Помни, ты хотел этого

      — Вот так, мой хороший.       Джин глухо стонет, вздрагивая всем телом и шумно выдыхая. Юнги чувствует, как подрагивает чужой живот, прижатый к его ногам, все еще одетым в черные джинсы.       — Ты бы себя видел, — шепчет Намджун сбоку и на несколько миллиметров проворачивает ладонь. — Такой красивый…       Старший снова вскрикивает, захлебываясь рыданием:       — Я-я…       — Самый красивый, — убежденно подтверждает Юнги, нежно оглаживая его обнаженную спину, — может, стоит поставить зеркало?       — Не надо…       Намджун только усмехается, медленно толкая ладонь глубже.       — Как думаешь, ты готов? — мягко спрашивает он, поглаживая саба по бедру. — Ты уже достаточно раскрыт для меня, мы можем…       — Пожалуйста, — невнятно шепчет Джин, и Юнги ласково гладит его по волосам, заземляя. — Я хочу, сэр, вы же обещали мне…       — Хороший мой, попроси как подобает, — целует его Намджун в поясницу, и старший, не удержавшись, вскидывается голой задницей вверх, плавно насаживаясь на руку своего Дома до самой костяшки большого пальца.       Она, затянутая в черный латекс, и поблескивающая тягучей смазкой, только и осталась снаружи.       — Я хочу, чтобы вы трахнули меня кулаком, сэр, — по-настоящему плачет Джин, — мне это нужно, хочу чувствовать, что я…я ваш полностью…делайте со мной все, что угодно, сэр…заставьте меня кончить от вашей руки…пожалуйста…пожалуйста…       Мин стонет, быстро сжав себя через джинсы, и подбирает с постели тюбик смазки, чтобы вылить еще немного на перчатку Намджуна.       На всякий случай.       — Ты красивый, даже когда плачешь, — Юнги наклоняется, неуклюже накрывая спину старшего своим телом — при лежащем на его коленях Джине это в любом случае получается неловко — и неспешно покрывает поцелуями краешек покрасневшего уха, мокрый от пота затылок и шею. — Расслабься для нас, хорошо?       Саб только кивает, глубоко вдыхая. Намджун, взглянув Мину в глаза, медленно вводит в Джина фалангу большого пальца, снова чуть повернув ладонь, подчиняясь вздрагивающим мышцам сфинктера.       Пронзительный, резкий крик бьет по ушам. Мин прихватывает старшего за бедро и плечи, уговаривая:       — Потерпи немного, для меня, Джин-и, только для меня, хочу посмотреть, как это будет. Мы оба знаем, насколько ты жадный, слышишь, как в тебе чавкает смазка, не могу дождаться, когда твоя дырка сожмется на его запястье, клянусь, я кончу когда-нибудь от этого, Джин-и…       — Умница, любовь моя, — хвалит Намджун, действительно аккуратно покачивая кисть так, что хлюпает. Юнги завороженно смотрит на пульсирующие розоватые мышцы, обхватившие манжету черной перчатки. исчезающей внутри. — Так стараешься для меня, да? Нам так повезло с тобой, мой хороший, правда же, Юнги?       — Истинная, — хрипит Мин, и не может заставить себя оторвать взгляд от…блять. Как хорошо, что на нем очередное кольцо.       — Джин, я сейчас вытащу руку, — начинает их Дом говорить, и старший тут же лопочет:       — Нет-нет-нет-нет, сэр, пожалуйста, нет, я…       — Тихо! — Джин дергается и вопит, а Юнги, наблюдая, как сокращаются сухожилия на чужой руке, понимает, что Намджун только что щелкнул пальцами. Насколько это вообще возможно внутри…и, блять. Просто. Ебаный. Пиздец.— Не сметь мне перечить, это ясно?       Ни следа угрозы в голосе, громкость не взлетела ни на йоту, но у обоих на спине выступает холодный пот. Они оба очень хорошо знают этот голос своего Дома.       — Да, сэр, — хором, как в детстве. Рефлексы.       — Вот так, — не меняя тона, Намджун поглаживает саба по спине. — Повторяю, я сейчас вытащу руку, и ты ляжешь на постели на спину, ноги подтянешь повыше, а Юнги будет рядом и придержит тебя, это понятно?       — Да, сэр, — опять хором. Мин нервно хихикает где-то у себя в голове, поднимаясь на ноги. Колени все еще мелко противно дрожат.       — Любовь моя, дай мне тебя поцеловать, — прежде, чем Джин ложится, мягко просит Намджун. Он в рубашке, галстуке и брюках, даже наглаженные стрелки не помялись, пока они перед ним — обнаженные и изнемогающие от желания.       — Юнги, раздевайся, — новый щелчок не получается звонким, потому что на перчатке смазки столько, что капает на пол. Еще столько же бежит вниз по ногам старшего, пока тот целует Намджуна и укладывается, как было приказано. — И иди сюда, котенок.       Сегодня они снова в спальне — на широкой, застеленной специальной простыней кровати будет удобнее всего. Мин раздевается полностью, не сдержав облегченного вздоха, когда его налившийся кровью член влажно шлепает по его же бедру, тяжело намекая на то, насколько же его хозяин заведен.       — Сердце мое, на спину, — напоминает их Дом, и Джин послушно ложится, головой к стальной раме, и сам начинает распутывать ремни. — А ты — ко мне, на колени.       Юнги падает, едва приказ успевает прозвучать, и тянет вперед ладони, но, опомнившись, сжимает руки в кулаки и поднимает глаза.       — Хочу тебя, — Намджун ласково перебирает его волосы, чуть оттягивая. — Занять тебе рот, растянуть горло под нашего хена и спустить тебе в самую глотку, ты не терпишь такого, не проглотишь же, да? Начнешь давиться, все потечет по губам и испачкает всего тебя, и ты с головы до ног будешь только моим, хочешь?       Юнги только жадно кивает, глядя в темные, горящие желанием глаза своего Дома.       — Тогда возьми все, что хочешь, котенок.       Рванув кожаный ремень, Мин быстро, торопливо вжикает молнией, оттягивает вниз резинку белья и почти по-животному, бессознательно прикрыв глаза, утыкается носом в низ чужого живота. Горячий, крупный член Намджуна щекочет кожу на его щеке и виске, — а он даже не осознает, полностью растворившись в ощущении послушания и обожания — и это все только для одного человека.       Долгую, томительную секунду они оба не двигаются. Но потом Намджун сжимает пальцы в чужих волосах и дергает, заставляя его поднять лицо. А второй рукой ловит под подбородок, давит на щеки, чтобы открыть рот.       Юнги краснеет, но приглашающе высовывает язык, за расстегнутые, идеально наглаженные брюки рывком подтянув Намджуна к себе.       Член, мокрый и такой охуенный — когда хочешь этого несколько часов, только так это и ощущается, — въезжает между пересохших губ и в несколько толчков оказывается действительно в самой глотке — Мину только и остается, что беспомощно стонать, крепко зажмурив слезящиеся глаза.       И чувствует, как давит кольцо, а заполошный пульс отдается в виски.       На всякий случай он отрывает одну руку от одежды своего Дома и крепко сжимает свою мошонку, оттягивая вниз. Помогает слабо, но это хоть что-то — кончать ему сегодня нельзя.       Пощечина прилетает неожиданно, легкая и отрезвляющая, и его Дом даже не потрудился вытащить свой член из его горла.       — Руки, — нежно шепчет он, и Юнги, чувствуя капающую на грудь слюну, возвращает ладонь на место.       — Не подглядывай, — выдыхает Намджун, толкаясь еще глубже, — лежи смирно.       Их хен сдавленно, изнемогающе хихикает, звук переходит в стон, и краем уха Юнги слышит какую-то возню. Но ему сейчас совершенно не до этого.       Он хрипит, изо всех сил стараясь расслабиться и не кашлять, и сам подается вперед, чтобы его Дому было еще удобнее, еще лучше — еще глубже. И стонет жалко, вибрируя надсаженной глоткой, когда Намджун резко подается навстречу.       Колени разъезжаются, слабеют, но сильные руки не дают упасть, поддерживая. Его Дом заботится о нем, держит его, думает о нем. И продолжает трахать его, безжалостно и жестко, кажется, до самого пищевода.       Осознание того, насколько он хотел именно так, делает с ним что-то совсем нехорошее. Член раздвигает стенки его горла, скользит по мягкому нёбу, головка ударяется о язык и тогда есть возможность сделать хотя бы небольшой вдох, но все, чего Юнги хочет — чтобы давящее ощущение в гортани вернулось как можно скорее, чтобы самой своей сутью почувствовать громкий, удовлетворенный стон своего Дома, который вырывается из его груди с каждым новым толчком.       Юнги трясет на слабеющих коленях, воздуха не хватает, и он из последних сил цепляется за Намджуна, пока тот продолжает ебать — буквально ебать, и им обоим это нравится, — его так глубоко и сильно, что завтра весь день он будет вынужден беречь голос.       Да и похуй.       Намджун хватает его за кольцо на ошейнике, проворачивает под подбородок, и подхватив второй рукой под затылок, дергает вверх и натягивает его на себя до самых яиц, с громким криком кончая прямо ему в горло.       Ноги Намджуна подводят его, и он тяжело садится на кровать, притянув Мина между своих ног.       Тот только обнимает его за пояс, прижавшись лицом к его бедрам и стараясь отдышаться. Он дрожит, в паху ломит невыносимо — нужно хоть чем-то отвлечься, иначе он все-таки кончит.       — Я так хорош? — хрипит он язвительно, но его Дом не ведется на провокацию, а только заставляет его поднять лицо, снова дернув за ошейник, и нежно целует в щеку.       — Как и всегда. На кровать, живо.       Зашипев, Юнги, не вставая, просто переползает вперед, и садится лицом к Джину, поднимает его ноги еще выше — и каждую захлестывает ременной петлей под бедро, проверив еще разок крепление сбруи к раме кровати за головой старшего.       Теперь Джин разложен для них обоих — с широко разведенными коленями, задранными к самой груди — ремни не дадут сабу дернуться и навредить себе, с блестящей от пота, раскрасневшейся кожей, умоляющим выражением на лице и нервными пальцами, комкающими подушку под его головой.       Его член мокрый настолько, что на животе собралось целое море и сбегает вбок на постель. Джин только громко, судорожно дышит, а его прекрасно видимый анус жадно сжимается вокруг пустоты, и никак не может сомкнуться до конца.       Еще бы.       — Готов? — их Дом бросает рядом бутылку смазки, меняет перчатку. Мягко оглаживает плечи и живот Джина, целует. — Сегодня ведь все для тебя, любимый. Значит, хочешь кончить только от моей руки?       — Да, сэр, пожалуйста, — выдыхает старший, снова чувствуя в себе пару пальцев. Смазка снова холодная, а благодаря латексу скользит просто превосходно. Он дергается, когда костяшки проникают внутрь. — Только так, пожалуйста…       — Придержи, — командует Намджун, и Мин разворачивает лицо старшего за подбородок в свою сторону, второй рукой надавив ему на грудь и придвинувшись почти вплотную. — Хочешь его?       Мин только смотрит укоризненно, но молчит.       — Пожалуйста, — шепчет старший, и по его лицу стекают слезинки. Он абсолютно разбитый, разрушенный, и такой красивый. — Хочу вас обоих…       — Играйся, пока не надоест, — разрешает ему их Дом. Мнение Юнги, похоже, никого не интересует.       — Кстати, — Намджун переводит взгляд на него, — кончишь без разрешения, и наказание тебе не понравится.       Мин только фыркает.       — Я не шучу, — под его громкий вскрик, пока Джин берет его в руку, сообщает Намджун, — не сможешь сдержаться, и будешь проводить на моем члене все свободное время три дня подряд. С твоими любимыми стальными шариками.       При одном воспоминании об этих монстрах Юнги требуется вся его выдержка. Это кольцо вообще работает?       Джин мелкими движениями пальца дразнит его щель, в такт движениям их Дома, трахающих старшего, и Мин воет, по-настоящему плачет, от сверхчувствительности и невозможности быть послушным.       — Сэр…       — Можно.       С облегчением он стискивает основание собственного члена свободной рукой, но Джин отталкивает ее и продолжает свои пытки. Мин вопит от злости и вымученного, тяжелого удовольствия, загнанно дыша.       — Джин-и, расслабься для меня сейчас, — приказывает Намджун, очень медленно продавливая все пять пальцев внутрь. Старший вздрагивает болезненно и резко, оседая после. Юнги едва успевает придержать. Быстро прижимает к его лицу маленькую коробочку, заставляя вдохнуть. Откидывает ее в сторону.       — Умница, мой хороший, — хрипит их Дом, осторожно проворачивая запястье, — сейчас…       — Я не могу, — ломко вскрикивает старший, вздрагивая всем телом, — Юн-и… Юн-и, я…       — Возьми все, что хочешь, — шепчет Мин ласково, пробегаясь пальцами по бедру хена, слегка подразнивая, — сегодня все для тебя, все, что пожелаешь, все…       И только стонет беззвучно, когда Джин подтягивает его еще ближе, чтобы вобрать его член практически до силиконового кольца, скользкого от смазки, пота и предсемени.       Он готов поклясться, что видит звезды. Спину ломает болезненным, жутким удовольствием, губы искусаны в кровь, и чтобы хоть как-то отвлечься, он делает единственно возможное в его положении.       Перекидывает ногу через Джина, садясь ему на грудь и ставая на коленях после, устраивается как раз между ремнями, у бедер их хена. Ловит сосредоточенный, жесткий взгляд Намджуна. Кивает ему. И начинает вылизывать старшего как раз там, где Намджун продолжает его трахать, медленно покачивая рукой в простейших поступательных движениях.       При первом касании языка Джин визжит, прямо с членом Мина во рту, и мелькнувшая мысль о том, чтобы не кончить, сменяется желанием довести до безумия — и он продолжает.       Их Дом только одобрительно хмыкает на такую инициативу и придерживает его за голову, помогая. Из-за разницы в росте дотянуться до растянутой, хлюпающей вокруг чужого запястья дырки он не сможет, но багровый уже член, горячие, звенящие от возбуждения яйца, чувствительное местечко за ними и тонкая нежная кожа на бедрах полностью в его распоряжении.       — Не больно? — напряженно спрашивает Намджун, и старший на секунду бросает свое занятие. Юнги едва успевает перевести дух. — Могу продолжать?       — Хочу все, что вы сможете, сэр, — просит Джин, и тянется вниз, чтобы схватить его за запястье. — Жестче, сильнее, блять, пожалуйста…       — Держись за Юнги, — мягко просит его их Дом, наклоняясь и целуя его в колено, — я все сделаю.       Джин только кивает, расслабляясь.       Намджун щелкает пальцами свободной руки, привлекая внимание Мина. Кидает на него вопросительный взгляд.       Тот только кивает в ответ, крепче сжимая бедра хена.       Они оба настолько сосредоточены на старшем, настолько отключены от всего лишнего, что Джин не может найти слов для того, чтобы выразить, как он их любит сейчас. Вместо этого он только гнется в спине, сам глубже насаживаясь на руку Намджуна и стонет, чувствуя на языке такой знакомый вкус.       Мин посасывает по очереди яйца, лижет тонкую, нежную кожу на сгибе бедра, и очень старается не кончить всухую от жадной глотки хена и властной хватки в своих волосах, и стонет опять — Джина под ним выгибает дугой и трясет, потому что Намджун, не меняя темпа, увеличил силу и резкость движений. Теперь каждый толчок кулака внутри воспринимается как мягкий, нежный удар по самой сути старшего, их Дом касается его там, где вряд ли сможет хоть кто-то еще.       Бедра Джина дергаются навстречу сжатому кулаку внутри, и Мину, распластанному поверх старшего, остается только бесконечно нежить и целовать все, до чего он может дотянуться.       И не кончить, блять, пожалуйста, кончать нельзя, иначе Намджун затрахает его до потери сознания, буквально — такое ведь уже бывало…       Ладони Джина грубо, больно впиваются Юнги в бедра — старшему нужно держаться хоть за что-то. Мин орет от боли, когда Джин кусает его — кажется, за ягодицу, он потом предъявит за это хену по полной. Но не сейчас — того трясет, крупной, ненормальной дрожью, застежки ремней тяжело, ритмично звякают о раму кровати, и подняв глаза, Юнги видит своего Дома. У него застывшее, жуткое, какое-то болезненно восхищенное лицо, губы закушены в кровь, а по виску бежит капля пота. Мин не может оторвать от нее глаз и просто наблюдает, как она медленно сползает по щеке и падает вниз, на напряженное, с проступившими венами, исчезающее внутри Джина, измазанное по самый локоть в смазке предплечье.       Их хен рыдает в полный голос, мотает вздернутыми в воздух ногами и хватается за собственные ягодицы, сам еще сильнее раздвигая их и умоляя трахнуть его еще жестче.       Их Дому остается только подчиниться, и он немного увеличивает амплитуду движений и темп, начиная действительно трахать. Но нежно, так нежно и плавно, что у Юнги, наблюдающим, как растянутые, розоватые мышцы вспенивают смазку на черном латексе, сводит низ живота и поджимаются яйца.       — Намджун! — жалкий, плачущий вскрик добивает их Дома. Он продолжает трахать Джина кулаком, но с каждым движением начинает понемногу проворачивать кулак вокруг своей оси.       Прямо внутри.       Прямо под Юнги. Наверное, у него слишком богатое воображение, но Мин как наяву видит, как вздрагивает Джин от этого.       Даже не видит — чувствует кожей, своим влажным животом, плотно прижатым к чужому.       Про него как будто забыли — но это и к лучшему. Его задача сейчас — просто помочь им обоим.       Отглаженные до идеальности брюки Намджуна помялись, пока он сидел на коленях перед распахнутым перед ним старшим, галстук немного съехал, а ширинка настолько выпирает, что это должно причинять боль. И тем не менее — их Дом сосредоточен вовсе не на себе.       Он продолжает ритмично двигать кулаком, чутко вслушиваясь в крики и стоны их хена.       Юнги протягивает руку и кладет ладонь прямо поверх брюк — на ширинку, на самое влажное место, и сжимает. Их Дом, не выдержав, глухо, сдавленно стонет, Джин, словно откликаясь, громко, плачуще вскрикивает, и Мин чувствует, как что-то горячее заливает его шею и щеку.       Джин рыдает, так громко и страшно, сотрясаясь всем телом на кулаке Намджуна, и кончает, долго и сладко, заставляя и Юнги на секунду, на одно усилие воли сосредоточиться и не дать себе заработать наказание.       Но его это не спасает.       Ноги-таки разъезжаются, и он падает на хена сверху, что-то мыча — стонать с закушенной губой весьма сложно, — и переживая грубый, выкручивающий внутренности оргазм как наказание.       В себя его приводит чужой пульс, под мокрой от слез щекой бьющийся в кожу. Он потерял сознание, вместе с их хеном, от волнений и старания сделать все как можно лучше. Джин все еще вздрагивает под ним, но времени жалеть себя сейчас совсем нет.       — Котенок, хороший мой, приходи в себя, — ласково поглаживает его их Дом по волосам, — нужно позаботиться о хене. Давай, Юн-и, еще одно усилие. Ради меня, пожалуйста.       Мин с тихим шипением поднимается и осторожно выпутывается из-под ремней. Сползает вбок, кое-как садится, стараясь не касаться членом вообще ничего — больно. Хрипло спрашивает:       — Игрушка или ремни?       — Сначала игрушка.       Кивнув, он на нетвердых ногах идет в сторону комода, достает металлическую пробку, с удобным плоским ограничителем — не будет мешаться. Возвращается.       — Давай, — Намджун очень осторожно тянет руку на себя. Их хен вздрагивает, но не издает ни звука и глаз не открывает. — Мазь?       — Уже, — холодный металл поможет немного успокоить и привести в тонус мыщцы, чуть позже они разберутся с остальным. — Вот так.       Намджун поднимается, отстегивает все ремни и убирает их прочь, пока Мин укрывает старшего, попутно вытерев его влажным полотенцем.       Устроив Джина как можно удобнее и убедившись, что он спит, — вернее, отключился и плавно его состояние перетекло в сон от сенсорной перегрузки, — Юнги нежно целует его в лоб и уже хочет прилечь рядом, как его обнимают со спины и целуют в плечо, мокрой от смазки ладонью обхватывая его член.       — Джун…       — Сэр, — их Дом очень аккуратно скатывает с него кольцо, бросает на пол. Осторожно, под чавкающие звуки, начинает дрочить ему. Никакого темпа, нет цели выжать из него оргазм — скорее просто попытка приласкать и унять боль, что весь вечер мучила его, пока они оба были заняты старшим. — Побалуешь меня видом того, как ты заплачешь?       — Н-нет, — шипит Мин, вжимаясь задницей в бедра Намджуна и пытаясь вывернуться из кольца его рук. — Не дождешься…       — Юнги, — шепчет Намджун и ловит губами мочку его уха, чтобы лизнуть и забрать в рот. Одна его рука продолжает лениво дрочить Мину, а второй он, словно машинально, пощипывает его сосок, добиваясь алого цвета. — Не будь сукой. Кончи для меня.       — Щас, блять…       — Как правильно? — его толкают к стене, прижимаются, накрывают сзади всем телом, и чужое колено проталкивается меж его бедер. Мин подавляет в себе желание по-кошачьи прогнуться и потереться о своего Дома.       — Да, — поцелуи, колкие укусы на холке, там, где в основании шеи выпирает позвонок, там, где между грубой полосой ошейника и спиной осталось пару сантиметров сверхчувствительной, нежной кожи. Об этой его эрогенной зоне знают только его парни — любое касание там, любая ласка превращает его в мартовского кота. — Да, сэр, все, что захочешь.       — Сразу бы так, — его за плечо разворачивают лицом, снова прижимают к стене. Намджун все еще одет — только рукава рубашки по понятным причинам закатаны до локтей, и стоя рядом со своим Домом вот так, глядя ему в глаза снизу вверх, Мин вдруг осознает, насколько сильно любит его. Их. — Можешь начинать…       — Джун-н…       Ладонь на его члене сжимается плотнее, меняется темп, и Юнги закрывает глаза, затылком ударяясь о всю ту же стену.       — Сэр, — исправляется он, и жмурится сильнее, чтобы удержать и правда подкатывающие слезы. — Сэр, мне…       Тяжелое дыхание Намджуна щекочет его шею, его рука — ласкает его соски, вторая — дрочит ему все быстрее и быстрее, пальцы умело потирают головку и собираются под ней в плотное кольцо, чтобы резким движением выбить из него измученный стон.       — Сэр…       Он стискивает руки в кулаки, дрожит, и из последних сил упрямится, не желая сдаваться даже собственному телу, но потом тихий нежный шепот Намджуна доходит до его сознания и он ломается так быстро, что ему даже не стыдно это признать.       — Котенок, пожалуйста…       Он всхлипывает, раз, другой, по привычке зажимает себе рот рукой — но убирает тут же, стоит его Дому куснуть его за запястье, чтобы напомнить — так делать нельзя. Рефлекторно он заводит руки себе на затылок, сплетает пальцы в замок — и открывает глаза, больше не пряча бегущие слезы.       — Вот так, любимый, вот так…       Шепот создает иллюзию, что кроме них двоих, кроме таинственного полумрака комнаты и любящих глаз его Дома во Вселенной не существует больше вообще ничего — только они и рука Намджуна, дарящая наслаждение.       — Еще немного…       Движения его Дома легкие, ласкающие, такие знакомые — после такой долгой сессии, посвященной старшему, Юнги чувствует, что сойдет с ума, если ему не помогут тоже. А это — то, что происходит, — это так нужно прямо сейчас.       Его ломает внезапно накатившей сладкой волной удовольствия, и он понимает, что по лицу бегут новые слезы.       — Давай, милый, сделай это…       Две, три, может, пять фрикций, неосознанно дернувшиеся бедра, сдавленный мат — его Дом прощает ему все, пока его котенок будет так красиво кончать для него. Эта мысль заставляет Юнги видеть звезды и плакать снова.       Как хорошо, что Намджун достаточно сильный, чтобы поймать его, пока он пытается прийти в себя.       — Ты кончил с Джином без разрешения, — вдруг говорит их Дом.       — Насухую.       — Неважно.       Долгую минуту они смотрят друг на друга. Наконец Юнги ломко встает на колени.       — Простите меня, сэр.       Намджун подходит к нему, просовывает два пальца под ошейник, чуть дергает.       — Я подумаю, что с тобой сделать за это.       Он не отпускает, и Юнги позволяет себе — прижимается лбом к бедрам своего Дома, выдыхает:       — Спасибо.       — Вставай. Побудь рядом с хеном, я все уберу и приду.       — Да, сэр.