you love me (or you want me dead)

У Кенмы дурная привычка зловеще звенеть ложкой об отколотый край чашки с логотипом ФИФЫ 2018 — или он просто решает накалить атмосферу так, чтобы невинный дребезжащий звук заставлял Ойкаву держать спину неестественно ровной, пока он как ни в чем не бывало возится с вещами в спальне. Если жизнь дает тебе лимоны, а у тебя аллергия на цитрусовые, самым оптимальным решением будет игнорировать их существование на столе. Не очень просто, когда лимон уверенно ходит на своих двоих и маниакально тобой одержим; хотя плана, помимо отрицания текущей действительности, у него нет. Часы услужливо подсказывают — Козуме-кун у него на кухне уже двадцать с лишним минут и за все время не произнес ни слова: молча подпирал спиной дверь, наблюдая сквозь небрежно крашенные пряди за поиском ключей в портфеле, затем также — молча — шагнул внутрь безо всякого приглашения, нашел ванную, умылся, отфыркиваясь и копошась в чужих полотенцах, самостоятельно уселся на кухне — и на этом все. Ойкава, чисто на рефлексах, делает ему чай, после чего взаимодействие сведено к нулю. Ойкаве жутко некомфортно, хочется вылезти из собственной шкуры и позорно сбежать через форточку. Ситуация из разряда — вы не ждали, а мы приперлись, вроде нужно держать себя в руках, субординация, все дела, но как тут сдержаться, если хочется схватить мелкого за грудки, хорошенько встряхнуть, приложив дурной головой об стол да едко поинтересоваться, чего он тут забыл. Потом неплохо бы выпнуть за порог, проораться на стены в одиночестве и оплатить себе сеанс у психотерапевта. Ничего такого он, конечно, не делает. Пялится на себя в зеркало, мучительно гоняя по черепушке догадки — ну что, что в самом деле могло понадобиться от простого учителя мальчику с серебром в заднице и баксами на счету. Большая и светлая — явно не про них; мимолетная и грязная тоже, если по честному. Тут дело не в чувствах и даже не в выгоде, поиметь с него нечего, разве что последние нервные клетки на пути к паранойе. Что тогда? Спор? Азарт? Хрень полная, в школе полно добычи поинтереснее физрука на полставки. Тоору досадливо морщится, отражение морщится в ответ, словно брезгуя своим владельцем. Время — половина шестого, пацана скоро хватятся, у мажорчиков этих жизнь по расписанию вне уроков не кончается — можно сообщить в школу, глядите, мол, нашелся поблизости, Бога ради, приходите и забирайте, хоть вместе с кружкой и стулом целиком выносите. Думает и тут же пресекает мысль. Какой же он, блять, жалкий, а. Отражение уверенно кивает, поддакнув — да-да, Тоору, ты такая тряпка, ну просто тошнит от тебя, ей-богу. Отражение уже с ним разговаривает, это очень нехорошо, так хреново, что впору вешаться, если бы потолки были повыше, люстра поудобнее, табуретки послабей. А так — снова приходиться жить и что-то решать. Как всегда, никто ему не поможет. Даже Кенма этот дебильный бренчит ложкой и никаких признаков жизни не подает, когда Ойкава тут себя накрутил до предела, оттягивает казнь, палач недоросший. Сука. Ойкава проходил психиатра с неврологом примерно миллион тысяч раз — медосмотр перед вузом, в вузе, перед трудоустройством и ежегодный — для школы. Ни один из этих прекрасных врачей ни разу не выявлял у него нечто похожее на приступы неконтролируемой агрессии и краткой амнезии. Последующие события, тем не менее, становятся для него настоящим сюрпризом. Как и зачем — вопрос интересный, но он обнаруживает себя на кухне, растрепанным и тяжело дышащим, сжимающим тонкое белое запястье до посинения, с тупой болью в висках и красными кругами перед глазами, в опасной близости от чужого лица — у Кенмы во взгляде вместо ожидаемого страха горит ненормальный интерес и неподдельное восхищение, нижняя губа подрагивает (совсем не от страха) и подозрительно трясутся коленки. Осознание происходящего приходит с трудом, а понять, что вырывается из его собственного рта безумно сложно: — Хули ты тут забыл? Поиграть захотелось? Повеселиться? Весело, блять? Весело?! Он дергает на себя, поднимая послушное тело на ноги, хватает уже за плечи, встряхивая вполсилы пару раз. Кенма не издает ни звука, только закусывает губу — смотрит. Жадно так, прожигая. Впитывая, запоздало доходит до Ойкавы, пиздец, да он кайф ловит! Мазохист гребаный. — Пошел вон, пока я тебе шею не свернул. — он толкает, наверное, слишком сильно, нужно быть аккуратней, рассчитывать силу, в конце концов. Классифицируют ли это, как самооборону, или папочка купит Козуме суд? Боже, что у него в голове, — Кенма на удивление слушается. Вырвавшись из хватки, тут же скачет в прихожую, в два счета одевается, натягивая ботинки, пялится неотрывно, как ловит трип. Медленно облизывается, расплываясь в улыбке — у Ойкавы кулаки чешутся ему вмазать. Если бы не разница в возрасте… — Спасибо за чай, Ойкава-сэнсэй, — ублюдок выдает «сэнсэй» с таким придыханием, что впору реально бить. Он держится на чистом энтузиазме, размеренно ждет, когда Кенма шагнет за порог и с силой захлопывает дверь следом, мгновенно проворачивая в замке ключ. В горле клокочет, в груди горячо, ногти царапают ладони. Он медленно оседает на пол, обхватив колени руками, и тупо пялится на экран смартфона:

1 новое сообщение

Я заеду завтра после обеда. Поболтаем. ХО