Помни, ты хотел этого

      Его заставили идти до соседней комнаты на четвереньках, как самого послушного щенка.       Свободные брюки помогают скрыть все, что нужно, но вот, выбирая джут, он явно погорячился. Веревки перетираются между собой при каждом, даже малейшем движении, кожа под ними раздраженная, местами уже проступают темно-красные пятнышки. И это еще при условии того, что его Мастер лично заморочился веревку выварить, обжечь и промаслить — легкий запах кокоса все еще можно уловить.       Есть в этом жесте что-то такое, говорящее о заботе и небезразличии.       Так или иначе, сидя на коленях на толстом ковре, в их привычной небольшой игровой с приглушенным светом, Тэхен ловит себя на том, что больше всего сейчас хочет забраться к своему Мастеру на колени и раствориться в нем.       — Как себя чувствуешь? — Чонгук нежно перебирает его влажные от пота волосы, аккуратно сжимает в кулаке. Запрокидывает его лицо к потолку. — А, щеночек?       — Отлично, — скользнув по губам сухим языком, Тэхен с немым обожанием смотрит на своего Мастера. — Хорошо.       — Хорошо, — повторяет Чонгук. — Пить хочешь?       Тэхен кивает.       Усмехнувшись, Чон уходит в сторону кресла, что стоит у дальней от двери стены — вообще почти всю площадь игровой занимает большое кожаное ложе, регулирующееся по желанию Дома, с фиксационными ремнями, только в углу стоит еще и андреевский крест, а чуть в стороне, за узким стеллажом, с потолка свисает крюк с готовыми браслетами. Кресло здесь смотрится чуждо, но вот двухуровневая стойка рядом с ним, полная ударных девайсов, и рядом низкий, не выше колена, но широкий и вместительный стеллаж с множеством ящиков делают его более уместным.       Особенно если вспомнить, сколько раз Тэхен выл от боли, уткнувшись лицом в белую матовую поверхность этого стеллажа и стирая колени о мягкий ворс ковра.       Сейчас же его Мастер берет оттуда миску — обычную собачью металлическую миску, неглубокую, но очень широкую — и похлопывает себя по ноге, насмешливо произнося:       — Ко мне, щеночек, давай.       Тэхен жмурится до искр, прежде чем поползти на зов.       — Пей.       Чтобы посмотреть Мастеру в лицо, нужно сильно прогнуться в спине, потому что Чонгук буквально возвышается над ним. Поэтому Тэхен просто сгибает локти и приближает лицо к миске, машинально отмечая, что воды хоть и немного, но лакать придется долго.       — Я жду.       Саб и лакает, высунув язык и нисколько не стесняясь. Вода бежит по лицу, капает обратно, но на это не обращает внимания ни один, ни другой.       Тэхен продолжает, когда чувствует твердую ладонь под собственным животом — с него снимают штаны, рывками выкидывая их прочь. Они были единственным предметом одежды, что оставался на нем, так что…       Чонгук мягко надавливает на местечко между яйцами и анусом, мимоходом цепляя стимулирующую игрушку.       Тэхен не реагирует, продолжая пить.       Хмыкнув, Чонгук достает смазку — не в обычном тюбике, а в бутыльке с мягким пластиковым наконечником — и давит немного себе на пальцы. Аккуратно смазывает саба, капает еще лубриканта прямо на тело — и услышав прерывистый выдох, давит скользким пальцем на чужой сфинктер, проникая внутрь.       Тэхен скулит еле слышно, но не прекращает лакать.       Кончик пальца встречается с кончиком игрушки, мягко продавливает набухшую от долгой ласки простату. Тэхен давится водой на вдохе, кашляет, но не останавливается.       Рядом с пальцем протискивается наконечник бутылочки — и внутренности обдает холодом. По правде, смазка комнатной температуры, но он уже настолько распален, что вязкая жидкость ощущается ледяной.       — Напился, щеночек? — не прекращая давить на бутылочку, спрашивает его Мастер. — Достаточно?       — Да, — с кончика носа вода капает обратно в миску, а дрожащие руки еле удерживают его. — Да, спасибо.       — Хорошо, — Чонгук двигается ближе, проглаживает напряженные мышцы спины, не прекращая работать над его задницей. — Поиграем?       — Да, Мастер.       Рывком его утыкают лицом в ковер. Мягкий плюшевый ворс под щекой впитывает разлитую воду, игрушку из задницы вынимают осторожно и медленно, и Тэхен снова скулит, недовольный потерей такого восхитительного давления.       — Тихо, — Чонгук легко шлепает его, — руки в замок перед собой, лицом в пол. Давай.       Тэхен слушается, привычно прогибаясь и расставляя колени еще шире, чтобы не упасть. Кожу щекочет головка новой игрушки — мягкая и округлая, но это в любом случае неважно, потому что в нем аж хлюпает смазка.       — О чем ты думал, пока наблюдал за Чимином?       — Что он чувствует, — тут же слабо выдает саб. Анус неторопливо растягивается вокруг большой пробки — Мастер добавил еще смазки, она разогревается и уже течет вниз, пачкая даже внутреннюю сторону бедер — и живот начинает сводить от предвкушения. — Каково это во-о-оххх-мммм…       — Сейчас узнаешь, — сладкое, опасное обещание. Сегодняшний вечер не похож на их обычные игры, Тэхена вообще не заводит пет-плей. Но его заводит подчинение и полная принадлежность своему Мастеру, и если тот хочет видеть в нем щенка, то так тому и быть. — Стоп-слово помнишь?       — Фисташки.       — Жест?       Извернувшись, Тэхен что есть сил щипает своего Мастера за что пришлось. Тот даже не дергается, хотя на ноге наверняка будет синяк, что позже нальется фиолетовым цветом, благо с внутренней стороны колена его никто и не увидит.       — Умница, лисенок. Вдохни поглубже.       Насколько позволяет джут, Тэхен слушается. Голова начинает кружиться от прилива крови, веревки не дают нормально вздохнуть и врезаются так, что тело против воли вздрагивает и отзывается колкой жгучей болью в тех местах, где идут перекрестья узлов. А внутренности вдруг начинает распирать что-то…что-то…о-ох, ч-черт, блять…       Прогнувшись еще, коснувшись пола плечами и верхней частью груди, Тэхен сдавленно шипит сквозь стиснутые зубы. По шее и спине стекают первые капельки пробившей испарины.       — Хорошо, хорошо, — шепчет его Мастер, поглаживая его по сгибу бедра, легко и отвлекающе. Теперь Тэхен слышит эти звуки — мерные, медленные, как будто накачивают вручную мяч для игры.       В принципе, так оно и есть.       Низ живота тянет еще сильнее, и Тэхен, невольно подобравшись, глухо стонет, не разжимая губ. Больно, как же больно…       — Тшшш, — рука Мастера, не занятая управлением игрушкой внутри его тела, разминает его закаменевшую спину, — расслабься. Все в порядке, ты в порядке, так? Ты можешь это принять. Правда, Тэхенни?       — Бо-ольно-о, — почти по-настоящему скулит саб, сжимаясь еще больше. По ощущениям, внутри застрял шар для боулинга, хотя это невозможно — ему никогда не причинили бы вред, только не Чонгук. — Т-так… Мастер, так…я не могу, мне…       Голос прерывается, дыхания не хватает ни на что, кроме коротких, рваных слогов, даже не полных слов. Он игрушка, щеночек, существо, созданное, чтобы ублажить своего Мастера, он делает это, чтобы вызвать его улыбку и заслужить несколько слов похвалы. Чтобы принадлежать полностью, чтобы потеряться в этом чувстве единения.       Чтобы снова почувствовать ту власть, что вверяет ему Чонгук на каждой их сессии.       — Осторожно, медленно, колени под себя, — его придерживают под животом, чувство давления внутри спадает немного, чуткие пальцы массируют поясницу. Тэхен невольно стонет в голос, когда тело против воли расслабляется, а мыщцы начинают подрагивать. — Умница, теперь аккуратно на бок, колени к груди.       Саб переворачивается, как сказано, мельком отмечая, как вспотели ладони — будь под ним не ковер с длинным ворсом, а просто пол, он бы упал лбом вперед. Руки трясутся, как у эпилептика.       — Вот так, — шорох за спиной, звук от касания коленями пола, и голую кожу плеча обжигают сухие губы. — Поиграем еще?       — Да, Мастер.       Чонгук только усмехается. Потом сжимает разок грушу, и Тэхен заходится грудным, низким, болезненным стоном, безотчетно хватаясь за многострадальный ковер под собой.       — Так…такой полный…       Срывающийся на выдохе шепот и пораженно распахнутые глаза со слипшимися от слез ресницами заставляют Чонгука наклониться, чтобы подцепить чужой подбородок жесткими пальцами и накрыть пересохшие губы чувственным поцелуем.       — М! ммм…       Удивление быстро сменяется покорностью, саб под ним обмякает, немного разворачивается, оставляя ноги по-прежнему лежать на полу.       — Какой же ты гибкий, — восхищенно шепчет Чонгук в припухшие губы, прежде чем поцеловать снова. Его ладонь блуждает по телу Тэхена, массирует плечи, оглаживает легко поверх веревок, пальцы задевают мимоходом сосок, ставший уже темно-бордовым от случайного трения, осторожно, нежно надавливает на живот, сверху вниз, останавливаясь чуть ниже пупка, и саб накрывает своей ладонью чужую, продвигая еще ниже и давя сильнее.       И захлебывается воздухом, чувствуя стекающие по щекам слезы, от усилившегося, невыносимо тянущего чувства.       — Хорошо? — его Мастер, в такой же черной водолазке, как у Чимина этим вечером, но сидящей совершенно по-другому, чутко отслеживает реакции его тела, гладит по щеке, вытирая слезы. А Тэхен, не в силах удержать руки при себе, хватается за его плечо, за округлый, вздувшийся бицепс, что с самого начала их знакомства не давал ему покоя. — Летаешь, лисенок?       Саб только кивает, стараясь не двигаться лишний раз. Чувство давления, запредельной наполненности кругами расходится по нему от ладоней, лежащих на его животе. Тело ниже пояса он вообще чувствует весьма расплывчато, словно все, из чего он состоит — большое желе, и не более того.       Его Мастер поджимает губы, чтобы подавить смешок, и выпутывает свою руку из его хватки. Подушечки пальцев мягко путешествуют по вздрагивающему паху, щекочут, исследуют, пока не добираются до влажного, твердого члена, изнемогающего от недостатка ласк.       Тэхен дергается, когда крайнюю плоть оттягивают вниз, подразнивая кончик головки острым ногтем, вязкое, щекочущее ощущение пробирает с головы до ног, заставляя перевернуться на спину и подтянуть ноги к себе в попытке закрыться. Игрушка сейчас уже не ощущается такой огромной, она наполняет так правильно, заставляя его балансировать на той тонкой грани неотделимого от боли удовольствия, что думать связно получается с большим трудом.       — Пожалуйста, — он сам не знает, о чем просит, слова вылетают против воли.       — Кричи так громко, как только сможешь, — приказывает ему Мастер, лаская внутреннюю сторону его бедер. Вторая рука застыла на груди, под сердцем, чтобы чувствовать толчки пульса самой кожей.       И огладив в очередной раз низ живота, он плавно и нежно давит, словно пытаясь охватить совсем незаметно выпирающую игрушку.       Будь Тэхен хоть немного в теле, увлекайся он серьезно спортом или злоупотребляй сладким, ничего бы не вышло. Но мягкий, без малейшей жировой прослойки впалый живот при каждом вдохе остро очерчивает смуглой кожей и арку ребер, и подвздошные кости, и невероятно тонкую талию.       И выступающую на жалкие миллиметры в паху, там, где его вздрагивающий от мышечных спазмов член испачкал тянущейся ниточками смазкой кожу, нехарактерную выпуклость.       Саб кричит, громко и протяжно, его голос полон боли и хнычущей мольбы, он как за спасение хватается за руку своего Мастера, ноги сводит от захлестывающего, разрывающего чувства.       Чонгук не отрываясь наблюдает за его лицом, за ручейками пота, стекающими по шее и вискам, за заломленными в страдании бровями, и осторожно надавливает еще раз.       Совсем чуть-чуть.       Сердце под его рукой отбивает галоп, а Тэхен заходится хриплым, срывающим горло воплем, переходящим в рыдания.       Медленно, расслабляющими движениями, Чонгук ласкает вздрагивающего саба, обхватывая одной рукой чужой член, а другую перемещая на горло.       — Хочу посмотреть, как ты кончишь с этим внутри, — шепчет он, глядя в припухшие от слез глаза, — готов?       Саб кивает, и его Мастер начинает дрочить ему, в устойчивом, медленном темпе, с небольшой повторяющейся паузой в один определенный момент — она заставляет саба подаваться бедрами вверх, чтобы догнать и усилить ускользающую стимуляцию. Невольно все его внутренности сжимаются в это мгновение, заставляя снова ощутить, насколько же громадная в нем сейчас пробка.       — Давай, лисенок, действуй, — глаза его Мастера горят восхищением и похотью, он не может оторвать взгляда от любимого лица, краем сознания контролируя пульс на сонной артерии. Тэхен поднимает руку и вцепляется в чужое запястье, но новая волна удовольствия сбивает его с задуманного, он выгибается и кричит снова, крупно вздрагивая. — Что?       Саб кладет свои пальцы поверх пальцев Мастера, перемещает так, чтобы подушечки большого и указательного резко давили на углы челюсти, и толкает чужую руку вперед, запрокидывая голову. При этом под тремя остальными Чонгук все еще чувствует биение пульса — сильное, ровное и очень быстрое.       — Щеночек хочет узнать, на что способен его хозяин? — незло усмехается Чонгук, поддаваясь на провокацию, сжимая чужую челюсть немного сильнее. — Ладно.       От легкого толчка, прижавшего его голову макушкой к полу, Тэхен застывает натянутой струной, продолжая беспомощно хвататься за руку его Мастера. А тот усиливает ласки, жадно ловя пробивающиеся сквозь сжатые зубы стоны и вздохи и нежно приказывает:       — Кончай. Сейчас же.       Как спусковой крючок, как волшебное слово — никогда не подводит, Тэхен пачкает их обоих, хрипя от тяжелой хватки на шее. Она не дает пошевелиться, не дает даже дернуться, но удивительным образом почти не мешает дышать — потому что его Мастер его совсем не душит.       Он им владеет.       Тиски пальцев не ослабевают, но и не надо — сейчас это то, что так необходимо. Саб дышит редко, полной грудью, наплевав на боль от жесткой веревки, и вслепую снова нашаривает чужую ладонь.       Чонгук только усмехается, переплетая с ним пальцы и поднося их к своим губам, чтобы поцеловать костяшки тэхеновой руки.       — Умница, Тэхенни.       Мастер отпускает его горло, чтобы нежно вытереть лицо, провести по контуру закрытых век, пощекотать переносицу. Большой палец скользит по кончику носа, центру губ, останавливается на остром краю подбородка. Подушечка жесткая и царапается, а кожа под челюстью донельзя нежная и чувствительная.       — Мастер, пожалуйста.       Щекочущее ощущение медленно движется вниз по гортани, слегка надавливая, останавливается под кадыком. Замирает.       Тэхен мертвой хваткой впивается в ковер под своими бедрами, чтобы не схватиться за руки Мастера. Эта пытка выше его сил.       — Пожалуйста, — выходит почти беззвучно, но Чонгук только отстраненно улыбается. Плавно поднявшись, он возвращается в кресло.       — На колени.       Кое-как собрав себя в одно, саб принимает указанную позу. Руки он не заводит за спину, прекрасно зная, что это не потребуется.       — Место, щеночек.       Он покорно ползет вперед прямо на коленях, пока не оказывается между широко разведенных бедер своего Мастера. По привычке хватается за его ноги, цепляясь сознанием за ощущение жара под пальцами.       — Хороший мальчик.       Тэхен только улыбается еле заметно. Настолько тонкую шутку он способен оценить.       — Спасибо, Мастер, — тихо говорит он, смотря перед собой. — Все, что угодно, чтобы порадовать вас.       — Подними лицо, — в глазах Чонгука та топкая, вязкая тьма, которую так любит саб. Словно легион демонов вот-вот вырвется из-под контроля и растерзает его, движимый только звериной яростью и жаждой. — Готов?       — Да, Мастер.       Первый удар всегда оглушает. Первый удар — как разлом земной тверди под ногами, когда вокруг бушует стихия.       Первый удар — как быть в центре торнадо и понимать, что ты уже обречен.       Вторая пощечина не менее сильная, лицо горит, и Тэхен, сам не отдавая себе в том отчета, скулит и пьяным, затуманенным от адреналина взглядом будто просит еще, смотря глаза в глаза и даже не думая прятаться.       Даже не думая скрывать, насколько ему это нравится.       Третий и четвертый удары идут один за другим, по одной и той же щеке, пятый и шестой обжигают вторую, и саб, не понимая, прикусывает губу и стонет снова, сдавленно и едва слышно.       Он возбуждается снова, униженный до предела, позволяющий творить с собой откровенно дикие вещи, он возбуждается оттого, что его любимый человек бьет его по лицу, бережно, но тем не менее в полную силу, не жалея и не сомневаясь.       Седьмого удара не следует.       — Тэхен, — строго произносит его Мастер, прежде чем, протянуть руку и дернуть один из ящиков стеллажа, пошарив в нем. — Тебе нужна помощь, чтобы держать себя в руках? Открывай.       Во рту оказывается резиновый кляп, маленький, но от этого только более удобный. Распухшие губы обнимают оказавшийся во рту предмет, чмокают, пытаясь собрать слюну, набегающую через сжатый зубами шарик.       Его Мастер хватает его за подбородок, долго, пристально смотрит на его раскрасневшееся лицо, пока ему не начинает капать на пальцы.       — Поднимайся.       С трудом — колени занемели, как чужие, даже почти не сгибаются — саб поднимается, и ждет, стараясь не качаться. Но его все равно ведет, и шнур от пробки бьет болтающейся на конце грушей по ногам.       Резко возвращается обратно чувство ломающей надвое тяжести в животе. Член тут же дергается, твердея еще больше.       — Замри, — одним лишь голосом Чонгук способен его обездвижить. Тэхен чувствует какое-то движение, свист воздуха, и перебирать ногами становится легче. — Грудью на скамью.       Кожа сделанного на заказ фиксационного ложа приятно холодит горящее лицо. Вокруг лодыжек затягиваются широкие браслеты, звякают карабины, приковывая его ноги так, что не пошевелиться.       Искоса глянув назад, саб видит своего Мастера на коленях, склонившегося к креплениям, а потом вздрагивает от касания его губ на своем бедре.       — Ты такой красивый, Тэхенни, — как в бреду шепчет Чонгук, поднимаясь, но не отрывая рук от его тела, будто не в силах справиться с собой.       Поперек талии ложится широкий ремень, с сильным рывком затягивается, притискивая саба бедрами и животом к скамье. Все, что он может сейчас — это слегка приподняться на локти, пошевелить плечами и повернуть голову, если придется.       Под щекой уже набегает лужица, создавая еще больший беспорядок. Заметив это, Чонгук расстегивает ему кляп.       Смазка успела подсохнуть, она неприятно липкая и загустевшая, но это не мешает его Мастеру, осторожно потянув, вытащить из него пробку. Он так растянут, снова так сильно заведен и так жаждет заполучить член в себя, что по-настоящему хрипло рыдает, прося:       — Пожалуйста, я…пожалуйста, не мучай…       — Старайся лучше, — лениво, почти безразлично приказывает Чонгук, снимая с себя водолазку. — Пока я не заметил, что тебе что-то нужно.       — Мастер, — от пустоты физически больно, низ живота и бедра пробивает крупная дрожь, почти судорога, а затем еще и еще одна, — Мастер, я не заслужил, я знаю, но мне так нужно, я так старался, Мастер…       — Продолжай, — однажды эта бестия сведет его с ума в один из таких моментов, но, знаете — к черту. Чонгуку больно даже к себе притронуться, чтобы расстегнуть ширинку.       Но им обоим это нужно.       И, что важнее, им обоим это нравится.       — Мне очень нужно, Мастер, — Тэхен задыхается, глотая слова, торопится сказать, пока разрешили, иначе его просто разорвет от эмоций, — так нужно почуствовать вас внутри, принадлежать вам, только вам…блять, б-больно, так больно, боже, Чонгук-а…       Он справился. Взяв еще немного лубриканта, Чонгук позволил себе только одно движение по стволу, прежде чем с силой пережать основание собственного члена, и зашипеть от боли сквозь зубы.       — Я не могу, — всхлипывает распластанный по скамье саб, когда чувствует, как восхитительно толстая и твердая головка медленно входит в него. — Спасибо…       Чонгук замирает, но не потому, что если начнет двигаться, тут же кончит.       Просто это еще не предел. Далеко не предел.       — Я-я, — заикается Тэхен под ним, — Мастер, я…что мне сделать?       — Расслабься, — приказ выбивает все мысли, гася волну секундного недовольства и разочарования оттого, что игра продолжается. — Ты можешь, Тэхенни. Давай.       С длинным, стонущим выдохом саб заставляет себя подчиниться, просто-напросто расплываясь по скамье. Чонгук двигает бедрами, несколько миллиметров, туда и обратно, это трение сводит с ума, дразнит раздраженное тело, дразнит изведенный ожиданием разум, но Тэхен только подтягивает под себя руки, чтобы прогнуться еще больше, чтобы подставиться еще сильнее.       Чтобы его Мастеру было удобно выебать его так, как он того пожелает.       Одуряющий, сводящий с ума жар чужого тела накрывает его — Чонгук накрыл его собой, и покрывает поцелуями плечи, все так же дразня его мелкими неглубокими толчками. Его ладони ползут по бокам, подхватывают поперек груди, прямо поверх веревок, стискиваются в не дающее вздохнуть кольцо, и Тэхен задницей ощущает, как напрягается чужой живот, готовясь поменять темп.       Саб ожидающе подается бедрами назад, готовый принять своего Мастера, но получает только жалящий укус в плечо:       — Я приказал расслабиться. Сейчас вытащу, и брошу тебя прямо так.       — Нет, нет-нет-не… — рот зажимают, а Чонгук продолжает:       — Или вернусь в кресло, и понаблюдаю, как тебя трахнет машина. Разочек или два, пока не отключишься. И вот тогда-то я возьму то, что хотел, правда, лисенок?       Кожу за ухом обжигает укусом, они оба уже давно раскалены, кажется, добела. Тэхен вскрикивает и обмякает полностью, наваливаясь на скамью, на свои руки, на удерживающие его руки Мастера, на…на…на…       Длинный, мощный, выбивающий новый скулеж толчок и отвратительно узнаваемый грязный шлепок кожи о кожу вместе с так хорошо знакомым ощущением той самой наполненности, выбивают слезы из глаз саба.       Черт, ни одна фак-машина не сравнится с его Мастером.       Уперевшись локтем рядом с его телом, второй рукой Чонгук хватается за него, вплетая пальцы в волосы и по-странному интимно обнимая, прижимая к себе почти до боли. Между их телами — ни одного лишнего миллиметра воздуха. Он двигается размеренно, сильно, ничуть не жалея их обоих, и в какой-то момент его свободная рука перемещается на бедро Тэхена, стискивая намертво и натягивая на себя еще больше — на те жалкие миллиметры, что позволяли ремни.       — Я хочу тебя слышать, лисенок, — шепчет ему Мастер, трахая его еще жестче, отрывистей и быстрее. Тэхен не понимает, что он, кто он, что он должен сделать, но покорно стонет, низко и глухо, срываясь на короткий отрывистый вой от безжалостной стимуляции — Чонгук совсем его не щадит, точно зная, под каким углом его надо трахать.       Взрыв случается, стоит Мастеру обхватить его член и сжать пальцы, спустя пару секунд, пока от силы инерции он трахает подставленный кулак, а потом хрипит, пачкая его и сжимаясь судорожно, хватка Чонгука на нем становится еще крепче, а толчки — беспорядочней, и наконец с тяжелым криком его Мастер кончает тоже, едва дыша ему в затылок потом.       Тишина звенит и оглушает, полумрак игровой нарушают только оставленный включенным напольный торшер у двери, рядом с зеркалом, и несколько свечей тут и там.       Медленно, снова так лениво Чонгук целует его, слегка развернув. Легко поднимается, отстегивает, срезает джут — даже несмотря на то, сколько на него потрачено времени, им обоим все равно, — обтирает подогретым влажным полотенцем, приготовленным заранее.       Поднимает Тэхена на руки, возвращается в кресло — тот все еще голый, а Чонгук все еще в расстегнутых брюках, но кому какая разница, так?       Он заворачивает их в принесенный толстый плед, придерживает саба за талию и затылок, помогая устроиться удобнее на своем плече. Тихо спрашивает, целуя во все еще красную щеку с почти исчезнувшим отпечатком ладони:       — Отдохнешь немного?       Тэхен только кивает, беря его за руку.       Чонгук не зря завел привычку прятать пульт от стереосистемы между подушками — сейчас это помогает включить медленную, успокаивающую музыку.       Не отнимая руки, Чонгук второй по привычке замеряет Тэхену пульс, достает бутылку воды:       — Выпей.       Тэхен отворачивается, когда ему подносят горлышко к губам, но пьет, когда слышит:       — Решил ослушаться?       Так и не открыв глаз, Тэхен заворачивается в край пледа, вытирает им губы. Шепчет:       — Нет, Мастер. Спасибо, Мастер.       — Сессия окончена. Ты молодец, Тэхенни. Отдыхай.       — Чонгук-и…       — М?       — Я люблю тебя. Спасибо.