всего несколько часов после оглашения завещания, к ней приходили Тео и Пэнси. По крайней мере — так думала Гермиона — это могло и подождать. — Я понял, — Гарри отвёл взгляд. — Ему это не нужно. — А почему это вы скидываете Нотта со счетов? — вклинился Рон, уловив напряжённость в их голосах. — Ему нужна компания Малфоя, так? В кабинете у адвоката он разозлился! — он посмотрел на Гарри, который и поведал ему эту историю. — У него тоже есть мотив навредить Гермионе! Они переглянулись, что не прошло мимо Рона. Вздохнув, Гарри коротко пересказал ему о событиях после оглашения завещания. Гермиона не встревала, не имея никакого желания снова об этом говорить, но сразу поняла: Рона застал врасплох тот факт, что его оставили за бортом истинного положения дел. Но возмущаться он не стал. Вместо этого глянул на Гермиону и сказал: — Ладно. Понял. У Нотта нет на это времени, а Паркинсон бешеная сука и способна на всё. Но всё это сводится к одному. — Ты о чём? — спросил Гарри. — Наследство, — Рон перевёл на него взгляд. — Вся эта каша заварилась из-за того, что Малфой оставил ей наследство! — тут он снова вперился взглядом в Гермиону, укутанную в пледы. — Почему он это сделал? Ты ведь явно что-то недоговариваешь! Гермиона вспыхнула так сильно, что даже сковывающий тело холод отступил под напором гнева. И снова этот взгляд. «Ты — с ним?..» — Дураку понятно, что его дружки хотят ей навредить! Или даже… — Или даже избавиться от меня, — холодно закончила Гермиона, глядя ему в глаза. — Но сегодня «Пророк» на весь белый свет объявил о том, что я получила наследство! — А почему ты не сказала его приятелям, что откажешься? — с подозрением спросил Рон. — Имеешь в виду, что посылка и письмо дело рук кого-то со стороны? — включился Гарри, и Гермиона вцепилась в его вопрос, как утопающий в своего спасителя. Поправив очки и почесав в затылке, он продолжил: — Но кто? Кому это нужно, кроме его дружков и бывших жён? — Не знаю, — быстро ответила Гермиона, стараясь не глядеть на Рона. — Но кто-то мог подумать, будто у меня с Малфоем что-то… М-м-м… Что-то нас связывало. — Да, офигенно логичное предположение, — с равнодушным видом вставил Рон. — Так почему он это сделал? Они оба посмотрели на неё. Гермиона поняла, что не сможет больше молчать. Не сможет больше держать при себе письмо и просьбу Малфоя, выдерживать намёки Рона и въедливые вопросы Гарри. — Хорошо, — Гермиона скинула с себя пледы, вдруг стало невыносимо жарко. — Есть кое-что, что я вам не рассказала, — она смело посмотрела в глаза Рону, во взгляде которого всё ещё плескалось подозрение. — Ты можешь принести из моего кабинета письмо? Оно в ящике стола, на нём написано моё имя. Надеюсь, чернила не размыло. — Какое ещё письмо? — Пожалуйста, — сжав зубы, сказала она. — Я всё объясню. Рон ещё немного помялся, но всё-таки вышел из кабинета. — Гермиона, что происходит? — раздражённо начал Гарри. — Что ещё за письмо? Но Гермиона лишь покачала головой, безмолвно прося подождать. Он поднялся на ноги и, приблизившись к ней, осторожно погладил по плечу. — Ты как себя чувствуешь? — его тон смягчился. — Ты ударилась головой, и… Её, конечно, подлатали, но… — Всё в порядке, — быстро ответила Гермиона, почуяв в его тоне и откровенную жалость, и сомнение в адекватности. Словно он думал, будто письмо было выдуманным. Голова действительно всё ещё болела, а перед глазами то и дело мелькали призрачные точки, но виду она не подавала. В этот момент вернулся Рон. Она посмотрела прямо ему в глаза, ощутив такую твёрдую решимость рассказать о просьбе Малфоя, что даже испытала злорадство. — М-м-м… вот. Это всё, что было в ящиках, — пробормотал Рон, протягивая стопку влажных конвертов. Вид у него был какой-то смущённый. Гермиона приняла конверты, не понимая, зачем он притащил чуть ли не всю почту за неделю. Среди них она быстро отыскала нужное письмо, надписанное рукой Драко Малфоя. — Я скрыла от вас кое-что. Наследство досталось мне не просто так… — начала Гермиона и удивилась, как ровно звучал её голос. Трепетала каждая клетка, особенно от встревоженных взглядов стоящих напротив друзей. Мысли её вновь смешались. Малфоя убили… Нет, не так. Малфой хочет… Нет, разве теперь он может что-то хотеть? Малфой поручил мне расследовать собственную смерть… Она набрала побольше воздуха и выпалила на одном дыхании: — Я такая дура, потому что не делаю того, что мне было велено! Она замолкла, но так и осталась с открытым ртом. Всё нутро снова заледенело, а горло, казалось, кто-то сжал жёсткой рукой. — Что? — одновременно спросили оба, переглянувшись. — Я… — Гермиона хватала ртом воздух. Было такое чувство, что кто-то ударил её под дых. Но понимание пришло быстрее, чем лёгкие вновь наполнились кислородом. «Никому не говори…» Сукин сын! Его просьба молчать — гнусная насмешка. Магия письма не позволила бы рассказать о нём даже под угрозой смерти. — Я… Малфой… — Такая… Поручил мне… — Дура… Расследовать… Гермиона быстро заморгала, разум медленно затуманивался. Снова подступала истерика, но она решительным жестом смахнула проступившие слёзы. — М-м-м… Гермиона, — Гарри поморщился, будто у него заболели зубы. — Ты… — В порядке! — выпалила она и вскочила на ноги. Конверты, лежавшие на коленях, посыпались на пол. — Я… я… Вот! Она протянула Гарри письмо, на котором аккуратным почерком было выведено «Гермионе Джин Грейнджер». Он осторожно принял конверт, всё ещё глядя на неё как на сумасшедшую. Повертел его — словно не видел никаких букв. Однако, спустя мгновение, распечатал его и вынул сложенный лист. Только глянув на пергамент, Рон сразу же перевёл взгляд на Гермиону. Но она смотрела на Гарри, и кошмарное подозрение снова сдавило горло. Взгляд его замер в одной точке. Гермиона сразу поняла, что происходит. Он ничего там не видит. Для него и письмо, и конверт были девственно чистыми. — Здесь ничего нет, — тихо сказал он. — Господи, нет! — рявкнула она, да так, что оба отпрянули. — Я не чокнулась, ясно? Она вырвала пергамент из рук ошалевшего от её вспышки Гарри. Первые строчки, приветствие «с того света», обожгли глаза. — Я такая дура, потому что не делаю того, что мне было велено! — в сердцах выкрикнула она. Ярость застучала у неё в висках, готовая выплеснуться наружу и разнести своей мощью всё Министерство Магии. Из глаз брызнули злые слёзы, а изо рта вылетало что-то нечленораздельное, то ли рык, то ли проклятья. Гермиона смяла письмо, швырнула его на пол и обрушила на него подошву туфли, ещё и ещё, пока смятый комок пергамента не стал плоским. — Я… такая… дура! Она бросилась к столу Гарри, отыскала кусок пергамента и перо и трясущейся рукой попыталась написать то, что хотела сказать. Но её рука вывела неровное: «Я такая дура». Гермиона отшвырнула кусок пергамента, снова взвыла, а потом осела на пол и зарыдала по-настоящему. Невозможность рассказать правду намертво застряла в горле комом, и в груди так жгло, словно там расцветала огромная зияющая дыра. Она готовилась поглотить её целиком. — Я… такая… дура!