ID работы: 9911723

Помни, ты хотел этого

Слэш
NC-17
В процессе
1362
автор
Размер:
планируется Макси, написано 259 страниц, 32 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
1362 Нравится 475 Отзывы 489 В сборник Скачать

Он захотел

Настройки текста
Примечания:
      — Ким-сонбэнним, мы можем поговорить?       Сокджин давится водкой и недоуменно смотрит на Чимина. Потом все-таки спрашивает:       — Это настолько серьезно, что требует формального обращения?       — Я…не знаю, с кем еще поговорить, а к незнакомому терапевту я не пойду, — младший теребит край мягкого голубого свитера, пытаясь справиться с волнением.       Сокджин думает пару секунд, потом хватает начатую бутылку и предлагает:       — Давай поднимемся ко мне в кабинет. Там поспокойнее.       Ни один не замечает, что Хосок провожает их тревожным взглядом.       Чимин на самом деле рад, что знаком с Намджуном. Что у Намджуна есть такой замечательный парень, который специализируется на различного толка девиациях в клинической психологии. Главное, не вспоминать, как этот самый парень кончал на его глазах, связанный и подвешенный. Или как он сам делал то же самое перед его бойфрендом.       На самом деле, это сводит его с ума. Это и еще кое-что.       — О чем ты хотел поговорить? — стакан Сокджина полон льда и алкоголя там совсем немного, особенно если еще учесть содовую. Пятничная вечеринка определенно зашла не туда, но Намджун настаивал, что для нормальной работы в дальнейшем Хосоку и Техену придется как-то контактировать. Лучше уж они поцапаются пару раз под присмотром, выяснят все и будут нормально работать, чем оставят какие-то обиды невысказанными висеть в воздухе.       — У меня вопрос, — Чимин теперь наматывает рукава на пальцы, его руки мелко подрагивают. — Ты меня ненавидишь?       — С чего мне?.. — Сокджин не договаривает, но это и не надо. Чимина как прорывает.       — Намджун помогал нам с Хосоком, ну тогда, — он так очаровательно смущается, это так мило, боже. — Как ты можешь быть уверен, что все, что рассказал тебе Намджун, правда? Как ты можешь так спокойно к этому относиться? Как ты вообще живешь с осознанием того, что тебе нужно делить любимого человека с кем-то еще? Почему ты на это соглашаешься? Намджун говорил мне, что ни ты, ни Юнги не были против, но у меня в голове это не укладывается! Я чувствую себя виноватым, я вижу между вами какую-то ссору, это все из-за меня…       Сокджин честно старается не смеяться. Хосок говорил, что Чимин ровесник Тэхена, но он такой до невозможности миниатюрный, что кажется гораздо младше. Но вместе с тем — кажется Сокджин начинает понимать, что кто-то тут херовый доминант.       — Чимини, — младший вздрагивает и сжимается под его взглядом. — Чимин. Так лучше, да? Никаких уменьшительных имен, хорошо, я понял. Ответь мне, прежде, чем мы начнем разговор по душам — ты жалеешь о том, что произошло?       Не поднимая на него глаз, младший неуверенно мотает головой.       — Почему тогда ты чувствуешь себя виноватым? — осторожно уточняет Сокджин, допивая водку и наливая себе еще.       — Вы почти не смотрите друг на друга сегодня, — Чимин говорит тихо-тихо, комкая подушку на коленях. Свой кабинет Сокджин обставлял как рабочий, а строгий небольшой диван и кресло — сердце этого кабинета. — И Хосок говорил, Намджун почему-то злой в последнее время. Он переживает, а вместе с ним и я. Я не хотел, чтобы так получилось. Я хотел просто…просто сделать Хосока чуть-чуть счастливее, но наверное, не стоило. Это все грязно и неправильно, зря мы…       — Так, стоп, — стакан глухо ударяется об стол, Сокджин поспешил его поставить. Да и черт с ним. — Во-первых, если — слышишь, если, хотя я не понимаю, в чем это может выражаться — ты и виноват, то вина принадлежит не только тебе. Помимо тебя в сцене участвовали два взрослых доминанта, которые больше пяти лет в Теме и обязаны были все предусмотреть. Поэтому прекрати винить себя. Во-вторых, почему ты думаешь, что мы в ссоре?       — Вы едва сказали друг другу пару слов за вечер, — Чимин очень старается, чтобы его голос не дрожал. — И Намджун куда-то уводил тебя недавно, и вы вернулись злыми и встрепанными, вы наверное, поругались…       — Ты так любишь себя накручивать, малыш, — младший вздрагивает снова, и Сокджин мысленно приказывает себе придержать язык. — Извини. Хочешь узнать, почему на самом деле Намджун такой злой?       — Почему?       — Потому что Юнги отобрал у него пульт от виброяйца, которое сейчас во мне, — мягко улыбается Сокджин, а у Чимина глаза напоминают два блюдца. Сопоставить рассказ о проведенной сцене с краснеющим от упоминания эротической игрушки парнем очень сложно. Но в тихом омуте, как говорится… — И Намджун ожидаемо вспылил, потому что любой такой выверт выводит его из себя. Он ненавидит, когда Юнги меняет сценарий игры по ходу. Но мне больше интересно другое. Что рассказывал тебе Хосок о Теме?       — Ну, — через смущение и заикание, но им придется это проговорить. А позже Сокджин обязательно оторвет Хосоку яйца за такую безалаберность. — Мы говорили, конечно. Обсуждали, что можно делать, что нет. Что мне нравится. Хосок ввел для меня несколько правил и обговорил их со мной. Много раз объяснял мне, что если я не хочу делать что-то, о чем он просит, то не нужно. И терпеть не нужно, если он делает со мной что-то, что мне не нравится. И стоп-слова, еще в первую нашу сцену. Ну и остальное…       — Так, хорошо, — может быть, яйца Хосока и вне опасности. Пока. — А вы играете постоянно или только в определенное время?       — Играем? — Сокджин кивает, и до Чимина доходит. — Нет, мне нужно выполнять его приказы, только когда идет сцена. В остальное время он ведет себя как обычно.       — А ты бы хотел Игры на постоянной основе?       — Я не уверен, — Чимин снова отводит взгляд, нервно кусает губы. — Я очень хочу, но боюсь, сам не понимаю себя. И не знаю, как попросить. Но я доверяю ему и знаю, что он не допустит, чтобы со мной хоть что-то случилось. Но знаешь, я иногда боюсь своих желаний, потому что…       — Потому что считаешь их неправильными, — это даже не вопрос. Картина классическая, Сокджин сам был таким хорошим мальчиком, который с сопротивлением принял себя настоящего. Когда с детства в голову вдалбливают что «мужчина должен» и «ты же парень, это отвратительно!», невероятно сложно признаться себе, что отдаваться куда слаще, чем брать. Особенно если при этом ты отдаешь предпочтение мужчинам.       — Откуда ты знаешь? — испуганно и тихо, словно Чимин в одной комнате с призраком. В его карих глазах Сокджин видит самого себя много лет назад.       — Послушай, — он раскрывает руки, и помедлив немного, младший все же идет к нему в объятия. За прошедший месяц они сблизились, и это ощущается комфортным. — В свое время мне этого никто не сказал, поэтому я рад, что могу сказать это тебе сейчас.       Чимин только прижимается ближе к нему, вцепившись в руку.       — В сексе нет правильного и неправильного. Есть только то, что нравится тебе и партнеру. Если ты любишь боль, а партнер любить ее причинять — все нормально, пока это происходит добровольно и вы оба хотите этого. Если ты любишь бондаж и грубый секс — это тоже нормально, если твой партнер добровольно соглашается на это и тоже получает удовольствие, когда берет тебя, обездвиженного и беспомощного.       — Хен, блять, прекрати, — еле слышно просит Чимин, но Сокджин его игнорирует.       — У меня с Намджуном и Юнги долгие, выстраданные отношения. Мы говорим и обсуждаем очень много. Намджун, прежде чем согласиться помочь Хосоку, спросил нас обоих, что мы об этом думаем. Не будем ли против. Мы согласились, потому что видели, как это важно для него. Единственное условие, которое Юнги поставил — Намджун не коснется тебя больше необходимого, а в идеале обойдется вообще без какого-либо контакта. Понимаешь, мы оба верим ему. Верим настолько, что он просто дал обещание — а мы дали свое согласие. Потому что это было важно для него. Потому что мы посчитали это важным, понимаешь?       — То есть, — Чимин слегка приподнимается, чтобы заглянуть старшему в лицо, — это не Намджун захотел и сделал, а вы трое?       — Можно и так сказать.       — Тогда, — Чимин медлит немного, прежде чем сказать, — тогда я не сделал ничего плохого.       — Но зато такой повод пострадать, — шутит Сокджин, и Чимин смеется облегченно вместе с ним.       Они болтают еще о чем-то, пока взгляд Чимина не цепляется за тонкий замшевый чокер на чужой шее. Он осторожно спрашивает:       — Джин-хен, а в какой момент ты захотел ошейник?       — О, — Сокджин смущенно цепляет пальцами мягкую полоску ткани, — я не уверен, что могу ответить на этот вопрос. Спроси о чем-нибудь другом?       — Тогда, — вдруг хитро прищуривается Чимин, — почему ты так спокоен, когда у тебя внутри это?       Сокджин удивленно пялится на него, онемев от неожиданности. Потом решает, что ответ поможет младшему разобраться в отношениях между домом и сабом, и поясняет:       — Намджун наверняка заметил, что ты взволнован и зачем-то увел меня от всех. Я просил никогда не ставить меня в неловкое положение, поэтому Юнги просто отключил пока вибрацию. Мы ведь можем говорить о чем-то серьезном, а игра помешает мне сосредоточиться.       — А…а, если бы они не заметили? — настроение у младшего определенно выровнялось, вон как улыбается.       — Скажи, а Хосок мог бы не заметить?       Чимин задумывается, замирая, потом уверенно говорит:       — Никогда. Он бы никогда не допустил, чтобы я почувствовал себя некомфортно.       — Вот тебе и ответ, мелкий. И про ошейник, и про игру в режиме нон-стоп, — Сокджин щурится довольно, пересаживаясь поудобнее. Даже если игрушка и выключена, чувство заполненности и текущий лубрикант никуда не делись. Про эрекционные ремешки младшему тоже знать необязательно. — Пойдем обратно?       — Давай допьем сначала? Хочу еще немного подумать.

***

      Они возвращаются в гостиную, и Хосок тут же тянет младшего к себе. Усаживает рядом, сует в руки стакан и спрашивает тихо, наклонившись совсем близко:       — О чем секретничали?       — О том, что было, — Чимин встречает взгляд старшего и поясняет. — Я переживал, что по моей просьбе Намджун оказался втянут во все это. Это ведь было необязательно, мы со временем могли и сами справиться…       — Малыш, — Хосок пропускает руку под его колени, второй обнимая за плечи, и легко поднимает, сажая боком на собственные бедра. Обвивает руки вокруг чужой талии, продолжая, — На самом деле, я благодарен тебе. У тебя хватило смелости на то, на что я не решался.       Чимин смотрит на него непонимающе, а Хосок кивает:       — Да, благодарен. Ты дал мне повод еще больше восхищаться тобой. Гордиться, если хочешь. Ты не побоялся требовать у меня то, чего хочешь. и открыто говорить об этом. Я бы так не смог. Я и не смог, знаешь?       — Вообще-то он прав, — Чонгук, сидящий с ними на диване, лениво продолжает, — человек, который знает, чего хочет, достоин внимания.       — Мы немного не о том, — нервно уточняет Чимин, отпивая виски, чтобы хоть как-то отвлечься.       — Я слышал, — все так же лениво подтверждает брюнет, а потом обращается к Тэхену, сидящему на полу у его ног. — Верно ведь?       — Конечно, — тот хоть и не на коленях, но Чимин весь вечер задается вопросом, почему. — Я тоже так думаю.       — Хен, — вдруг жарко шепчет Чимин на ухо старшему, — а каково это, когда пара играет все время?       — Что ты имеешь в виду? — внезапно охрипшим голосом переспрашивает Хосок.       — Ну, — Чимин наклоняется еще ближе и шепчет, задевая губами влажную кожу на шее старшего, — когда не от сцены к сцене, а всегда? В кино, в магазине, с друзьями…родителями?       Хосок пытается прокашляться, задохнувшись, а Сокджин тихо хихикает, наблюдая за ними с соседнего кресла.       — Ты хочешь того же или тебе просто интересно? — спокойно уточняет Хосок, и есть что-то в его тоне. Низкое.       — Я хочу, — подтверждает младший. Хосок только прикрывает глаза, стараясь дышать ровно. В голове проносятся десятки вариантов того, как его сладкий мальчик может поступить в совершенно обыденных ситуациях, и только они двое будут знать, что это значит. Но сначала…       — Чимин, — старший серьезен, как никогда, — мы вернемся домой и обсудим это. Хорошо?       — Хорошо, — неслышно шелестит в ответ.       Уже когда они собирались домой, Хосок незаметно дернул Намджуна в сторону и сказал:       — Спасибо. Сокджин просто гений.       — Помогло?       — Думаю, да, — Хосок улыбается искренне, это видно. — Надеюсь, мне скоро будет, чем похвастаться.       Намджун только улыбается уголком рта и закрывает дверь за последними гостями. Хихикая и негромко переговариваясь, Чимин и Хосок спускаются по лестнице, это слышно даже через дверь. Обернувшись на своих парней, Намджун зло приказывает:       — В спальню. Оба. Сейчас же.

***

      В Чимине булькает примерно три стакана хорошего виски с содовой, и этого более, чем достаточно, чтобы заявить, переступив порог родного дома:       — Хен, я хочу, чтобы ты постоянно был моим хеном!       — Ты сейчас о чем? — Хосок снимает с него пальто, придерживая за талию.       — Ну я же говорил тебе раньше! — младший чуть не топает ногой от недогадливости своего парня. — Я хочу, чтобы ты был со мной более властным. Всегда. Чтобы говорил, что делать, и принимал за меня решения, и вообще…       — Малыш, ты просишь о ДС-отношениях лайфстайл, — устало вздыхает Хосок, поднимая его на руки и неся в гостиную. — Ты уверен?       — Да! — Чимин смеется и цепляется за него, не желая отпускать. — Мы просто поговорили с Джин-хеном…       — Чимини, ты слишком много выпил, давай завтра продолжим разговор, — Хосок осторожно освобождает его от одежды. — Хочешь в душ?       — Не уходи от разговора, — цепкая ладонь хватает его, принуждая сесть рядом, — я не настолько пьян, тебе кажется. Просто это развязало мне язык.       — Хорошо, — Хосок сдается в очередной раз, поражаясь упрямству мальчишки, — тогда на колени.       Чимин замирает на секунду, но быстро соскальзывает на пол, принимая уже привычную позу. Голова ясная и сознание чистое кристально, как будто он не пил. Вспоминается что-то из курса биохимии, где им рассказывали, что адреналин глушит опьянение и нейтрализует его. Блять, о чем он вообще думает? Чимин встряхивает головой и смотрит в пол, ожидая дальнейших указаний.       — Сколько ты выпил? — Хосок сидит перед ним, тяжело уперевшись локтем в колено и не отводя пристальный взгляд.       — Три, — Чимин неосознанно облизывает губы, — последний, когда вернулся с Джин-хеном.       — Тогда никаких сессий сегодня, — вывод старшего звучит как приговор. — За твое поведение тебя ждет наказание, и начнется оно в субботу утром. У тебя же там будет два свободных дня, никаких планов?       — Да, — во рту пересыхает от предвкушения, а сердце гулко бьется в ушах.       — Да?.. — Хосок хватает его за подбородок, заставляя поднять голову и встречаясь взглядом. Что уж там видит младший, неизвестно, но его кадык дергается под рукой и он хрипло повторяет:       — Да, хен. Я свободен.       — Отлично, — подушечкой пальца старший скользит по чужим приоткрытым губам, давит слегка, не позволяя им сомкнуться. — До этого момента не сметь прикасаться к себе.       — Не буду.

***

      Начинается все не в субботу утром.       В пятницу, сидя с ноутбуком на кухне, Чимин видит старшего, заходящего домой с пакетами в руках и теряется, когда слышит:       — Помоги мне!       Опомнившись, он забирает все у Хосока, начинает разбирать покупки, и среди продуктов и средства для чистки кафеля находит это. Держит в руках, не зная, куда деть и как вообще реагировать, но вещь забирают у него из рук, и Хосок небрежно кидает, не оборачиваясь:       — Закончи все, чем занимался, приготовься и я хочу видеть тебя в спальне через полчаса. Время пошло.       Чимин не знает, что и думать, но проверяет, все ли сохранил, и идет в душ.       Немногим позже, он стоит у изножья кровати, вцепившись в полотенце и не зная, что он должен сделать, ведь прямого приказа не было. Потом все-таки дергает с себя ненужную тряпку, отбрасывает ее в сторону и встает коленями на пол, скрестив руки за спиной.       В спальне тихо, из открытого окна доносится редкий шум проезжающих машин, ветер со звоном гоняет пустые бутылки, доносится чей-то разговор и смех. Минуты идут одна за другой, тело затекает, но Чимин не шевелится, боясь все испортить. Он прикрывает глаза и ждет, пытаясь расслабиться.       Наконец в спальню входит Хосок. Он что-то несет в руках, завернутое в полотенце и негромко спрашивает, останавливаясь перед младшим:       — Ты готов?       Чимин молча кивает, не поднимая глаз. И получает звонкую пощечину, от которой слезы сами собой выступают на глазах.       - Еще раз. Ты готов? — они стали играть гораздо жестче после первого сабспейса, но Чимин не против. Совсем не против.       — Да, хен, я готов, — голос хриплый, а лицо наливается жаром с той стороны, куда пришелся удар. К утру ничего не будет. Никаких следов.       — Тогда подними руки за голову и встань.       Одним слитным движением Чимин выполняет сказанное. Хосок одобрительно кивает — он помнит первые неловкие попытки, и падал младший тогда гораздо чаще, чем вставал.       — Закрой глаза, — следует новый приказ. Чимин повинуется, кусая губы от предвкушения, и тут же вскрикивает, когда Хосок делает то же самое. — Прекрати. Следующие два дня так могу делать только я. Понятно?       — Да, хен, — не открывать глаза. Не было разрешения.       Где-то в животе тянет предвкушением, и мышцы сводит приятным ожиданием. Чимин понимает, что заслужил наказание, требуя от Хосока действий без обсуждения, и его поведение в гостях у Намджуна тоже оставляло желать лучшего. Но он готов. Готов принять все, что бы Хосок ни захотел дать ему.       По комнате расползается терпкий запах ванили, старший, судя по звуку, копошится с чем-то у прикроватного столика. Чимин ориентируется только на слух, чувствуя себя беспомощным. Хочется застонать, пошевелиться, привлечь внимание хоть как-нибудь, но не в его положении своевольничать сейчас, поэтому он просто продолжает стоять и ждать. Хотя чувствует, как начинает возбуждаться.       За спиной слышатся шаги, и внезапно по расщелине между ягодиц скользят грубые пальцы. Ныряют в его тело, заставляя вздрогнуть, а Хосок насмешливо уточняет:       — Зачем же было так стараться?       Что-то большое, теплое и скользкое, прижимается к его дырке, дразня круговыми движениями. Чимин невольно подается назад, на эту нехитрую ласку, но слышит очередной приказ:       — Не двигайся и расслабься.       Послушно замирает, позволяя делать с собой все, что угодно. Сфинктер растягивает очередная игрушка — серьезно, у Хосока их больше десятка, и все для бедной задницы младшего. Чимину прекрасно знакома эта, конической формы с ножкой толщиной в три четверти дюйма. И красивым кристаллом на ручке, куда же без него.       Он беззвучно шипит, все так же не открывая глаз и держа руки за головой. Дышит медленно и ровно, пока втулка не входит в него полностью, высекая звездочки на обратной стороне век. И слышит:       — Открой глаза и посмотри на свой член.       Чимин смотрит, но внимание на себя оттягивает другое. Хосок аккуратно расправляет застежки и предлагает:       — Я могу и не надевать это на тебя. Одно твое слово, и я уберу это.       — Что это? — Чимин не боится, это видно. Это зеленый свет.       — Пояс верности, — не встречая явного отказа, Хосок осторожно крепит на нем приспособление, укладывая член младшего в своеобразную клетку и проверяя фиксаторы вокруг мошонки. — Следующие два дня ты будешь носить его постоянно. Я хочу, чтобы ты помнил, кому принадлежит твое удовольствие. Хочу видеть, как ты будешь умолять меня дать тебе кончить. Есть неприятные ощущения?       — Нет… — настолько растерянным Хосок не видел Чимина очень давно. — А…а как ходить в туалет?       — Как обычно, — невозмутимо пожимает плечами старший. — В душе я буду с тебя его снимать, чтобы ты мог нормально помыться. А теперь давай спать.       — Спать? — заглушить панику в голосе не удается, да Чимин и не старался. В нем, блять, здоровая игрушка, между ног болтается закованный в броню член, и он должен просто уснуть?       — Конечно, — старший уже скинул свой шелковый халат и растянулся на свежих простынях. — Давай уже, иди сюда.       Чувствуя себя идиотом, Чимин медленно расцепляет руки и укладывается в постель. Каждое движение сдвигает втулку внутри его тела, отчего его член начинает наливаться кровью. Но вслед за возбуждением следует боль — адская задумка Хосока предстает во всей красе. И так два дня?       — Хосок-и, — стонуще просит Чимин, глядя в темноту спальни, — хотя бы вытащи пробку из меня.       — Нет, малыш, — кончик пальца проскальзывает между металлическими прутиками, щекоча влажную головку, и Чимин хнычет утыкаясь лицом в подушку. Еще никогда он так быстро не переходил от предвкушения к готовности упрашивать, чтобы его трахнули прямо сейчас. — Я хочу взять тебя с утра, пока ты спишь, и не хочу навредить. Так что повернись на бок и засыпай, как хороший мальчик.       — Да, хен, — он отвечает невнятно, из-за того, что все еще не выпустил уголок наволочки изо рта. В паху все тянет и пульсирует, к спине прижимается Хосок, и Чимин просто отдается происходящему. С ним никогда не сделают ничего плохого. Точно не Хосок.       Это будут очень долгие выходные.              Чимин очарователен во сне.       Он спит на животе, подтянув одну ногу к груди и крепко обнимая подушку. Губы приоткрыты и под щекой виднеются пятнышки впитавшейся слюны, волосы в беспорядке, а брови строго нахмурены, будто он решает сложную задачу во сне.       Просто очаровательно.       Хосок медленно проводит ладонью снизу вверх, от полного, налитого мышцами бедра до выступающей лопатки, собирая пижамную рубашку складками. Садится на постели, как раз на удачно вытянутую ногу младшего, и плавно снимает с него штаны.       Белья естественно нет, и Хосок не отказывает себе в удовольствии обхватить чужую мягкую задницу, продавить плоть меж пальцами, чтобы кожа налилась красным и остались чуть заметные следы от ногтей. Чимин ворочается недовольно, и Хосок видит уголок подушки, подложенной под живот.       Хитрый мальчик облегчил задачу своему хену.       Все так же медленно старший разводит чужие ягодицы, чутко прислушиваясь к дыханию своего малыша. Берется за ножку пробки, уже чувствуя, насколько податлива дырочка под его пальцами, как нежен и воспален ярко-розовый растянутый вход. Покачивает, положив одну ладонь на расслабленно прогнутую поясницу, и по миллиметру тянет на себя, долгим, плавным, невыносимо тягучим движением вынимая игрушку.       Чимин плаксиво бормочет во сне, вздрагивая под его рукой.       Хосок аккуратно толкается членом прямо к манящей, чуть сокращающейся дырочке. Проезжается поверх, бедра Чимина дергаются, будто пытаются поймать в сладкий плен. Потирается набухшей красной головкой, просто приставляя к алчущему заполненности телу. И его Чимин, его прекрасный саб, сам подается назад, пропуская в себя его член.       Старшему нужна секунда передышки.       Спустя нее он одним мощным, резким толчком бедер врывается в расслабленное, все еще спящее тело Чимина. Тот даже не вскрикивает, всего лишь невероятно широко распахивает глаза и открывает рот, желая что-то сказать.       Но ему на язык уже ложится пробка, которую Хосок так и держал в руке.       — Доброе утро, малыш, — толчки редкие, медленные, но до одури глубокие, Чимин чувствует их всем своим существом. Игрушка не дает сомкнуть губы, и смешанная со смазкой слюна течет по его лицу, пока ладонь Хосока разворачивает его голову, властно прижимая щекой к постели. — Нравится просыпаться, будучи моей игрушкой?       Утробный, гортанный стон становится ему ответом, и Хосок убыстряется, сильнее вдавливая чужую голову в подушку.       — Ощути себя принадлежащим мне, Чимини, — наклонившись, он шепчет самые грязные вещи, что хранил в уголке своего сознания, не осмеливаясь предложить младшему, — моим послушным, хорошим мальчиком, что так идеально принимает мой член. Хочешь быть моим, прелесть?       Чимин мелко кивает, его глаза крепко зажмурены, а в кулаках намертво зажата простынь. Член Хосока двигается в нем с безжалостностью отбойной машины, кровать вздрагивает от сильных, размашистых движений. Каждый толчок в его задницу словно призван выебать из него душу, которая все равно всецело принадлежит лишь одному мужчине.       — Сожмись, для меня, детка, — рычит старший, больно впиваясь пальцами в его бедра. Чимин послушно выполняет то, что ему приказали, попутно поворачиваясь на бок для удобства. Пояс верности тяжело лежит на бедре, яйца неимоверно ноют, тяжелые и налившиеся семенем, и крохотная лужица под ним говорит гораздо больше о его желании кончить, нежели рот, занятый крупной пробкой.       Которую он всю ночь грел внутри своей задницы.       Чимин визжит, выгибаясь над постелью, когда Хосок поворачивает его еще немного, закидывает одну его ногу на себя и коленом толкает другую, принуждая согнуть ее и подтянуть к себе. Настолько глубоко еще не было, или было, но младший не может вспомнить, потому что прутья больно передавливают головку и ремешки, наверное, сейчас не выдержат и лопнут, но…       Но примерно этот момент выбирает Хосок, чтобы подхватить его за бедра и оторвать от постели, наваливаясь всем своим весом и мощно втрахиваясь в него, абсолютно не жалея и не заботясь о том, чтобы доставить ему хоть малейшее удовольствие.       Все, что ему остается — это принимать, чувствуя себя жалким, использованным телом, простой дыркой для удовлетворения похоти. От этой мысли Чимин возбуждается еще больше, слезы выступают на глазах и бессознательно он тянется вниз, чтобы немного приласкать себя, чтобы попытаться тоже урвать свое.       — Нет! — Хосок заламывает его руки наверх, удерживает одной своей за его головой, и не прекращает, даже не думает прекращать трахать его. — Кто разрешал тебе?       Лицо старшего над ним искажено злостью и желанием, потемневшие глаза жестко всматриваются в него, требуя ответа. Но у Чимина его нет. Он вообще не может говорить.       — Я решаю, когда, — Хосок накрывает его своим телом, грудь к груди, все так же не отпуская его рук из мертвой хватки, — тебе будет хорошо, — он продолжает двигать бедрами, входя на всю длину, глубоко, так максимально глубоко, что Чимин захлебывается стонами и рыданиями от того, насколько это правильно ощущается сейчас, — и будет ли это хорошо. Тебе понятно?       Еще один грубый толчок, Чимина провозит спиной по постели еще дальше, и он мычит задушенно, не соображая, что от него хотят.       — Я не понимаю, — насмешливо шепчут ему в самое ушко, а потом смыкают зубы на шее, буквально вгрызаясь в нее.       -…а-а-а! — он не подавился пробкой просто потому, что ее диаметр шире стенок горла, Чимин вообще забыл, почему не может произнести ни одного внятного слова. -…а-ар-рр-мм…       — Хороший мальчик, — Хосок сам держится из последних сил, но держится, — такой хороший для меня…       Чимин бьется под ним от непрекращающейся стимуляции, пока старший гонится за собственным оргазмом, подавляя его, распластывая, всего заполняя собой. Хосок вокруг него, на нем, внутри него, и да — чувствуя разлившееся в животе тепло, Чимин понимает, что старший кончил только что. Кончил оттого, насколько он, Чимини, был хорош, кончил прямо в него, испачкав его всего, и теперь он полностью, со всеми потрохами, существует только для него.       Накатившая усталость делает тело легким и расслабленным, и когда Хосок давит на его губы, чтобы высвободить игрушку изо рта, он лишь покорно расслабляет челюсть.       И вздрагивает крупно, когда пробка занимает свое уже почти законное место, запирая в нем чужую сперму.       — Хен… — он выдыхает это ошеломленно, но Хосок понимает.       — Хочу, чтобы ты был готов для меня в следующий раз, — ловкие пальцы старшего уже снимают с его гениталий адское приспособление, — иди в душ. И не трогай себя, понятно?       — То есть…вообще? — Чимин правда не понимает. — А как тогда?       — Давай так, — Хосок встал с постели, — я не иду тебя контролировать, а ты, если попытаешься подрочить себе и кончить, останешься без оргазмов на, скажем две недели. Идет?       Сглотнув так, что отдалось в ушах, младший кивает.       — Идет.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.