Помни, ты хотел этого

      Сокджин даже не шевелится. Чтоб вы понимали, насколько он заебался — он даже холодный виски просто заливает в рот через край стакана, уляпывая и шею, и одежду. Устал, так сильно устал.       Примерно лет в шестнадцать был его первый раз с парнем. Неловкий, стыдный, очень болезненный первый раз, который он бы предпочел не вспоминать никогда. Немногим раньше он понял, что девушки его не привлекают — ни в кино, ни в жизни, ну вот не интересуют от слова совсем, их не хочется целовать, мягко гладить и нежить, водить на свидания и дарить милые безделушки. Хочется, чтобы это все делали с ним.       К двадцати годам и одним печально закончившимся отношениям он понял, насколько все безнадежно. Несколько парней, с которыми у него завязывались интрижки, были хороши только на словах, а на деле совсем не чувствовали его и толком не представляли, что нужно делать в постели. Очень сложно получить удовольствие, когда тебя сначала тянут наживую на огромный так-то член — даже если он совсем средненький, поверьте на слово, насколько это больно, если не знаешь, что творишь — а потом долбят так, словно от этого зависит их жизнь и будущее. Чаще всего Джин чувствовал себя разбитым и использованным, но никак не удовлетворенным.       Пока на третьем курсе не встретил Тэяна. Молодой магистрант, на несколько лет старше него самого, оказался чутким и внимательным, жизнь стала похожа на сказку. День начинался с розовых сердечек на экране телефона, и заканчивался горячей селкой из ванной. Или флиртом по Фейстайму. Или секстингом в переписке.       Они открывали друг друга постепенно. Прошел почти год, прежде чем они дошли до той стадии в отношениях, чтобы рассказывать друг другу свои фантазии. И вот тут-то и зарыта самая большая постыдная тайна психолога с отличием, практикующего психиатра Ким Сокджина. Состоящего в полиаморных отношениях, переспавшего со своим тогда еще студентом, инициировавшего первый секс втроем с его настоящими парнями, систематически нарушающего пару правил врачебной этики, но сколько ошибок он сделал в жизни? Пусть в него ткнет пальцем тот, кто не совершил ни одной.       Сокджину нравилось подчиняться. Отдаваться, угождать, доставлять удовольствие, но строгое воспитание и вколоченные с детства принципы загоняли в такие жесткие рамки, что он начал пить и ненавидеть себя за то, что ему нравились парни. Назло родителям поступил в медицинский, чтобы разобраться в себе. И через массу слез, соплей и страданий стал наконец-то чуточку счастливей.       Вот только Тэян его все равно бросил, потому что не смог принять его идей. Да и черт с ним. Значит, не любовь. Но с ним он хотя бы понял, что он не какой-то дефектный законченный извращенец, а просто, знаете…просто человек с необычными желаниями.       Одним глотком Сокджин допивает все, что оставалось в стакане. Дверь кабинета открывается, пропуская внутрь немного света и Юнги, уже забирающегося к нему на колени. Сокджин тянется к настольной лампе, чтобы включить, но Мин просит:       — Не надо.       И садится на него лицом к лицу, обнимая и руками, и ногами. Умиротворенно вздыхает, прижавшись горячей щекой к чужой щеке.       — Ты пахнешь как бутылка, что осталась внизу, — тихо смеется он, и Сокджин поднимает руку, чтобы положить ладонь ему на затылок и прижать еще ближе. И тоже улыбается. — Очень вкусная бутылка.       Намджун закрывает дверь на щеколду, подходит к ним двоим. Упирается руками в спинку по бокам от головы Сокджина, и шепчет:       — Ты как?       — Не спрашивай, — морщится старший. — Выжат, как лимон.       — Если память меня не подводит, нельзя консультировать друзей и знакомых? — Намджун нежно массирует ему виски и лоб, и Сокджин стонет от удовольствия. — Это вроде как неправильно?       — Найди мне психиатра, который не будет шарахаться от описания сессий, и будет понимать, что такое Тема, и я с радостью спихну весь этот зоопарк на него, — тут он прав. Просто хорошего психиатра сложно найти, а уж тематика, да еще лояльного почти ко всем практикам — Сокджин таких не знает. Знал бы — было бы проще. И так оказывает помощь только самым близким, в Тему не всегда приходят из интереса и желания попробовать. А для простых обывателей они все — фрики без разбора, да такие, что клеймо негде поставить.       — Тшш, — Юнги целует его в шею, — забудь про все. Мы поможем.       Он продолжает, невесомо касаясь губами жгущейся виски кожи. Не удержавшись, начинает вылизывать, бесстыдно смакуя смешавшийся вкус алкоголя и старшего на своем языке. Руками гладит по животу, груди, скользя выше и выше, начинает медленно, томно двигаться на его бедрах.       — Ты сегодня настроен просить? — ласково шепчет Сокджин, чувствуя руки, стаскивающие с него штаны. Поднимает задницу, машинально придержав шумно вздохнувшего Мина за талию — и ловит его такой пьяный, поплывший взгляд. — Ох, детка…       Намджун протягивает руку, чтобы развернуть лицо их хена к себе, и впиться в его губы жадным поцелуем, пока Юнги скатывается вниз, глухо ударяясь о ковер коленями. Твердые пальцы давят на подбородок, и Сокджин послушно раскрывает губы, чтобы позволить Намджуну засунуть язык ему в рот. И сдавленно стонет, когда жар еще одного рта оказывается на его члене.       Юнги не стесняется, делает что хочет, облизывая и полностью беря пока еще мягкую плоть. Придерживает его дернувшиеся бедра в тот момент, когда задевает зубами крайнюю плоть, с восторгом чувствует на языке твердеющую горячую тяжесть и знакомый терпкий вкус.       — Джу-уни, — просит Сокджин, вцепляясь в диванные подушки. Чувствует, как Намджун усмехается в поцелуй, а потом на шею ложится знакомый тепловатый материал.       Его любимый замшевый чокер.       Сокджин вскрикивает, когда Мин у его ног двигает головой жестче, хватается за его раскрытые бедра, чтобы притянуть к себе. Намджун отпускает его и обходит диван, чтобы вздернуть Юнги с пола и усадить обратно старшему на колени.       — Ты не рано разделся? — смеется тот, ощущая ладонями теплую кожу вместо штанов. — Что это тут у нас?       — Джин, — выдыхает Мин, пока Намджун придерживает его, а Сокджин вставляет два пальца в его мокрую задницу, осторожно разминая. Края легко и быстро поддаются, и вскоре Юнги принимает уже четыре, весь подобравшись вперед и крепко зажмурившись.       — Кто-то проказничал, — Сокджин прикусывает его за шею, пока Намджун, обхватив руками за бока, направляет Юнги прямиком на член. — Кто-то был своенравным…       — Глубже, — хрипло просит Юнги, так и не открыв глаза. Он остался в одной расстегнутой рубашке, тогда как остальные двое все еще одеты. — Хочу…       — Ты только посмотри, Джин-и, — зовет Намджун, а по телу Мина прокатывается крупная дрожь, когда он чувствует прижавшееся со спины тело. — Просто посмотри на него.       — Он заслужил, — хвалит Сокджин, чуть толкаясь вверх, в раскрывающееся на нем тело. — Он же так старается для нас, верно?       — О да, — Намджун больше не может сопротивляться желанию поцеловать Юнги. Обхватив поперек груди, он хватает его за шею и поворачивает голову, дразнясь и не касаясь чужих закушенных губ. — Попроси меня, котенок.       — Возьмете меня вместе? — Юнги выстанывает это, а у Намджуна подкашиваются ноги. — Пожалуйста, я хочу…       Они делали так раньше, но довольно давно. Это не то, что можно сотворить с ровного места, и обойтись без травм. Но похоже, кто-то не только проказничал, но и продумывал все наперед.       — Хочешь, говоришь? — повторяет Намджун, обводя пальцами анус Мина. Ему на руку просто-таки течет смазка, с каждым движением разогреваясь все сильнее. Аккуратно потянув, он проникает внутрь, приложив палец точно вдоль члена Сокджина. — Хочешь, значит…       Мин заходится грудным, тягучим стоном, когда уже два пальца массируют его изнутри, по самым чувствительным мышцам. Спину простреливает удовольствием, но Сокджин чуть смещает его на себе, и в голове немного проясняется. Он просит:       — Я очень хочу, пожалуйста, вы же сами говорили не молчать…пожалуйста…       — Тебе надо было напиться, чтобы признаться, что хочешь нас обоих? — Сокджин ласков и нежен как никогда, хрупкий и взмокший Юнги похож на лепесток лотоса — полупрозрачный, манящий, такой неземной в почти полной темноте кабинета, наполненной тяжелым дыханием, шорохом неснятой одежды и страстью. — Мы с радостью сделаем все для тебя, ладно? Только попроси.       — Я и прошу! — вскрикивает Мин под звуки хлюпающей смазки, покачиваясь вверх-вниз. Над его плечом Намджун тяжело дышит открытым ртом, но ждет, пока дело снова не дойдет до четырех пальцев. Они реально рискуют порвать его, будучи намного больше и сильнее. — Черт!       — Твое стоп-слово? — Сокджин подхватывает Юнги, и они сползают на ковер перед диваном. Да не узнает ни один из его пациентов, что тут иногда происходит после приемов. — Скажи его.       — Киото, пожалуйста, я помню, Киото, — хнычет Мин, упав старшему на грудь. Его колени уже не держат его и разъезжаются, и он чувствует, как Намджун твердо давит ему на поясницу, принуждая замереть на месте. — Пожалуйста, блять…       — Выдыхай, любовь моя, — ткнувшись лбом Юнги в плечо, Намджун вводит в него еще два пальца. Сдавленный, болезненный стон переливается в тишине, резонируя с тяжелым дыханием. — Еще, ты такой молодец…       — Вытолкни меня, — Сокджину натирает спину краем дивана, и чужая слюна течет вниз по шее. Юнги отдается им сейчас полностью, от и до, не оставляя запасных вариантов и путей отхода. — Напряги живот и вытолкни, давай, на выдохе, вот так…       Чувствуя, как Мин просто растекается по нему, Сокджин крепко обнимает его поперек торса, прижимая к себе, и целует в закушенные губы. Секунда, другая, и ему отвечают, беспорядочно и грязно, вылизывают и кусаются, и это так восхитительно, черт. Они стонут в унисон, пока Намджун скидывает рубашку и гремит ящиками.       — Все еще хочешь? — знакомый сербающий звук тюбика и грохот приземлившегося обратно на пол Намджуна немного сбивают градус желания. — Останови нас, если нужно.       — Нет, — Сокджин вытирает слезинки, скатывающиеся из уголков глаз Мина, — пожалуйста, вы же обещали, пожалуйста…       — Сейчас все будет, — Намджун осторожно разводит ноги Сокджина немного шире, закидывая их себе на бедра. Приподнимает их обоих, подтаскивая немного на себя. Переглядывается быстро над спиной Юнги со своим хеном, тот чуть кивает. Все хорошо, их Юнги в порядке. — Давай…сейчас…       Дразнящими движениями он скользит по щели между ягодиц Мина, не пытаясь проникнуть внутрь, только наводя еще больший беспорядок из лубриканта и их смешавшихся жидкостей. Все влажное, горячее и такое сносящее все разумные мысли, что Намджун чувствует, как пульс набатом бьется в висках.       Юнги тонко, высоко хнычет, тянется руками назад, наверное, чтобы ухватиться и вынудить сделать то, что нужно. Но Намджун перехватывает его запястья одной рукой, а второй прижимает свой член к растянутому вокруг члена Сокджина сфинктеру. Давит медленно, наблюдая как в слоу-мо, как головка погружается внутрь, и выдыхает со стоном от ощущения теплого, засасывающего его, жадного тела.       — Не мучай, возьми, черт, — Мин плачет в голос, не понимая, что они не зря осторожничают. Но ему так хорошо, он так хотел именно этого — отдаться, раствориться, но вечно что-то мешало в его тупой голове, а сейчас все так правильно, так нужно, он принадлежит им, а они ему, и черт, просто, еще немного боли, и все. Он навсегда будет только их, навсегда… Да, блять, да!!!       Еле слышный влажный чавк вместо шлепка кожи о кожу дает понять, что они справились. Юнги трясет от рыданий, он сжимается на их членах, судорожно, заполошно дышит и прячет лицо у Сокджина на груди.       — Поговори с нами, — нахмурившись, Намджун не собирается двигаться, пока не убедится, что все хорошо. — Слышишь? Ты в порядке?       — Я просто, — заплаканный, раскрасневшийся Юнги откидывается назад, невольно впуская глубже в себя и низко, вибрирующе стонет. — Ох, блять… Я так люблю вас, парни, вы такие…       — Балбес, — Намджун поддерживает его за бока и смеется, не удержавшись, — не пугай так.       — Джуни, не напомнишь, кто тут наш Дом? — Сокджин с намеком улыбается, по привычке подмигнув. — А то я успел забыть.       — Да, знаешь, — вторит ему Мин, хотя завтра наверняка об этом пожалеет, проведя большую часть дня на животе, — совершенно непонятно…       — Ах вот так, да? — осторожно двинув бедрами, Намджун снова хватает Юнги за запястья. — Я помню, как ты любишь, котенок. Пощады не будет.       Новый глубокий, умоляющий стон уже от них обоих заставляет Намджуна мстительно улыбнуться и толкнуться еще. И снова, задавая ритм, и с наслаждением вслушиваясь в синхронные, мелодичные и тихие у Сокджина, и грубые, захлебывающиеся у Юнги, стоны. Крепче прижав его к себе, он шепчет:       — Это все, что ты хотел?       Юнги только кивает, уже потерявшийся в ощущениях. Два члена внутри двигаются немного вразнобой, Сокджин почти не вынимает, предпочитая толкаться глубже и тянуть мягкие стенки, тогда как Намджун работает с безупречностью секс-машины, выходя почти полностью и плавно загоняя себя обратно. Без пауз, без перерыва. Будь Юнги проклят, если он не разлетится на мелкие осколки в момент оргазма.       — Нет, у тебя осталась еще одна пустая дырка, — Мин сейчас обожает и ненавидит своего Дома, серьезно. Откуда он знает обо всех его потайных кинках, блять. — Открой рот.       Мин открывает послушно, и два согнутых, испачканных в смазке пальца поглаживают внутреннюю сторону щеки. Тянут уголок рта немного вниз, под их тяжестью челюсть расслабляется и стонам и крикам уже ничто не препятствует. От осознания того, что он и правда нужен им, что они им пользуются, по телу прокатывает такой волной возбуждения, что он едва не кончает.       — Вот так, — шепот Сокджина отвлекает на себя внимание, и Мин неловко косит взглядом на него, потому что рот все еще занят, и голова отвернута в сторону. — Ты обещал помочь. Помоги хену, ну же…       — Будь хорошим, будь самым лучшим, — темнота только помогает отпустить все ненужные мысли в голове. Вместе с обволакивающим голосом Намджуна это действует как наркотик. — Постарайся для Джини, потом я позабочусь о тебе, хорошо?       Юнги пытается кивать со все еще распяленным ртом и уже сам двигается, с восторгом ощущая, насколько сильно он сейчас растянут и доступен.       — Юн-и, блять, ты молодец, — грубо впившись в его бедра, стонет Сокджин, — быстрее, черт, быстрее…       Жалобно вскрикнув, тот ускоряется, чувствуя внутри себя пульсацию чужой плоти. Это ни с чем не сравнить, когда кажется, что сейчас мир треснет напополам и ты уже не понимаешь, где кончается твое тело и начинается тело другого, когда твое удовольствие — это чужое удовольствие, когда ты проживаешь вместе с другим его ощущения, когда по бедрам течет чужая теплая сперма, пачкая все еще больше…       — Ты самый лучший, котенок, — Намджун хочет было снять Мина с Сокджина, но тот быстрым движением удерживает его на себе. Что ж, пусть так. — Кончишь для меня? Чтобы я гордился?       — Сначала ты, — обессилевший, но все такой же упрямый, сердце Сокджина сейчас разорвется от переполняющей его нежности, — Хочу, чтобы ты…       — Только вместе с тобой, — с этими словами Намджун резко подает бедрами. Если бы он не держал крепко Мина поперек живота, тот бы упал лицом вперед. Теперь его просто-напросто трахают — жестко, безжалостно, сильно, до проступивших на боках синяков и крови из прикушенной губы. — Еще немного, любимый…       Мина рвет на части, не от ощущений, а от того, что он сам, добровольно, отдается своим парням, и не прячется за приказами, необходимостью, желанием сбалансировать их отношения. Он просто хочет чувствовать их, любить их, и знать, что его любят в ответ, даже такого, слабого, покорного, с тяжелым натирающим кожу ошейником. Это так охуительно прекрасно, что он плачет и не прячет слез, как иногда бывало, а наоборот, вскидывает лицо к потолку и улыбается блаженно, чувствуя, как внутри его тела Джин снова становится твердым и таким большим, а Намджун и не прекращает просто-таки драть его, как норовистую, бесконечно любимую суку.       — Нам-му, — заикается он, когда Намджун меняет темп, прижимая его к своей груди, и редкими, медленными, но такими, черт, такими глубоки рывками, трахает его снова. Помимо этого, Мин рефлекторно двигается на члене Сокджина, и весь этот ураган просто сносит крышу. — Еще, пожалуйста, бля-ять, ещ-ще…       — Когда же ты перестанешь сквернословить, — ласково шепчет Джин, покручивая его соски между пальцами. От этого Юнги хнычет еще тоньше, и не сдерживает громкий вскрик, когда Намджун подлезает скользкими пальцами под его ошейник сзади и плавным рывком душит его, вытягивая вверх. — Ты такой славный, детка…       — Милый котенок, — Намджуну совсем не обязательно заламывать ему руки, можно просто стиснуть в объятиях, и он даже вырываться не будет. Вот еще один, совсем тайный и постыдный кинк Мина — ему так нравится, насколько он меньше и слабее обоих своих парней, что это даже смешно. Было бы, если бы не заводило до помешательства. — Готов кончить?       Юнги беспорядочно кивает головой и уже воет от удовольствия, от того, насколько он чувствительный и не принадлежащий себе. Он чувствует, как смешанные смазка и сперма стекают из него вниз по его и чужим ногам, пачкая пол и одежду, как липнет его рубашка к влажной груди Намджуна, как пульсируют и двигаются внутри него два таких прекрасных члена. Он уже не контролирует собственное тело, его трясет и колени едут по ковру, горя от трения, но Сокджин заботливо подкладывает под них свои ладони. Он тоже уже немного не здесь, срывается с ритма и откидывается назад, гортанно постанывая на каждое движение Намджуна, резкое или нет.       — Не смей, — зло приказывает Юнги его Дом, и надо бы обозлиться, взбрыкнуть, но наоборот — волна чистого, прозрачного желания подчиниться приводит его в экстаз. Он уже не может ни кричать, ни рыдать, и просто тихо вздрагивает, принимая все, что они с ним делают. Потому что верит, верит и знает, что ничего по-настоящему плохого с ним просто не может произойти.       Только не в руках этих двоих, никогда.       Он не успевает испугаться, когда внезапно подлетает в воздух, и оказывается лежащим лицом на животе у Джина, с выставленной для Намджуна истерзанной задницей.       — Возьми в рот, — тихо просит старший, умоляюще смотря на него, и у Мина просто нет сил отказать.       Он даже не облизывает, сразу берет до громкого хлюпа по самые яйца — все давно уже мокрое. Сокджин счастливо стонет, мягко поглаживая его по затылку, пока Намджун сзади не произносит:       — Вот теперь-то мы тебя выебем, котенок.       У Мина на глазах выступают новые слезы, и хрен разберет — потому что ему дали то, что ему было нужно, или от того, насколько глубоко в горле чужой член. Рука на затылке не дает отстраниться, не дает вдохнуть, не дает никакой свободы и выбора тоже, и это ровно то самое, чего Юнги так хотел и так боялся.       Он не принадлежит себе. Он их со всеми потрохами.       Ох, бля-ять.       В следующий момент он хрипит и сипит, когда Намджун, поставив его на колени и грубо надавив на спину, действительно буквально ебет его, так сильно и мощно, что Мин чувствует, как проступают синяки на бедрах, а изо рта слюна сбегает Сокджину на пах. Потому что он не может контролировать буквально ничего, даже то, закрыт его рот или нет, пока Намджун сзади.       И становится совсем хорошо, когда Джин бездумно подает бедрами вверх, все так же придерживая его голову, даже не стараясь попасть в ритм Намджуна.       Единственное, что Мин помнит сейчас краем сознания — что если надо прекратить, нужно три раза сильно ударить раскрытой ладонью по чему угодно. Но даже если он грохнется в обморок от удушья, он не посмеет остановиться.       Потому что это как воплощение его лучшей эротической фантазии.       Какого вообще черта он так долго ждал?!       Юнги больно от жестоких, грубых движений Намджуна, глотка сжимается вокруг горячего, скользкого члена Сокджина, большая ладонь под животом на дает рухнуть на пол, но бедра уже давно трясутся и отказываются держать, так что пофиг. Все, о чем он сейчас может думать — о второй руке своего Дома, что держит его за кадык, пальцами прослеживая движение в горле. О таком красивом, блестящем от пота лице своего хена, который, запрокинув голову, просто-напросто трахает его сейчас в рот, не вынимая, не давая отстраниться, двигая его головой так, как хочется. О горячем, сильном теле Намджуна, который прижимается к нему, накрывает его собой, берет его, пока Сокджин пользуется им. О том, что он, по сути, плачет-то сейчас не от боли, а от счастья.       — Блять! — Сокджин вынужден выкрикнуть это, потому что Мин впился ногтями ему в бока, пытаясь хоть как- то заземлиться. Толкнувшись еще несколько раз, он кончает снова, удерживая Юнги на себе до тех пор, пока судорога не отпускает сведенные руки, а потом расслабленно откидывается назад. Край толстовки, пояс штанов, живот, пах — все перепачкано, потому что Юнги не захотел глотать. — Черт…       — Вылижи его, — над ухом гулкий приказ, и Мин чувствует, как Намджун медленно двигается из его тела, крепко схватив его за ягодицы, чтобы не пропустить ни одной детали. Чтобы видеть все в мельчайших подробностях, хоть здесь и темно, но Юнги уверен — от стыда за то, как он себя ведет, у него даже задница горит розовым. — Джин-и, сними верх, дай ему место.       — Я не… — возражение обрывает шлепок, сильный и точный. Юнги поднимает глаза на своего хена и не может не простонать — заласканный, полуобнаженный Сокджин это просто его тайный фетиш. — Джун!       — Сэр, — напоминает Намджун, отвесив еще шлепок, по тому же месту. Мин под ним дергается, пытаясь неосознанно соскочить с члена, уйти от позорных ударов, но твердая хватка на талии не оставляет шансов. — Я жду. Хорошие котята исполняют то, что им приказали.       Снова подняв взгляд на старшего, Юнги колеблется сотые доли мгновения. Но этого хватает, чтобы Сокджин протянул руку, стер немного семени с уголка его рта и поднес к собственным губам, чтобы слизнуть.       Стонущий крик совпал с жалобным всхлипом, когда Намджун на секунду потерял самообладание и рванулся вперед так, что Юнги все-таки рухнул лицом вниз.       Они доигрались.       — Давай, Намджуни, — искушающе улыбается Сокджин, — завтра я сам буду носить его по дому. Сделай это.       Намджун словно в каком-то трансе оглаживает спину Мина, спрашивая:       — Цвет, любимый?       — Да выеби ты меня уже! — скулит Юнги, потому что в жопу ваши сигналы и разумность, он сейчас просто умрет, если Намджун провозится хоть немного дольше. — Пожалуйста! Просто! Блять! А!..       Он не может даже закончить фразу, потому что его рывком переворачивают на спину, его голова приземляется на живот Сокджину, прямо в тот беспорядок, что они развели, а потом так же резко он съезжает вниз, чувствуя, как задирается под спиной рубашка, а ноги уже раздвигаются под чужим напором.       В следующую секунду все становится неважным, потому что на горло прямо поверх ошейника ложится ладонь Намджуна. И сдавливает.       Юнги хрипит, когда Его Дом подхватывает его под колено, толкает вверх, чтобы раскрыть его еще шире для себя. И берет, жестко и сразу, сильным толчком выбивая последний воздух из легких.       — Сам хотел.       Это последнее, что он слышит, прежде чем Намджун принимается за него всерьез. И есть в его движениях что-то животное, дикая звериная сила, с такой рваной неудержимостью сейчас все происходит, что становится понятно — так хотелось не только Юнги.       Расслабленный, умиротворенный Сокджин ласково смотрит на них двоих, распростертых на полу, почти у него на коленях, и внезапно добавляет масла в это пожарище:       — Позже трахну тебя так же. Обещаю.       Юнги кричит, срывая голос, его спина выгибается так, что поясница отрывается от пола, ноги сами подтягиваются выше и обхватывают Намджуна за талию. Пятками он исступленно давит вниз, до рези в мышцах сводя колени, чтобы получить больше, сильнее, глубже, жестче…       Намджун врезается в него, впившись пальцами в его задницу, и разведя ягодицы шире, чтобы до влажного чавка, чтобы летели брызги и капельки смазки от той силы, с которой он трахает своего маленького милого саба, чтобы звук шлепков было слышно даже его лучшему другу в гостевой спальне внизу, чтобы…       Это безумие. С ними никогда такого не было, Джун всегда берег старшего, обращаясь с ним аккуратно и мягко, зная, на что сам способен вот в таких случаях, когда срывает последний контроль. Но, черт, как же это сладко, как наконец-то просто, сука, прекрасно, взять и выебать до рыданий и заикающихся просьб не жалеть его одного открывшегося им, уязвимого, но такого сильного парня.       Юнги плачет, просит о чем-то, захлебывается рыданиями и держится, обнимает чужую шею, плотно кольцом рук, стискивая, чувствуя, как совсем о нем не думая, Намджун впился зубами ему в плечо и сбивающимися, неритмичными толчками двигается внутри него, изо всех сил стискивая его тело в объятиях, не желая делить его ни с кем.       Он не понимает, когда рука с шеи перемещается на его ладонь, переплетает пальцы. Не чувствует грубого, страстного поцелуя на шее — позднее там расцветет темно-лиловый засос, и он будет трогать его перед зеркалом в ванной, невесть чему улыбаясь. Не ощущает даже собственного тела, но прекрасно осознает так долго не наступавшее чувство.       Сабспейс.       Голоса его парней доносятся как через толстое стекло, он медленно кивает на простые вопросы, не замечая, что опаздывает на десяток секунд с ответом. Его поднимают на руки, осторожно обтирают, несут в спальню, укладывают рядом с собой в постель — ничего нового.       Но шепчут тихо, о том, что любят, и что он невероятный, и как же им повезло.       Ошейник он снять не дает и так и засыпает в нем, несмело улыбаясь. Наутро будет покрасневшая растертая полоса с впадинками от заклепок и пряжки, ни спрятать, ни замаскировать.       Ну и пусть.