Помни, ты хотел этого

      Юнги сидит на кровати, Джин на полу у его ног. Намджун никогда не настаивал на ожидании в позе покорности, потому что для него главным было вовсе не это.       — Зачем ты это устроил? — Джин наслаждается легким массажем, в блаженстве закрыв глаза. Вопрос выходит томным и заигрывающим, все из-за игрушки и топкого, темного желания, волнами плещущегося в животе. — Опять же нарвался.       — Мне это нужно, — Юнги не прекращая перебирает пальцами по чужим широким плечам, не желая признавать вслух, что так утоляет свою жажду касаний. Жажду нежить, любить и заботиться. — Чтобы чувствовать себя не лишним, понимаешь?       — М-г-м, — не говорить же, что самый старший давно просек, что Юнги ведет себя как нелюбимый приемный ребенок, привлекая внимание своими выходками. Толку-то от нотаций, если они с Намджуном давным-давно это обсудили и сейчас как раз собирались в очередной раз лечить эту вредину. — Еще пониже, пожалуйста, вот да, тут…       Юнги улыбается и послушно разминает забитые мышцы. По-хорошему, им бы не стоило начинать сцену, но выпили они всего ничего, только в самом начале вечера, да и Намджун привычно тянул сок, отказываясь от алкоголя. Он страдал от похмелья, стоило хоть немного перебрать, поэтому предпочитал не начинать вовсе, считая, что оно того не стоит.       — Хочешь объясниться? — вспомни черта. — Что ты устроил?       — Ничего, — продолжая массаж, Юнги не отрывает взгляд от пола. Ему на самом деле стыдно немного, но так отчаянно хотелось внимания, что он просто не нашел другого способа.       — Позволь напомнить, — Намджун холодно хмурится, складывая руки на груди, — ты обманом привел меня на кухню, затем в кладовую, дрочил мне, попытался отсосать, а когда нашел пульт в кармане, просто ушел, бросив меня с расстегнутыми штанами. Я ничего не упустил?       Джин невольно оглядывается через плечо назад, на сегодняшнего смертника.       — Все правильно.       — Тогда скажи мне, заслуживаешь ли ты наказания? — на самом деле, ответ тут не требуется.       — Нет, — дерзко и прямо, так же, как и пару часов назад, в доме, полном гостей, — я не сделал ничего плохого. Это ты не слушал меня.       — Вот оно что, — нехорошо тянет Намджун, — подойди.       Поколебавшись, Юнги все же подходит и встает напротив, сцепив руки в замок за спиной и опустив голову. Не закрываться и дать себя рассматривать — это первое, чему он научился с Намджуном.       Вообще, ему нечего стыдиться. Конечно, он не может похвастаться грудой мускулов, как его Дом, но определенная доля маскулинности и некий мужской шарм являются неотъемлемой частью его характера.       Джин иногда в сердцах называет его сукой. И он скорее даст отпилить себе что-нибудь важное, чем признается, как эта унизительная кличка заставляет его течь.       — Значит, это я виноват? — мягко переспрашивает Намджун, ласково проводя по его телу снизу вверх, от пояса джинс до расстегнутого ворота рубашки без рукавов. — Я был к тебе невнимателен?       Не сомневаясь, Юнги кивает. И охает сдавленно, когда, зацепив его ладонью за шею, Намджун резко, почти без замаха бьет другой рукой прямо в живот.       — Ну, ну, — все так же мягко шепчет он, придерживая за талию и поглаживая по волосам задохнувшегося Юнги, который просто ткнулся ему лицом в грудь, пытаясь устоять. — Что же ты?       Намджун поднимает его лицо, легко целует щеки, нос, лоб, закрытые веки, нежно смеется в висок, и Джин ловит полный такой любви к ним обоим взгляд, что встает, подходит ближе и обнимает Юнги со спины, в свою очередь поддерживая тоже.       Ему это очень нужно сейчас.       — Я считаю, что нужно все-таки преподать тебе урок, — Джин понимает, чего добивается Намджун. И полностью одобряет его. — Держись давай.       Намджун перекидывает Юнги через плечо и, даже не покачнувшись, разворачивается и направляется в сторону столовой. Усаживает свою ношу, расстегивает ремень на себе и дергает его из шлевок.       — Руки на стол.       — Нет, — помертвевшими губами просит Юнги. Он оперирующий врач, и его пальцы — его самый дражайший инструмент. Только не руки.       — Да, — Намджун подзывает Джина. — Встань за ним, раздень и придержи.       Молча старший опускается на колени и снимает с Юнги рубашку. Он даже не может предположить, каково сейчас Юнги, если у самого что-то боязливо съеживается внутри. Но он доверяет, больше жизни верит им обоим.       Намджун знает, что делает.       — Я не могу, — в глазах у Мина злые слезы, его провокация не должна была кончиться так. Руки были одним из его мягких пределов, но на самой грани, и Намджун никогда не трогал эту часть его тела, с лихвой используя то, что не было под условным запретом. Но сегодня он заигрался. — Намджун, нет…       — Мне повторить? — грозно, зло. Конечно, он не потерял контроль и не собирался никого калечить. А вот припугнуть до мокрых штанишек — вполне. — Или что, выебываться сукой тебе можно только по твоим правилам?       — Наму, — Юнги смаргивает злые слезы, когда неуверенно вытягивает дрожащие ладони над глянцевой поверхностью, — Не надо.       — Ты мой, от миленьких розовых пяточек и до бестолковой головы, — Намджун хватает его за запястья, поворачивая руки вверх ладонями и прижимая их к столу, — и я буду делать с тобой все, что заблагорассудится.       — Джун, — дрожащий голос выдает, как Юнги на самом деле страшно, — пожалуйста…       Слезы катятся по его лицу, падают на пол, пока Джин не отворачивает его голову к себе, накрывая ладонью горячий лоб, и мокрые ресницы.       — Не смотри, — он целует, перебирает губами мочку уха, нежное местечко на шее, кожу на загривке, немного вытаскивая из водоворота страха и ожидаемой боли в реальность, — не надо, просто дыши со мной.       Юнги срывается на громкие всхлипы, полностью переставая сдерживать себя. Господи, как же страшно…       — Держи руки так, как я поставил, слышишь? — Намджун наклоняется, быстро целуя его в щеку, не мешая плакать и никак это не комментируя. — Кивни, если не можешь ответить.       Он дожидается подтверждающего жеста, замахивается и наносит первый удар.       — Джун!       Ремень широкий и мягкий, из хорошей дорогой кожи, и по правде, порку такую можно скорее отнести к забаве, нежели к наказанию.       Второй удар ложится рядом с первым, ровно и симметрично, оставляя после себя красные полосы.       — Джун, хватит, все! — Юнги трясет, он готов признать, что зарвался, готов признать, что не стоило, готов признать что угодно, лишь бы это прекратилось. — Пожалуйста, все!       Хмыкнув, Намджун кладет третью, особенно яркую полосу точно поперек локтевых сгибов, повернутых вверх и специально так уязвимо раскрытых.       Мин заходится криком от неожиданности, его голова падает Джину на плечо, он жадно, загнанно дышит, но рук от стола не отнимает.       — Вот так, котенок, — Сокджин шепчет тихо-тихо, чтобы Намджун гарантированно не услышал слов, но мог понять тембр, — наш маленький, наш любимый малыш. Ты просто чудо, солнышко, так послушен, правда?       Намджун бьет еще, раз и другой, опасно близко к багровым полосам на самых сгибах локтей, не жалея силы и ременной кожи. Ударяя рядом с уже поврежденной кожей, он скорее дает полнее прочувствовать боль предыдущих ударов, чем намеренно причиняет новую.       — Нежный, ранимый, прекрасный ребенок, — продолжает Джин, поглаживая его по плечам и шее, — каждый день я благодарю судьбу, что встретил тебя, каждый день радуюсь, что принадлежу тебе. Больше всего боюсь, что ты скажешь, что справишься и без меня, один. Я так не люблю, когда ты молчишь и закрываешься в себе, не делай так, ладно?       Удары сыплются на руки Мина один за другим, но они уже не жалящие, а скорее разогревающие кровь, будоражащие. Он чувствует, как заводится, и не может перестать плакать.       Как же стыдно.       — Двадцать, хватит с тебя, — Намджун не думая отодвигает массивный стол одной рукой, и у Юнги по спине вниз ползет липкое возбуждение. В очередной раз, бездумно и так легко, демонстрация силы и мощи настолько отличающейся от его, что Мин чувствует, как ему становятся тесными брюки. — Руки.       Нимало не смущаясь, Намджун встает перед ним на колени, вклинившись между разведенных в стороны ног. Очень близко, и очень горячо было бы, вздумай Намджун его поцеловать сейчас. Или потянуться через него, чтобы поцеловать Джина.       Он делает лучше. Как и всегда.       Открытым ртом он жадно припадает к ранкам на левом локте, и с силой всасывает чувствительную, горящую, невыносимо раздраженную кожу в рот, чтобы сильно укусить потом. Юнги пытается сжаться и вытолкнуть Намджуна прочь, но кто ему позволит, собственно?       Рыча, Намджун впивается пальцами в бедро Мина, возвращая его ногу на место, а второй рукой подхватывает под спину, переходя к поцелуям на шее. Юнги дрожит, плачет, и совсем не может сопротивляться.       Да и не хочет, если уж совсем честно.       — Держи, — Джин вкладывает Мину в трясущуюся ладонь этот злоебучий пульт, который он уже видеть не может. — Делай с ним, что хочешь.       — Готов ко второй части наказания? — предвкушающе ухмыляется Намджун перед ним, и рвет пуговицу с его брюк. Все, на что хватает Юнги, пока Намджун не принимается за него всерьез — это нажать выученную кнопочку «три-в-одном», потому что какие к черту игры, когда его Дом собирается ему сделать это?       — Сэр, он сделал в точности то, что мы от него ожидали, — Джин стонет за спиной у Юнги, мелко вздрагивая, и по испарине на его лбу Намджун понимает, как же измучен старший. — Сэр, пожалуйста…       — Дождись меня, Джини, — треск ткани знаменует конец борьбы с молнией, — хочу увидеть, как ты кончишь на моем члене, ты будешь таким красивым…       Последние слова Намджун бормочет уже принимая на язык влажную, истекающую смазкой головку. Юнги над ним выдыхает со стоном и прогнувшись назад, притягивает к себе Сокджина для поцелуя.       — Вот так, детки, устройте для меня шоу, — железная сила воли позволяет без усилий держать себя в руках, его желания всегда уходят на второй, третий, десятый план, пока он не убедится, что два его любимых человека получили все возможное, что он мог дать им сегодня. — Прекрасные…       Оперевшись руками на любимые, стройные молочные бедра, Намджун переходит к главному. К ласкам, призванным вырвать гортанные стоны, способным пустить предоргазменные судороги по нежному телу, необходимым для того, чтобы почувствовать себя любимым.       Если уж этот глупыш по-другому не понимает.       — Джун, Джун, — хнычет Юнги, обрывая собственные движения бедрами вверх, и судорожно цепляясь за Джина, — сэр, пожалуйста, пожалуйста…можно…       — Возьми меня за волосы, — низко и хрипло, и это не просьба — приказ, которого Юнги не смеет ослушаться. Но то, как удивленно он смотрит на Намджуна, того стоит. — Возьми как удобно и трахни меня как следует в самую глотку, тебе ясно, котенок?       Джин восхищенно смотрит на него из-за плеча Мина и одними губами шепчет «ялюблютебя».       А Юнги только и остается, что подчиниться. Сначала его рука скользит неуверенно, осторожно перебирая прядки, будто примериваясь, но потом Намджун с силой шлепает его, и кулак сам сжимается, насаживая покорно открытый рот на себя. А потом еще, и еще, и еще, и еще, и о господи, блять, боже как это прекрасно еще, все сильнее толкаясь в такт, пока вспышка под веками не перекрывает сознание и живот не щекочет липкое семя и чужое тяжелое дыхание, а шею не прикусывает сзади Джин, прекрасно зная все его слабые места.       Он так сильно любит их, это просто невероятно.       — Сэр, пожалуйста, позаботьтесь обо мне, — чуть не плачет Сокджин, тяжело уперевшись руками в пол между своими разъехавшимися коленями, чтобы хоть как-то устоять, пока Намджун рывком поднимает Мина на руки и укладывает на диван, прикрывая сверху пледом и нежно целуя напоследок, — пожалуйста, сэр, вы же не забыли обо мне, сэр…       — Как ты мог такое подумать, — Джин почти взлетает в воздух и приземляется спиной все на тот же многострадальный стол. — Сейчас, мой хороший…       Джин настолько нуждается в прикосновениях Намджуна, что уже сам тянет с себя худи, но от спешки запутывается и барахтается нелепо, чуть не плача.       — Не вреди себе, подожди, — его вытряхивают из одежды, быстро, очень быстро расстегивают и срывают джинсы. Почти до колен, пока Намджун вдруг не стопорится и не спрашивает:       — Или оставить?       Джин только мотает головой, поворачиваясь набок. Не сегодня, не сейчас, он не может решать такие вещи, пока все, чего он хочет — это член Намджуна и его поцелуи, ну пожалуйста, скорее…       — Замри, — ласковые руки толкают под колени, и Джин прижимает их к груди, максимально открываясь. Проводок от яйца почти отклеился оттого, насколько внутренняя поверхность его бедра мокрая от пота и вытекшей смазки. Намджун рвет черный скотч, не боясь причинить боль — только не такую — и медленно вводит два пальца внутрь, одновременно аккуратно подтягивая игрушку ближе. — Расслабься для меня.       Джин размеренно дышит, стараясь не сжиматься, пока вибрирующее — а кто бы ее отключил? — орудие пытки наконец не покидает его тело, но не успевает вдохнуть снова, как чувствует такое желанное, такое знакомое, такое пиздецки волшебное и нужное жжение, легкую боль и полную, всеобъемлющую заполненность.       Он бы кончил сейчас, если бы не ремешки.       Обхватив руками себя под коленями, Сокджин старается получить еще больше, еще лучше, пока Намджун не подтягивает его к себе и не входит просто по самые яйца, да так, что старшего тащит лицом по столу от силы толчка. Он измученно, жалобно стонет, не в силах сказать, что ему нужно просто…нужно, чтобы все сняли и хорошенько выебали, он же заслужил сегодня, ну же…       — Тише, тише, маленький, — Юнги больше похож на привидение, обнаженным завернутый в плед, но его руки привычно нежно держат джиново лицо, пока он его целует, — мы позаботимся о тебе, мы все сейчас сделаем, правда ведь, детка, правда?       Джин кивает быстро-быстро и целует в ответ, чувствуя, насколько сильно Намджун его трахает, прямо сквозь скрип стола и громкие хлюпанья его дырки.       Ох, он так разъебан.       Он тонко, почти беззвучно стонет снова и тянется вниз, чтобы хотя бы коснуться, раз он не заслужил, чтобы с него сняли эти гребаные ремешки, если он не заслужил кончить, хотя бы погладить, сжать…       Юнги срывает тонкие кожаные полоски фиксаторов с его яиц и члена в один момент с тем, как Намджун выстанывает громко, откинув голову назад и натягивая его на себя такой амплитудой, что слышится треск дерева:       — Кончи со мной, кончи для меня, давай, мой хороший, сделай все красиво-ох, как только ты умеешь…       И Джина взрывает, просто полосует оргазмом, ноги сводит судорогой, он буквально скручивается в клубок и кричит надрывно все время, пока кончает, забрызгивая всего себя, попадая даже немного на Мина, что пытается его придержать, навалившись поперек груди.       Он кончает, и кончает, и кончает, пока Намджун продолжает трахать его, такого восхитительно тугого и узкого, но горячечно прекрасного, пока Намджун содрогается вместе с ним, пока Юнги целует его открытый рот грязно и жадно, забирая себе его крики.       В звенящей тишине они кое-как расцепляются, но Джин начинает плакать, когда Намджун выходит из него.       У него такое бывает. От сенсорной перегрузки, от переизбытка эмоций ему нужно гораздо больше времени после, чтобы прийти в себя, и он ненавидит быть, как он говорит, пустым в этот период. Глупое тело не хочет так быстро отпускать удовольствие, и любыми путями требует его обратно. Они знают, как с этим справиться.       Юнги тихо воркует над ним, успокаивая, пока пробирается пальцами между скользких ягодиц, плавно толкаясь внутрь. Он целует Джина снова и снова, мягко и совсем целомудренно, лишь касаясь губами, пока его рука медленно двигается между ног старшего. Сокджина иногда прошивает судорогами остаточного удовольствия, и он ни в какую не хочет отпускать Юнги из кольца своих рук.       А Мин, смешно сказать, еле достает ногами до пола, лежа животом на столе, так он спешил помочь им двоим.       — Как вы тут? — Намджун возвращается с полотенцем, быстро обтирает их обоих, ловко переворачивая. — Он опять довел себя до края?       — Ты же знаешь, ему это нравится, — Юнги хмурится недовольно, когда Намджун меняет его руку на свою внутри тела Сокджина. — Пойдем в постель. Завтра уберусь.       — Я помогу, — взять старшего на руки никогда не было проблемой, не стало и сейчас. — Иди сюда.       Все также держа Джина, Намджун вплотную подходит к Мину и целует его в лоб, прижимаясь своим после.       — Не молчи, я тебя прошу, — вдруг говорит Намджун, прикрыв глаза, — что бы ни было в твоей голове, какая бы это ни была чушь — расскажи мне. Нам. Мы справимся вместе. Хорошо?       Пересохшим горлом звуков издать не удается, и Юнги просто кивает.