you love me (or you want me dead)

Кенма на все занятия таскает с собой томик очерков по теории сексуальности Фрейда, и это до усрачки пугает. Не то чтобы Ойкава наблюдал — наблюдают за ним. «Я», думает он нервно, наматывая круги по школьным коридорам, чтобы запутать следы, «я не в безопасности нигде». Ему снова пятнадцать и он убегает от завуча во время урока физики, только спасительной каморки с тряпками больше нет: в этой элитной шараге даже уборщики заседают в собственных сверкающих кабинетах. У него один тоже в запасе имеется — под ним неустанно караулят двадцать четыре на шесть. Воскресенье — законный выходной. В воскресенье его караулят у барной стойки. Что будет, если Кенма отроет его домашний адрес? Когда, поправляет тут же, глумясь над самим собой, потому что так немножечко проще. Синоптики обещают в Токио ливень, крутые парни не смотрят на взрывы и прогнозы, Ойкава ни разу не крутой и прогнозы проверят исправно каждое утро. Этот факт не меняет отсутствие нормальной обуви — он бодро хлюпает кроссовками по лужам по дороге в метро, зато под стильным черным зонтом. Спина неприятно ноет после внеурочных часов за отчетностью в кабинете, кто бы знал, что физрукам тоже придется работать с бумагами. Он то наивно полагал что главная их обязанность — орать на малых, суля им инфаркт к двадцати пяти, попивать кофе в подсобке, набивать пузо фастфудом и пускать трогательную слезу на выпускных, под градусом признаваясь, как сильно он всех их любит. Ну, в Сейджо было именно так, с чего бы где-то иначе? Родной Мияги совершенно не готовил его к взрослой жизни, полной разочарований, бешеных цен в кофейнях и кип бумажной мороки. В метро он втыкает в калькулятор в мобильнике, напрягая извилины в попытках свести заветный баланс — в среду платить за аренду, в пятницу стоит набить холодильник лапшой, в субботу на счет упадет расчет от Тендо за десять дней — совсем скромный, он все чаще берет смены по четыре часа, дольше не выдерживая на ногах чисто физически. Большая часть сразу улетит матери и тетке с племянником, немного отложить в копилку — на черный день и масштабные хотелки, типа нового мерча или забугорных поездок. В остальном ситуация с финансами оседает в четких пределах «норм», что в сравнении с некогда голодной общажной жизнью квалифицируется высшим уровнем балдежа. Финансовая независимость — единственный приятный бонус взрослой жизни, во всем, что касается лишних трат Ойкава идеально себя контролирует, чего не скажешь о его друзьях — Тендо, делать деньги умеющий, а считать — не очень, временами не прогорающий в своем деле только благодаря грамотному бухгалтеру со стороны, Атсуму и его извечное «десять тыщ йен, очень срочно, верну с первой выручки, честно», Кагеяма, стипендия которого в принципе покрывает ежемесячное проживание и проездной, если в понятие проживания не включать необходимость приема пищи, о которой тот постоянно забывает в специфику своего гениального мозга. Ойкава не учился на финансиста, но в этой компании у него определенное преимущество — правда, в конечном итоге, он же в ней и самый лох. Женский механический голос бездушно объявляет станцию. Ойкава проталкивается к выходу, соскакивает с поезда на относительно пустующей платформе. Школьники уже рассосались, работяги не вырвались из душных офисов, старики расползлись по дворам, отличное время, чтобы пройтись до дома пешком вместо осточертевшего автобуса. Ливень не думает прекращаться, но идти правда не так уж долго — немного потерпит, зато не придется куковать на остановке те же двадцать минут, за которые сам добежит. День, не считая дождя, выдается неплохим, где-то за высотками маячит раннее весеннее солнце, яркое и холодное, как неоновый свет. В наушниках бренчит незамысловатый поп, в руках зонт и черный портфель под кожу (клялся по юности, что никогда не возьмет такой в руки), в душе предвкушение целых свободных суток, когда можно валяться на диване, рубиться в приставку, лениво листать комиксы за ужином и больше совсем ничего не делать. Даже готовиться к урокам не нужно, в понедельник к третьему, успеет с утра разобраться с планами. Ойкаве снова пятнадцать, в столовой торгуют самыми вкусными булками, а вредная химичка не успела поставить два до звонка. Дышишь полной грудью по пути домой (пешком, какое метро), восторженно делишься с матерью главным впечатлением дня. Непременно пишешь Ива-чану, с которым разошлись-то вот-вот на перекрестке, что Такеру опять стащил его футболку на удачу, мамин пирог — лучший на свете, а в известной виртуальной игрушке вышло классное обновление, надо обязательно заценить. В квартире — (почти не) гнетущая пустота, и Ива-чан присылает редкие весточки время от времени уже как семь лет. Ойкаве давно не пятнадцать, ему (почти не) двадцать пять, он — взрослый ответственный человек, которым всегда так боялся стать. Однокомнатная квартира, две хорошие работы, три близких друга, с ними и в огонь, и в рутину. Ойкава всегда был хорош в цифрах. Козуме Кенма перед порогом его однушки, мокрый и трясущийся, но с тем же нахальным взглядом, ужасно напоминает кота. С зоологией у Ойкавы не очень.