— Ну здравствуй, Маша. Давно мы не виделись. Помнишь меня?
— Тебя забудешь. Что тебе от меня нужно?
Она стояла в подвале, прижатой к стене.
Тёмном. Лишь лампочка тухлого жёлтого висела в углу.
У неё были связаны руки.
И ей было страшно. Безумно страшно.
Стояло теплое утро.
— Что нужно? Мести, Швецова.
М-е-с-т-и. Тебе.
— Ты ведь здесь совсем одна. Больше скажу. За тобой никто не придет. И знаешь, что самое страшное? А то, что я в этом абсолютно уверен. Слышишь? Абсолютно.
Что ты так смотришь? Да, я наблюдал за тобой. И не представляешь, как долго.
Ну, хватит о тебе. Давай поговорим обо мне. Как ты посадила моего брата, помнишь?
— Да.
— Как он умер в тюрьме, помнишь?
— Да.
— Ну дак вот. Ты оставила меня тогда одного. На всем свете. И ты прекрасно знала, на что шла. Мне тогда было пятнадцать. Но, ведь подростки очень ясно запоминают обиды.
— Разве я виновата в том, что он умер?
— О, нет, в этом нет. Но он был невиновен. И ты виновата в том, что доказала это после того как он умер. ПОСЛЕ. ТОГО.
— И что теперь? Ты убьешь меня?
— Ну погоди. Сначала я убью тебя морально.
Её руки были мокрыми и холодными. Она пыталась держать поднятую голову. Но сил не было. Она понимала, что каждое его слово правда. Она одна здесь. Совсем одна.
— Дура же ты, Швецова. Где твой Луганский сейчас? Променял тебя на работу? А Солнцев? На сына? А Анисин? На бывшую жену? О, и мое любимое. Олег? На… Москву. Верно? Можешь не отвечать. И где они все сейчас? Их нет. А напомни, кто тебя спасал последний раз?
Кораблев. Да. Нет.
Нет!
— Правильно, Кораблев. И что ты ему сказала два дня назад? Ты просто бросила его. Бросила. Как меня на произвол судьбы.
Не рушь мою жизнь. Прошу.
— Но я не бросала его. Я ведь даже не знала, что он любил меня!
— Ой, да все ты знала. Также, как и с моим братом.
Он сейчас приедет. Сейчас. Скоро.
Никогда.
— Хватит!
— Не-не-не. Не хватит. Мучайся, Маша. Мучайся. Почувствуй ту боль, которую ты причинила всем вокруг.
Его глаза залились красным от вида беспомощной женщины. Он хочет мести. И её получит.
Он подошёл ближе. Положил свою шершавую ладонь на её шею.
— Воот. Слезки пошли, да? И от чего же? Неужели ты винишь себя? Да ну, Швецова, тебе это не свойственно. Ну все, надо заканчивать.
Она задыхалась от собственных слез. Было невыносимо больно. Страшно.
— Какую смерть выбираешь, Марусь? От пули или удушья? Что будет больнее Кораблеву? Пожалуй, думаю, ему все равно.
Он поднес пистолет к её лбу. Холод оружия пронизывал кожу до костей.
— Не надо, пожалуйста.
В голове было только одно.
— Прости меня, Лень.
И все то, что было связано с этими словами.
Он так много сделал для неё. А она ни разу не произнесла эту фразу вслух. Она ни разу не извинилась за то, что сделала с ним.
Видимо, пришла пора ответить за это.
В этот момент раздался выстрел, отлетев от стен волнами.
Швецова вскрикнула. Сердце бешено колотилось где-то в шее. Её почти что убийца упал перед ней с красным пятном на груди.
Маша сползает спиной по стене и плачет. Рыдает.
Слышит шаги все ближе к себе. И внутренне знает их обладателя.
Кораблев подлетает к ней на ватных ногах. Падает на колени рядом.
На автомате развязывает затекшие запястья.
Маша поднимает на него бледное лицо с потекшей тушью и растрепанными волосами.
— Тише, все хорошо. — шепчет ей Кораблев. — Я здесь.
Она кидается на него, как на единственный способ жить. Пальцами впивается в его спину. Свою опору.
Леня прижимает её к себе. А сам трясется от страха за её жизнь.
Маша так и сидит, чувствуя носом, как пульсируют его жилы в шее.
— Никогда, слышишь?
Никогда больше от меня не уходи.
Шепотом. И да, в тот момент он окончательно решил.
— Я не уйду. Я всегда буду рядом. Обещаю.
Бесконечно
.