— Ты в порядке? — спросил Гарри, внимательно посмотрев на Гермиону.
Они сидели за любимым столиком в их любимом баре; это стало чем-то вроде традиции. Пропустить с друзьями по пинте пива вечером после тяжкого дня — не такая уж плохая идея.
— Всё нормально. Просто денёк был не из лёгких, — Гермиона, прищурившись, наблюдала за Джинни, которая отплясывала возле барной стойки с незнакомой блондинкой.
В начале вечера, когда Гермиона рассказала, пусть и без подробностей, обо всём, что происходило в кабинете Калпеппера, Джинни хохотала, как ненормальная. Особенно ей понравилось то, что Астория и Пэнси чуть не подрались. Рон, уже слышавший эту историю от Гарри, насмешливо фыркал и время от времени вставлял что-то в духе «да-да!» и «хотел бы я видеть их рожи!». После этого Джинни заявила, что, раз уж такое дело, то это нужно хорошенько отметить.
Завтра она пожалеет о том, что столько выпила!
— Натерпелась ты, — Гарри вздохнул, легко приобнял Гермиону за плечи. Проследив за её взглядом, тоже стал наблюдать за своей рыжеволосой девушкой и её новой знакомой, которые лихо отплясывали джигу под аплодисменты наблюдавших за этим зрелищем. — До сих пор не могу поверить, что он всё оставил тебе. Я бы тоже обалдел от такого поворота.
— Дело не в этом, — Гермиона перевела взгляд на друга. — Сегодня приходил Тео, а потом Пэнси.
— Что? — мгновенно вскинулся он. — Почему ты молчала? Чего они хотели?
— Да брось, Гарри! — с чувством сказала Гермиона. — Сам как думаешь? Чего-то такого следовало ожидать, разве нет? Только вот…
— Ты сказала, что откажешься? — перебил Гарри. Вид у него был до крайности взволнованный. Его явно обеспокоила такая активность несостоявшихся наследников.
— Ещё нет. Я пока ничего никому не сказала.
— Почему?
— Не знаю. Всё это так странно. Ты ведь знаешь, я не хотела браться за это дело…
— Так, — Гарри быстро обернулся по сторонам, посмотреть, не возвращался ли из уборной Рон и не шла ли к столику Джинни. — Что изменилось?
Она молчала, потому как ответа не было. Вернее такого, какой можно было бы озвучить. Отчасти к этой мысли её подталкивала беседа с Пэнси, отчасти — письмо. А ещё то, что память о маме, о её несправедливой смерти, каким-то невероятным образом переплелась с причинами гибели Драко, хоть сама Гермиона всячески этому противостояла. Её не отпускал вопрос: почему и кем он был приговорён к смерти?
Полная обиды Пэнси, жадный до власти Теодор или Астория с Блейзом, подло поступившие со своим другом ради себя, друг друга и денег — Малфой, возможно, полагал, что кто-то из них на это способен. Была во всём этом какая-то извращённая, перекошенная логика, чуждая нормальному человеку.
А ты сама считаешь себя нормальной? — пронеслось в голове.
Но ведь Гермиона-то как раз и отомстила тому, кто жил с такой вот искажённой правдой. Чем заслужила смерть мама? Что сделал отец, испытавший при виде мёртвой жены такой ужас, что сошёл с ума и теперь не узнавал дочь? Ненависть и страх могли стать опасным оружием. Гермиона знала это как никто другой.
Она до сих пор не до конца верила, что десять лет назад решилась на такую жестокость. Но когда одолевали страх и горечь, Гермиона мысленно возвращалась в день, когда потеряла родителей, когда ненависть поселилась в сердце, когда между правильным и неправильным исчезло чёткое деление. Её реликвии — вот что помогало не сойти с ума от ужаса и отмахиваться от протянутых лап прошлого.
Она поступила правильно.
Но случившееся с отцом стоило отмщения. И смерть мамы тоже стоила. А смерть Драко?
— Изменилось? — эхом повторила она слова Гарри. — Нет. Ничего.
— Расскажешь, что было? — помолчав, спросил он, не сводя подозрительного взгляда.
— Если коротко, — Гермиона отвела глаза; въедливая нацеленность друга её уколола, — то Тео хочет заключить сделку, чтобы самолично управлять компанией. Пэнси приходила обвинять Асторию и Забини. Она думает, что это они подстроили взрыв, потому что у них была интрижка. А Малфой был против этого… Как-то так.
— Но Малфою какое до Астории дело?
— Не поверишь, — Гермиона потёрла глаза, которые уже болели от усталости. — Астория бросила Малфоя, а он её любил, а она его нет, а он давал ей деньги, а она спит с Забини… Серьёзно, это просто какой-то сериал. Похоже, у них там от безделья крышу сносит.
— Я ничего не понял, — признался Гарри после недолгого молчания.
— Пэнси сказала, что Драко и Астория развелись по инициативе Астории, — терпеливо начала Гермиона, поглядывая по сторонам. — Но сам Малфой этого не хотел. Забини живёт на деньги матери. У семьи Астории проблемы с финансами, и поэтому Малфой продолжал её содержать, потому что… Не знаю. Любил, наверное? — она задумалась о собственных словах, насколько они вообще были применимы в отношении такого человека, как Малфой. — Но Астория пользовалась деньгами Малфоя и тайно крутила с Забини после развода. Если бы обман раскрылся, то Драко бы это, мягко говоря, не понравилось.
— А говорят, что нельзя усидеть на двух стульях сразу, — поморщился Гарри. — Неприятно, наверное, такое узнавать.
— Малфой мог узнать об интрижке и пригрозить вычеркнуть их из завещания. Это Пэнси так считает.
— Он узнал, а они его убили? Не зная, что он успел переписать завещание?
— Типа того, — Гермиона облегчённо выдохнула, порадовавшись, что не придётся объяснять ещё раз. — Только пока не болтай, ладно?
— А покушения? — удивился Гарри, пропустив её просьбу мимо ушей. — Что, тоже они?
— Нет, не думаю. Не сходится. И Паркинсон тоже не знает, кто бы это мог быть.
— А ты что думаешь? — Гарри широко распахнул глаза, чуть подвинувшись на стуле. — Она права насчёт убийства?
— В том-то и дело, что и Пэнси не невинный ангелок, — Гермиона с тоской посмотрела на бокал с остатками пива, пить которое ей уже не хотелось. — Если так посудить, то у каждого из этих четверых был мотив. И у Астории с Блейзом, и у Нотта, и у самой Пэнси… А Нотт, похоже, правда верит в то, что взрыв порошка был несчастным случаем, как и взрыв дома.
— Он транслирует то, что писали в газете, — Гарри понизил голос и огляделся по сторонам, словно заговорщик. — Официальную версию. Ты удивлена?
Гермиона фыркнула, всё-таки отпив из стакана. И на ум ей пришла такая мысль, от которой захотелось немедленно сплюнуть глоток обратно. Малфой, ничего не подозревая, вполне мог съесть отравленную еду. Обычный день, обычный ресторан — скорее всего, Драко посещал его не впервые, раз он находился рядом с офисом. Никаких поводов для опаски. Люди вообще не склонны быть особенно внимательны, когда находятся в знакомом месте. Не ждут подвоха. А когда происходит что-то из ряда вон выходящее, то удивляются, как могли не подумать о таком повороте событий. Наверное, то же удивление испытывает владелец собаки, когда она вдруг кусает его, не играясь, а по-настоящему. Если нельзя доверять даже собственному псу, насколько можно доверять людям вокруг?
Официантам. Поварам. Барменам…
Гермиона мельком глянула в сторону барной стойки и постаралась отмахнуться от неприятной мысли.
Так и до паранойи недалеко. А может, Малфоя как раз и довели до ручки, раз он даже в обычной бутылке вина почуял угрозу? Но ведь не прогадал…
— Кстати. Пэнси сказала, что по поводу отравления допрашивали какую-то секретаршу из офиса Малфоя. Ты что-то слышал об этом?
— Да. Но это всё ерунда. Её алиби подтвердилось.
— Пэнси тоже так сказала. А знаешь, что за алиби?
— По-моему, кто-то из сотрудников видел её в то время в офисе, — пожал плечами он, откидываясь на спинку стула.
— Думаешь, можно на все сто процентов доверять тем, кто её допрашивал? — спросила она, по взгляду Гарри сразу поняв, что он уловил намёк. Как и он, Гермиона сомневалась, что покушениям уделили достаточно внимания. В том числе и допросам.
— Не знаю, — качнул головой Гарри. — Но надеюсь, что департамент ежесекундно жалеет о том, что признал Сыворотку Правды незаконным методом дознания.
— Ах, какое нехорошее Министерство! — нараспев произнесла Гермиона, глядя на то, как Гарри с усмешкой закатывает глаза. — Признаёт существование неприкосновенности личной жизни! И, просто поверить в это не могу, считается с правом человека не свидетельствовать против себя! Не спорю, это немного усложняет нам жизнь, но…
— Ну ладно, ладно, — перебил Гарри, мотая головой. — Я тебя понял.
— А ты знал, что Малфой спал с этой секретаршей? А после допроса ещё и уволил.
— Серьёзно? Эм-м-м… Нет. Но он ведь был женат!
— Это ты у нас такой правильный, — вяло усмехнулась Гермиона. — А Паркинсон с Малфоем уж целый год как не спала. Он ей изменял направо и налево.
— А ты это откуда знаешь? — он скорчил гримасу.
— Миссис Малфой, оказывается, любит поболтать.
— Думаешь, он бросил любовницу, а та решила его убить?
— Вопрос измены — только догадки, основанные на слухах. Доказательств, как я поняла, нет. Ну, кроме того, что они не спали. Мне вообще казалось, что у Тео был самый убедительный мотив, но теперь сомневаюсь. Кто угодно мог это сделать.
— Я не удивлён, — пробормотал Гарри. Окончание его слов потонуло в звуках музыки.
Гермионе вспомнились собственные мысли по поводу того, что Малфой всё подстроил, и письмо каким-то образом было с этим связано. Может, ей и стоило рассказать о нём Гарри. Так было бы правильно — с точки зрения морали. Но вместо этого она спросила:
— Почему ты захотел пойти на похороны?
— Наверное, хотел увидеть это своими глазами, — поразмыслив, ответил он. — Не поверил, если бы не увидел надгробия.
— Надгробие — это ведь не тело, — как бы между прочим сказала Гермиона, опустив глаза.
Увидеть надгробие… Действительно, что в жизни может быть реальнее, чем могильная плита?
Когда-то такая же плита, с маминым именем и более, чем реальная, с размаху ударила её прямо под дых.
— В смысле? Не понимаю. Думаешь, Малфой жив?
— А ты даже мысли такой не допускаешь? — Гермиона неуверенно подняла взгляд, огляделась по сторонам. У бара она различила высокую фигуру Рона.
— Нет, не думаю, — ни секунды не медля, ответил Гарри. — Если так, то где он? Прячется? Не смеши. Если бы кто-то взорвал мэнор, то Малфой поднял бы такую бучу, что разгребали бы и наши внуки, — он подавил кислую улыбку, а у Гермионы в ответ на шутку даже уголок губы не дрогнул. — Кхм. Не представляю, что могло бы заставить его тихо смыться и отсиживаться где-нибудь. Да и какой смысл? Мне кажется, Малфой не упустил бы шанса плюнуть в сторону департамента. Не забывай, мы дважды облажались, — напомнил он, а потом невесело усмехнулся: — И это какой надо быть бессердечной сволочью, чтобы заставить всех думать, что ты умер, а самому прохлаждаться где-нибудь на другом конце света?
— Не вижу проблемы, — мрачно буркнула она.
— Не знаю, Гермиона. Кое-кто ведь действительно был расстроен. Если бы он разыграл всё это, то действительно был бы последней сволочью.
— И снова — не вижу проблемы!
Оба неловко улыбнулись, глядя друг на друга. Гермиона подумала, что он тоже всё ещё не до конца понимал, как себя вести, когда речь заходила о смерти Драко Малфоя.
— А почему ты хочешь всё это держать в секрете? — спросил Гарри, явно пытаясь избавиться от неудобной паузы в разговоре.
— Не хочу бросаться выводами, не зная всех фактов, — Гермиона вернула взгляд на Рона, стоящего у бара. — Как это будет выглядеть со стороны, учитывая, что я его наследница?
— И всё-таки ты права, это странно. Просто дождись окончания расследования взрыва. Ты ведь не хотела лезть, да? Тем более…
— Я и не лезу, — перебила Гермиона. — Не я ведь заставила их прийти, верно?
— По-моему, ты уже влезла.
— Нет, не влезла, — она глянула на друга серьёзным взглядом, призывающим не спорить.
— Ладно. Это хорошо. Сэм бы не обрадовался.
Гарри обернулся на толпу. Рон уже шёл от бара, держа в руках два бокала с пивом. Из толпы танцующих выскочила Джинни и, подхватив брата под локоть — он чуть не выронил бокалы — направилась вместе с ним к столу.
— Сэм Блэквэлл, — поморщилась она. — Его назначили на это дело?
— Да. Знаю, вы не ладите из-за…
— Из-за того, что он мудак, — кивнула Гермиона. — Или то дело об убийстве на концерте «Ведуний» до сих пор не даёт ему спокойно спать.
Стычку Сэма Блэквэлла и Гермионы обсуждал весь отдел. Тогда она только недавно приступила к работе в департаменте и считалась «зелёной», а Блэквэлл уже был матёрым следователем, старше её на десять лет и уже раскрывшим множество дел. Это убийство было бы первым в её карьере, и Гермиона во что бы то ни стало хотела взять его, считая себя вполне готовой к подобной работе. Блэквэлл громко и хвастливо распространялся о том, что «это не по зубам малявке, пройди она хоть десяток войн». Но сильно пожалел о своих словах. Ей первой удалось найти зацепку и опередить Сэма, что, конечно, не привело его в восторг. Опытного детектива обставила девчонка, едва снявшая школьную мантию! Краем уха она слышала, что в отделе делали ставки — кто быстрее найдёт преступника. Гермионе до сих было приятно вспоминать, как на Сэма смотрели коллеги, продувшие из-за его неудачи десятки галлеонов. Впрочем, «малявкой» в его глазах она быть не перестала и по сей день.
— Чего это вы тут шепчетесь? — спросил Рон, поставив бокалы на стол и один из них пододвинув к другу. Джинни пританцовывала возле стола, ероша при этом и без того непослушные волосы Гарри.
— Да так, ни о чём особенном, — быстро вставила Гермиона.
— Тема разговора, — Гарри бросил на неё быстрый взгляд и тут же мягко перехватил запястье Джинни, — Малфой — кусок дерьма. Джинни, перестань!
— А, снова о нём, — Рон с равнодушным видом махнул рукой.
— Почему вы не идёте танцевать? — возмутилась Джинни, потянув Гарри за рукав.
— Джинни, я устал, — простонал он. — Серьёзно!
— Ты старый и скучный, Гарри Поттер, — заявила она и весело рассмеялась. Гарри тоже заулыбался, но и правда выглядел уставшим. И, после рассказа Гермионы, настороженным.
— Гермиона?
— Нет, Джинни, никаких танцев!
— А что там опять про Малфоя? — она закатила глаза и плюхнулась на стул.
— Кусок дерьма, — напомнил Гарри.
— А как же… — она икнула, — о мёртвых либо хорошо, либо никак?
Её волосы растрепались, и выглядела она так, будто с кем-то дралась, а не танцевала.
— Было бы что хорошего сказать, — вставил Рон, глянув на Гермиону. Она тут же отвела взгляд. Ей совсем не понравилось, что он посмотрел на неё именно в такой момент, будто она сейчас начнёт оспаривать это высказывание.
— Да ладно вам, хватит уже, — отмахнулась Гермиона. — Надоело.
Рон откровенно фыркнул и даже не попытался замаскировать это, например, сделав вид, что на него напал кашель. Но Джинни ничего не заметила, ритмично покачиваясь из стороны в сторону в такт музыке, Гарри в этот момент зевнул, а вот Гермиона всё прекрасно увидела и услышала. И сразу всё поняла.
— Тебе есть, что сказать?
— Ты не считаешь его куском дерьма? — насмешливо и как бы между прочим спросил Рон. Гермиона смотрела прямо ему в глаза, но он ничуть не стушевался. Его взгляд был точно таким же, каким на неё смотрел Гарри, когда сказал:
«Ты ведь с ним не…»
Да. Именно так он и думает.
Гермиона понимала, почему Малфой оставил ей наследство, но остальные ведь не знали о письме. И что, в конце концов, думать людям, когда состоятельный мужчина оставляет женщине огромную кучу денег? И не просто деньги, а практически всё своё имущество. Она с ним спала или что-то в этом духе — логичный и простой вывод.
Всё нутро Гермионы съёжилось от такой мысли. Понимал ли Малфой, в какое положение он её поставит, оставив наследство и попросив никому не говорить, почему так поступил?
Гермионе вспомнился разговор с Роном, который состоялся сразу после того, как приходил Калпеппер. Их первый за несколько месяцев нормальный разговор. Ещё совсем недавно, пока на неё не рухнули состояние и просьба Малфоя, они стояли друг напротив друга и улыбались, так, будто между ними всё было по-прежнему. Но теперь лицо Рона приобрело неприятную задумчивость, особенно в те моменты, когда он смотрел на Гермиону.
«Неужели он правда думает, что я изменяла ему с Малфоем?»
Пульс заколотился в висках, даже пересохло горло. Она одним махом допила пиво и сильнее, чем стоило бы, опустила стакан на столик. В первую секунду ей захотелось немедленно оправдаться, прямо сейчас выкрикнуть в лицо Рону, Гарри и любому, кто допустит подобную мысль — ничего и никогда не связывало её с таким человеком, как Драко Малфой.
В следующее мгновение обида и злость наполнили её до краёв. Плевать на других. Больше всего взбесило то, что Рон —
её Рон — мог помыслить о таком. Усомниться в честности, пусть они больше и не были вместе. Она никогда не давала повода для ревности или даже мысли о ней, и Рон был бы настоящим подлецом, если бы действительно хоть на мгновение так подумал.
— А может, и нет, — с лёгкой улыбкой ответила она, сжав под столом руки в кулаки. —
Может, и не считаю.
Губы Рона дрогнули, а скулы напряглись. Гермиона ощутила, как горечь и обиду сменило невесомое удовлетворение, потекло по венам, заполняя каждый уголок тела.
Всего-то маленькая месть. Мимолётная слабость. Ничего особенного.
— Вы о чём? — очнулась Джинни, чуть не съехав со стула. Гарри переводил взгляд от Гермионы на Рона и обратно.
— Пустяки, — губы Рона расползлись в улыбке. Он не сводил с Гермионы взгляда.
— Ага, — кивнула Гермиона, поглядев на Гарри. —
Ничего особенного.
***
Следующим утром Гермиона проснулась с ощущением, что всё вчерашнее ей попросту приснилось. Не было никакого завещания. Не было Тео и Пэнси. Ни-че-го.
Но нет, всё это было реальным, как она сама. И первым подтверждением того, что это был не сон, стала целая гора конвертов, скопившаяся на подоконнике окна спальни. В тот момент, когда она разлепила глаза, за стеклом мелькнула сова, бросила в кучу ещё одно письмо и улетела. Горка на подоконнике угрожающе покосилась.
Быстро вскочив с постели (сна ни в одном глазу), она перенесла всю почту на стол. Сердце чуть ускорилось —
неужели всё это случилось со мной? — пока перебирала конверты от газетных изданий и адвокатских контор. Была даже толстенная брошюра из Гринготтса. Ещё какие-то письма, которые Гермиона, наученная опытом, открывать даже не собиралась — в них могло оказаться буквально что угодно. Под всем этим нашёлся свежий выпуск «Ежедневного Пророка». От заголовка на первой странице, такого крупного, как-то даже слишком, зарябило в глазах.
«Гермиона Грейнджер — наследница состояния Драко Малфоя!»
Гермиона мазнула взглядом по крупному фото и поморщилась — они выбрали не самую её удачную фотографию, будто намерено, на контрасте с той, что печатали после недавнего раскрытия громкого дела.
Ниже шёл подзаголовок:
«Что связывает героиню войны с погибшим Пожирателем Смерти?»
Она опустилась в самый низ газеты:
«Слухи о расставании Гермионы Грейнджер и Рональда Уизли — правда?»
Тихо застонав и сжав переносицу, Гермиона прикрыла на мгновение глаза. Читать, что именно было написано под заголовками, не было никакого желания. Наверняка какие-нибудь скабрезные домыслы, попытки удивить читателей подробностями её личной жизни и бестолковые размышления о том, что же стало с героиней войны, раз она спуталась с Малфоем. Она прекрасно понимала, что «Пророку» не так уж и важна смена направления вектора, главное — чтобы был громкий повод. Вот они возносили её на вершину Олимпа, а вот уже готовы утопить. Как когда-то сказала ей Рита Скитер — «Пророку» нужно, чтобы его покупали, и только.
Вся почта в тот же миг отправилась в мусорную корзину. Ей до чесотки под кожей захотелось помыть руки. Ладони и пальцы, касавшиеся всех этих конвертов, ощущались насквозь пропитанными грязью, словно она вручную перекопала целую гору дерьма. Не прочитав ни строчки из написанного, кроме заголовков, она чувствовала себя так, словно только одно существование этих букв, непостижимым образом составленных именно в таком невозможном порядке, обвиняло её в предательстве, измене, распущенности и ещё Бог знает в чём.
Стоя под душем, Гермиона думала о том, что следовало послать и Нотта, и Пэнси, что не нужно было рассказывать обо всём Гарри. И он прав, чёрт возьми — она уже влезла, позволив себе говорить об этом, позволив этим людям говорить с собой, предлагать сделки, выслушивать их домыслы и обвинения. Все они, включая Гарри, хотели внятных ответов, а она не могла их дать. Проще и, самое главное, разумнее просто отодвинуться от этого, залечь на дно. А расскажи она о письме — что было бы тогда?
Но ведь причина была не только в письме и Тео с Пэнси. Всё было гораздо глубже, и причина таилась и в самом сокровенном уголке её души, и в тайнике под паркетиной.
«Будь счастлива, чёрт тебя подери…»
Уж ты для этого сделал всё возможное!
Но каково было ему писать это письмо, зная, что если Гермиона будет держать его в руках, то самого Драко уже не будет на свете?
По телу пробежала судорога, будто ей самой предстояло написать нечто подобное. Дело было вовсе не в наследстве, не в Малфое, не в том, что уже на неё рухнуло или ещё может рухнуть, а в ней самой, в её готовности откликнуться на зов из прошлого.
Этот заголовок, эти беспросветно чёрные буквы, отпечатавшие её положение — вот она, поворотная точка. Ей нужно было принять окончательное решение и она знала, какую сторону выберет.
«Чтобы после моей смерти у тебя осталось хоть одно приятное воспоминание о Драко Малфое…»
Зачем?
Гермиона не хотела думать о том, что, раскрыв это дело, получит в некотором роде искупление. Она чувствовала, что её затягивало нечто гораздо большее, чем она могла представить. С чем могла бы справиться.
Одеваясь, она всеми силами игнорировала и скрипящую паркетину (даже старалась не наступать на неё лишний раз), и намозолившую за утро глаза золотую табличку, висящую на стене возле зеркала.
«Гермионе Джин Грейнджер, с благодарностью за заслуги перед волшебным сообществом, неоценимый вклад в победу над силами зла и проявленный героизм».
Разве я сделала что-то плохое?
«Ты и сама это знаешь», — отвечал внутренний голос.
Ни черта подобного!
Каждый раз, когда взгляд натыкался на выгравированную надпись, она раздражённо фыркала, хоть и сама не понимала, при чём тут несчастная табличка.
«Я читал о твоём блестящем подвиге в газете и уверен, что только ты сможешь это сделать…»
«Я бы молил тебя на коленях…»
Но ведь всё уже решено. Было решено ещё тогда, когда она впервые столкнулась с письмом в кабинете Калпеппера. Она не могла. Не могла и не хотела помогать Малфою.
Так подсказывало сердце. То, что с ним произошло, вызывало гнетущее чувство, будто она поступила неправильно с обидчиком её родителей.
Но ведь это не так?
Они с Малфоем были похожи только в одном — в желании позаботиться об оставшемся родителе. И это было единственным, что Гермиона собиралась сделать, стараясь не думать о том, что это будет своего рода извинением за отказ. Убедиться, что его мать будет ограждена от ещё большего потрясения, а колдомедики прикладывают к этому все усилия — только ради самой Нарциссы. В этом отношении она могла понять Драко. Может, даже больше, чем люди из его окружения. Пусть Нарцисса Малфой спокойно доживёт свои дни. С неё уже достаточно.
Гермиона вспомнила вчерашний вечер. И то, как Гарри соглашался, что вмешиваться не стоит, и то,
как смотрел Рон. Всё её нутро колотилось, как подстреленное, от одной только мысли о том, что Малфой, несмотря ни на что, вдруг решил, что имел какое-то право повесить на неё такое бремя.
В одно мгновение наполнила такая злость, что она готова была разорвать глотку в крике, лишь бы освободиться от неё.
Но злость быстро сменилась бессилием, слабость дотянулась до каждого уголка мозга и тела. Тот, на кого до зуда под кожей хотелось выплеснуть весь гнев, был мёртв. Ему всё равно, насколько Гермиона сейчас зла и чего хочет, и никогда уже не будет до этого дела. Какая же это бесполезная трата нервов — ненавидеть память о ком-то.
От этой мысли она коротко и нервно усмехнулась. Прикрыла глаза.
Надо взять себя в руки.
Будет расследование, и, возможно, Сэм Блэквэлл проявит отличие от коллег, и в этот раз департамент доберётся до истины.
Но помогать Сэму Гермиона была не намерена. Если она расскажет о письме, то окажется бесповоротно втянутой. У неё была своя жизнь, свои дела, а ещё — безусловное право выбирать, как поступать.
Расчёсывая волосы, она ненароком вспоминала вчерашнюю беседу с Пэнси, которая всё крутилась и крутилась в мозгах, как назойливое насекомое. Нехотя, но Гермиона всё равно размышляла о том, как могло обстоять дело, кто виноват в покушениях и, самое главное — кто всё-таки убийца? Так, ради спортивного интереса.
Отложив расчёску, которую пришлось купить взамен пропавшей старой, Гермиона нахмурилась. Смутное чувство беспокойства разрасталось в ней, как плесень.
«Мистер Малфой сказал, что написанное предназначено исключительно для вас».
Для наведения подобных чар нужна была личная вещь человека.
А может, он так сказал, чтобы никто и не пытался открыть письмо? Слишком притянуто, но, по крайней мере, это выглядело более правдоподобно, чем мистер Драко Малфой, потомок древнего волшебного рода, основатель крупной компании и дважды женатый человек, влезающий в окно дома героини войны и крадущий её старую расчёску.
Застёгивая рубашку, она размышляла о том, что её подозрения насчёт Паркинсон вполне имели место быть. Наверное, стоило бы рассказать Блэквэллу об этой интригующей беседе и показательной реакции Пэнси. Это было бы обыкновенной помощью коллеге, не больше. Более того, письмо было ни при чём, и Гермиона осталась бы в стороне.
Но профессиональная гордость встала стеной против такого логичного и разумного поступка. Это ей пришлось терпеть Пэнси, а ему всё достанется просто так? Пусть она и не собиралась лезть, но и хоть как-то помогать Сэму, человеку, который постоянно смеялся над ней, называл «малявкой» и твердил даже спустя годы, что женщинам в детективном деле не место… Нет.
Да пошёл ты, Блэквэлл.
Ей стало даже интересно, как он будет расследовать это дело. Гермиона не очень любила злорадствовать, но порой не могла отказать себе в этом. Особенно когда дело касалось такого человека, как Сэм.
И настолько её поглотили эти мысли, что, выходя из дома, чтобы отправиться в Мунго и поговорить с колдомедиками, она не заметила стоящей на пороге коробки. Чуть не споткнувшись об неё, Гермиона ругнулась, а когда опустила взгляд, то замерла.
Внутренние инстинкты подсказывали, что коробку открывать не стоило.
Но она выглядела совершенно обычной — коричневый картон, размер небольшой, вид абсолютно безобидный. Посылка была несколько раз плотно обмотана скотчем, и Гермионе, придерживающей палочку в рукаве, пришлось потрудиться, чтобы отковырять его.
Когда она открыла коробку, то изо рта вырвался всего-то удивлённый вздох. Удушливый тошнотворный запах тёплой волной хлынул в лицо. Сидя на корточках, Гермиона не удержала равновесия. Увидев содержимое, выронила палочку и повалилась назад, ногой задев коробку и спиной ударившись о дверь. Если бы не закрыла её на ключ, точно ввалилась бы внутрь.
В коробке, завёрнутая в пакет, лежала чёрная кошка — и она определённо была мертва. Розовые внутренности вывались наружу, а в пластиковый пакет натекло достаточно крови. Когда Гермиона задела коробку ногой, содержимое так отчётливо захлюпало, что, наверное, слышали и соседи.
Она еле подавила рвотный позыв, хотя здоровенный кислый ком в горле никуда не ушёл. Всё ещё сидя и не смея подняться, интуитивно отпихнула посылку с кошачьей тушкой подальше. Коробка перевернулась. Кошка наполовину вывалилась наружу, и её слипшаяся местами шерсть затрепетала в порывах тёплого ветра. Кровь густой лужицей вытекла на бетонную площадку крыльца, и тёмное пятно, похожее на смолу, начало растекаться, образуя ежесекундно расширяющийся, почти идеальный, круг. Утреннее солнце играло на нём бликами, словно то была гладкая поверхность озера.
За столько лет работы в департаменте она повидала всякое, и всего-то распотрошённая кошка вряд ли бы вызвала у неё подобную реакцию. В другой ситуации. Не на пороге её дома. Не после того, как она оказалась втянутой в то, чего не понимала. Напряжённые до предела нервы наконец-то дали слабину. Запах мёртвого животного будто продолжал хлестать её по лицу, свело плечи, всё новыми спазмами выкручивало желудок наизнанку.
Когда же спал первый шок, она заметила, что к тельцу животного пришпилили штопором записку. На желтоватом пергаменте крупными печатными буквами было выведено:
«КТО ТЫ ТАКАЯ, ГЕРМИОНА ГРЕЙНДЖЕР?»
